Укрощение строптивой или Как там было дальше г.20 Эпилог (1/1)
Когда к Катарине вернулся рассудок, она приняла наследство, оставленное ей мужем - его земли и имения, какие он и обязался когда-то оставить ей на случай её вдовства. Вскоре скончался и её отец и она разделила с Бьянкой ещё одно богатое наследство. Катарина оказалась очень, очень богатой вдовой. Такие женщины обычно не задерживались в состоянии вдовства, но Катарина оказалась исключением. По всей Падуе, Вероне, а позже - по всей Италии и даже за её пределами о ней расползлась дурная слава, как о злой строптивой женщине, которая сжила со свету мужа. Обязана этим она была уличным артистам, поэтам и трубадурам, слагавшим стихи и пьесы под названием "Строптивая, угробившая мужа". Никто больше не сватался к ней, даже дворяне из разорившихся семей, мужчины шарахались от неё, как от огня или чумы. Это сделало её ещё злобнее и бешеней, отчего красота её сошла на нет. У неё гнили зубы и врачи вырывали ей их один за другим, пока не осталось ни одного, хотя она была ещё совсем молодой женщиной. Лицо её уподобилось свирепой африканской маске, густые волосы сильно поредели, на голове появились заплешины. А к тридцати годам она обезобразилась окончательно. Чтобы иметь хоть какой-то смысл в жизни, она увлеклась лошадьми, взявшись разводить породистых коней. Они пробудили в ней какое-то неестественное мужское начало. Она начала увлекаться бешеным скачками, а после и вовсе научилась объезжать лошадей. Это не кончилось для неё ничем хорошим. Однажды, упав с коня, она повредила ногу, у неё началась гангрена и ногу ей отпилили. После этого у неё началась долгая, скучная и томительная жизнь инвалида, ковыляющего на культе. Видимо, Петруччо предрекал ей судьбу, подшучивая вопросом: "Ты не хромаешь, Кэт?" Слуги в её доме не держались и постоянно менялись, не проработав на неё и года. Она обижалась на них, но никак не могла понять, что они покидают её из-за её паршивого характера, она обижала их и занималась рукоприкладством. Умерла она в девяносто восемь лет, превратившись в поморщенный сморчок и выжив из ума, в котором, впрочем, она никогда и не пребывала.