1 часть (1/1)

Подростком быть херово. Кажется, что жизнь – это полуразбитая, ветхая лодчонка, наспех сколоченная из первых попавшихся досок. Сидишь в этой лодочке, совершенно одинокий, а тебя окружает открытое море, что ощущается на пересохших губах солёными, горчащими брызгами. А море это, оно не так просто и обыденно, как кажется. В складках ледяной лазурной воды скрывается нечто пугающее, дикое, неподдающееся разумным объяснениям.Днём море ласковое и нежное, струится сквозь пальцы эфемерным шёлком, бережно сжимает в своих больших, тёплых руках, словно оберегая от опасностей, которые само же таит. Море любит тебя. А ты любишь море. Проще говоря: Мир. Идиллия. Котятки. Пушистые носочки. Лепестки полевых цветов. И кажется, что и жизнь хороша, и жить хорошо. Но потом наступает ночь. Опускается на море приторно-сладкой, тошнотворной глазурью, давит на тебя и лодочку своим свинцовым брюхом, забивается в лёгкие клочками чего-то насквозь прогнившего, выгоревшего и рассыпавшегося пеплом. И сил нет терпеть это всё. Ты задыхаешься, хватаешься за горло пальцами, царапаешь шею в кровь, сдираешь окровавленные пласты кожи, лишь бы избавиться от этого дикого чувства тоски и беспомощности. А потом судорожно перегибаешься через край своего разбитного (как и ты) судна, и пытаешься выблевать из себя весь скопившийся гной и смрад, всю угольную черноту и кислотную, разъедающую изнутри слизь. Стражники Тьмы не заставляют долго ждать. Тебя окружают огромные серебристые рыбины с призывно распахнутыми пастями. Они с убийственным ожесточением вгрызаются в влажное, солоноватое, едва не прогнившее дерево, пытаясь добраться до горячей, сладкой плоти. Их цель – твоя ничтожная туша, насквозь пропитанная горчащей болью, страхами, заблуждениями, ненавистью, ложью. А дальше выбор только за тобой.Можно сопротивляться изо всех сил. Судорожно выхватывать из взбунтовавшихся волн заострённые осколки своей ?ветхой лодчонки?, с ржавыми, опасно торчащими гвоздями. Отчаянно колошматить хищных, мерзко скалившихся рыбин, отбиваться, пытаться протянуть до рассвета. Ведь ещё чуть-чуть осталось… Совсем немного. Над милым, ласковым морем растянется нежное небесное полотно, а солнце окрасит воду в сладкий лазурный оттенок, вытравливая из неё кровь и ошмётки плоти – твоей и рыб. Опять будет казаться: ?и жизнь хороша, и жить хорошо?, пока тьма, по старой памяти, не сомкнёт каменные, ледяные пальцы на твоей глотке. Есть ещё один исход – зажмурить глаза, сомкнуть зубы и просто отдаться на съедение серебристым монстрам с глазами людей, когда-то навсегда покинувших тебя, оставивших в сердце дыры с гноящимися краями. Ханна Бейкер сражалась слишком долго. И не выдержала. Три недели назад, опустившись в ванную, наполненную ледяной водой (солёной и горчащей), сжимая в дрожащих пальцах лезвие – девушка добровольно пожертвовала собой, став кормом для монстров из её собственного моря. ***У Беверли Демпси тёплая плюшевая пижама в виде единорога, пёстрые носки из совершенно разных пар (спанч-боб и черепашки ниндзя ведут прямой репортаж со стоп подростка и передают вам горячий привет), а ещё любимый телефон с немного потрескавшимся экраном, судорожно сжатый в тонких, костлявых пальцах.Беверли рассерженно шмыгает покрасневшим носом и с ожесточением стирает две солёные, тёплые капли, украдкой соскользнувшие с дрожащих губ на мутный экран.Она вбирает в лёгкие воздух, надрывисто и ломано, рассеянно качая головой.Ханна Бейкер, однажды осветившая своим появление телефонную галерею девчонки (и не только галерею, при одном только виде одноклассницы в школьном коридоре, сердце Бев начинало учащённо биться), смотрит на Демпси своими невероятными льдистыми глазами, щурится, словно дикая кошка, и улыбается так медово-вязано… что все и без того хрупкие попытки заверить окружающих (хотя, скорее всего, себя) в том, что ?Да не нравилась мне Ханна Бейкер. Мы даже почти не знали друг друга?, рассыпались невесомыми хлопьями пепла. Последние пару месяцев девушки даже не здоровались в школьных коридорах и не садились вместе за один столик в столовой, сдвигая подносы почти вплотную, без стеснения изымая с чужой тарелки картошку-фри или ломтики бекона. Они стали такими же чужими, как прошлым летом, когда у Бейкер и старшего брата Беверли наклюнулся роман. Со смерти Ханны Бейкер прошло три недели. Все эти три недели Беверли уверяла себя, что ей плевать. Так почему же сейчас девчонке кажется, что сердце из груди вырвали без анестезии, грубо ломая, измельчая решётку рёбер в пыль. Почему так больно? Демпси казалось, что она давно забыла про Бейкер. Что не было в её жизни это сладкой солнечной улыбки, не было мягкий волос, которые она любила заплетать на особенно скучных уроках литературы. Ничего этого не было. Уверяла себя Беверли. Но пузырёк с душистым, сладким мёдом, когда-то давно приютившийся в её сердце, говорил об обратном. Ханна на экране телефона – такая же красивая и живая, как три недели назад. Улыбается чему-то своему, щуря глаза, как лисица.- Беверли! Беверли, ты проснулась?! – на первом этаже слышится визгливый голос матери, собирающейся на работу. Бев откладывает телефон на тумбочку, раздражённо закатывая глаза и спрыгивает с давно заправленной постели.- Да, капитан, я проснулась давным-давно, но не вижу смысла вообще просыпаться по утрам в доме, в котором я главное разочарование и ничтожество, - сухим, хриплым голосом отзывается средний ребёнок Демпси, сбегая с лестницы, быстро перебирая ногами в мягких, шерстяных носках. - Ну почему ты такая?! Почему ты не можешь быть такой же, как брат и сестра? – с горечью спрашивает женщина, поджимая ярко-накрашенные губы и поправляя перед большим зеркалом свой идеально выглаженный пиджак. - А почему ты такая? – с усмешкой спросила Беверли.Миссис Демпси лишь в очередной раз качает головой, целует в макушку младшую дочь, пробегающую мимо неё в ванную, берёт с комода ключи от машины и выходит на улицу.Вот и всё. Обычное утро в семье Демпси. Обычное утро после смерти отца. Ничего необычного. Беверли пожимает плечами и дёргает носом. С кухни не исходит никаких запахов, кроме свежезаваренного кофе, поэтому кормить младшую сестру и старшего брата придётся ей. Опять же, ничего необычного. Беверли привыкла брать на себя все обязанности матери. Та в основном лишь пропадала на работе, на всяких собраниях и вечеринках, в честь этих собраний, говорила Заку, какое он солнышко, целовала младшую дочь перед сном и во всём попрекала Беверли.Беверли, шаркая ногами по холодному полу, словно старушка, прошла на кухню, приблизилась к календарю.- Так, сегодня среда, - себе под нос пробормотала Демпси. – Значит, сегодня день яичницы с сыром и ветчиной, - с энтузиазмом воскликнула она так, что даже в ванной вода стала бежать чуть тише. Пока младшая сестрёнка умывалась и приводила себя в порядок, а Зак отсыпалась в кровати после очередной вечеринки у Брайса Уокера, Беверли порхала от холодильника к столу, от стола к плите, словно пчёлка, напевала под нос одну из песен битлз и отчаянно делала вид, что у неё всё за-ши-бись. Но мысли о Ханне проникают в сознание, словно песок сквозь пальцы на пляже.? - Зак пока спит, но ты можешь позавтракать со мной, - с улыбкой проговорила Беверли Демпси, впуская в дом красивую, невысокую девушку с потрясающими ямочками на щеках. – Мама на работе допоздна, сестра у бабушки с дедушкой, так что вам не о чем беспокоиться. – с хитрой, заговорщицкой улыбкой протянула девушка. - О чём ты? – нервно хмыкнула Ханна. – Я.. мы просто занимаемся математикой- Летом?- Ну.. да, готовимся, к новому учебному году.- Да ладно, я видела, как вы целовались у нас на крыльце. СОВЕРШЕННО СЛУЧАЙНО. Но это было мило. И глупо. Вам повезло если соседи не увидели.- Оу, хорошо, мы будем осмотрительней, - улыбнулась Ханна. – спасибо, Бев.- Да без проблем. Будешь яичницу с сыром и ветчиной?- Зак говорил, что в вашем доме ты всегда готовишь, и ещё пару часов нахваливал твою еду. Так что да, не откажусь?.- Эй, Беви, - из тумана девушку вызволяет тихий, обеспокоенный голос младшей сестры. – Ты что, плачешь? Из-за мамы, да?Беверли оборачивается и видит перед собой печальную мордашку девочки. У той глаза кругленькие, как пуговки, и до дьявола проникновенные, а брови домиком выгнуты.- Что ты, малышка, - натянув серьёзную мину, качает головой старшая сестра, украдкой утирая влажную дорожку на щеках. – Просто… просто дома кончилась соль, а ты же не хочешь есть недосолённую яичницу? Девочка тихо смеётся, но сестре не верит. В их доме так заведено. Никто никому не верит и все делают вид, что так и должно быть. - Иди, разбуди Зака, я пока соберу вам ланч в школу.- Сейчас всё будет, мам, - поддевает старшую младшая и убегает, задорно взмахнув заплетенным косичками. Процесс пробуждения старшего брата всегда затягивается на двадцать минут, поэтому, соорудив несколько бутербродов с джемом и арахисовым маслом, положив пару фруктов и шоколадные батончики, Беверли наконец-то может и себя привести в порядок. Девчонка умылась ещё давно, но накраситься и превратить гнездо волос в что-то более-менее симпатичное не успела. В ванной из зеркала на неё выглядывает существо, которому даже с натяжкой нельзя дать шестнадцать лет. Низкий рост, пухлые щёки и круглые, словно у совы, глаза делают её моложе на пару лет, а короткая стрижка – похожей на наглого мальчишку. Детское лицо и чуть пухлую фигурку она компенсирует агрессивным макияжем и неимение буйным характером. Ярко-подведённые глаза (Зак говорит, что она похожа на злобного енота, но Беверли плевать, в общем то) и красные, словно ягоды, губы – повседневный макияж Беверли Демпси. В своей комнате девушка сбрасывает пижаму и быстро натягивает чёрную футболку с какой-то не попятной надписью на японском, удобные чуть большеватые для неё джинсы и старую спортивную куртку брата, из которой он вырос. - Без меня завтракаете, черти? – деланно-строгим голосом кричит Беверли, сбегая по лестнице.- Мы не виноваты, что ты собираешься по два часа! – ворчит младшая сестра.Беверли хочет возразить, но её перебивает Зак:- И это правда, - смеётся парень. – Но яичница потрясающая, ты в очередной раз сотворила чудо.- Ну вот только не надо подлизываться, - обижается Бев, опускаясь на рядом стоящий стул. – Не забыли по ланч-боксы?- Никак нет, мэм! – хором отвечают ребята. - Клоуны, ей-богу, - закатывает глаза Беверли. – Я завтракать не буду и пойду в машину, посуду можете не мыть, приду - сама помою.***Школа встречает Беверли шумным кружевом всевозможных сонных и не очень голосов, клочками и отрывками фраз с кривыми краями, в них слышалось имя, болью отзывающееся в груди Демпси. ?Ханна?. Беверли украдкой косится на мемориал Бейкер, с которым фотографировались какие-то смазливые школьницы. Шкафчик, уклеенный фотографиями одноклассницы, какими-то стикерами и другим дерьмом. Бев, знаете, и не хотела бы туда смотреть, но её шкафчик находится через один от шкафчика Ханны. Бывшего шкафчика Ханны. Девчонки, вдоволь нафотографировавшись и настрадавшись, куда-то слиняли, на урок, наверное. Беверли со злостью захлопывает дверцу своего шкафчика и ударяет по нему кулаком. Слёзы собираются где-то за кромкой глаз, а в сердце – кусок льда, с болью ударяющийся о рёбра. - Полегче, Демпси, - мимо проходит Тони. Приблизившись, он дружески хлопает её по плечу. – Ты как? В норме? До Беверли не сразу доходит то, что парню, собственно, от нее нужно.- Ну, ты сейчас сломаешь дверь своего шкафчика, яростная Бев, - разъясняя, усмехнулся одноклассник, качая головой. - Тони, лапа, - саркастично тянет Демпси, морща нос. – Я не в порядке с того самого момента, как появилась на этот чёртов свет.Тони тихо смеётся. В этом вся Демпси – саморазрушающие шуточки, кривые ухмылки и средние пальцы, с завидной постоянностью посылаемые кому-нибудь из спортсменов-придурков. - Но после того, как малышка Ханна перерезала свои вены, наплевав на родителей и всех остальных, оставила нам эти чёртовы кассеты, на которых, словно мстительная сука, обвинила в своей смерти всех и вся – Тони, солнце, я просто в жопе. И ты тоже. И Джессика, и Зак, и Тайлер, и все. - Демпси, - серьёзно произнёс Падилья, заглядывая в лицо одноклассницы и замечая горечь, плещущуюся на дне карих глаз. – Со мной ты можешь не быть такой стервой, - Беверли на это заявление ухмыляется и опирается на шкафчик плечом. – Я вижу, как ты скучаешь по Ханне и хочешь разъебать каждого, кто хоть как-то причастен к её смерти.Демпси кивнула, неопределённо дёргая плечами.- Скучаю, - не стала отрицать она. – И если бы у меня была возможность, я бы легла в эту ванну за неё, но… Эти кассеты – наше блядское проклятье. Ханне сделали больно. Специально или не подумав… И она решила сделать больно остальным. Допустим, ублюдок Брайс этого заслуживал, Коул, даже Джастин, за то, что оно такое бесхарактерное дерьмо, зависящее от Уокера, Тайлер, Кортни… Да в любом случае, не нам судить, кто и чего достоин! – вспыхнула старшеклассница, замотав головой. – Я просто устала от всего этого, а впереди ещё душка Дженсен, который вообще ни к чему не причастен, ублюдочный Брайс, Шери и мистер Портер. И за каждым нужно ходить и подтирать сопли?- Я тоже устал, - выдохнув, признался Тони. – Но, мы просто сделаем это, - он хлопнул девчонку по плечу. – Хорошо?- Хорошо, - повинно склонив голову, пробормотала Бев. - Ненавижу эту школу.- Да, я тоже, Демпси. Ну ладно, до встречи. Беверли вяло улыбнулась и облокотилась на свой шкафчик. На урок идти не хотелось.- Что ты вынюхиваешь здесь, Дженсен? – в нескольких метрах от себя, девочка услышала шипящий, насквозь прокуренный голос своего друга – Джастина Фоли. Сделав вид, что смотрит расписание в телефоне, старшеклассница стала прислушиваться. - А что я могу здесь вынюхивать? – Клэй Дженсен отзывается так спокойной и отрешенно, что вдоль позвоночника пробегают мурашки. - Ты мне скажи, - Беверли закатывает глаза на очередную реплику парня. - Ты хоть знаешь, как меня зовут?- Конечно, Клэй.- Боже, Фоули, - Бев, решившая вмешаться, встала между одноклассниками. – Отвали от него.- А тебе какое дело? С каких пор ты защищаешь всяких придурков?- Хм… с тех, когда в начальной школе кидалась горошком в тех мальчишек, которые дразнили тебя? И вообще, повторюсь дважды, отвали, блядь, от него, - прорычала Демпси, впиваясь в Фоули взглядом. – Он вообще ещё… ничего не знает. - Эй, был уже второй звонок, почему вы ещё в коридоре! – раздался голос мистера Портера. Беверли вздохнула, повернулась к нему, и с самой сладчайшей улыбкой проговорила:- Простите, мистер портер, мы уже уходим.- Беверли Демпси улыбается и не грубит? Я приятно удивлен.- Да, и такое тоже бывает, - пожала плечами девчонка, подцепляя Дженсена под локоть. – Мы с Клэем уже уходим на…- Биологию, - с нотками удивления в голосе, отзывается парнишка.- Да, биологию. Всего хорошего. - О чём я не знаю? – спрашивает Дженсен, не осмелившись вырваться из цепкой хватки этой полторашки свою руку. - Многого, дитя моё, - тоном столетнего старика-философа протянула Бев. - А конкретнее? - А по лицу? - Что?- Что? – с сладчайшей улыбкой тянет девочка. – Я правда пока не могу рассказать, Дженсен, - вкрадчиво шепчет она, грустно улыбаясь. – Но скоро ты сам всё поймёшь, и ты это, - Демпси запнулась. – Если что пиши-звони, хотя, я и так ближайшее время буду рядом.И быстро встав на цыпочки, это странная безумная девчонка чмокнула его в щёку, оставляя след от алой помады, и ускользнула куда-то в сторону библиотеки, оставляя после себя больше вопросов, чем ответов. ***Запахи раскаленного масла, дешевого кофе и еще чего-то совершенно непередаваемого смешались воедино, и неприятным налетом забивались в нос и легкие. Беверли сидит за столом, придавленная весом головы Рида на своем плече, и сверлит пустоту отрешенным взглядом. Вот он, неизменный столик у окна, залитый солнечным светом и островками пыли; вот она, неизменная компания спортсменов и черлидерш, окружающих девушку со всех сторон. Вот он – Брайс Уокер – травящий очередную неуместную шутку, улыбающийся так щемяще-ярко, показывая миру неотразимые ямочки на щеках. Насильник. Кассета номер двенадцать. Джастин Фоли – мальчик с тяжелой судьбой, прописанной вдоль разветвления вен и гранитного позвоночника. Мальчик, которого семилетняя Беверли защищала от местных хулиганов, глумившихся над потрепанной одеждой ребенка и отсутствием у него отца. Прихвостень и шестерка Уокера, неспособная возразить другу даже когда тот безнаказанно насилует его девушку. Кассеты номер один и десять.Быстрый взгляд мазутных глаз перемещается от лица к лицу. Буравит, испепеляет, пожирает. Эти блядские кассеты – ядовитое, отвратительное клеймо и их общий крест. За столом лишь малая часть ?дюжины Бейкер?, но кошки на душе скребут от этого не меньше. Беверли вяло ковыряется в салате, отбрасывая на край тарелки ненавистную кукурузу. Желание сбежать кипит в ней раскаленной, насквозь прожигающей смолой. - Сегодня у тебя или у меня? – горячее дыхание Скотта обжигает мочку уха и немного шею. Беверли ёжится от приятного ощущения, разливающегося по всему телу. Приятного, но пиздец, какого неуместного. Улыбка Скотта Рида могла бы осветить всю Америку на раз-два-три. У него руки сильные, но удивительно нежные в мгновения, когда он обнимает её за плечи, чуть прижимая к себе. Мягкая кожа с россыпью веснушек. От Рида пахнет ментолом, ненавязчивым дезодорантом и крепким кофе из Монэ. Скотт целуется до земли, выбивающейся из-под ног, и отсутствия воздуха в легких. Он прекрасный парень, это истина подтвержденная и непоколебимая. Но Беверли его не любит. От слова ?совсем?. У них отношения заканчиваются дружбой в почти два года, привязанностью и сексом без обязательств. - Прости, Скотти, трахаться – это последнее, чего бы я хотела в ближайшее время, - Беверли Демпси – это открытая рана с рваными, гноящимися краями. Она истекает ядом, плюется желчью во все, до чего достает, и всем своим видом показывает, как же ей остоебенила эта школа, эти лица, Ханна, которая лишила себя жизни, и сбросила на Тони и Бев блядские кассеты и опекунство над ?дюжиной Бейкер?. - Черт возьми, Демпси, прошло уже три недели, - встревает Брайс, посылая своей подруге (подруге ли?) кривую улыбку. – Хватит плеваться во всех ядом из-за своей Бэйкер. Она сделала свой выбор, никто не совал ей это лезвие в руки. Беверли смотрит на Брайса. На того самого мальчика, в объятиях которого она выплакивала всё наболевшее еще каких-то три года назад. На своего, если не лучшего, то очень близкого и дорогого друга. Они играли с ним в классики и прятки в далекие восемь лет. Брайс делился с ней апельсиновой жвачкой и всегда вставал на её сторону, когда девочка ругалась со старшим братом. - Ты прав, Брайс, никто. Абсолютно, - ровно и безэмоционально тянет девушка, шумно вставая из-за стола. Не обращая внимания на оклик Брайса и Зака, выходит из столовой, крепче сжимая в похолодевших пальцах лямки своего рюкзака. Когда из обычных детей они успели превратились в циничных, беспринципных ублюдков? К сожалению, Беверли Демпси как-то ненавязчиво упустила этот переломный момент. Брайс Уокер. Джастин Фоли. Монтгомери Де Ла Круз. Зак и Беверли Демпси. Они всегда были вместе, сколько девочка себя помнила. Пять стихий. Пять элементов. Пять фрагментов одного паззла. Они были разными. До пизды разными. Но за друг друга готовы были рвать и метать. Беверли заменила каждому из них мать. Звучит глупо и нелепо, учитывая то, что среди друзей она была самой младшей. Однако, это так. У каждого из ребят были проблемы с семьей, не взирая на их финансовое благополучие и достаток. Не важно – богатенький Брайс или сын наркоманки – Джастин, Монти – у которого мать проходит реабилитацию в психиатрической больнице, а отец – без преувеличений тиран и деспот, или Зак – любимчик и солнышко их общей родительницы. От первого родители откупаются деньгами, статусом и исполнением любых его прихотей. Да, Уокер первый в старших классах получил собственную машину и мог позволить себе такие затраты, которые не были по зубам всей их компании вместе взятой. Но родители порой забывали спросить, как у него дела в школе, хорошо ли он себя чувствует и не хочет ли сегодня поужинать с ними, а не в своей комнате, как обычно. Про Фоли и говорить не чего. В алкогольно-наркотическом бреду родная мать не помнила лицо собственного ребенка и, порой, даже факт его существования. Отец Монтгомери срывал свою злость на нем, а его сын – на каждом, кто попадется под горячую руку мальчишки. Миссис Демпси готова задушить старшего сына в любви и заботе, но никогда не интересовалась тем, в чем действительно нуждался мальчик. Беверли резкая, угловатая и до пизды недолюбленная. Озлобленная, не столько на мать и всех вокруг, сколько на саму себя и свой чёртов колючий характер, не позволяющий быть ей более лучшей дочерью, более лучшим другом, более лучшим человеком. Порой, девчонка использует мат вместо знаков препинания (от этой скверной привычки пытается отучиться уже который год), а сарказм и язвительность, как главное оружие. Она очень редко использует слова ?люблю? и ?скучаю?, мальчики чаще выслушивают её тирады о том, какие они несносные придурки и что в гробу она видала каждого из них. Но Беверли любила. И, к сожалению, какой-то частью сознания, любит до сих пор каждого из них. Не смотря на безжизненный, мертвый голос Ханны Бейкер, преследующий её в кошмарах. Не смотря на ужасные поступки друзей, о которых девчонка впервые услышала три недели назад, сидя плечом к плечу с дрожащим Тони. Не смотря на не менее ужасные вещи, что творили парни, но Беверли закрывала на это глаза. Она все так же интересовалась самочувствием Брайса и покупала ему любимые сладости детства, для покупки которых сам Уокер был слишком взрослым и крутым. Она все так же будила брата поцелуем в лоб и щекоткой (а если мальчишка не вставал слишком долго, любовно обещала выпотрошить его тушу голыми руками и задушить его же кишками). Беверли неизменно клала в рюкзак лишний контейнер с едой для Джастина. Ждала Монтгомери после тренировок, с бутылкой воды, нежной улыбкой и фразой: ?сегодня ты был лучшим, сынок?. Монти на эту фразу язвительно отшучивался, закатывал глаза, но внутри него разливалось небывалое тепло, от этой глупой, но такой важной и привычной фразы. От мелкого припездня Демпси, которая огрызается чаще, чем дышит, постоянно влипает в неприятности и рушит собственную жизнь с садистским удовольствием. - Хочешь напиться? – Скотт догоняет её быстрее, чем ожидала Беверли. Девчонка тормозит и не успевает обернуться, как уже оказывается заключенной в крепкие объятия с запахом кофе и ментола. Эти объятия в который раз собирают её по кусочкам, фрагмент к фрагменту, скол к сколу. Скотт кладет свою голову на плечо старшеклассницы, упираясь острым подбородком. В объятьях Рида теплее, чем в Африке. Но перед глазами у Демпси маячит образ печальной девушки с кудрявым каре и необъятно-голубыми глазами.