Part I: Stockill (1/1)

Всего лишь ещё одно туманное утро. Жаль, что для меня оно начинается с самым первым лучом солнца, которое мне так редко доводится видеть. А ведь иногда хочется просто остаться в постели и не видеть того, что я вижу каждый день?— этих девушек.* * *Когда я только начал работать в этом месте, по настоянию моей матушки, то самые страшные минуты моей жизни были заключены в этот замок из крыс, разлагающихся трупов, крови и грязи. Невыносимый бой часов, скрежет механизмов, постоянные шаги за дверью, шорохи, чьи-то голоса и истошные вопли были прямо за моей дверью, но тягуче-медленно перетекали в мой кабинет. Не были спасением ни металлическая дверь, ни подушка на лице, когда лежу на диване, ни затычки для ушей. Даже крепкий виски не мог заглушить то, что проникло в меня и пропитало насквозь. Любые попытки спрятаться от этого были тщетны?— это всё равно, что затыкать водопад носовым платком.Кабинет главного врача, меня?— Монморенси Стокилла, был только вершиной айсберга. Ведь надо было ещё выходить за пределы комнаты, давать поручения персоналу и, в конце концов, общаться с теми, на кого смотреть тошно. Я говорю именно о них.Если вы не поняли, почему я не могу спокойно на них смотреть, значит, вы просто не видели и не слышали то же, что и я.Они?— это пациентки. С блока А всё только начинается, страшнее, когда их переводят в блок В. Когда я впервые пересёк порог этого учреждения, то испытал невольное чувство страха и отвращения, однако меня это даже привлекло. Позже лишь на миг я понял, куда попал, но гигантские деревянные двери позади меня уже были закрыты?— выхода не было. Это место было для меня самым настоящим Пеклом, которое только можно себе вообразить. Их водили в цепях и кожаных ремнях, одна тряпка на теле, и совсем босиком. Первое о чём я подумал было то, что нужно дать им немного одежды. Второе?— накормить. Девичьи рёбра торчали настолько, что, казалось, они вот-вот разрежут тонкую бледную кожу изнутри и вырвутся наружу. Но это не так страшно, когда понимаешь нечто страшнее?— никого это не будет волновать. Они постоянно кашляли и хрипели, сильнее, когда их били деревянными палками за то, что они не могут идти или отказываются что-то делать. Мне казалось, что сейчас они все дружно сломаются, забрызжут фонтаны крови (хотя с тем, какие они бледные, крови им выпустили не мало), кости будут торчать наружу, но они будут продолжать делать то, что делали.Первый день в Приюте для своенравных викторианских дев я не спал. Просто не мог уснуть, думая о них. Я представлял их глаза, тонкие, хрупкие руки, как они страдают каждый раз, когда их хватают и ведут на процедуры. Разве это не сущий Ад? Я просил, умолял свою мать сделать хоть что-нибудь для них или, хотя бы, выпустить меня из этой клетки. Ответ был таким же, как и всегда?— ?Нет?. Тогда я решил, что помогу им хоть чем-нибудь.С моим появлением в больнице стало неспокойно. Девочки стали понемногу набирать вес, потому что я увеличил порции в столовой и нанял нового повара. Их стали реже заковывать в цепи. На них появились новые ночные сорочки и им выдали чулки?— это то малое, что я мог для них сделать за такое количество средств. Я поначалу думал, что делаю всё правильно, но это было наглой ложью самому себе. Как же я был молод и глуп…Пациентки начали проявлять свои маниакальные способности, как только мы ослабили хватку. Три из них напали на медперсонал, одна укусила кровопускателя, другая вбежала на кухню и опрокинула кастрюлю с кипящим супом на повариху, после чего у той были невероятные ожоги. Таких происшествий становилось всё больше, и происходили они каждый божий день.Я смотрел на них и испытывал жалость.Я видел боль и страх у новичков.Но я не видел ничего в глазах у тех, кто был навеки обречён.Одни умирали, другие приходили. Из А в В и на кладбище позади лечебницы. Это был просто человеческий конвейер и я работал на нём.Минуты ужаса становились часами страха, месяцами смирения, годами и годами бесконечной смерти и страданий, к которым, кроме как омерзение, перестаёшь что-либо испытывать вообще.Я любил своих девочек, я вкладывал в них всю свою заботу, я посвятил им свою чёртову жизнь и как они мне отплатили?! Они плюнули мне в лицо и рассмеялись моей доверчивости. Все они жалкие шлюхи, отбросы светского общества, те, кто ниже дна. Эти ?барышни? живут за счёт инстинктов и полагаются на своё безумие. Одни: воровки, детоубийцы, шизофренички; другие: самоубийцы, преступницы и нимфоманки. Изо дня в день, из камеры в камеру, от номера к номеру. Менялись обложки, но не содержание. Внутри этих сладких ягодок копошатся черви.