Глава 8 (1/1)

Проклятая девчонка показала себя весьма прыткой, чего Арман никак не ожидал. Хорошо, что граф оказался совсем не таким бессердечным, каким старался казаться, и Ромоле удалось ускользнуть. Голова всё ещё звенела, но по сравнению с тем, что ожидало его впереди, это было не стоящим внимания пустяком. В том, что Древняя без труда расправится с самоуверенным кардиналом Фиоре, сомнений не было; более того, скорее всего, его Преподобие вообще предложит ей сделку. Главное, чтобы за ним не числилось прошлых грешков, но, в конце концов, Арману по большому счету было плевать на Массимо. Кардинал был весьма интересной личностью и отличным любовником, однако свою роль в этой истории он уже сыграл. Конечно, Арману иногда будет не хватать их жарких игрищ в подземельях, а также полных ненависти взглядов советника Беттино, но все же это не стоило того, чтобы просить Ромолу за Фиоре. Да, скоро у него, Армана, будет столько власти, сколько и не снилось всем этим господам голубых кровей! Вместе с Ромолой они их всех поставят на колени, а потом, может быть, найдется способ упечь мерзкую старуху туда, откуда он ее вызволил…- Почему ты стоишь?! – тяжело дыша, Кармилла поднялась с пола и встряхнула графа за плечи. Все манеры начисто выветрились из ее головы перед лицом опасности, и она снова называла фон Кролока на ?ты?, словно обращалась не к нему, а к его сыну. – Она сейчас наложит лапу на Грааль, и тогда нам всем придет конец! Ну, делай же что-нибудь!Граф мягко взял Кармиллу за запястья и сжал их.- Теперь мы уже ничего не сможем сделать. Остается только ждать.- Что? – Кармилла не желала ждать. – Ты вообще слышишь, что ты говоришь? Сейчас, может быть, старая ведьма уже свернула Фиоре шею и наполняет его кровью Чашу! Через несколько минут мы все погибнем! А ты стоишь здесь, словно истукан, и ничего не хочешь предпринять… ты…Кармилла истерически всхлипнула. Фон Кролок ласково провел рукой по встрепанным волосам вампирши и улыбнулся:- Все, что было в наших силах, мы сделали. Если даже мы последуем сейчас за Ромолой, мы все равно будем только беспомощно наблюдать за тем, как двое древних спорят за право обладания священной Чашей. Успокойся, девочка моя. Теперь уже ничего не зависит от нас.- Двое древних? – пробормотала Кармилла и подняла непонимающий взгляд на графа. – Но как же?..Граф фон Кролок почему-то грустно посмотрел на Армана и произнес:- Когда я вступил в неравную схватку с Ромолой, я вовсе не надеялся действительно помешать ей. Неужели ты могла подумать, будто я способен противопоставить что-то Перворожденной? Рядом с ней, пусть даже и не в полной силе, я всего лишь мальчик, вроде Альфреда. Я должен был лишь задержать ее немного, пока Мариус устранял досадное недоразумение в виде кардинала. Поэтому я…За внезапно нахлынувшим головокружением Арман не услышал окончание фразы фон Кролока. Тот, кого он считал бесследно исчезнувшим, в этот самый момент находился не далее чем в пятидесяти шагах, и от этого Арману стало совсем дурно. Пошатываясь, вампир поднялся с каменного пола и, словно сомнамбула, двинулся по коридору.- Он уходит, - Кармилла дернулась, но ей не удалось освободить руки. Граф фон Кролок сказал только:- Пусть идет.И отвернулся.Осколки хрустели под ногами; Арман несколько раз запнулся, но продолжал упорно идти вперед. Его руки были сжаты в кулаки, как тогда, когда Мариус прогнал его от себя и оставил одного в залитом лунным светом саду глотать злые слезы беспомощности и одиночества. Мариус называл это капризами, но Арман мучился по-настоящему, раздираемый любовью к своему господину и желанием доказать собственную значимость этому холодному, словно мраморное изваяние, мужчине. Безграничное терпение Мариуса только раздражало Армана – Амадео – и было причиной новых вспышек злости и непослушания. А потом, много-много лет спустя с исчезновением Мариуса все внезапно закончилось, и некого стало любить, равно как и ненавидеть.Арман не мог бы сказать, почему именно его так взволновало появление Мариуса во всей этой заварушке с Граалем, но одно он знал точно: он хотел еще раз заглянуть в льдисто-голубые глаза своего когда-то учителя и господина и, может быть, увидеть там всю ту же тихо тлеющую нежность, готовую в любой момент обратиться в сжигающую страсть или холодный гнев, в зависимости от того, хорошо ли вел себя сегодня Амадео…- Амадео… - немного удивленный тихий голос заставил вампира остановиться, как если бы тот наткнулся на невидимую стену. Арман повернулся на голос и почувствовал, будто его грудь сжало тисками. Мариус Римский стоял перед ним, держа на руках обмякшее, безвольное тело той, которая могла бы стать госпожой, если бы не… если бы не…- Мариус!!! – крик Армана был одновременно полон злобы проигравшего и мольбы человека, много лет назад потерявшего своего возлюбленного. – Ты убил ее?- Не глупи, Амадео, - брови Мариуса строго сошлись на переносице, совсем как когда-то, когда он в своем роскошном палаццо обучал мальчика из далекой страны уму-разуму. – Будь Ромола мертва, мы бы не разговаривали сейчас с тобой. Я погрузил ее обратно в сон, который так неосмотрительно нарушил. Теперь нужно отправить ее туда, где ее более никто не потревожит.- Нет, - пересохшими внезапно губами прошептал Арман, протягивая к Мариусу руки, совсем как в давние времена. – Ты не можешь уйти… только не туда.В холодных голубых глазах промелькнула тень сожаления, но, впрочем, сразу же пропала. Мариус несколько секунд пристально смотрел на Армана, и тот невольно почувствовал себя раздетым – вампир изучал его мысли.- Ты всегда влезал ко мне в голову без разрешения, - безразличным тоном произнес Арман, опираясь на стену, потому что внезапно комната слегка качнулась перед глазами. – Вовсе не обязательно забираться так глубоко… Мастер. Ты ведь уже нашел ответ.- Наивный мальчик, ты думал, будто Ромола поделится с тобой властью, - уголки губ Мариуса поползли вверх, и на его лице появилось некое подобие улыбки. – Запомни, Амадео, власть – это то, что по доброй воле никто не отдает. Власть берут, как желанную женщину, ее держат крепко и не выпускают из рук, уж ты-то должен знать обэтом не понаслышке. Неужели ты поверил этой древней мумии?- На свете нет никого, кто величием мог бы…- Глупец! – слова Мариуса прозвучали резко, отрывисто, как удар кнута. – Сколько раз я говорил тебе, Амадео, не слушать соблазнительные речи, произносимые лживыми устами! Или любовь к власти затмила окончательно твой разум?От громкого голоса у Арамана зазвенело в голове. Прошло уже столько лет, а он все еще оставался для Мастера нерадивым учеником, не могущим затвердить урока. Сколько бы он ни старался, эти глаза все равно будут взирать на него с укором, а в голосе Мастера будет слышаться тихая грусть оттого, что Амадео не отличается прилежанием…- Хватит! – злые слезы, как в детстве, выступили на глазах вампира, но он поспешно смахнул их рукой. – Ты никогда не давал мне почувствовать, что я чего-то стою! Ты не имеешь права и сейчас насмехаться надо мной!Не удостоив Армана ответом, Мариус двинулся со своей ношей к противоположному выходу. Арман, сорвавшись с места, встал ему поперек дороги, загородив дверь.- Это, в конце концов, смешно, - недовольно произнес Мариус. – Дай мне пройти.- Нет.- Амадео…Арман прыгнул вперед, но обнаружил на том месте, где только что стоял Мариус, пустоту. Что-то мелькнуло перед глазами, и вампир рухнул на какие-то пыльные ящики, стоящие у двери. Раздался треск ломающегося дерева.- Ты испытываешь мое терпение, Амадео. Оставь при себе все свои трюки, тебе ведь прекрасно известно, что на меня они не действуют. Или ты забыл, как я хлестал тебя плетью? – голос Мариуса был спокойным и насмешливым, словно все происходящее его забавляло. Он бережно опустил Ромолу на пол и подошел к растянувшемуся на куче досок Арману. – Мы можем повторить, если пожелаешь.- Я.. я заставлю тебя считаться со мной, - процедил Арман сквозь зубы и попробовал подняться, но не смог. Железная воля его учителя буквально пригвоздила тело вампира к мраморным плитам. Мариус протянул руку, перевернул Армана на спину и поднял с пола обломок деревяшки.- Мне надо идти, Амадео, - ровный голос Мариуса с легкостью перекрыл проклятья, которые Арман выкрикивал, пытаясь освободиться. – Однако лишь только я покину комнату, внушение перестанет действовать, и тогда ты натворишь дел. Поэтому, - тут Арман охнул от боли, потому что вампир с силой воткнул ему обломок точно в сердце, - Ты будешь лежать здесь и дожидаться графа фон Кролока, и у тебя будет время поразмыслить о всех глупостях, которые ты натворил. Я обещал графу кое-что, но, к сожалению, не смогу передать это лично в руки – я должен немедленно уходить. Если Его Сиятельство будет столь любезен, он освободит тебя, если же нет – что ж, придется тебе встретить рассвет. Прощай, Амадео.С этими словами Мариус, снова подхватив Ромолу на руки, бесшумно скрылся в темном проеме двери. ***- Альфред? – вопросил темноту Герберт, но ответа не последовало. Уже минут пятнадцать он метался по коридорам Ла Сапиенца, но Ромео с Альфредом словно в воду канули. Виконт, беспомощно озираясь, стоял один посреди длинной темной галереи, на полу которой посверкивали в лунном свете разбитые стекла. – Альфред! – повторил он, но его голос потонул в прохладной полутьме.Тишина надвигалась со всех сторон, и виконту стало жутко. Это было совсем как в детстве, когда его оставляли в спальне совсем одного. Мать укрывала его одеялом, задувала свечу и уходила, а он лежал на огромной постели, не смея шелохнуться от страха, пугаясь шорохов за окном. Виконт сделал маленький шажок, и под ногами раздался хруст осколков. Сердце Герберта сделало кульбит, и он со всех ног бросился бежать. Только бы найти какое-нибудь укрытие! Вихрем пронесшись по пустынному коридору, виконт влетел в следующий переход, с размаху врезался в кого-то темного и завизжал от ужаса, потому что сильные пальцы ухватили его за запястья, не давая трепыхаться, а затем он оказался прижатым к чьей-то груди. Тот, кто держал его, судорожно вздохнул, и знакомый голос произнес:- Герберт…Кармилла Карнштайн поспешно захлопнула дверь в коридор, через которую только что вышел граф, и с улыбкой повернулась к остальным.- Э-э-э… - ее щеки слегка порозовели. – Альфред, кажется, твой Герберт нашелся.- Ну и ночка! – выдохнул Ромео, подходя к ней и обнимая ее за плечи. – Больше всего мне понравилось то, что я умер, но как бы и не умер вовсе… До меня до сих пор до конца не дошло. Детка, а у тебя тоже есть… эти, ну как их…- Ты это имеешь в виду? – спросила Кармилла и оскалилась.- Жесть… - пробормотал Ромео. – Кажется, я никогда не привыкну. И как ты умудрялась их прятать от меня, когда я был еще того, в добром здравии?- Ты просто не обращал внимания. Вампирские штучки, - улыбнулась упырица и чмокнула Ромео в щеку.Вся троица находилась в той самой аудитории, где профессор Ломбардо ожидал своего ночного гостя. После того как Арман последовал за Мариусом, граф счел за лучшее вернуться туда, чтобы привести в порядок мысли и отдохнуть немного, и каково же было их с Кармиллой удивление, когда, открыв дверь, они увидели Альфреда и Ромео. Не обнаружив с ними Герберта, Его Сиятельство не стал выслушивать их рассказ о произошедшем на улице Фиорио, он лишь порадовался тому, что Биаджио Беттино не удалось осуществить задуманное, и тотчас же поспешил на поиски, которые, впрочем, оказались недолгими.- А этот высокий черный, он что, их родственник? – Ромео кивнул на Альфреда, который пожирал глазами дверь, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения.- Вроде того, - Кармилла провела пятерней по волосам юноши. – Он их отец.- Что, обоих?! – воскликнул Ромео. – То есть они – его сыновья и они… твою ж мать!- Тише, - со смехом сказала вампирша и закрыла ладонью рот возлюбленного. – Технически он отец только одному из них, Герберту, но поскольку Альфред живет под их крышей, формально он тоже числится графу сыном… так уж повелось у вампиров. Нас же мало, ну, по сравнению с людьми, и жить одному довольно трудно, вот мы и создаем такие импровизированные семьи, хотя, конечно, Герберт и вправду родной сын фон Кролока, а это редкость, между прочим. Так что, если тебя это утешит – они не братья.- Все равно они извращенцы, - заключил Ромео, когда Кармилла убрала руку. – Грязные извращенцы. - Тем не менее, если бы Герберт тогда вечером поманил тебя пальцем, ты бы прыгнул к нему в постель не задумываясь, - буркнул Альфред, который слышал весь их разговор до единого слова. – ?Ты же вылитая Снежная Королева! Никогда не видел таких волос!? - передразнил он его. Кармилла расхохоталась.- Ну ладно, ладно, - примирительно проворчал Ромео, которому вовсе не хотелось вспоминать о том происшествии в баре. – Беру свои слова назад.***Аэропорт Фьюмичино шумел почище океанского прибоя, и все новые и новые волны пассажиров выкатывались из стеклянных дверей и втекали внутрь, создавая самые настоящие живые потоки. Несмотря на ранний еще вечер, около арок предполетного досмотра было малолюдно – всего человек пятнадцать, наверное. Впрочем, рейс в Бухарест явно не входил в десятку самых популярных направлений.Герберт ловко подцепил свою сумку с черной ленты рентгена и оглянулся в поисках отца. Оказалось, тот задержался, потому что сотрудник службы безопасности, хмурясь, глядел на экран.- А это у вас что? – задал вопрос служитель правопорядка и строго посмотрел на графа. - Памятный сувенир, - широко улыбнулся Его Сиятельство, проникновенно глядя мужчине прямо в глаза, – Сущая безделица.- Понятно, спасибо, - спустя мгновение лицо сотрудника службы досмотра стало безмятежным, и он нажал кнопку на пульте. Лента вновь заскользила, из-за резиновых полосок показалась изящная дорожная сумка графа фон Кролока. Он неспешно поднял багаж и подошел к сыновьям.- Все в порядке? – поинтересовался Герберт, беря Альфреда за руку. Юный вампир немедленно вцепился в друга мертвой хваткой.- В наилучшем, - кивнул граф, и вся троица двинулась по направлению к гейту.Когда самолет, переполненный людьми и багажом, натужно гудя, набрал высоту и надпись ?Пристегните ремни? с приятным звуком погасла, Герберт положил голову на плечо отца. Граф не отстранился, несмотря на то, что виконт нарушил негласный запрет проявлять семейные чувства на людях.- Я могу спросить тебя кое о чем?- Я весь внимание.- Помнишь, когда дед умер… - Герберт замялся, подыскивая слова. – В общем, это ты убил его? Ничего, я пойму, если это все-таки был ты.Его Сиятельство поборол в себе желание скинуть сыновнюю голову со своего плеча и выдать виконту профилактический подзатыльник, и потому он просто сказал:- Ну и фантазии у тебя, Герберт. Твой дед скончался от разрыва сердца, от инфаркта, говоря современным языком. Очень впечатлительный был старик.- Но я слышал, как ты кричал на него! – Герберт не собирался так просто сдаваться. – Может быть, вы… подрались? Ты мог ударить его, и он…В этот момент самолет хорошенько тряхнуло, и пассажиры заволновались, переглядываясь. Граф, воспользовавшись моментом, освободился от головы виконта на своем плече и повернулся к сыну, чтобы видеть его лицо.- Я никогда не поднял бы руку на отца. И потом, в те времена он мог выбить из меня дух одним ударом. Я был всего лишь мальчишка, щенок двадцати лет от роду, а рука у твоего деда была тяжелая, - Его Сиятельство откинулся на спинку кресла и невесело усмехнулся. – Мы сильно повздорили, он вспылил, и тут его сердце, по всей вероятности, не выдержало. Он упал замертво, я даже не успел опомниться. Все, конечно же, считали меня убийцей, и только твоя мать встала на мою сторону. Собственно, именно это и заставило твою бабку в конце концов примириться с тем фактом, что я не наложил на себя руки, как приличествовало бы порядочному сыну. Предполагалось, что я должен был быть вне себя от горя и чувства вины. Для них стало большим сюрпризом, что я не похоронил себя заживо в буквальном смысле. Им даже в голову не могло прийти, что на свете существуют вещи поважнее траурных лент и вселенской скорби, например, ты и твоя мать. По их мнению, я должен был сделать графиню безутешной вдовой, а тебя лишить отца, вот тогда бы справедливость восторжествовала. Ну что, я ответил на твой вопрос?- Более чем, - пробормотал Герберт и, набравшись смелости, задал следующий вопрос, который мучил его с того момента, как они выбрались из университета, - У тебя не было других женщин, кроме мамы?С минуту граф фон Кролок смотрел на сына, раздумывая над тем, не применить ли ему легкое внушение, чтобы заставить виконта забыть свой вопрос, но в конце концов ответил следующее:- Я не любил никого, кроме нее, но я был всего лишь человеком.- Прости, отец, - с сарказмом в голосе произнес виконт. - Но я не очень помню, как это – быть человеком, поэтому не мог бы ты объяснить поподробнее, пожалуйста?- Не могу, - в тон ему ответил граф. – Потому что я не очень помню, чтобы ты когда-нибудь любил женщин.Рядом поежился в кресле Альфред, предчувствуя грядущую пикировку отца и сына. Иногда подобные пререкания перерастали в настоящий скандал, причем скандалил преимущественно Герберт, а Его Сиятельство равнодушно взирал на разворачивающуюся перед ним драму, тем самым доводя виконта до белого каления.- Неправда! – насупился Герберт. – Я любил маму, и ты это знаешь. Правда, она была единственной женщиной, достойной любви… ну, и еще, наверное, Лала…Если бы виконт фон Кролок был более внимательным, он бы заметил, что при упоминании имени давно исчезнувшей горничной граф слегка изменился в лице, однако его беспечность помешала ему обратить на это внимание, зато от Альфреда сей факт не укрылся. Бывший профессорский ассистент не знал ничего об этой загадочной Лале, но похоже было, что в истории семейства фон Кролок она сыграла довольно значительную роль, если уж даже виконт ставил ее в один ряд со своей матерью, которую, как было известно Альфреду, он боготворил.- Да, – глухим голосом произнес граф. – Она была достойна того, чтобы ее любили, однако для графа и графини фон Кролок это оказалось непосильной задачей. Я сейчас имею в виду твоих деда и бабку, Герберт.- Так вот почему она пропала из замка! Что она натворила, отец? – виконт во все глаза смотрел на родителя. – Вот почему… вот почему вы повздорили с дедом?.. Потому что она…Герберт нахмурился, а потом тихонько задал вопрос, так, чтобы слышать его мог только граф:- Помнишь, в тот вечер, перед тем, как дед… в общем, в тот вечер я сидел у ног мамы внизу, и вдруг в верхних комнатах начала кричать бабушка… тебя не было… и мама велела мне пойти посмотреть, что происходит. Я поднялся наверх, и увидел, что Лала плачет, а бабушка так страшно кричит на нее. И она тогда сказала – о, матерь божия, я только сейчас понял, что именно она сказала! – Герберт вцепился в рукав отца, буравя его взглядом, в котором читалось недоверие и испуг. – У тебя была с Лалой тайная связь? Ты делил постель с моей кормилицей?Граф вздохнул.- Прошло уже много лет, Герберт…- Ты обманывал маму? – беззвучно прошептал виконт.Фон Кролок повернулся к сыну и увидел полные слез огромные голубые глаза. Увидел, как отвращение и горечь боролись в них с сыновней любовью, и в давно мертвом сердце графа защемило что-то.- Нет, - быстро ответил он, накрывая руку Герберта своей. – Я всегда был честен с твоей матерью. Я… я позволил себе маленькую слабость по отношению к Лале всего однажды, еще до того, как мы с твоей матерью узнали друг друга, но после того, как маркиз Копош представил мне свою очаровательную дочь – глаза у нее были совсем как у тебя, Герберт! – для меня не существовало более никого на всем белом свете. Лала осталась с нами, и я могу представить, каким адом для нее было каждый день видеть нас с твоей матерью, но она молчала и ничем не выдала себя. Она ведь любила меня, Герберт, беззаветно и преданно, а я поступил с ней как самый жестокий на свете избалованный мальчишка, не пожелав отпустить ее сразу после своей женитьбы, хоть она и рвалась уйти. Она вырастила тебя, и неужели же ты сможешь попрекнуть ее хоть чем-то? Когда моя мать велела высечь ее лишь за то, что нечаянно стала свидетельницей ее минутной слабости, я был вне себя. К тому моменту я уже успел осознать, что испытывала Лала по отношению ко мне и как дурно, в общем-то, я поступил с той, что отдала нашей семье всю себя, не требуя ничего взамен, - граф горько усмехнулся. – Но сиятельная графиня фон Кролок не желала ничего слушать – для нее Лала была лишь нахальной челядью, посмевшей размечтаться о хозяйском сыне, только и всего. Она призвала на помощь моего отца, когда я попытался вступить за Лалу. Как он кричал! Он называл меня неблагодарным ублюдком, ну и еще множеством других лестных эпитетов, а я был молод и горяч и не остался в долгу. В общем, остальное ты знаешь, Герберт. Старик почил от сердечного приступа, а Лалу отослали из замка.Герберт сидел, открыв рот, глядя на отца во все глаза. Граф вздохнул еще раз и было откинулся на спинку кресла, как вдруг совершенно неожиданно послышался чей-то всхлип. Виконт, не закрывая рта, повернулся и увидел, что Альфред утирает глаза салфеткой.- Он подслушивал, - констатировал Его Сиятельство и слегка улыбнулся. – Видимо, умудрился-таки выучить румынский.- П-простите, - снова всхлипнул Альфред. – Я не нарочно. А румынский я действительно выучил, потому что Герберт разговаривает на нем, когда…- Избавьте меня от экскурса в вашу интимную жизнь, будьте любезны, - фыркнул граф и отвернулся, сделав вид, что решил задремать. Самолет монотонно гудел и, слегка покачиваясь, несся по направлению к Бухаресту, оставляя далеко позади Вечный Город и все то, с чем семейству фон Кролок пришлось столкнуться на его древних улицах. Альфред скомкал салфетку и устроился на плече Герберта.- Вовсе не стоило признаваться отцу, что ты понимаешь румынский, - промурлыкал виконт, вдыхая запах альфредовых волос.- Конечно не стоило, - Альфред засунул руку между пуговиц рубашки Герберта. – Он и так это знает.