Глава 15. Покой (1/2)

Васильева приоткрыла глаза, и сразу же свежестью повеяло. Свет резкими лучами обжигал, щурилась, морщилась, ладонь перед собой выставляя. Все не приходила картинка того места, где она сейчас была. Будто медленно-медленно краски наносились.

Сначала показались белоснежные воздушные занавески, приподнимаемые ветром. Мирно те колыхались. Красоты такой Надя давно не видела. Пышные цветы на них узором цвели. Пионы. Аккуратная вышивка была, заботливая. Отчего-то дом почудился.

Затем мебель вокруг появилась: скромная, но не без заботы сделанная. Все вокруг было руками создано. Это чувствовалось. Скромная комнатка, где сейчас находилась Надя была небольшой, и состояла из стола с деревянной кружкой сверху, старого шкафа с двумя резными дверцами, что стоял в самом дальней углу и одного стула, который находился рядом с кроватью. Кровать Надежда почувствовала спустя время - даже не поверила сначала, что не сниться ей это. Начала себя трогать - голову, руки, ноги. Живая была.В чем лежала вскочила - в ночной рубахе по щиколотку бросилась к двери. Падала пару раз с непривычки. Заново учиться пришлось. Но выйти все же смогла.

— Старшина! Товарищ старшина! — слезы щеки застилать начали, сердце забилось быстрее, как голоса мужские услышала, — товарищ...И тут ее словно молнией ударило. Надежда осела на пол, глаза ее потускнели. Женщина, что сменяла с доктором повязку переводчику, поспешила к девушке.

— Родная! Куда же ты в ночном то! Что же душу твою так, девочка моя? — слезы скатились с морщинистого лица.За тяжелым столом сидели немцы. Старшины не было. И ребят ее — тоже.— Вот шальная, — вздохнул переводчик, взглянув на хозяина дома. Тот был хмурый, и к гостям все присматривался. Из всех говорить мог только немец, что язык знал. Командир молчал. Врач тоже, хоть и знал пару фраз.Все спихнули на переохлаждение. Хозяйка — Вера Павловна — поверила, а вот муж ее — все в думах пребывал. Хоть и нашел он их в болотах тех, начеку был.

Переводчик целую историю сочинил о том, что немцы их загоняли, из деревень родных выгнали, поубивали родных. Женщина с замиранием слушала. Слез пролила много. Очень она за них переживала, молилась каждый день, чтобы поправились. Врача сельского каждый день звала. Так за гостей тряслась, как за детей родных, которых война забрала.

— Милая, — начала она, усаживая Васильеву на кровать, — не печалься, голубушка. Не лей слез, уже все ведь выплакала. Глаза такие не должны плакать.Руки на щеки юные легли, прикоснулась губами Павловна к лбу Нади и к груди своей ее прижала. Гладить начала по голове, тихо качая, как ребенка маленького. Не противилась Надя. Мать вспомнила. И глаза прикрыла. Смирение искала внутри. Сил еще не было у нее, чтобы действовать. Нужно было время, иначе погорит вся ее месть. И тогда дороги не будет назад.Дом был небольшой, а вот хозяйство вес имело. И хлев, и поле небольшое с картошкой и свеклой, даже бревна лежали не колотые целой грядой. Хозяева сил не находили со всем справляться. Как сыновья ушли на фронт, так и рухнуло все. Аркадий Петрович еще мог сделать что-то по дому, ремонтировать, дрова таскать, но хворал уже. Сил мало было. Война к концу подошла, жизнь в деревни возвращаться стала.

Уже стемнело на дворе, а Васильева так и не показалась больше. День так прошел следующий. Все гадали немцы, что задумала. Когда сдаст, когда спасителям правду расскажет, и сердце у них замирало от каждого выхода Веры Павловны из ее комнаты. Но ничего не происходило. Хозяйка по прежнему с теплотой и заботой к ним относилась.Как утро грянуло, так женщина и охнула на весь дом, всех разбудила.

— А девушка-то где?! Где родная! Боженька! Что делается?Аркадий Петрович сразу по сараям побежал, окрестности обходить поспешил.— Так, ты вон, толстый и ты белокурый за мной. Искать пойдем девку эту глупую. Куда ее чертом сдуло с такими-то ранами?!

Переводчик нахмурился, гауптман его рукой остановил, чуть охладив. Накинули на себя они одежду верхнюю, чтоб от прохлады утренней не простыть и из дома вышли, следом за хозяином, а Вера вперед, к забору кинулась, осматриваясь. Слезы роняла.

— Ты-то не плачь, дура, — пригрозил муж, хмурясь, — по соседкам лучше пройдись!— Да, да, — вытирая платком слезы, закивала Павловна.

— Все, уходим мы, вперед, отряд, времени не теря...И тут осип Аркадий Петрович. Как ни в чем не бывало шла Надька по тропе от леса в руках держа корзину большую. Платье на ней небывалой красоты было — цвета васильков. И волосы убранные лентой похожего цвета были повязаны. Аж сердце замирало от такой красоты. Остановилась она. Глаза ее не горели как и прежде. Такие же безжизненные, как у мертвеца.— Возьмите, теть Вер, я вам тут вещи постирала. Вы простите, отплатить нечем больше.

Женщина руку к сердцу приложила и улыбнулась сквозь слезы.

— Позвольте хоть тут немного помочь.И голос ее безжизненно звучал. Холодно. Надя за дом повернула, к веревкам, что натянуты была между вишен.— Тфу, дура! — крикнул на хозяйку Петрович, — столько шума-то наделала! Лучше б стирать пошла с нею, чем мне сказки тут рассказывать.

Еще ссорились они некоторое время, даже переводчик встрял. А командир тем временем к Наде тихо двинулся. И застыл у дома, стену подпирая. Смотрел, никак глаз оторвать не мог.

Руки, трещинами и ранами зажившими покрытые белье отжимали, и вешали аккуратно на веревку. Распрямляла аккуратно Надя простыни, бережно вешала одну за другой. Те на ветру теплом поднимались и запахом вишни напитывались. Остановилась та, как отражение увидела в луже.

Подходил.