Часть 27 (1/1)

27 Барнетт Хит. Апрель 1471 года. Канун Пасхи. Армия графа Уорвика создала боевое построение вдоль Гладмор Хит, на милю севернее городка Барнет. Под своим штандартом с Обточенным Колом Уорвик собрал 12 тысяч человек, по имеющимся в распоряжении сведениям, войско его брата насчитывало не менее 9 тысяч солдат. Командование центральным массивом было отдано в руки умудренного в битвах Джонни, который сейчас находился на позиции, перекрывающей дорогу между Сент-Олбансом и Барнетом. Слева от Джонни располагалось крыло, вверенное герцогу Эксетеру. Оно тянулось на восток от дороги, по направлению к глубокой болотистой котловине, спускающейся к лесу Хадли. К западу от дороги стоял авангард Ланкастеров, предводительствуемый шурином Уорвика – графом Оксфордом. Пока его подразделение занимало пустошь, Уорвик установил ставку командования позади полков, дабы оттуда наблюдать за сражением и контролировать критический запас. Свет дня растянулся на неполагающееся ему время, небо над лагерем окрасилось яркими и четкими оттенками бордового. Джон Невилл стоял у входа в шатер, глядя на захватывающие внимание цвета заката, так удачно препятствующие темноте. В его позе сквозило удивительное спокойствие, как будто все силы и возможности растаяли под воздействием странного душевного бездействия, как будто все его внутренние порывы сейчас оказались поглощены тайной, тщательно оберегаемой целью, - проводить последние следы меркнущего на небе света. Уорвик наблюдал за братом с походного ложа. Он хотел бы знать, о чем Джонни думает в течение этого молчаливого закатного бдения накануне сражения. Нет, не так. Зачем себе лгать сейчас? Он не хотел знать, не собирался даже спрашивать. Опасность всегда заключалась в том, что задай граф вопрос, Джонни может честно ответить. Господи, Уорвик надеялся, он выглядит не так плохо, как Джонни! Неужели у него был такой же вид при Понтефракте, когда его обескураженные солдаты ждали приказа, который никогда не поступит, приказа, выносящего смертный приговор и Неду, и Дикону, и кучке отважных, но безрассудных, последовавших за ними. Либо же дело в письме, послании, отправленном Недом Джонни в Ковентри? Уорвик знал лишь, что Нед лично его написал, и Джонни посерел лицом во время чтения, словно человек, страдающий от неизлечимой раны, продолжающей гноиться вглубь, почти до костного мозга, и истекающий кровью, так, что тело превратилось уже только во вместилище распространяющейся смертельной инфекции. Предложение Неда. Уорвику действительно не надо было рассказывать, в чем оно заключалось. Он и так знал. Достаточно ли он отчаялся для того, чтобы покориться Неду, зная, лишь его жизнь пощадят... не более. Все остальное погибнет. Но Нед оставит ему жизнь, потребовав затем доверия в обмен на проявленное великодушие, за предоставленное помилование. О, да, он будет прощен, Нед об этом позаботится. Джонни думал... Джонни будет прощен. "Дик?" Он резко поднял голову. Джон отвернулся от углубляющейся тьмы, позволив упасть полотну, служившему дверью в шатер. Увидев, что привлек внимание Уорвика, он сухо произнес: "Дик, мне пришла в голову одна мысль. Я знаю по опыту, простые солдаты несколько обижаются, что их господа обладают таким легким доступом к лошадям во время сражения. Пока они знают, что командиры бьются пешими, с ними наравне, бойцы также знают, лошади находятся в пределах досягаемости, если в них, вдруг, возникнет необходимость. Да, мне понятно, что ты собираешься сказать... Лошади часто нужны, дабы собрать твоих людей или произвести перегруппировку войск. Но они также привыкли отступать, обратись ход битвы против тебя". Он помедлил и затем резко заявил: "Мы не можем допустить этого подозрения, Дик. Слишком много наших людей не верит, что мы на самом деле воюем за Ланкастеров. Опасаюсь, насколько охотно они пойдут за нас на смерть, если все время будут думать, что мы можем перейти на сторону врага, улыбнись Йоркам счастье". "Что ты действительно подразумеваешь, Джонни, так это, что добрая часть наших ланкастерских союзников считает, один из нас, или мы вместе, можем переметнуться к Йоркам в подходящий момент", - горько ответил Уорвик. Джон едва заметно кивнул. "Это тоже", - тихо сказал он. "Хорошо, тогда, что предлагаешь?" "Я отведу лошадей на значительное расстояние от поля битвы, достаточно далеко, чтобы не возникло сомнений в наших обязательствах по отношению к предстоящему сражению". Уорвик некоторое время молчал и думал. Джон не торопил брата, кажется, удовлетворившись только ожиданием. Наконец, Уорвик кивнул. “Да, в твоих словах что-то есть. Я прикажу привязать лошадей в Ротэмском лесу. Кроме того, мне не в новинку поступать таким образом в целях убеждения своих солдат. Однажды пришлось даже убить собственного коня, дабы показать, я намерен или одержать победу или умереть, не сходя с места. Уверяю, это был довольно драматично выглядящий поступок, пусть и предотвративший наше поражение. Но ты же должен помнить это, Джонни?” “Да”, - ответил Джон и слабо улыбнулся. “Ты так часто рассказывал мне о данном эпизоде, что он остался выжженным в моем мозгу. Незабвенная стычка в Феррибридже на переправе, когда убили Клиффорда”. “Да, это самое сражение”, - быстро и почти агрессивно отозвался Уорвик. “Оно произошло в день накануне Таутона. Я смог сдержать людей, пока Нед не прислал подкрепление, которое перешло реку вброд, чтобы прийти нам на помощь”. Он умышленно назвал имя Эдварда, внезапно поддавшись гневу, не на что конкретно не направленному мощному гневу, на миг никого не щадящему, даже Джона. Уорвик помнил лишь о смутной решимости не проводить вечер накануне битвы, пугаясь призраков и отшатываясь от теней. Джон промолчал. На его лице также ничего не отразилось. Он продолжал выглядеть спокойным, утомленным и скорее отстраненным, как и в предшествующие десять дней с тех пор, как присоединился к Уорвику в Ковентри. Ярость, внезапно нахлынувшая на последнего, подобно резкой и пронизывающей летней молнии, сейчас оставила в памяти только опаленные своим приливом участки. В настоящий момент он подобрался так близко, как только мог, к разрушению стены молчания, безжалостно выраставшей между ним и братом. Уорвик посмотрел на Джона, размышляя об остальных. О брате Джордже, переметнувшимся к Йоркам в обмен на обещание прощения. О зяте, предавшем его на Банберской дороге. О великом добром друге, французском короле, о монархе, называвшим его “дражайшим товарищем” и “кузеном”, сейчас пришедшим к соглашению с Карлом Бургундским. О нынешних союзниках - об Оксфорде, женатом на его сестре, тем не менее, не вполне доверявшему графу. Об Эксетере, бросившем ему в лицо обвинение в расчете на соглашение с Йорками. Уорвик мог доверять лишь Джонни. Лишь Джонни не предавал его и не предаст. Лишь Джонни, пребывавший сердцем с Йорками. “Джонни, хочу, чтобы ты знал...” “Знаю”, - поспешно ответил Джон. “Нет надобности это обсуждать. Разве не так?” “Нет”, - тихо согласился Уорвик. “Нет, Джонни, такой надобности нет”. Джон начал затем говорить о военных делах, рассматривать артиллерию и необходимость, по меньшей мере, обладать конным формированием. Уорвик с ним согласился, и вскоре к ним присоединились Эксетер и Оксфорд. Обсуждение продолжилось. Накрыли поздний ужин, к которому мало кто прикоснулся, за редким исключением, пока мужчины продолжали совет, пока проходили часы, пока на маленькой церкви в Хэдли, стоящей не далее броска камня от ланкастерских рядов, не прозвучали колокола, зовущие к Вечерне и Повечерию. Не далее наступления сумерек произошло некоторое волнение. Разведчики Уорвика доложили о неожиданном столкновении на улицах Барнета с йоркистским авангардом. Граф мрачно вызвал своих капитанов, сообщив им, что утром следует надеяться на сражение. К Барнету приближалась йоркистская армия. Как близко она от них находилась, Уорвик не представлял. Добравшись к городку во тьме, Эдвард вынес смелое решение. Под покровом ночи он приказал своим людям выдвинуться, занимая боевые посты. Это был сложный и неожиданный маневр, обладавший непредусматриваемыми последствиями. Прежде всего, Эдвард смог пожать лишь пользу от рассчитанной им рискованной аферы. Ружья войска Уорвика загрохотали, ночь откликнулась пушечным огнем. Но солдаты Эдварда расположились намного ближе, чем предположил граф. Его артиллерия промахнулась, а Эдвард отдал распоряжение не открывать ответный огонь. Йоркисты начали готовиться ко сну. Скоро после полуночи на долину опустился туман. Штандарт с Белым Вепрем, развевавшийся над шатром командования, принадлежавшим Ричарду, повис мокрый в замершем воздухе. Томас Парр сделал движение, подтолкнув закутанную в шерстяное одеяло фигуру, находящуюся рядом. Том Хиддлстоун, как и Томас, делил с Ричардом дни детства в Миддлхеме. Он был самым старшим из трех мальчиков, сражавшихся в битвах при Эджкоте и Лоскот-Филде. Сейчас он бросил взгляд на друга и кивнул. Томас присел и тихо позвал: “Мой лорд?” Ричард повернул голову, опершись на локоть. “Том?” “Ты совсем не спал. Тебе надо поговорить?” Томас не мог рассмотреть лица Ричарда в тенях. Стояла тишина. Ружья Уорвика, наконец-то, умолкли. Томас встал на колени, произнеся с уверенностью: “Его Милость Король одержал победу при Таутоне в Вербное Воскресенье.Барнет станет Пасхальной победой... милостью Всемогущего Господа и с помощью, которую ты должен оказать ему завтра вместе с авангардом”. Ричард пошевелился, потянувшись через разделявшее их расстояние. На миг он позволил своей руке задержаться на плече Томаса. “Поспи, пока у тебя есть такая возможность", - произнес юный полководец. Томас снова лег. “Доброй ночи, мой лорд”. Он закрыл глаза, но не заснул. Томас знал, его товарищи также не спят. Пять часов утра. Солнце должно было уже взойти на небе, но сырая серая мгла все еще окутывала лес у Хэдли. Ночью на землю опустился густой туман, плотнее и тяжелее, чем какой-либо ранее наблюдаемый Ричардом, даже на йоркширских болотах. Его люди находились в ожидании, как один, устремив глаза на командира. Ночной холод затягивался, дыхание окрашивало воздух инеем, пока молодой человек держал речь. Он посмотрел на своих боевых командиров и дал сигнал поднять знамя. Зазвучали трубы, рождая мрачно отзывающуюся в рассветной сырости приглушенную песню. Как только авангард вошел в туманную дымку, стало заметно, что-то идет не так. Слева доносились глухие отзвуки сражения, словно центральное ядро йокистов сошлось с рядами, возглавляемыми Джоном Невиллом. Но выпущенный лучниками наугад в серое море над головой град стрел остался без ответа. Они двигались вперед, не слыша окликов и не встречая сопротивления. Почва понемногу начала уходить из-под ног, следы оставались на медленно скользящей земле. Внезапно Ричард понял... все происходящее очень хорошо. В темноте авангард обошел корпус Эксетера. Они уже находились далеко от его левого фланга, спускаясь в широкое заболоченное ущелье, укрепляющее позицию противника. Если им удастся пересечь ущелье необнаруженными, тогда они смогут подойти к флангу, не ожидающему атаки с этого направления. Но, если люди Ричарда позволят себя увидеть и услышать, все еще пребывая в теснине, тогда грязное болото станет красным от крови, йоркистской крови. Ричард обернулся, увидев, что его люди прекрасно осознали произошедшее с ними. Не было смысла призывать их к тишине. Солдаты угрюмо торопились пройти вперед, в темноте, ничего не различая. Граф Оксфорд потребовал для себя руководства авангардом, и Уорвик был вынужден молча согласиться. Сейчас, ведя подопечных ему бойцов на левый фланг йоркистов, он сразу увидел то, что Ричард обнаружил лишь в темноте, - перекос солдатских рядов. Как только йоркистский авангард обошел Эксетера, авангард ланкастерцев частично соединился с крылом, за руководство которого отвечал Уилл Гастингс. Тем не менее, Оксфорду повезло больше, чем Ричарду, между его людьми и йоркистами не зияло предательского ущелья. С победоносными криками они вылетели из тумана, чтобы без предупреждения врезаться во фланг Гастингсу. Йоркисты были в беспорядке раскиданы, отступая перед лицом нежданного приступа к своему тылу. Их ряды заволновались, после чего освободили дорогу Оксфорду. Пока Гастингс и его командиры отчаянно пытались собрать людей, левое крыло йоркистов разбилось, распавшись в попятном движении. Под прессом ликующе преследующих их боевых формирований Оксфорда, йоркистские солдаты устремились в поле, в процессе отступления отбрасывая в сторону оружие и щиты. Бешенство Гастингса было тщетным. Испуганные жители Барнета торопливо возводили загромождения у своих дверей, пока охваченные паникой воины внезапно наталкивались друг на друга на узких мощеных улочках. Кто-то пытался обрести убежище в стенах приходской церкви, другие похищали лошадей и по дороге, длиной в десять миль, летели в Лондон, дабы разбудить там горожан криками, возвещающими о йоркистском крахе. Вскоре люди Оксфорда охладели к убийствам и перешли к мародерству и разбою в Барнете. Сражение длилось меньше полноценного часа, но левое крыло армии Эдварда было уничтожено. Джордж смирился с жалкой милостью решения Эдварда, - доверить авангард Ричарду. Необычно для себя сдержанный, он удовольствовался лишь несколькими язвительными комментариями, относящимися к возрасту и неопытности младшего брата, но и эти слова были сказаны к месту. Дело заключалось не в том, что он так сильно ревновал к оказанной Дикону чести, уверял себя Джордж, а в том, что Нед посчитал удобным совсем отказать ему в возможности какого-либо руководства. Кларенс слишком хорошо понимал, Нед хотел держать его на расстоянии вытянутой руки только по одной-единственной причине: старший брат не доверял Джорджу. Да, тот знал о подозрениях Неда, знал, Нед опасается вероятности перехода Кларенса к Уорвику, если ход битвы обернется против Йорков. Но столь ничтожное доверие вызывало горькое возмущение после приведения целого четырехтысячного войска для подкрепления Йорков и предательства тестя во имя помощи Неду. Тем не менее, его разочарованность рассеялась уже в течение первых пяти минут сражения, когда Джордж начал бороться за каждый вздох, отбиваясь от кричащих умирающих солдат и зловония - крови, вперемешку с очищающимися кишками. Он и понятия не имел, что все это будет именно так, и, впервые в жизни, был благодарен за близость к старшему брату и продвижение под его взглядом. Сейчас Джордж даже ради спасения души не поменялся бы местами с Диконом, затерявшемуся где-то в одиночестве в туманном сгущении. Как безопасно оказывалось в этом внезапно одичавшем мире находиться рядом с Недом. С Недом, казалось, не знакомым со страхом, возвышающимся над остальными, прорубающим проход мечом, окровавленным до самой рукоятки. Джордж наблюдал за братом с непостижимым благоговением. Он мог принять задиристость Дикона, ведь это была его первая битва, впрочем, как и Кларенса. Но Нед знал! Как, во имя Христа, нашлась у него сила выглядеть вчера так спокойно, наперед понимая, с чем они столкнутся с приходом рассвета? Джордж споткнулся о растянувшееся тело, под невероятным углом лежащее на земле. Еще более невероятным стало то, что, невзирая на почти полную выпотрошенность внутренностей, несчастный стонал. Джордж перешагнул через него, рванувшись за Эдвардом. Центр казался сконцентрированным против Джона, но Джордж знал, что бой разворачивается не в пользу Йорков. Левый фланг был разгромлен. Гастингс вспрыгнул на лошадь в безумном усилии - собрать своих людей, остановить их отступление перед лицом атаки Оксфорда. Докладывали о жесточайших столкновениях между солдатами Эксетера и Ричарда. Всего десять минут назад из тумана вышел посыльный с обращенным к Эдварду призывом: “Мой господин Глостер просит меня передать Вашей Милости, что дела у них идут хорошо... и что вы можете придержать ваши запасные части”. Несмотря на это, Джордж знал, Ричард сражается не только с Эксетером, но и с Уорвиком. Потрясенный внезапным появлением йоркистского авангарда на его фланге, Эксетер потребовал срочного подкрепления, и Уорвик отправил добрую половину своих резервов ему на помощь. Воины Ричарда страдали от малочисленности, будучи вынужденными сдавать землю противнику и отходя в болотистую низину. Если авангард проследовал по дороге, проделанной левым флангом, у Эдварда не оставалось надежды продержаться только личными силами. Джордж также знал, Оксфорд вскоре вернется на поле. Кларенс был слишком проницательным полководцем, чтобы тратить силы на преследование уже разгромленных людей. Ему пришло в голову, вызвав холодок ужаса, что Йорки могут потерпеть поражение, и день принесет удачу Уорвику, его тестю, который никогда не забудет зятю инцидент в Банбери. Из тумана выбежал человек и направился прямиком к Джорджу. Тот замахнулся мечом, но потом заметил эмблему Белого Вепря, принадлежащую младшему брату. Совсем мальчик, ослабевший и позеленевший от страха. Кларенс вытянулся и схватил мальчишку, как только он приблизился на нужное расстояние. Пальцы грубо сомкнулись на плече. Сопляк охнул, и между пальцами рукавицы Джорджа заструилась кровь. Кларенс поменял точку захвата, переместившись к предплечью щенка. “Почему ты не с Глостером?" - спросил он, сокращая дистанцию, в надежде быть услышанным. “Глостер... он разбит!” Хватка Джорджа ослабла, и мальчишка воспользовался открывшейся возможностью, высвободившись и стремглав улизнув обратно в туман. Кларенс уже успел про него забыть, он обернулся к брату, находившемуся на расстоянии нескольких ярдов. Джордж закричал, хотя знал, что Эдвард не смог бы услышать. Все люди, толпившиеся вокруг, выкрикивали имена Йорков или Невиллов, по мере того, как сходились в схватке. Почти под ногами Кларенса вопил раненый человек: “Пощадите, во имя Христа!” Стоящий, широко расставив ноги, йоркист погрузил в него до упора секиру. Туманные клубы снова начали закручиваться, в конце концов, полностью сомкнувшись. Джорджу удалось заметить вспышку, мелькнувшую на лезвии меча Эдварда: его противник погиб сразу. Кларенс смотрел, не в силах сдвинуться с места. Перед ним разворачивалось безумие. Постоянно возвращающийся кошмар, когда-либо существовавший. Им всем суждено погибнуть здесь, в лапах этой серой тьмы, тумана, душащего поля битвы, подобно погребальному савану. Он заметил движение справа и резко обернулся. Солдат-убийца исчез. Туман скрыл невыразимые ужасы, скрыл смерть и умирающего. Йорки потерпели поражение. Джордж содрогнулся и споткнулся о спину брата. Ричард никоим образом не был готов к аду, развергшемуся в Барнет Хите. Томас Парр погиб. Ричард увидел, как он падал, и знал, что не существует человека, кто сумел бы выжить после полученного Томасом удара. Находясь слишком далеко, чтобы прийти на помощь, молодой человек прокричал тщетное предостережение, в смятении наблюдая, как его офицер опускается на землю. Тот миг леденящей неподвижности чуть не обошелся юному герцогу потерей его собственной жизни. Разящий удар застиг его сбоку, вынудив упасть на колени. Ричарда спас инстинкт. Инстинкт и годы упражнений с боевым топором и палашом на тренировочном поле. Даже летя вниз, молодой человек отреагировал, не думая, не совершая сознательного выбора. Ударившись коленями о почву, он взмахнул мечом в маневре, выученном годы тому назад, в Миддлхэме. На него брызнула кровь, противник зажал место желудка и опрокинулся навзничь. Почти сразу рядом очутился Роб Перси, помогая Ричарду подняться. Люди Глостера неохотно отдалялись от господина во время боя, прекрасно понимая, что он представлял из себя опасную и соблазнительно влекущую мишень для Ланкастеров, - брат короля Йорка и человек, командующий авангардом. Ричард не имел возможности узнать, как серьезно был ранен. Боевой топор раскроил наручи. Рука онемела от локтя до запястья. Боль отсутствовала... пока. Но кровь заливала рукавицу. Ричард вознес торопливую благодарность Всемогущему Богу, что тот отнес удар на левую руку, и отказался от последнего взгляда на скрюченное и недвижимое тело оруженосца. Вокруг герцога сошлись верные ему рыцари, так что у Ричарда появилась возможность посовещаться со своими боевыми командирами. Он выслушал их соображения о нереальности выстоять без подкрепления. “Нет”, - ответил Ричард, выталкивая слова из уже охрипшего от громких приказаний горла. “Я не стану истощать резервов брата. После разгрома построений Гастингса, они ему сейчас больше требуются. Отправьте Его Милости известие, мы еще держимся своими силами, и ему не стоит перебрасывать к нам людей”. Рыцари заспорили. Томас Говард, старший сын Джона Говарда, махнул рукой за их спины, по направлению к лощине, скрытой в тумане. Ричард повторил свои приказы, и когда подчиненные ему дворяне продолжили упорствовать, излил на них гнев, ибо ярость осталась единственным чувством, которое он мог себе позволить. Френсис споткнулся, упав на колени, страдая, как от изнеможения, так и от веса надетых на него доспехов. Над ним, протянув руку, нависла знакомая фигура. Френсис с благодарностью схватился за эту руку, позволяя Робу помочь ему подняться на ноги. “Такое чувство, что я бежал в высоких волнах”, - признался молодой человек, пытаясь вернуться в равновесие. “Меня даже ветер пригибает к земле”. “Постой минуту. Переведи дыхание”. “Как думаешь, Роб, нам удастся выстоять?” “Если это будет по плечу Господу и Глостеру”, - угрюмо ответил Роб. Френсис оказался не единственным, нуждающимся в паузе и в краткосрочном отдохновении. Ричарда окружали подотчетнве боевые командиры, которым он дал знать, что нуждается в воде, в том, чтобы ее вылили ему на наручи и в перчатку. “Роб, ему следует показать руку лекарю”. Роб покачал головой, щурясь из-за пота, льющегося ему в глаза. “Он не покинет поле, не позволит себе подобного. Дикон - единственный, их всех сдерживающий. Господи, Френсис, оглянись вокруг! Что мешает этой ватаге сломать ряды, так это чертов гнилой овраг в тылу и Глостер, прямо здесь, плечом к плечу с ними, наравне рискующий своей жизнью”. Рядом с Френсисом принесший воду протягивал фляжку. Он потянулся к ней, прополоскал рот и сплюнул. “Как считаешь, Дикон знает, что его второй оруженосец также погиб?” Наплечники Роба зашевелились, он пожал плечами. “Совсем не советую тебе ему рассказывать! Готов подняться полностью и идти?” Френсис ничего не мог с собой поделать, будучи вынужденным произнести: “Если позволим столкнуть себя в овраг, нас искромсают, Роб”. “Христе, Френсис, думаешь, Дикон об этом не знает? Когда Оксфорд вернется на поле, у короля должны остаться в рукаве резервы, иначе войска Оксфорда пройдут сквозь йоркистские ряды, как нагретый нож сквозь масло. Тогда нас всех зарежут, не только авангард, но и каждого человека, воевавшего на стороне Йорков”. Френсис рискнул поднять забрало шлема, втянув несколько глотков свежего воздуха. “Запашок, как в склепе... Иисусе! Роб!” Роб дернулся, но сражен оказался не Ричард, подстрелили Томаса Говарда. Полет капризной стрелы, точное попадание в цель. Юноша зашатался и упал на живот. Как только тело коснулось земли, древко стрелы треснуло. Томаса скрутила судорога, затем он обмяк. Роб и Френсис бросились к нему, но остальные уже стояли там, образуя собой защитное ограждение. Ричард отдавал распоряжения, на глазах молодых людей сраженного Говарда подняли и понесли к расположению арьергарда. Ричард обернулся, заметив рядом Френсиса: “Милостивый Боже, Френсис, опусти забрало!” Это была первая появившаяся у них возможность перемолвиться с момента начала битвы два часа назад. По мнению Френсиса, должно было существовать нечто, что следовало сказать, все прекрасно понимали, другого шанса может и не предоставиться. Но, даже если и имелось на свете какое-то похожее лечебное благословление, даже если были какие-то вдохновляющие слова, способные чудесным образом послужить талисманом для обоих юношей, Ричард и Френсис избегали их. Все, что смог Ловелл, выпалить правду. “Дикон, это настоящий ад". Ричард помедлил, бросив взгляд через плечо. “Я знаю. Но если мы проиграем, Френсис, если мы проиграем...” Он отошел, начав выкрикивать приказы, указывая на линию, по которой йоркисты отступали, и его рыцари сомкнули ряды, изнуренные мужчины хлынули на лошадях вперед с криками: “Йорк! Глостер!” Внутри рукавиц руки Френсиса скользили от выступившей испарины. К ладоням прилипла кожа, пальцы свело, и они онемели. Ловелл плотнее обхватил эфес меча и, вслед за Ричардом, вернулся на поле боя. Это отняло у него больше часа, но Оксфорд, в конце концов, перестроил свои опустошенные полки. Когда он влетел на рыночную площадь, с криками и проклятиями, несколько человек бросились врассыпную, другие застыли в ошеломлении, с остекленевшими глазами, взирая на разграбление забегаловок с элем, откуда долетали добродушные шутки над разъяренным командиром. Оксфорду и его капитанам удалось собрать каких-то восемьсот солдат, носивших его символ Светящейся Звезды, и направить их на север, назад к месту сражения. Поле до сих пор было плотно окутано туманом, и у Оксфорда не существовало возможности узнать, что, в его отсутствие, боевые линии переместились, поменяв расположение с севера на юг на с востока на запад. Снова погрузившись в гущу битвы, его люди считали, что врезались в арьергард Эдварда. Но, вместо этого, они столкнулись с флангом под командованием Джона Невилла. Солдаты Монтегю были застигнуты врасплох. В клубящемся тумане реющий над новоприбывшими штандарт был довольно смутно различим, плавая во мгле. Пораженным паникой мужчинам казалось, на нем брезжит сияющее солнце...Солнце Йорков. Поднялся крик: Западня! Сторожевое крыло лучников выпустило град стрел по йоркистским всадникам и пехотинцам, без предупреждения оказавшимся в самом их центре. Устремляясь назад, пронзительно ржали лошади. Отшатывались солдаты Оксфорда, обливающиеся кровью и оглушенные. Сам Оксфорд ругался, как безумный. Этот сын блудницы, Монтегю, предал их. Перешел к Йорку, как они и боялись. Шеренга звенела от криков об измене. Воины кидались на крыло Монтегю, за чем следовали человеческие смерти, вызванные банальной ошибкой. От Ричарда прибыл еще один посланник. Задыхаясь, он предстал перед Эдвардом. "Меня зовут Мэтт Флетчер, Ваша Милость. Мой господин Глостер приказал передать вам, что авангард до сих пор стоит". Кто-то протянул Эдварду фляжку. Он взял ее, стал пить большими глотками, разбрызгивая воду на лицо и доспехи и смывая таким образом с них кровь. "Как у него дела, если говорить правду?" Юноша заколебался. "Битва свирепая, Ваша Милость. Но мы не отступаем..." Вид крутых склонов лощины заставил его добавить, "Так далеко". Эдвард кивнул. "Передайте Глостеру, ряды Монтегю слабеют. Знаю, прошу очень многого. Но если он сможет продержаться еще дольше..." "Передам, Ваша Милость", - устало пообещал Мэтт. Эдвард уже начал отворачиваться, но остановился и оглянулся на молодого человека. "Также скажите ему, пусть будет осторожнее, ради Христа... и ради меня". Оба тут же услышали поднимающийся шум - проклятия испуганных мужчин, крики о предательстве, ржание умирающих лошадей. Слева, среди рядов Монтегю, началась какая-то странная внезапная активность. Из тумана выходили люди, шеренга все больше колыхалась. Бегом к ним направлялся Джон Говард. Он двигался с удивительной скоростью для человека его размеров и облаченного в латы веса, бешено жестикулируя. "Ваша Милость! По Оксфорду палит Монтегю!" "Сияющая Звезда Оксфорда! Слезы Христовы!" Эдвард поднял забрало, и Мэтт на миг увидел сияющие голубые глаза и белые зубы. Он не понял, что произошло, но Эдвард, видимо, успел оценить обстановку, и молодой человек ощутил волнующий трепет от жестокого торжества улыбки своего короля, восхищенно ругающегося. Эдвард обернулся к Говарду, обняв того за плечи. "Сейчас, Джек! Я собираю запасные полки. Настала очередь Йорка". Туман все еще клубился и скрывал солнечный диск, но Ричард уже покрылся испариной. Он чувствовал, как его бьет лихорадка, как почти теряется голос. Левая рука больше не кровоточила, но сотрясалась столь непрерывно, что молодой человек стал опасаться, не сломалась ли она. Правую руку разрывало болью чуть менее интенсивно, меч налился свинцовой тяжестью, вращаясь единственно чистой силой воли. Солдаты Ричарда были также изнурены, как и командир, безнадежно держа в памяти лощину, лежащую за их спинами. От Эдварда известий больше не поступало, поэтому отсутствовала какая-либо информация о происходящем на оставшемся участке поля. Время потеряло свое значение. Ричард не представлял, сколько часов минуло с момента, когда они впервые прорубили себе путь из серого засасывающего болота, чтобы встретиться с Эксетером. Размахивая смертоносно усеянной тяжелыми цепями булавой, известной как “кадило со святой водой”, на него летел человек. Ричард отступил, приняв скользящий удар по плечу, заставивший его зашататься, и направил меч сквозь доспех, сплетенный из мелких железных колец, под ребра неприятелю. Вложенная в атаку сила вызвала онемение руки. Хватка ослабла, меч стал опасно крениться из рук. Впереди, шатаясь от утомления, рухнул один из солдат Ричарда. Юноша остановился, и вояка оцепенело на него посмотрел, узнавая. “Мой господин... Я не могу”. “Не разговаривай”. Голос Ричарда надломился, он закашлялся, и мышцы его горла сжались, причиняя боль. “Постой... переведи дыхание. Потом к нам присоединишься...” Солдат кое-как поднялся на ноги и смог еле заметно улыбнуться. “Я не... не хочу ...” Ричард никогда не узнал, что намеревался сказать этот человек. Вояка задохнулся, обе его руки потянулись к горлу, чтобы вытащить застрявший там наконечник стрелы. Кровь хлынула из умирающего, забрызгивая обоих. Молодой человек отпрянул, борясь с еще слабым тошнотворным позывом. Он закусил свою нижнюю губу и сейчас почувствовал во рту уже собственную кровь, едва успевая прикрыться ладонью. Солдат соскользнул на траву к ногам Ричарда, содрогаясь в конвульсиях. Юношу передернуло, и он отвернулся. На исходе третьего часа полки Эксетера начали оставлять пространство впереди себя. Сначала медленно, но потом все скорее они отступали. Люди Ричарда встретились с последней мощной волной, после чего сами хлынули вперед с возгласами, прославляющими Йорков. Ланкастерцы поддались смятению, не в силах далее оказывать сопротивление. Их мысли одновременно сошлись на идее покинуть поле, и солдаты стали нарушать стройные ряды, рассеиваясь прочь. Туман, в конце концов, разошелся. На левом крыле Ричарда появились люди, но облачены они были в цвета Йорков. Тогда молодой человек понял, - авангард сумел соединиться с центральным формированием. В крыло Джонни врезался Нед. Йоркистский штандарт с солнцем сиял белым и золотым. Отшлифованные доспехи Эдварда потускнели от грязи, помятые, поцарапанные и потемневшие от чужой крови. Он устремился вперед, солдаты расступались, освобождая своему королю дорогу. Добравшись до Ричарда, Нед поднял забрало. Младший брат увидел его улыбку. Ричард не ощущал ни радости, ни торжества, ни облегчения... еще не ощущал. Лишь оцепенение, телесное и духовное изнурение, не схожие с чем-либо ранее испытанным. Он медленно опустил меч на землю, позволяя окровавленному лезвию коснуться травы. На земле в шатре военного врача покоился разбитый наруч Ричарда. Френсис и Роб склонились над его владельцем, расстегивая ремни и пряжки, скрепляющие доспехи с правого бока и путаясь в наплечных ремнях. Оба юноши получили совсем малый отрезок времени на освоение роли оруженосца, поэтому ухитрялись влезать под ноги товарищу, отдергивая застежки с неуклюжей грубостью, как в процессе снятия нагрудного панциря Ричарда, закрывавшего его плечи. Чересчур изнуренный, чтобы жаловаться, их друг переносил терзавшую его помощь тихо и издал вздох облегчения, лишь когда, в конце концов, смог получить ничем не ограниченный глоток воздуха. Френсис выбросил вперед плащ, принесенный из шатра Ричарда, и помог товарищу накинуть его на помятый форменный камзол. Врач встал рядом на колени, исследуя нанесенную рану, к текущему моменту запекшуюся от свернувшейся крови. Прикосновение заставило молодого человека вздрогнуть. Он благодарно взял протягиваемую ему Робом фляжку с вином. “Послали людей забрать их тела?” Роб кивнул. “Они обнаружили Парра, но не Хиддлстоуна...пока еще”. Он замолчал, тихо прибавив: “Дикон, это случилось быстро и четко. Уже что-то”. Фраза вынудила Ричарда открыть глаза, его губы искривились. “Немного, Роб. Чертовски немного”. Он сделал слишком большой глоток и подавился. Врач лил на рану мед, чтобы ее очистить, под его прощупывающими пальцами кровотечение возобновилось опять. Ричард откинулся назад и снова закрыл глаза. На него упала тень. Когда Ричард открыл глаза и поднял взгляд, под ткань палатки нырнул Уилл Гастингс, сразу встреченный напряженным вопросом: ?Уилл, есть новости об Уорвике или о Джонни Невилле??Уилл покачал головой. ?Нам известно, что Оксфорд покинул поле битвы, когда люди Монтегю открыли по нему огонь, я слышал о гибели Эксетера, хотя это лишь слухи. Зато до сих пор ничего ни о Уорвике, ни о Монтегю?.Он наклонился ближе, понизив голос так, чтобы слышать его мог один Ричард.?Энтони Вудвилл получил удар мечом вдоль поножей. Ему придется какое-то время похромать, но не более… к огромному сожалению?.Ричард выдавил мрачную улыбку, потом снова судорожно вздохнул, ибо скальпель врача снова скользнул в его рану.?Иисусе, человече, осторожнее!? - огрызнулся юноша, после чего лекарь пробормотал извинения, помещая в ладонь пациента чашу.?Это отвар репейника… не пожелает ли Ваша Милость выпить его до дна??Наблюдающий за Ричардом Уилл произнес: ?Ты знаешь, я протестовал против вручения тебе авангарда. Я считал тебя чересчур юным, чересчур зеленым. Твой брат со мной не согласился. Он оказался прав, а я - нет?.Ричард еще не был готов к похвалам, последние три часа стояли слишком близко, оставаясь в памяти слишком свежими.?Что с людскими потерями?? - спросил он. У нас уже есть цифры наших погибших??Нет…Но я не удивлюсь, если число погибших достигнет целых пятнадцати сотен?.Ткань, заменявшую дверь в шатре, снова отбросили. Вошел Эдвард и помахал пытающемуся подняться Ричарду. Взгляд короля устремился на врача.?Как дела у моего брата Глостера??Ричард с отвращением осушил чашу, ответив, прежде чем врач смог вставить слово: ?Уверен, рану я переживу, но о лечение такого не сказал бы?.Эдвард рассмеялся. ?Вижу, ты приходишь в себя, братишка?. Он нагнулся через плечо врача, чтобы лично посмотреть на травму Ричарда, скривился и произнес: ?Донесли, Уорвик был замечен недалеко от Ротэм Вуд. Я отправил своего человека с приказом, чтобы ему не причинили никакого вреда. Что до Джонни, - до сих пор – ничего…? Король замолчал, обернувшись к открывшемуся навесу, встречая вестника, одетого в боевые цвета формы Йорков. Посланец склонил перед своим монархом колени.?Ваша Милость… они нашли графа Уорвика?.Более дюжины человек стояло на поляне полукругом, жестикулируя и пересмеиваясь друг с другом. Они выжидательно отпрянули, заметив скачущих в их направлении всадников, среди которых тут же увидели короля. Эдвард выпрыгнул из седла и пошел к ним. Вдруг он резко остановился, рассматривая распластавшееся в центре группы тело. Люди неуверенно задвигались, встревоженные его молчанием. Один из них, видимо, похрабрее товарищей, ухмыляясь, подвинулся ближе.?Теперь ему не создавать королей, мой сеньор!? Эдвард повернулся посмотреть на говорившего и наотмашь ударил его по губам. От любого другого человека такой жест выглядел бы необъяснимым, но, исходя от короля, он сбил сплевывающего кровь храбреца на колени.Никто не тронулся с места, никто не осмелился помочь упавшему собрату. Эдвард опустился на землю рядом с Уорвиком и перевернул тело. Мародеры уже успели здесь потрудиться. Детали доспехов двигались свободно, исчезли обе латные рукавицы. Также исчезли украшенные драгоценными камнями кольца, носимые графом с такой гордостью. Эдвард поднял забрало и задохнулся. До этого момента он не представлял, каким образом погиб его кузен. Уорвик был плотно прижат к земле, а в его мозг глубоко впились острые клинки. Ричард стоял рядом. Эдвард плотно закрыл забрало, перехватив склоняющегося брата за запястье. ?Тебе не стоит этого видеть, Дикон?.Ричарду было достаточно одного взгляда на лицо Эдварда, он сразу поверил ему и кивнул. Миг спустя король поднялся, но Ричард остался на прежнем месте, молча смотря на тело кузена. Тем не менее, он резко поднял голову, услышав, как брат обращает ярость на перепуганных солдат.?Я отдал приказ сохранить ему жизнь. Господи прокляни ваши недостойные души!?Заикаясь, люди забормотали слова отрицания, стали клясться, что они не принимали никакого участия в смерти Уорвика, что нашли его уже бездыханным, видит Бог, что он пытался добраться до лошадиной связки с преследующими его по пятам неприятелями. Они только видели, как граф въезжает в лес, последовали за ним, но, прежде чем добрались до опушки, Уорвик уже лежал замертво.Прибыли остальные всадники, среди которых были Уилл Гастингс и Джон Говард. Последний спустился с коня и подошел, встав рядом с Ричардом.?Жаль?, произнес он тихо. Ричард молча кивнул. Молодой человек подумал, известно ли Говарду о случившимся с сыном, открыл рот, чтобы заговорить, но слова каким-то непонятным образом застряли. Как бы то ни было, что-то должно было отразиться на его лице, ибо затем Джон Говард совершил нечто абсолютно неожиданное, целиком не соответствующее своему характеру. Он протянул руку, и она вмиг обхватила плечи юноши.Рядом с поляной, где стоял Эдвард, началось внезапное движение. Ричард поднял голову и воззрился на возбужденных, жестикулирующих людей. Даже не взглянув на лицо брата, он уже все знал.Он не шелохнулся, стоя очень спокойно. Больше не было мыслей ни о Джоне Говарде, ни об образующих полукруг мужчинах, придвинувшихся ближе, чтобы разглядеть с любопытством тело Создателя Королей. Прошло какое-то время, прежде чем он смог встревожиться, пересекая поляну и слыша, как Нед говорит, что Джонни также мертв.Они стояли в стороне от остальных. Эдвард устремил взгляд в землю, в утоптанную, с корнем вырванную траву, свидетельствующую о крайней жестокости, сопровождавшей конец Уорвика. Немного погодя, король перекрестился, но Ричард знал, - прошедшие минуты молчания были посвящены мыслям о Джонни, а не молитве.?Ты имеешь право знать, Дикон?, - произнес Эдвард в конце концов хриплым голосом, скрипящим от переполнявших его чувств. ?Под доспехами Джонни носил наши цвета. Он пошел против нас в бой, облаченный в голубой и темно-малиновый оттенки Йорков?.?Смилуйся над ним, Иисусе?, - прошептал Ричард. Слезы заполнили его глаза, но ресницы преградили им путь, мешая капать. Он чувствовал некоторое оцепенение, плакать не получалось, даже из-за Джонни.Подъехали новые всадники. Ричард узнал Джорджа и сумел собрать свои эмоции в кулак, говоря почти неслышно: ?Нед, я не хочу, чтобы Джордж видел…? Фраза прервалась на середине, и Эдвард кивнул, наблюдая, как Ричард идет останавливать их брата, мешая ему приблизиться слишком близко для изучения тела его тестя. Один из вновь прибывших подошел к Эдварду, с улыбкой произнося: ?Ваша Милость одержали сегодня великую победу?.Эдвард кивнул.Над его головой солнце все-таки пробило пелену тумана. Сполохи ярко-голубого наверху становились шире, и люди на лужайке увидели, что на них льется мягкий утренний свет. Еще не пробило и десяти часов.