Глава 2. Храм Премудрости Божьей (1/1)

С утра со стороны Мраморного моря ветер принёс дождь, который и без того выстудил и увлажнил этот город.На сей раз голос с минаретов были приглушены стуком дождя по карнизу. Но к полудню выглянуло солнце, в первый раз со дня нашего приезда, озарив город. Оно быстро высушило всю влагу, опустившуюся на город сегодня утром. Мы были в старом районе города, и красоты этого района города казались фантастическими в свете лучей послеполуденного солнца.Мы подходили к величественному храму, в своё время мечетью, а сейчас музею.Айя-Софья, собор Святой Софьи Премудрости Божьей — будто недвижимая в веках, она поражала своим величием, даже скованная в цепях минаретов. Снаружи красный камень, прямые формы, чуждые минареты. Внутри переплетение Османской и Византийской культур. Смешение древних мозаик и исламской каллиграфии, византийской архитектуры и чисто исламских элементов.Наше восхищение при входе в собор было трудно описать словами. Возгласы и изумления лишь сорвались с наших губ.Огромный золотой купол, украшенный старинными мозаиками стоял на сорока арочных окнах, и потоки света льющиеся из них размывали границы между, создавая ощущение гигантского парящего над зданием золотого купола.— А теперь мысленно уберите эти щиты с исламскими надписями, подновите мозаики, добавьте золота и залейте всё солнечным светом, — заговорческим шёпотом сказал Яков.Мы с Софьей лишь восхищённо переглянулись.— Такой она была, такой и осталась — мечтательно проговорил Яков.Недвижимая память о былом — вот чем являлся для него Собор святой Софии.***Когда мы вышли из собора, солнце уже начало клониться к закату, но жизнь после дождя, умывшего город, только начинала оживать, так же как и природа. Словно на глазах распускались почки на деревьях, пробивалась трава, а нетерпеливые садовники уже высаживали на клумбы тюльпаны. Толпы туристов выбирались из магазинчиков, отелей и кафешек и спешили увидеть достопримечательности этого чудного города. Именно тогда Софья в первый раз заметила слежку.***Вечером мы сидели в уютном кафе под апартаментами, ели местные блюда, пили ароматный чай и разговаривали.— Ирина, откуда ты знаешь так много о медицине? — спросил Яков.— Да, мне тоже интересно, — подтвердила Софья. — Я видела как ты работаешь в госпитале, ты всё делала с хирургической точностью.— Я училась этому очень долго, — заговорила я. — Сначала в Париже, потом в Лондоне, а далее уже в Америке. А так же мой муж был аптекарем.— Ты была замужем?! — воскликнула Софья.Яков лишь усмехнулся. Чего только не бывает в жизни.— Да, один раз, в России с 1698 по 1718 — 20 лет. Потом сбежала от мужа в Астрахань, а дальше на корабле, притворившись мальчиком. Каким бы скверным человеком мой муж не был, он являлся прекрасным специалистом. Одним из первых, кто открыл аптеку в новой столице — Петербурге — в 1713 году. Я у него многому научилась.Я замолчала и принялась за уже остывающий ароматный чай с пряностями.— Однажды ты упоминала что-то о Марсельской чуме… — начал Яков — было бы интересно узнать подробности.— Сейчас расскажу, — я вздохнула, мне были неприятны те воспоминания. — В 1720 году, в мае, я прибыла на корабле в Марсель. К сожалению, это было довольно неудачное время для приезда в город. Именно тогда в там разыгралась чума. Город был закрыт. Те месяцы проведённые в Марселе, оказались для меня настоящей школой жизни. Я имея знания о лекарствах, старалась помочь: составляла микстуры, мази. Что-то помогало, что-то нет. Я не заболевала. Точнее, заболевала несколько раз, но мой организм за два-три дня справлялся с чумой. Именно тогда я обнаружила, что могу лечить людей своей кровью. Я экспериментировала на людях.Я уплывала в даль воспоминаний. А история рассказывалась сама.***Марсель, октябрь, 1720 год.Холодный октябрьский воздух был пропитан вонью. Он окутывал злополучный Марсель, пробираясь в дома, где уже и без того гнили трупы. Улицы были загромождены, одеялами, тряпьём и лохмотьями которые под осенним дождём тоже начинали гнить.Я пробиралась к дому своего пациента. Я оделась в мужскую одежду, что бы не привлекать излишнего внимания. Подойдя к дому, сморщилась от вони. На двери дома был нарисован большой белый крест, означавший, что в доме есть больные. На втором этаже старого, разваливающегося дома лежал мой невольный пациент. Он был моей подопытной крысой уже около трёх дней.— Месье, я снова пришла, — сказала я мужчине, лежащем на куче старого тряпья, уже пять дней как без сознания. Бубонная чума неумолимо забирала у него жизнь.— Сегодня я попробую сделать вам кровопускание, и добавить лекарство прямо в кровь, — комментировала я свои планы.Я достала из-за пояса тонкий кинжал, купленный мной ещё в Астрахани, и разрезала сначала запястье моего невольного пациента, а потом и свою руку, и вливала свою кровь в рану на его руке, до тех пор пока обе раны не срослись. Через два часа жар постепенно спал. Отчаяние сменилось надеждой. А через два дня больной пришёл в себя.Таковы были мои первые успехи.***— В 1721 году я наконец смогла отправиться дальше из города, в котором так надолго задержалась.— Ты — сильный человек, — охарактеризовал меня Яков.— И долгоживущий — сказала Софья — я удивляюсь, неужели бессмертие — это проклятье, как говорят многие?Яков задумался:— Смотря как его воспринимать. Тебе никогда не должно надоедать жить, Софья.— Я про себя понимаю, отец, но вы?— Мне пока не надоело, — сказала я — Свободная, вольна идти куда захочу, что бы возвращаться в те места, где уже была. Разве это не прелестно?— Я волен делать, что хочу. Хочу познать этот мир и пока в нём остались тайны и загадки, он мне не наскучит.Мы переглянулись с Яковом и рассмеялись.Мы свободны, мы вольны делать, что захотим, мы хотим знать всё об этом мире.