1 часть (1/1)

Говорили, что очень давно, при царе еще, в речке утопилась невеста.Городок, а тогда деревня, был парой километров выше по течению?— оттуда-то она и пришла на здешний берег. На обстоятельствах причины начинались разногласия: кто-то говорил, выдали за немилого?— богатого и злого старика. Кто-то?— что жениха в солдаты забрали и убили на войне с турками. Но сходились на том, что было это в дремучие царские времена и от несчастной, страшной любви.Юра, когда впервые услышал про русалку, только глаза закатил.—?Да сказки,?— фыркнул он и глянул сквозь дыру в кеде. —?Чтобы вас, мальков, от речки шугать. Там же самое опасное место с воронками, туда даже купаться никто не бегает. Сами еще утонете, а Симе потом куда?—?Ну не сами же вожатые это выдумывают,?— резонно сказал Отабек.Он сидел на кровати Мишки Криспина и тоже зашивал?— скооперировались, потому что иголку отыскали только одну и шили теперь в порядке очереди. Шить у Отабека получалось аккуратнее, чем у Юры, было почти завидно.Юра посмотрел на его искреннее, убежденное лицо и задумался, как бы теперь выкрутиться, чтобы не подорвать ничей авторитет?— ни вожатский, ни свой.—?Не сами,?— нехотя сдался Юра. —?Но все равно стыдно уже в такие бабкины росказни верить. Взрослый серьезный человек.Отабек согласился, что взрослый и серьезный. Осенью ему исполнялось девять.Но все равно упрямо нахмурил тяжелые брови:—?А вдруг?*Легенды, которых не было еще в начале смены, появлялись как-то сами собой. Лагерь обрастал ими, как корабль, ушедший в теплые тропические воды, обрастает по днищу ракушками. Обживались ?Синие камни? и неписаными правилами, и отрядными традициями?— как закон поднятой руки, например, или бесшумные аплодисменты жестом?— как лампочку вкручиваешь. Или как Юрин первый отряд сначала придумал проводить собрания перед отбоем, а потом и остальные отряды подтянулись.Делиться со всеми, что понравилось за день, а что нет, было делом довольно дурацким, и вообще Юре нравилось, что в ?Синих камнях? царила отпетая безалаберность?— по расписанию только подъем и отбой, никаких марширований строем до столовой, никаких выволочек перед всем строем, никаких подушек, подбитых пирамидкой?— словом, не было ужасов, какими пугали его бывалые Милка с Гошей.Но вместе со всеми смотреть на свечу и чувствовать это все?— вечернюю песню про еле слышные разговоры, и один на всех огонь, и ночную тень над черными елями?— это все было не так уж плохо. А про день всегда можно было сказать, что нормальный был день, спасибо, давайте дальше.Но остались в лагере и старые ?волны?, которые приходили, поднимали со дна муть и торопились схлынуть.И последней пришла ?страшная?.*—?А вдруг,?— сказал Юра,?— мне Серафима по голове надает. Тьфу ты, достали с этими страшилками, чесслово. Ладно бы еще правда страшно было?— так ерунда же одна.Тут Юра кривил душой. Не страшно было до какого-то предела?— ладно истории про сумасшедших сторожей-коллекционеров или старинные сундуки с отрубленными руками, но какой дурак поверит в Пиковую Даму, ну; но был какой-то такой предел, после которого даже в комнате старших наступала нехорошая, шероховатая, как наждачка, тишина. И в ней кто-нибудь очень-очень сердито и фальшиво говорил?— достали уже, дайте, что ли, поспать.И все решали, что действительно, глупость это все, давайте спать.И молча накрывались простыней.Русалки ему еще. Какие там русалки…Отабек дозашил рваный локоть на курточке, закрепил нитку в хитрый узел, перекусил. Протянул Юре иголку ушком вперед.И улыбнулся?— лихо совсем, как какой степной разбойник. Понимающе.*Страшилок про их лес придумать особенно не успели. Никифоров как-то рассказывал у костра своим страшным ночным голосом нараспев, как он умел: про черный лес, и про людей, которые заблудились и озверели в кромешной тьме похуже волков. Но вся история про Данко и его горящее сердце на самом деле была хорошая. Такая, по-болезненному хорошая, светлая и горькая, от нее гулко стучало в груди барабанным боем, шептало и громыхало, и хотелось?— тоже так. Идти, и гореть, и светить.И лес там был совсем другой, черный, немой и непролазный, не то что их?— весь насквозь в тропинках и ярких пятнах Иван-да-марьи. Не заблудишься, если знаешь, куда топаешь.А через десять минут Юра понял, что топает не один.Подумал: так.На вожатого было, кажется, не похоже. А может, и похоже, черт его знает, в ночной темноте по треску не очень-то разберешь. Но старшие бы сцапали его за самоволку еще у лагеря и не царапались по бурелому, а значит…А дрых ведь честно, Юра перед уходом заглянул в их дачу, отодвинув марлевую занавеску на окне. Дрых в подушку как миленький.Ладно. В разведчиков играть так в разведчиков.Юра потопал немножко на месте все тише и тише, качнулся влево.Выждал.Цапнул за плечи.Тщедушный преследователь забрыкался, засопел в панике. Юра щелкнул чехословацким фонариком, выменянным у близняшек Криспиных. Посмотрел на высвеченное лицо?— белое, как луна, с черными линиями бровей.—?Саечка за испуг,?— сказал Юра и поддел согнутым пальцем преследователя за подбородок. Отабек айкнул, дернулся, щурясь от света, и недовольно сказал:—?Извини, Юра.—?Извини, Юра,?— передразнил Плисецкий. Представил себе в деталях: вот Сима заявляет ему, что такого она не ждала даже от него, вот директриса лагеря устраивает выволочку перед всем строем, вот на главной площади вешают выговор?— нарушитель дисциплины, ещё и младших товарищей подбивал.У-у-у.Юра поцокал ногтями по ручке фонарика и спросил:—?И что с тобой теперь делать, товарищ младший нарушитель?Отабек вздернул голову, посмотрел, щуря глаза в щель. Мелкий, а старается солидно, как взрослый. Что-то ещё будет…—?До реки немного совсем,?— сказал он. —?Может, дойдем еще? Быстро, туда и обратно.Юра прицельно ткнул в него пятном света и восхитился:—?Вот это наглость. Разведчик, меня так скоро перерастешь.—?Не… Я же один сейчас не смог. Одному страшно.—?А за мной следом топать было не страшно?Отабек замотал головой:—?Я близко шел. Так нормально.Юра убрал подальше руку с фонариком, и лицо у Отабека теперь стало жутковатое, как во время ночных сборищ, когда собираются кругом и рассказывают страшные истории. Белое-белое лицо, как бумажное, со странными тенями и черными провалами глаз.Отабек зыркнул на него своими жуткими черными глазами и спросил:—?А ты бы не пошел?—?А я известный хулиган,?— сказал Юра. Пошел бы, наверное. Хотя какое тут, конечно, наверное… —?На меня не равняйся. Симка… Серафима же говорила, что я дурной пример.Отабек неубедительно сказал: ага, и стал смотреть дальше. Юра сделал взрослое лицо и посмотрел в ответ. Над рекой затрещало и заухало.И правда, близко совсем?— вон, блестит, как стекло.Тут мелкого не оставишь, ясное дело. Тащить обратно?— сам придет еще, Юра тут что, нянька, что ли. Оставалось быть старшим нарушителем.—?Вот что, горе,?— Юра щелкнул фонариком, погружая их в темноту,?— лапу сюда давай. До речки и обратно, понял? Все равно никаких там русалок нет. Сказки девчачьи.Отабек закивал: понял. Дал руку, вцепился. Ладонь вот сухая, а вцепился намертво.Юра подумал: и как же ты сюда шел, оруженосец.—?Не дрейфь,?— важно сказал он, как старший. —?Подумаешь, лес. Тропинка есть, луна еще вышла, вообще нормально теперь. Вон, видишь, за кустами? Блестит. Так что не дрейфь тут.Отабек посмотрел на него, как на Данко, и кивнул: не буду.