Часть 3 (1/1)

3Аббатство Бьюли, июнь 1473 годаНэн Невилл, графиня Уорвик, сидела на одной из скамеек крытых галерей аббатства Святой Марии в Бьюли Реджис, что в Саутгемптоншире. На лужайке внутреннего сада собирались вороны, отливающей в синеву черноты, хрипящие и напористые. Птицы, знаменующие дурное. Птицы, кружащие над Лондонским Тауэром, сколько стоит он на человеческой памяти. Как символично, подумала Нэн, что они оказались привлечены также и в это белокаменное аббатство, превратившееся в ее клетку. Жалость к себе особенно обострилась в данный полдень, слезы с легкостью наполняли глаза.Она позволила им безудержно бежать по щекам, кто мог бы здесь появиться? Нэн находилась одна. Нэн всегда была одна. Похоже, ей суждено остаться одной до скончания бессмысленных дней, отведенных на остаток жизни, остаться вынужденной нахлебницей Цистерцианского монашеского белого братства Бьюли.Воронье каркало, бранясь между собой. Нэн наблюдала за птичьей ссорой, однако, ничего не видела, она ступала по знакомой мысленной тропе, шаг за таким же причиняющим страдание шагом, вспоминая о событиях прошлых двух лет и вновь вызывая к жизни собственные сожаления.В начале дело обстояло совсем не так. В первое лето, проведенное в приюте, женщина совсем не платила должной дани размышлениям, она находилась в оцепенелом и слишком оглушенном состоянии, чтобы делать что-то большее, нежели оплакивать убитого супруга и собственное положение. К действительности Нэн резко возвратило исчезновение из замка Гербер ее дочери Анны.Любовь графини к пылкому и честолюбивому мужу одновременно отличалась избыточностью и исключительностью. Не то, чтобы она умышленно пренебрегала дочерьми, просто на их долю оставалось недостаточно чувств. Но Нэн по-своему заботилась об Анне и Изабелле. Как бы то ни было, они являлись ее детьми. Она подарила им жизнь, простила то, что родились на свет не мальчиками, гордилась их прелестью, надеялась на устройство для девочек блестящих союзов. Сейчас дочери были всем, что у нее осталось.Страх, вызванный случившимся с Анной, исходил из глубины души, и поэтому она испытала такое облегчение, услышав известие, что девушка уже в безопасности. Благодарность за счастливый финал, не долго думая, уступила место восторгу. Нэн казалось не меньше, чем чудом, заключение Анной брака с Ричардом. Дочь должна была выйти замуж за темноволосого кузена, до безумия ею любимого с раннего детства, а она получала человека, готового выступать от ее имени, приобретала зятя в лице вельможи, достаточно могущественного, дабы оказывать отпор Джорджу. Нэн была твердо уверена, что проблемы окончились, и, когда Анна написала, что Эдвард отказался позволить ей выйти из приюта, почувствовала внутреннее опустошение. Графиней владела такая самонадеянность, что она не подготовилась к вероятности того, что Эдвард может сказать – ?нет?, что он может предпочесть умиротворение Джорджа за ее счет.Анна выразила убежденность, - король смягчится, и пообещала, - Ричард продолжит убеждать брата от имени тещи. Это лишь вопрос времени, заверяла она матушку.Но заверения для Нэн не значили ничего. Слова, бессмысленные и легко испаряющиеся из памяти. Как и она осталась забытой и покинутой.Прежде чем графиня смогла лучше подумать о случившемся, она написала Анне бессвязное и оскорбительное письмо. Если Дикон не может убедить Неда, то только потому, что не старается на самом деле. Правда в том, что ему выгоднее, дабы родственница пребывала заключенной в приюте, как и Джорджу. Возможно, также как и Анне. И, разумеется, Изабель. Дочерям Нэн безразлично, жива она или же умерла. Перо летало, покрывая страницу за покрытой слезами страницей, обвиняя Анну в равнодушии, Ричарда – в еще большей его степени, выплескивая все накопившиеся печали и обиды прошедшего года.Нэн пожалела о написанном в тот же день, в который отправила послание на север, в Миддлхэм, пожалела сразу же, но было уже слишком поздно. В течение месяца она не получала никаких известий. Когда ответ пришел, то исходил он не от Анны, а от Ричарда.Графиня остановилась испуганным взглядом на знаке зятя, боясь сломать печать.Милостивый Боже, конечно, Анна не показывала ему письмо!Но с первых слов стало ясно, - показывала. Ответ был сжатым, любезным, тем не менее, далеким от дружелюбности. Ричард отметал предъявленные обвинения настолько сухо, что Нэн поняла, он разгневан и оскорблен.Ричард настаивал, он представил брату достойное всяческого доверия ходатайство, добавляя, что продолжит отстаивать интересы Нэн. Но графине было виднее. Какая бы возможность завоевать его поддержку не маячила на ее горизонте, она безвозвратно потеряна, навсегда утрачена в минуту, когда Анна посчитала необходимым показать корреспонденцию матери супругу. Нэн никогда не простит дочь за это, никогда. Она набросала краткую упрекающую записку Анне, упомянув лишь о случившемся и постаравшись потопить отчаяние в возмущении совершенным дочерью предательстве.После этого инцидента Нэн больше не получала писем из Миддлхэма. Отдаление от Анны оставило графиню в полном одиночестве, ведь Изабелла так и не ответила ни на одно из отправленных ей писем. Старшая дочь была потеряна для матери, а сейчас то же самое, казалось, произошло и с Анной. Какое-то время спустя, в марте, Нэн получила послание от старой подруги, Элисон, леди Скроуп из замка Болтон. Оно отличалось словоохотливостью и беззаботностью, раздуваясь от новостей о пасынке автора, Генри, и о ее супруге, Джоне, сейчас служащего Ричарду на переговорах с шотландцами. Семья Скроуп хранила два секрета, упоминание о которых заставило герцогиню остановиться на документе внимательнее.Первый касался деверя Нэн, архиепископа Йоркского, внезапно арестованного Эдвардом одиннадцать месяцев тому назад по обвинению в изменнической переписке с держащимся стороны Ланкастеров своим зятем, графом Оксфордом. Джордж не мог похвастаться крепким здоровьем, рассказывала Элисон, поэтому Ричард согласился вступиться за него перед королем. В том же абзаце она мельком объявляла о беременности Анны.Той ночью Нэн не сомкнула глаз. Элисон – болтушка, но болтушка, достойная абсолютного доверия. Если она утверждает, что Ричард пытается добиться освобождения Джорджа Невилла, значит, так оно и есть. Графиня знала, ее деверь не имеет в глазах зятя никакой практической выгоды. Тем не менее, Ричард с готовностью вызвался ходатайствовать за него, пусть и страдающего на одре болезни. Только из-за того, что Джордж приходился Анне дядей. Он также пылко сделал бы то же самое для нее, не отврати его Нэн своим непростительно скоропалительным и отчаянным письмом!Анна ждала ребенка. Носила ее первого внука. Дитя, которое ей, возможно, никогда не удастся увидеть. Она даже не узнает о родах. Нэн являлась самой несклонной к самокопанию из всех известных ей женщин, но в данную минуту ей мало что оставалось в море времени, одиночества и сожалений, кроме размышлений. Кропотливо и неохотно возвращалась она мыслями к взаимоотношениям с дочерьми, начиная сознавать, что если они оставили ее сейчас, то, скорее всего, потому, что ранее графиня сама часто их оставляла.Она вспомнила Амбуаз, как равнодушно восприняла страхи Анны, как нетерпелива оказалась во время затянувшейся депрессии Изабеллы после утраты ее ребенка. Вспыхнув от стыда, графиня поняла, что позволила дочерям узнать об отцовской гибели от Маргариты Анжуйской. Она попыталась написать об этом Анне, но слова просто не приходили. Нэн всегда принимала любовь младшей дочери, как должное, и просить ее о прощении казалось тем же самым, что идти против естественного хода событий. Какие бы ошибки она не совершила, графиня все еще оставалась матерью Анны. Дочери не имеют права судить ее. Однако, чувство собственной правоты не делало горе хоть чуть-чуть легче.Напротив, в монастыре, из трапезной, находившейся в здании из серого камня, выходили братья. Нэн смотрела, как они начали выстраиваться перед чашами, установленными для мытья рук после еды. Она поднялась и уже начала оборачиваться, когда услышала окликающий ее голос: ?Моя госпожа!? Графиня оглянулась и увидела одного из облаченных в белые рясы монаха, спешившего к ней по тянувшейся с западной стороны тропинке монастыря.Приемный зал главного здания у ворот, как обычно, был переполнен просителями милостыни, но при виде йоркистских солдат, без дела слонявшихся у входа, Нэн онемела, почувствовав тревожное леденящее покалывание, пробегающее вдоль ее позвоночника. С какой целью они тут оказались? Существовала ли связь между их присутствием и приглашением к себе господина аббата? Графиня не успокоилась, когда проводник повел ее во внутренний двор к угловой лестнице, позволявшей подняться к расположенной выше часовне. Что такого потребовалось сообщить Нэн господину аббату, если он счел необходимым попросить о разговоре с глазу на глаз? Сейчас он выступил вперед, приветствуя гостью, но взгляд женщины устремился за спину священника, к скрытому в послеполуденной тени человеку, высокому и элегантно одетому, с потемневшим от солнца лицом и скрытными светло-голубыми глазами. ?Госпожа, позвольте мне представить-??Джеймс Тирелл?, - закончила за него герцогиня, и Тирелл склонился к ее руке.?Сейчас сэр Джеймс Тирелл, госпожа?, - вежливо поправил он ее. ?Его Милостью королем мне была оказана честь оказаться посвященным в рыцари после битвы при Тьюксбери?.?Примите мои поздравления?, - механически ответила Нэн. Она знала Тирелла. Мелкопоместный дворянин из Саффолка, человек с незапятнанным реестром свидетельств преданности дому Йорков. Что за миссию доверил ему сегодня Нед??По всей вероятности Вам придется покинуть нас, госпожа?.Она обернулась к аббату. ?Покинуть??Он улыбаясь, кивнул. ?Сэр Джеймс прибыл сопроводить вас в-??Нет!?Оба мужчины испуганно на нее воззрились. Аббат неуверенно обратился к ней: ?Госпожа??Возглас вырвался у Нэн непроизвольно, она изумилась себе, также, как изумила своих собеседников.Разве не этого графиня жаждала превыше всего? Почему не была она взволнована и восхищена? Почему испытывала такую тяжесть? Графиня совершила тяжелый вдох. Потому что она не доверяла Неду. С какой стати ей ему верить? Если Эдвард оказался способен удерживать Нэн здесь, почему бы ему не оказаться также способным отдать родственницу на милость Джорджа??Скажите мне, господин аббат?, - спросила она, тяжело дыша, ?он же не может заставить меня, в случае моего решения не ехать? Я не окажусь увезена отсюда против собственной воли???Конечно же, нет! Тот, кто нарушит покой приюта подвергнет опасности свою душу?. Аббат нахмурился и обратил укоризненный взгляд на Тирелла.?Сэр Джеймс, вы дали мне понять, что графиня Уорвик хочет уехать???Я и сам так думал?, - торопливо произнес Тирелл. Он изучал Нэн с явным замешательством. ?Госпожа, признаюсь, я не понимаю вас. Как не поймет Его Милость. Вероятно, если бы вы прочитали его письмо…?Письмо? Привычка писать ей письма не свойственна Неду. ?Вы прибыли от Его Величества?? - дрогнула она, после чего лицо Тирелла прояснилось.?Нет, госпожа…от герцога Глостера?. Понимающая улыбка начала изгибать губы Тирелла, он откровенно усмехнулся, когда Нэн выхватила послание из его ладони.Она сломала печать внезапно задрожавшими пальцами и направилась к окну, - читать. Когда, в конце концов, графиня повернулась к аббату и Тиреллу, ее лицо было мокрым от слез.?Король дал мне разрешение покинуть приют!? Нэн остановилась, улыбнулась и всерьез расплакалась. ?Я…Я еду домой!?Во время пути на север сэр Джеймс Тирелл охотно уступил просьбе Нэн остановиться в аббатстве Бишем, где были погребены граф Уорвик и Джон Невилл. Поэтому они достигли Венслидейла лишь ко второй неделе июня.Анна находилась в светлом зале, она сидела перед рамой с вышиванием. Девушка выглядела еще краше, чем Нэн могла вспомнить, в изумрудно-зеленом, любимом и больше всего ей подходящем оттенке, с хорошим цветом лица, с волосами, удерживаемыми усыпанной жемчугом сочетающейся с нарядом лентой, и льющимися по спине блестящими прекрасно расчесанными волнами. Но она не демонстрировала ни единого признака беременности, совершенно ни одного.Потрясенный вопрос уже был готов сорваться с губ Нэн, но оказался быстро задушен в зародыше. Если Анна потеряла ребенка, то не хотела бы, чтобы первые их слова относились к такой болезненной утрате. Вместо этого графиня улыбнулась дочери и протянула ей руки. Когда девушка очутилась в материнских объятиях, не проявляя заметного колебания, Нэн испытала огромное облегчение.?Анна, малыш, который был с тобой раньше…ты сказала, его зовут Джонни? Он сын Дикона???Кто, взглянув на него, посмеет это отрицать?? - улыбнулась Анна. ?Должна прибавить, что он появился на свет задолго до нашего брака! Ричард разместил его в Шериф Хаттоне, а после нашей свадьбы, так как мы проводили там очень много времени - в Понтефракте. При отъезде Ричарда в прошлом месяце в Ноттингем, - увидеться с Недом по поводу твоего освобождения и ради переговоров с графом Нортумберлендом, - я получила возможность сделать то, что должна была совершить на много месяцев раньше. Мне удалось тайно перевезти Джонни из Понтефракта две недели тому назад?.?Дикон не знает??Анна покачала головой и снова рассмеялась. ?Нет еще…и я поистине не могу дождаться лицезрения его лица, когда Дикон узнает! Из Ноттингема он должен был отправиться в Йорк, но я надеюсь на возвращение в любой из дней на этой неделе. В пятницу – мой день рождения, и перед отъездом Дикон обещал не пропустить его. Не представляю, что он планирует мне подарить, но Джонни станет моим подарком ему, слишком долго откладываемым подарком. Для Ричарда это будет иметь большое значение, - увидеть здесь своего сына. И для Джонни тоже, - он обожает отца. Но… но я просто не могу себя заставить сделать это, матушка. Стыдно признаться, я ревновала к маленькому ребенку, но было именно так. Он не являлся моим, и я не могла принять его, в качестве собственного, как бы хорошо не понимала, что должна?.?А сейчас думаешь, сможешь?? - с подозрением отозвалась Нэн, на что Анна улыбнулась, потянув мать за руку.?Сейчас я знаю, что смогу?. Она поднялась, продолжая держать Нэн за руку. ?Если ты пойдешь со мной в детскую, я покажу, - почему?.Пока она не увидела спящего младенца, Нэн не подозревала, какая страсть к внукам ею владела. Наклоняясь, чтобы коснуться губами пушистых каштановых волос, она ощутила внезапный укол ревности. Какое счастье улыбнулось Анне – оказаться способной подарить Дикону сына. Как бы она любила подобного ему малыша, ласкала бы и баловала, не совершая ни одной из ошибок, допущенных с Изабеллой и Анной.?Мне не удалось ничего сделать в эти дни, проводя часы, вот так качая его колыбель. Мне необходимо наблюдать, как он спит, зевает, опять спит – я ловлю себя на том, что смотрю даже на воздух, попадающий и покидающий его ротик, словно малютка может забыть, как дышать, не случись меня с ним, дабы проследить за этим!??Сколько ему, Анна???В минувший четверг исполнилось шесть недель. Я не ожидала, что попаду на родильное ложе раньше конца мая, еще даже не начинала вести уединенный образ жизни. Но он не пожелал ждать, появившись на свет в канун дня Святого Георгия настолько крошечным, что повитухи испытывали по его поводу основательный страх, пусть и старались мне этого не показывать?.Они переговаривались шепотом, чтобы не тревожить ребенка, дремлющего в колыбели из дуба, когда-то раньше служившей и Анне, и Изабелле. Анна погладила детскую щечку мягкой подушечкой пальца, со вздохом произнеся: ?Я не хотела брать ему кормилицу, надеясь самостоятельно его выкармливать, каким бы немодным это не считалось. Но я не обладаю нужным количеством молока. Он более одарен шевелюрой, чем большинство детей его возраста, как думаешь, мама? Смотрится копией отца, может статься, только чуть темнее. Знаешь…странно, но я чувствую себя…впервые в жизни…некоторым образом сопереживающей Маргарите Анжуйской! Вспоминаю обуревавшее ее отчаяние при поездке в Уэльс, кошмарную гонку, чтобы переправиться через рек Северн, настолько исступленно она стремилась добиться для сына безопасности…думаю, сейчас я могу лучше понять ее. Эдуард являлся ее сыном, ее плотью и кровью. Когда я сегодня смотрю на собственного ребенка, когда я думаю, что бы я совершила ради его защиты, ради сохранения его от вреда и опасности -? Ее размышления были прерваны приглушенными звуками, исходящими от графини. Анна подняла взгляд и увидела, что лицо Нэн будто заморозилось, руки – судорожно сомкнулись на кольце колыбели. ?Ты говоришь о заботе матери по отношению к ее ребенку. Но на самом деле ты призналась, что я не проявила подобной заботы по отношению к тебе и твоей сестре, что даже Маргарита Анжуйская показала себя лучшей матерью, чем я!??Нет, Мама, я честно этого не говорила?, - медленно, но не слишком уверенно произнесла Анна. ?По крайней мере, не думаю, что мне хотелось утверждать подобное…?Они посмотрели друг на друга через качающуюся колыбель. ?Я любила твоего отца, в нем заключалась вся моя жизнь. Когда мне сообщили о его гибели, это было словно…словно все превратилось в золу и прах. Внутри я чувствовала себя мертвой, не имея способности думать ни о чем другом, кроме как о постигшей меня потере. Можешь ли ты понять это, Анна??Анна взглянула на своего спящего малютку, какое-то время ничего не говоря. ?Нет?, - ответила она, в конце концов. ?Нет, мама, не могу. Желала бы суметь ответить иначе, но я не понимаю?.?Ясно. Ты решила вынести мне приговор, пристыдить за минутную слабость. Так не честно, Анна. Мне следовало приехать к тебе и Изабелле в аббатство Серн, признаю. Но я не могу изменить то, что уже сделала, и если говорить об остальном, о браке с Ланкастером… Разумеется, ты не ожидала, что я стану противоречить в этом вопросе твоему отцу???Нет, мама, я не ожидала, дабы ты пошла против воли батюшки…в чем бы то ни было. Но подумала ли ты, каково пришлось мне? Мне исполнилось тогда четырнадцать лет, мама, четырнадцать! Я чувствовала себя настолько жалкой, что не заботилась, жива я или умерла. Продемонстрируй ты мне хотя бы раз свое понимание, наверное, я легче бы перенесла выпавший жребий. Но ты этого не сделала, правда? Помнишь, свой ответ, когда я пришла к тебе за утешением? Ты сказала, - пока я не забеременею, не имеет значения, нравится ли мне ложиться с Ланкастером или нет!?При этих словах Анны Нэн побледнела. По ее щекам поползли лихорадочные пятна. ?Я так сказала?? Она обвела языком сохнущие губы и тихо произнесла: ?Честно, я не помню. Если я сказала такое, то могу лишь заверить тебя, что не имела подобного в виду. Анна, тогда для всех нас наступили ужасные дни. Я так боялась за твоего отца, так стремилась воссоединиться с ним в Англии… Но…разве нам стоит говорить сейчас о прошлом? Такие беседы ни к чему не приведут, лишь причинят боль. Сегодня ты счастлива, Анна. У тебя есть дом, выбранный тобой муж, новорожденный сын. Возможно…возможно, все было к лучшему, как ни посмотри…??Все к лучшему…Господи!? Линия рта Анны отвердела, исказившись от редкого приступа гнева. ?Меня до сих пор преследуют кошмары о том времени, да, даже сейчас. На то существует причина. Знаешь ли ты, мама, сколько времени понадобилось мне, чтобы оказаться способной отвечать Ричарду с такой самоотдачей, с какой должна отвечать жена? Почти три месяца, а ведь Ричард настолько нежный и любящий муж, насколько вообще может быть мужчина. Да, сейчас я счастлива, но я заплатила за свое счастье огромную цену, больше, чем долг, который есть у меня перед тобой и батюшкой, и после этого ты изрекаешь, что все было к лучшему…?Ярость в ее голосе, в итоге, проникла под полог, охраняющий сон сына Анны. Открыв глаза, он начал плакать. Девушка тут же склонилась над ним и взяла ребенка на руки. Какое-то время в комнате звучало лишь его ослабевающее и стихающее возмущение.Нэн сглотнула, но и не попыталась скрыть закапавшие быстро и беспрепятственно слезы. ?Я наделала ошибок. Знаю. Но неужели их невозможно простить, Анна??Анна качала малютку. При словах матери она подняла голову, и Нэн увидела, что дочь тоже вот-вот расплачется.?Нет, мама…Конечно, нет?. Задумчивым потемневшим взглядом Анна смотрела, как Нэн ищет носовой платок. Она вспомнила, что в свои сорок лет матушка сохранила определенную хрупкую красоту. Сейчас она заметила размер подати, взятой прошедшими двумя годами. Вдовство и жизнь в приюте обесцветили и покрыли сединой волосы Нэн, талия отяжелела, прелесть белокурости поблекла и обернулась невыразительностью и неуверенностью среднего возраста.Анна взглянула на дрожащие в колебании руки, на мягкие растерянные губы и направилась от колыбели к матери.?Сюда, мама?, - сказала она. ?Неужели ты не хочешь подержать твоего внука??Нэн стояла у входа, ведущего в большой зал, созерцая сверху хаос, начавшийся во внутреннем дворе, где Ричард пытался успокоить своего беспокойного скакуна, очутившегося среди дюжины или около того лающих собак. Она ощутила поднимающийся в горле ком, поддаваясь безжалостной тяге к воспоминаниям. Так всегда случалось, когда домой, в Миддлхэм, возвращался граф Уорвик. Тот же беспорядок, то же воодушевление, и она прежде очень часто поступала, как сейчас поступает Анна, настолько торопливо спускаясь по крутым ступенькам башни, что казалась в неотвратимой опасности запутаться в собственных юбках.Ричард сдержал коня у основания лестницы, стоило только Анне спуститься, он выскользнул из седла и попал в ожидающие его объятия жены. Нэн смотрела, воскрешая в памяти дюжину подобных сцен, свидетелями которых являлись эти сцены во времена, когда над главной башней развевалась Заостренная Палица Уорвика. Они причиняли боль, но не столь сильную, как она раньше предполагала.Анна собрала с подоконника несколько подушек и, перенеся их через спальню, разложила на полу у бадьи в ванной. Банная вода приятно наполняла воздух вокруг облаком пара из запахов пижмы и розы. Девушка развела повешенные занавеси и устроилась на подушках, чтобы иметь возможность побеседовать с Ричардом, пока он моется.Взбалтывая легкие зыбь и воронки праздным пальцем, она продолжала прижиматься щекой к обитой ободом бадье, дожидаясь, пока Ричард распустит приближенных дворян. Анна точно знала, что он это сделает, ибо у них еще не было времени побыть наедине, и она понимала, супруг не менее ее стремился к уединению.Стоило двери затвориться, как Ричард перегнулся и поцеловал жену так, как она хотела все минувшее утро.?Господи, Анна, как же я по тебе соскучился!??Я тоже по тебе соскучилась?, - ответила Анна, а затем загадочно улыбнулась. Приподнявшись с подушек на колени, она устроилась рядом с лоханью, потягиваясь в поисках мыла.?Могу ли я помочь тебе?? - вызвалась девушка, и Ричард усмехнулся.?Не припомню, чтобы ты когда-нибудь спрашивала разрешения!?На этот раз Анна его поцеловала. ?Спасибо, любимый, за то, что ты сказал маме…что Миддлхэм – ее дом. Боюсь, я не была также великодушна?. ?Вы поссорились??Она кивнула. ?Сожалею, но поссорились. Ричард, я убеждала себя, что смогу не ворчать на нее, но это не настолько реально, как бы мне хотелось. Маме оказалось достаточно лишь упомянуть о…о том, что предпочтительнее было бы забыть, и я вспыхнула, подобно щепке. Ничего не могу поделать, до сих пор чувствую, она подвела меня именно тогда, когда я больше всего в ней нуждалась?.?Тебе нет надобности испытывать вину, Анна, она так и поступила?.Намылив ему спину, девушка перешла к коже на груди и плечах. ?Я думала, что сумею убедить Изабеллу навестить нас после рождения ее ребенка. Вероятно, она окажется более склонной к примирению с мамой, как только подарит жизнь долгожданному малышу?.Перехватив ее руку, Ричард удерживал ее у сердца. ?Милая, тебе лучше взглянуть правде в глаза, только настоящее чудо заставит Джорджа позволить Белле приехать в Миддлхэм?.Лицо Анны потемнело. ?Да, ты прав. Я просто не сообразила…? Она так крепко сжала мыло, что оно выскользнуло из ее пальцев, утонув в недоступной зрению глубине бадьи. ?Конца нет горестям, устроенным Джорджем. Мама бы уже много месяцев назад покинула Бьюли, если бы не он и его проклятая жажда чужих владений?.?Давай не говорить о Джордже. Стоит зайти речи о нем, как я ловлю себя на доводах в пользу убийства!? Ричард отвел локоны Анны от шеи, начав исследовать ее губами, пока девушка не задрожала от удовольствия, и Джордж был забыт.?Ты уверена, любимая, что хочешь оставить Джонни здесь, с нами? Не хочу быть несправедлив к тебе…?Анна кивнула и, когда Ричард снова ее поцеловал, вернула его поцелуй настолько порывисто, что лишь потом поняла, - ее волосы погрузились в воду лохани.?Любимый, посмотри на меня! Я вымокла!?Она уныло взглянула на мокрые потеки и на пятна воды, темнеющие вдоль корсажа платья, однако, не возразила, когда Ричард снова привлек ее к себе. Сейчас они оба смеялись, но при повторной потере мыла охота за ним приняла столь интересный ракурс, что развлечение вскоре уступило место настойчивости.В первые недели их брака Анна стеснялась во время занятий любовью. Она до сих пор считала, что легче проявлять страсть в мягкой близости, окутанной темнотой, в тихом и окруженном занавесями уединении супружеского ложа. Сейчас стояла середина дня, комната ярко освещалась летним солнцем, и в большом зале уже стояли раздвижные столы с извлеченными из буфетов натертыми блюдами и подносами. Но Ричард отсутствовал целый месяц, что являлось их первым расставанием после свадьбы, а последние стадии беременности по необходимости ограничивали близость.?Повтори, как сильно ты по мне скучал?, - промурлыкала Анна и рассмеялась, когда он ответил: ?Лучше я тебе покажу?.Ричард снова поцеловал ее шею, и Анна запрокинула голову назад, позволяя его губам свободнее двигаться и скользнув руками вверх по груди мужа, наслаждаясь прикосновением к теплой влажной коже, ароматом пижмы, внезапной хрипотой голоса, когда он произнес ее имя.?Почему бы тебе?, - тихо предложила Анна, ?не поторопиться и начать мыться??Он играл с влажными волосами, упавшими на ее грудь, стягивая мокрый шелк еще дальше, чтобы охватить ласками таким образом открывающийся изгиб.?У меня есть мысль получше. Не желаешь ли ко мне присоединиться??Ричард увидел, как глаза Анны расширяются. Она вспыхнула, приобретя одновременно неуверенный и заинтригованный вид. Он рассмеялся, почувствовав прилив чувств от ее смущения и от производимых действий, и потянулся к спине Анны, развязать шнуровку на платье.?А здесь?, - произнес Ричард, ?позволь мне тебе помочь?.?Мне казалось?, - ответила Анна, ?ты обычно не просишь позволения!?