1 часть (1/1)

Это история коснулась меня и моих близких. Мне было плохо, больно и я был виной своей же боли. Также я был виноват перед людьми, перед многими людьми, особенно перед Марлис.Был обычный, выходной день. Их бывает крайне мало в моей работе, отнюдь. Музыка?— дело такое. Я хотел провести свой выходной как выходной, но внезапно упал Пауль со своей репетицией. Работа, чёрт её дери, и даже отказаться нельзя. Сам Рихард приедет. Еле-еле и довольно нехотя я собрался. Злился немного на обстоятельства. Выходной… Что это вообще?—?Мне нужно выглядеть подобающе,?— с высоко задранным носом проговорил.В последнее время я тщательнее выбираю наряды и в моём гардеробе появляется всё больше одежды. Ехали чуть дольше обычно из-за пробки небольшой. Но всё же прибыли почти во время. Приехав, припарковались там, на студии, около неё. Сначала мы явились к коллективу Раммштайн, я забрал некие важные бумаги, документы. Со всеми перездоровались и, каковым моё удивление было, что тут была и племянница Рихарда, она же дочь Дэйва Гаана из Депеш Мод. Дальше оказались уже на месте и началось некое представление, которое меня заставило чувствовать себя неким джентльменом.—?Всем привет,?— кивнул,?— Марлис вы уже все прекрасно знаете, а кто не знает?— это Марлис, моя девушка.Мне пришлось оставить Лис на некоторое время и заняться работой. Завтра репетиция с Раммштайн. У нас, как я понял, запланированное выступление. Тур Пауль ещё не планировал и это хорошо, думаю. Так всё и началось. Периодически я подходил к Марлис, оказывая ей знаки внимания. Ощупывал, облапывал, вовсе не стесняясь лиц вокруг, обнимал. Целовал. Также сегодня в меня вошло очень много кофе. Всё двигалось, вроде как, нормально. Но я тщательно наблюдал за тем, как эти лбы общаются с моей девушкой. Моей девушкой! Иногда мне казалось, что она уж слишком милая с ними, злость брала своё, пока в очередной раз я не получил оплеуху от Пауля и от него же выговор. Но это мало как повлияло. Также, заметил, что девушки меж собой не очень общались. То есть Ник Гаан и сама Марлис. Но вскоре появилось подозрение, что мою девушку заняли эти лбы ибо Ник не было рядом. Я нахмурился. А с другой стороны?— спит она со мной, живёт тоже. Посему пока всё в порядке. В присутствии Ник, которая не изменила стиля и также была маске и в толстовке с рукавом, больших и массивных, кожаных сапогах, Рихард был даже где-то мил. Мы с Паулем переглядывались и улыбались этому явлению. Пауль, к слову, сегодня был странненький. Где-то в небесах немного задерживался. В целом этот день шёл хорошо и по его окончанию мы были осведомлены, что приглашены на ужин. Я рассказывал Петеру о Лис, не прямо много и подробно, но рассказывал ибо тот расспрашивал. Мы периодически делились информацией о своих женщинах. Позже мы попрощались. Ужин будет завтра, насколько я понял. Ну что же, хорошо. Дальше мы вышли и пошли к машине. Марлис задала мне несколько вопросов о тех или иных личностях.—?Помогу тебе расслабиться,?— прошептала она,?— или ты боишься, что кто-то увидит?—?Да? Правда, поможешь? —?подмигнул девушке. Услышал её слова и они застряли в голове. И действительно, чего я боюсь? Принялся её целовать и облапывать прямо на капоте машины. Затем расстегнул ремень и брюки, пододвинув к себе девушку и удобно расположив её.Я понял по взгляду, Марлис думала, что я не продолжу. Однако я был настроен строго, направлен на то, чтобы отыметь её пусть даже прилюдно. С другой стороны, ничего ведь плохого я не сделал. Кто-то увидит? Ну и пускай. Пускай завидуют. Думаю, что скоро это появился в интернетах. Но опять же, на данный момент своей жизни я не считаю, что это плохо. Как раз наоборот, пусть думают что я тот ещё самец. Ну и в принципе пока я на это не жалуюсь. Да, когда я завален работой и у нас с девушкой происходят сношения, чувствую, что быстро выдыхаюсь ибо был весь день сконцентрирован на одном. Однако когда у меня выходной и в мыслях одна Марлис?— я тот ещё кобель со стояком, думаю, я не преувеличиваю. Отымел её там, затем мы прибыли домой. Душ, еда и сон?— вот что нужно было. Однако спать мне не хотелось. Лис решила подремать, а я активность направил на работу. Через время девушка зашла в кабинет.—?Бумажки интереснее чем я? —?слегка улыбнулась. —?Или ты наелся на сегодня? Или уже кто-то отскакал на тебе пока я спала? —?немного прищурилась.—?Никто не скакал, кроме Рихарда и его необузданных амбиций,?— ухмыльнулся. Он звонил и опять присел на уши. Ему явно нужно быть с кем-то, например, с его племянницей, чтоб кто-то придержал его внутреннее альфа в нём,?— и нет, ты знаешь, я уже к ним остыл… Иди-ка сюда,?— поманил её.—?Узнала, что у тебя тур будет. С вами много кто поедет. И вот когда ты уедешь, я перееду к тёте как раз помогу ей. Не хочу быть одна в доме, и ехать с тобой не хочу. Ты будешь загружен целиком и полностью.Как я понял с Марлис что-то произошло. Не понимаю, почему конкретно и что конкретно, но видимо всё же что-то сделалось ни так. Право, не понял в чём дело. Она внезапно вышла в странном настроении, почему не было понятно. Приготовился ужин домработницей и меня позвали к столу. Я вышел покурить, позвонил Дэйву Гаану. Мы в последнее время начали хорошо общаться, он поддерживал меня. В отличие от его дочери. Ужин проходил натянуто, хоть я и пытался как-то разбавить атмосферу. Внезапно, девушка соскочила с места и удалилась. Далее я встал из-за стола и направился напрямую к ней. Она была в спальной комнате. Я вошёл без стука и прочего. Посмотрел на неё, но она спала. Будить не стал, чтож, утром поговорим. Дальше был сон и с утра, на завтраке я видел, что она не особо на меня обращает внимание. Мне так показалось, и я был возмущён.—?Посмотри на меня,?— приказательным тоном проговорил, но реакции не было. —?Я сказал, посмотри на меня,?— взял за подпорок и направил её лицо так, чтоб глаза смотрели на меня. —?В чём дело, Лиси? —?она начала говорить, я нахмурился. —?А я хочу, чтобы ты поехала с нами в тур,?— моя рука пала на её волосы, перебирая пряди. Я смотрел в её глаза. —?К тёте можешь поехать в любой момент,?— наверное, это было неправильно и грубо. Но в тот момент мне так не казалось. Наверное, я не должен был так поступать. Я не знаю, что во мне произошло. Недавно говорили с Дэйвом о концерте и Рихардом. Надеюсь, от него эта аура не перешла. Мы вновь были за столом в скором времени. —?Почему ты не ешь? Ты голодна ведь, маленькая, я же хочу тебе только лучшего… —?посмотрел на неё. —?Ты меня слышишь? —?тон сделался грубее.—?Всё хорошо,?— кивнула головой. На следующие вопросы она не ответила, снова была за столом и перед ней тарелка с едой. Она давилась едой побыстрее, дабы уйти, я видел. Когда закончила, отодвинула тарелку,?— спасибо. Как скажешь, я поеду,?— она сидела забитой и в неком смысле скрюченной. Внезапно, случилось недержание у девушки,?— мне срочно нужно выйти,?— встав со стула бросила на него салфетку, пошла в ванную комнату. Ей понадобилось несколько минут, чтобы привести себя в какой-то порядок.Я смотрел на неё и только тогда она начала есть. Опять же, я считал эти действия совершенно адекватными и по делу мои замечания были, уверен в этом. Тем более у неё ?всё хорошо?, а это значит, что всё хорошо. Когда она ответила, что поедет, я кивнул. Конечно, а куда она денется? Поедет, разумеется, со мной. На её слова о том, что нужно выйти я кивнул. Она отошла. Может в уборную, может ещё куда-то. На всякий случай я проследил куда именно она пошла, дабы не было проблем. А то я знаю как это всё может закончится. По итогу я стоял у двери и слушал чем она там занята и правда ли она делом занята, а не просто решили спрятать от меня своё личико. Внезапно я задумался над тем, что в некотором смысле Дэйв прав. Что нужно слегка давить на женщину, дабы она была поддатливее. Я улыбнулся. Результат мне нравился, хоть это было немного не моей тактикой. Я всё же был более мягче. Но, оно работает. И это бесспорно прекрасно. Конечно же она спала со мной, в спальной комнате. Когда она вышла, я настоял чтобы мы пошли спать. Дальше время быстро подошло к поездке. В один из дней мы заообщались с Дэйвом Гааном, я думал он тиран, как описывал Рихард, у него раздвоение личности, я знал это. Но в принципе и Дэйв и Дэвид весьма приятные мужики, я считаю. Он дал мне пару советов и я ими воспользовался. Я стал контролировать всё, что она делает. Мне важно то, чем она занимается. Как она одета, что ест и что пьёт. Как выглядит в целом. Мне нравилось то, что я над ней.И вот случилась поездка. В ней было много народу и в том числе поехала Ник как визажист и прочее. Мы приехали в отель. Номер был на двоих, на меня и Марлис. Сразу после перелёта я пошёл в душ и потащил её за собой и там нагнул с совершил акт непотребства.—?Я заказал в номер еду. Если не съешь всё?— я накажу тебя,?— проговорил, затем поцеловал в лоб,?— сладкая, я ведь для тебя хочу только лучшего,?— улыбнулся.Она поела, как только принесли еду, тщательно следил за тем, чтобы большая часть еды попала в её организм и не вышла оттуда искусственным путём, как часто делают булимички и всяко разные модели, отнюдь, таких история я слышал очень много. Насчёт того, что был секс?— разумеется он был. Не отказывал себе ни в чём. Шлёпал, кусал и имел так, как только пожелал. Я вспоминал слова Дэйва ?на подсознательном уровне она желает этого, просто не осознаёт, глупышка?. И это двигало мной и моей похотью в частности. Когда я вышел покурить, ко мне обратилась Ник.—?Вы с Дэйвом начали тесно общаться? Я имею ввиду моего отца, а не дядю Мастейна,?— поправив маску, которую никогда не снимала с лица, поинтересовалась. Поймал себя на мысли, что не видел её без этого куска ткани ни разу. Ну и хорошо.—?Да, а что? —?вскинул бровь, ответив довольно непринуждённо, так сказать.—?Марлис стала забитой, знаю, это ты виной этому. Знаешь, это уже все заметили, не только я. К слову, Дэйву было всё равно на то, что скажут. Но, помни о том, что ты мидийая личность, которой важна репутация. Ты не болен, Тилль, это твоя прихоть. Дэйв тоже болен, но ему глубоко плевать на то, что скажут другие. Ему важен только Дэйв.—?Да, я знаю,?— кивнул,?— я всё прекрасно знаю, Ники, всё прекрасно понимаю,?— ухмыльнулся.—?Ты мерзок, Тилль. Нашёл с кого пример брать, тоже мне,?— она отвернулась и направилась прочь. Дерзит, сучка. Чёрт. Тилло, хватит.Всё чаще понимаю, что она меня раздражает. Правильно, думаю, что Дэйв держит её в узде. Наглая, высокомерная девчонка. Думаю он её выпорол и не раз. Улыбнулся этой мысли. Вскоре я был в номере. Она сидела как кукла, без особых причин к жизни. Слова этой неказистой девчонки не задерживались у меня в голове. Советчица тоже мне. Но в голове были слова её толкового отца. Дальше было некое заседание. Марлис была под моим присмотром, сжал её руку в своей, дабы не металась куда не нужно. Всё это время я рассматривал Лис под другим неким углом. Также я видел, что это чудовище в маске палит в сторону Лиси. Она меня начинает раздражать, если честно. После окончания я взял за руку Лис и увёл за собой. Она ушла в уборную, я сказал, чтобы не замыкалась. Когда она вышла, приобнял её.—?Ничего, у нас всё хорошо, верно? —?я повернул её к себе личиком. —?Ты ведь только моя малышка,?— моя рука скользнула по её лицу. —?Что это? —?увидел следы под одеждой. —?Это нужно скрыть, поняла меня? Никто не должен знать, что меж нами происходит,?— твёрдо проговорил, взяв её подбородок в свои руки. —?Я ясно выразился? —?она кивнула. —?Ну вот и умница моя,?— прильнул к губам и произошёл страстный поцелуй. —?А теперь ложись на живот. Я хочу, погрузился в свою сладкую девчонку…С утра началась вся эта чехорда с подготовками. Пришлось встать рано и из-за этого настроение попортилось немного, но это ничего. Были подготовки, которые не давали спокойно перекурить. Опять Пауль наседал над тем, чтоб всё идеально было. Мы позавтракали с Марлис, довольно плотно. Потом был чай. Я вновь набрал Дэйва, дабы немного поговорить. Он как всегда поддержал меня, сказал, чтобы я был твёрже и более развязным. Он сказал, что не нужно стыдится своих желаний и эмоций. Мы немного поговорили о наших отношениях с Марлис, он посоветовал быть более настойчивым и немного дерзким. Затем наш коллектив явился в так называемую студию, чтобы Ник сделала образы. Сначала был, конечно, Рихард, его ведь племянница визажист. Вообще, мне Ник не нравилась изначально. Надменная, странная девица двадцати трёх или двадцати четырёх лет, не важно, но для своего возраста она вела себя уж слишком ЧСВ. У него как обычно всё. Затем я. Ну и так все дальше. Последним был Пауль.—?Мне бы такие поры как у вас, в которые ничего не забивается,?— улыбнулась глазами. —?Так, а теперь нужно глазами заняться,?— карандаш легко скользил по слизистой глаз. Затем совершенно лёгкие и почти незаметные ?смоки?. —?Как вам? —?вручила зеркало и спросила.—?Ой, это так круто,?— встал с места подошёл ближе к зеркалу рассмотреть себя, свой мэйк, лучше.Как бы шло постепенно, все обстоятельства двигались хорошо. Мы были готовы и вскоре ступили уже на сцену. Меня распирало от желания выступать, я был довольно-таки горяч и желание крыло. Я чувствовал эти волны удовольствия и выступление началось для меня прекрасно. А это и есть самое важное. Ведь по сути я?— есть звезда группы и без меня они никто и ничто. Я дал им то, чем они знаменитый?— свой легендарный голос. Это я и только я сделал эту всратую группу популярной и дал им таковой успех и узнаваемость, которую сейчас имеют Раммштайн. Посему выступал я как главная звезда, коей и являлся.На сцене меня встретили бурей оваций и я был во внимании. Началось всё прекрасно и шло замечательно. Я не чувствовал усталости и во мне было слишком много энергии. До выхода на сцену, мы созвонились с Дэйвом, он поддержал меня и сказал, что я прекрасно отыграю концерт. И я был солидарен ему. Мне была важна его поддержка. Внезапно я понял, что он мне очень помогает и наверняка Ник очень гордится им. В какой-то момент мне нужно было зайти обратно, в гримёрку и я услышал следующее:—?Сеньорита, может воды? —?протянула стакан, когда все были на сцене и было много времени до их захода обратно, за кулисы. —?С вами что-то не так, я вижу и все видят это. Не хочу навязывать и расспрашивать, но, думаю, это важно достаточно,?— кивнула и поправила маску. —?Может я как-то могу вам помочь? Хотя бы как-то,?— неуверенно пожала плечами.—?Спасибо, всё в порядке, я не хочу пить,?— пересохшими губами ответила и, опустила голову Марлис. Ник же предложила ещё рази я услышал,?— нет,?— тихо проговорила,?— спасибо, не стоит, пожалуйста, он меня накажет… Пожалуйста, не говорите ему ничего. Очень прошу.После я вышел покурить, был один. В голове крутилась масса всего хорошего. Да, я был на высоте. Я был оглушён тем, что происходит. Ведь всё это благодаря мне и только мне. Дым кольцами выходил изо рта, растворяясь в скором времени в атмосфере. Улыбка не сходила с губ. Но что-то пошло не так, было ощущение, что я сделал что-то неправильное. Внезапно, на экране мобильного высветился Дэйв. Я был, честно говоря, рад его звонку. Мне нужна была его поддержка, а последний месяц он не хило так меня поддерживал и давал мне массу уверенности во мне и в моих силах и способностях. И это реально работало как швейцарские часы. Не заставлял долго ждать приятеля, я считал уже его даже своим другом, наверное. Ответил и мы начали хорошо общаться. Однако, повернув голову в сторону, я увидел девчонку в маске. Она выхватила мой телефон и силой кинула о напольное покрытие в качестве которого был асфальт. Я разъярённо хотел уже кричать на эту сука.—?Мачо,?— тихо произнесла она,?— одумайся пока не поздно, перестань слушать Дэйва и Мастейна и его брата и послушай меня,?— она подошла ближе и схватила меня за запястье. Её пальцы казались ледяными, а цвет глаз словно стал разным, я сглотнул лишнюю влагу,?— ты идёшь на поводу у него как псинка, как сучка, которую поманили. Неужели ты потерял своё мнение где-то? —?она посмотрела вниз влево и вниз вправо. —?Ой, обронил где-то в Турине, видимо.—?Да что ты себе… —?тут же получил удар по щеке и довольно не слабый.—?Ты жалок. Признай, что пошёл на поводу у человека, с которым едва знаком. Который никогда не был твоим не то, что приятелем, а знакомым. Это ты довёл её до этого состояния, мразь конченная,?— она указала на Марлис. —?Это ты сделал, смотри, нравится? —?я хотел сказать, что это не её дело, но она перебила меня. —?Она мой работник, она работает на меня или ты совсем тупой и не в курсе? И я слежу за её состоянием. Я вижу всё до единого. Каждую ссадину, как бы она это ни пыталась скрыть и выгородить тебя.—?Но я… —?сглотнул.—?Ты. Взвалил на себя слишком много. Повёлся на ?советы? человека с раздвоением личности. О, да ты прямо гуру долбоебизма, чел,?— она саркастично зааплодировала. Затем подошла и дала мне по лицу ещё раз, больно, однако. —?Ты довёл её до этого состояния,?— она взяла мой подбородок в свои руки. Так крепко, что я не мог шевелится,?— смотри, твоих рук дело. Дэйв рассказывал об одних плюсах, да? А то, что она вот-вот суицидница, он тоже говорил? Дэйву плевать и на тебя и на неё. Ему не плевать только на самого себя. Он эгоистом был, он им и остался. А ты кретин слушал и делал, как инфузория туфелька, жижа непонятно чего. Либо вези её в больницу на обследование, там извиняйся и проси у неё как хочешь прощения. Либо я скажу Дэйву, что ты бесхребетное чмо и ты в его глазах станешь посмешищем. Причём и дяде Мастейну и папочки Гаану. Сиди и думай, ублюдина немецкая.Она ушла… Я даже противопоставить ничего не мог. Неужели… Неужели это правда? Я всю ночь думал об этом всём. Ничтожество… Затем подошёл к кровати, на которой была девушка. Взял её руки в свои.—?Прости меня… —?я сглотнул. —?Прости меня, пожалуйста. Я мразь… —?теперь я даже не мог нормально смотреть на неё, было стыдно. —?Тебе необходимо в больницу,?— поднялся на ноги, вытерев слёзы, что набежали от увиденного. Мгновенно я вызвал скорую в номер. Я боялся что скажет доктор. Но, дождался его и внимательно слушал. Понимал, что там может быть совсем ужас.—?Забираем немедленно. Вы муж или бойфренд? Впрочем не важно.Её забрали в больницу, там снова появилась боль, тело приходило в движение немного. Она прежнему не могла говорить.Пока врачи занимались тяжёлым состоянием, главный врач вызвал мужчину к себе в кабинет.—?Сломана рука, два ребра, на коже ни одного здорового места, сильное воспаление, возможно уже заражение крови. Я вас знаю и также знаю что это ваша девушка. Вы понимаете, что она могла к обеду умереть? Вы не обратились в больницу при первых симптомах, а они я уверен были заметны. Я вынужден вызвать полицию,?— написал что-то на листке бумаги,?— и ещё от болевого шока, возможно, она больше никогда не заговорит. Меня било нервами, когда доктор говорил то, что он говорил. Мне влетит ещё позже, я понимал это прекрасно. На мне ещё отыграются, но я был готов, наверное. С каждой минутой осознание всей ситуации и её масштабов приходило и капало на мозг. Я просто не понимал, что происходит, как мальчишка повёлся. Но, конечно, это не исключает моей вины. Он говорил о её повреждениях и меня била дрожь. И это ты виноват, ты допустил, ты позволил себе так обращаться с ней. Исключительно это твоя вина. Забудь о её прощении, она возненавидит тебя. Насчёт того, что меня могли посадить, я знал. Один звонок Джону или Карлосу?— и нет проблем. Но, согласятся ли они, они всё же братья Ник, а Ник настучит на меня. Я уже её люто ненавижу, глупая сука, зачем совала свой нос? Чёрт, Тилль, одумайся, кретин! Даже не думай никому звонить. Ты виноват и тебе с этим жить. Меня не пускали к ней, оно и понятно. На днях я заявился в дом Кэллкоттов, в дом Гаан. Мне открыла Ник.—?Здравствуй,?— неуверенно сказал я, опустив голову вниз,?— я… Ты говорила о терапии. Я согласен.—?Прошло уже полмесяца. Ты такой тугой, что тебе нужно целых полмесяца, чтобы додуматься о помощи?—?Ники, прошу, не нужно… Я знаю, что я виноват.—?Ни черта ты не знаешь, ублюдок,?— она бы плюнула мне в лицо, если б не маска. Я уверен,?— я могу сделать так, что ты попадёшь в ?золотые песни? и о как там любят мужланов, которые издеваются над беззащитными женщинами.—?Ник…—?Иди к Рихтеру. И лечись, дерьма кусок. Да я даже противостоять не мог, ибо понимал, что она права. Я нашёл доктора Рихтера, вновь пришёл к нему. И пока Марлис была в больнице, я лечился у него. Сеансы каждый день, медикаментозное лечение. Терапии. Дэйв не звонил, вообще не появлялся. Это так ужасно… Понимал, что возможно потерял всё, что было и скорее всего она не простит меня. Мне было горько, больно.—?Почему… Что я тебе сделал, ублюдок?..Да, эта была промывка мозгов. Я был под наблюдением уже хорошо знакомого мне Рихтера. Также, там тусовался Сонни?— влиятельный братец Ник, как с хирургом с ним советовался Рихтер. В целом я был согласен на всё, лишь бы избавится от этой дряни. Каждый день уколы, таблетки. Через день сеансы. Вина продолжала грызть меня сквозь скальп, проникая внутрь мозга. Словно как хирург делает трепанацию, копался во мне Рихтер. Через, где-то неделю, ко мне в отделение пришла итальянская садистка Гаан. Она была одета как обычно: огромные сапоги с ремнями, обтягивающие, кожаные штаны. Кожанка. Уже похолодало? Меня не выпускали отсюда. Она прошла без особых проблем, я знал это. Рихтер и Гонзалес же работают в этой всей медицинской сфере. Её глаза были разными, я только сейчас заметил или это линзы. У неё в руках была игрушка, кажется, кит. Сама она предательски молчала, доводя меня до истерики внутри.—?Доволен собой? —?её голос разрезал тишину. Надменный, холодный и жестокий. Ощущение, что я находился в итальянском Гестапо и она была сотрудником, самым жестоким.—?Пожалуйста. Не нужно, я прошу тебя… —?прошептал, опустив взгляд.—?Посмотри на меня,?— приказала она,?— этого кита она просила передать тебе. Она сшила его сама,?— я потянулся к игрушке, но она не отдала,?— ишь какой, всё ему вот так просто достаётся. Я говорила с доктором,?— поправила маску,?— я говорила с Марлис,?— внезапно я умоляюще посмотрел на неё, в надежде что она скажет хоть что-то. —?Изолирован ты будешь как минимум месяц. Ты ещё не стабилен. Посиди, подумай в карцере, где нет ни света, ни воды, ни общения. Подумай ещё немного.—?Ты меня ненавидишь, я знаю… Но это же твой отец давал мне советы, это он! —?прошипел.—?Будешь возмущаться?— введут препарат. Больно будет, инъекция-то в позвоночник,?— кивнула,?— да, это Дэйв. Но, у тебя не хватило силы воли ослушаться его. Он тебе отец, брат или кто? Если она тебя не простит, это будет отличным уроком тебе.—?Ну хватит издеваться надо мной, хватит… Я знаю, что я мудак, тот ещё урод,?— она перебила меня.—?Ты конченный человек, Линдеманн. Я попрошу Рихтера, чтобы он удвоил дозу,?— она отдала мне игрушку,?— смотри на этого кита и вспоминай, как много ты причинил ей боли. Она отойдёт, она возненавидит тебя и ты останешься один. Одиночество сожрёт тебя. Adios. Она ушла и оставила меня как всегда в раздумьях. Так шли дни, недели. Я думал о Дэйве, о Густаве?— его сыне и брате Ник. Они ведь отвратительные. Не такие как я, я лучше.Меня кололи чем-то, что заставляло чувствовать себя мёртвым. Я не знаю сколько прошло времени. Но вскоре ко мне зашёл Рихтер. Он провёл ряд тестов. По этим тестам было определено, что скоро меня выпустят. Но я не думал радоваться, возможно, я здесь задержусь из-за Ник. И я уже был согласен на это. Мне было стыдно даже взглянуть на Лис. Даже подумать было стыдно о том, как я вообще буду с ней общаться. На выписку приехали Рихард, Пауль. Ник не было. Я забрал бумаги, выписки и мы поехали домой. Теперь каждые две недели я должен ходить отмечаться к Рихтеру. Когда я зашёл в дом, меня овеяло холодом. Ник дала отгулы домработнице, это верное решение. Все ушли, а внутри у меня начало щипать. Она будет Лис поддерживать, женская солидарность, я знаю это. Но, она может и совсем её у меня забрать. Уже забрала…—?Что я наделал.Меня больно било состояние всё время, хотелось просто лечь и уснуть. Не пропускал посещений доктора Рихтера и вскоре эти сеансы всё же дали свои плоды. Я лечился, пил таблетки и вся эта терапия. Наблюдался. Ко мне раз захаживала полиция. Пару раз было желание даже позвонить Джону?— очередному брату Ник, как юристу, но я подумал что если посадят?— пусть сажают, пусть. Значит так и должно быть, значит заслужил. И, в конце концов я присел. На две недели, правда, но присел. Меня отправили туда, к тем людям, которые сидели за убийство и изнасилование. Это были серьёзно страшные люди. Они смотрели на меня с усмешкой, с высокомерностью. На свободе я был властен и всё мог. Однако когда попал в эту тюрьму, мне было максимально грустно. Каждый день начинался с подъёма в пять утра. Заправить кровать, завтрак похлёбка из овощей. Тут не было такой еды, о которой трындят, мол, полезно и вкусно. Я словно попал в русского ?чёрного дельфина?, о котором шла речь постоянно, так как это была самая страшная тюрьма, где такие выродки сидели, что не дай баже. Я не знал где я, ибо когда меня перевозили сюда, была ночь, мне завязали глаза, меня скрутили наручниками. За две недели я сбросил большой вес. Меня и там продолжали питать таблетками. Ежедневные уборки помещения. Ты не мог даже слова сказать, иначе приходит охранник или надзиратель и бил тебя как свинью для забоя. Когда я вышел, меня госпитализировали. Три ребра сломано, лёгкое повреждено, все органы стали хуже работать?— мне их тупо отбили. Но я никогда не жаловался, я это заслужил, вероятно. Это было две недели ада и я уверен, что Ник об этом знала, решила отомстить, женская солидарность, видимо. Но я не злился, это правильно. Старался не думать о Марлис, хотя её фото висело у меня в камере. В камере нас было двое, к слову. Я сидел напротив нар человека, который подорвал прошлую тюрьму, в которой сидел. Это был карцер, без окон, дверь была как в кораблях?— никак не открыть и я не пытался даже. Когда меня выпустили и вывели на солнце, глаза дико жгло. Две недели в темноте. Без света, без общения?— мой товарищ по нарам не был общителен. Лишь только периодически приходили злые охранники и били меня. Подписал все документы, сдал форму и меня отправили домой под конвоем, чтоб я глотки охранникам не порезал, а такое тут не редкое явление. Со мной никто абсолютно не разговаривал. Ни-к-то. И когда меня отправили на самолёт, я услышал от моего сопроводителя название тюрьмы по-русски ?Чёрный дельфин?. Я истерически улыбнулся, я знал, кто здесь начальник и это был человек из круга Кэллкоттов. Вот так всё и поворачивается. Приехал домой я на легче, перелёт прошёл хорошо. Когда машина остановилась около моего дома, я вышел и сказал спасибо. Отсидка дала мне некоторое понимание. Даже ссанные две недели изменили моё отношение к людям. Пройдя к дому, увидел в ящике письмо, вскрыл и начал читать.—?Спасибо, доктор,?— слетело с губ.Дальше меня встретила горничная, она рассказала, что Марлис здесь, у меня дома. Горничная была заплаканная и как бы рада меня видеть. Я приобнял её и улыбнулся. Честно признаться, я не был готов смотреть Марлис в глаза и встречаться с ней. Но тут уж выбора нет. Внезапно, я увидел её… Она изменилась будто бы. Казалось она стала краше. Без меня… Ей лучше без меня. Но зачем она пришла? Угнетать меня? Конечно, тупой чтоли? Зачем ещё…—?Здравствуй,?— как-то вылетело из глотки. Я не касался её, я сейчас её, скорее, боялся. Она тут же обняла меня. Немного схуднул на этой баланде тюремной. Но был очень рад увидеть девушку, очень.Пара дней летело незаметно. Лис изменилась, она больше походила на ребёнка и в этом я виноват. Она не разговаривала, как и предупреждали меня. От шока. И этому я виной. Это было странно, видеть её такой. Но я прекрасно понимал, что это до поры до времени. И не знаю, стоит ли мне оставаться рядом? Я ведь опасен потенциально для неё теперь. Выдохнул. Постарался скрыть на лице все признаки своих довольно грустных размышлений и всей сия ситуации. Мне стало как-то мерзко от самого себя опять. Нужно держать себя в руках ибо опять попаду туда. Лучше сдохнуть, чем быть там. А что если в Мексику отправят? Так, эгоист, хватит. Но, когда я думаю о том, что меня отправят в Мексику, внутри всё сжимается или в Бразилию. Внезапно я почувствовал страх, как в детстве перед всякими монстрами. Я жил себе припеваючи. Всё было нормально и тут такое. Да сам виноват. У меня наворачивались слёзы от её действий. Такая маленькая и милая. Вскоре она написала мне что-то на листочке и я прочитал.—?Разумеется, солнышко… —?я обнял её, как родную дочь. Сквозь набежавшие слёзы я понял, как люблю эту девчонку. —?Как насчёт горячего напитка и сладкого? Так, а доктор нам разрешил? Нужно посмотреть, что тебе можно, а что нельзя,?— улыбнулся, вытирая жидкость с глаз и лица. Я вновь её обнял и не отпускал некоторое время. —?Прости меня… Пожалуйста, прости,?— буквально взмолился я.Вроде как бы всё было относительно нормально. Меня пробивало на эмоции. Но было в целом приемлемо. Она была мила, я точно не знал, помнит ли она хоть что-то. Может, делает вид, чтобы потом больнее кольнуть? Не знаю, уже ничего не знаю. За две недели я сбился с режима итак плохого. Сейчас стараюсь его наверстать. Более или менее есть нормально и заниматься какими-никакими упражнениями, дабы держать себя в форме. Некоторые жесты от Лис, были для меня странно-пугающими, её нежность. Не знаю, я ждал подвоха, на самом деле. Но не противился ни чему. Мне позвонили, отошёл. Это был адвокат, Джон, который сообщил, что не так всё хорошо идёт и не всё гладко. Я уже не удивлён, если честно. Закончил разговор и прикурил. Через время появилась Марлис и повела за собой. Она завела меня в комнату с ящиком. Я немного опешил, когда увидел что на экране было. Дальше девушка как-то даже активный или пассивный, я не понял, жест. Но я держался. Думаю пока самому делать ничего не нужно, боюсь я пока что. Улыбнулся ей. Так прошло около недели, Линдеманна?— то есть меня, вызвали на очередное заседание. Так как обвинений было много, он и по статьям многим шёл. Конечным итогом стало заключение судьи. На этом мероприятии присутствовало немало людей.—?Тилль Линдеманн приговаривается к семнадцати годам заключения в колонии исправительного учреждения Сабанета, Венесуэла. Приговор обжалованию не подлежит. Меня отправили в Венесуэлу.Семнадцать лет строгоча. Я сглотнул при мысли об этом. А там ведь могут и пожизненное влепить. Не знаю, протянули я или откинусь скорее. Это уже не важно. Ко мне никто не придёт, никого и не пустят туда. На одной ступени с насильниками и убийцами пятнадцать лет. Здорово, Тилль, здорово. По прибытию мне завязали глаза, чтоб, видимо, дорогу не выучил. Дальше меня привели в камеру и бросили как щенка. В камере было по десять человек. К слову нар тут всего было четыре?— четыре койки. Никаких матрасов, конечно, не было. Забрали всё, что было у меня с собой. Чёрная униформа, отличающаяся от той, что мне приходилось носить. Почему именно сюда? Да знаю я, в принципе, почему. Наверняка Ник постаралась, чтобы меня засунули к головорезам мексиканским. Когда я зашёл, предо мной встала картина из десяти татуированных чуть больше чем полностью, латиносов. Благо я хоть немного знал испанский и это помогло мне. Главное чтоб Карлос не капнул каплю желчи и не предупредил о моём посещении. Меня мало кто знал и оно не удивительно. Но это даже хорошо, очень хорошо. Насильники, торговцы наркотиками и бандиты, сутерёны. Рад прямо, Бали. Я прибыл уже после завтрака и мне он не полагался. Есть предчувствие, что тут кормят похуже чем в Дельфине. Стены обшарпанные, пол грязные и весь перепачкан кровью смешанной с экскрементами заключённых. Уф, удовольствие-то какое.—?Эй ты, новенький, за что? —?обратился ко мне, видимо, главный в этой камере.—?За нанесение тяжких телесных ну и плюс ко всему употребление наркотиков. К этому доведение до суицидального состояния человека, как по статьям?— не запоминал,?— кивнул.—?Сколько?—?Семнадцать.—?Уф, брат, да ты у нас самый молодой,?— он держал в руке нож самодельный, перекидывая с руки в руку.—?А тут какая политика вообще? Как деньги заработать и куда их тратить?—?Деньги зарабатываешь трудом. Тратишь на привилегии вроде бумаги, еды, воды. Здесь нет кранов, чистюля. Зубы здесь не чистят,?— рассмеялся. —?Ведут себя здесь подобающе.—?Понял,?— сглотнул.—?Не выделывайся только, слушай старших. Тут часто проходят бунты, в которых тебе ?случайно? могут вспырнуть горло. Ну так, всяко бывает, как бы. А теперь на,?— он кинул в меня тряпку,?— твоя очередь убираться.Смирение. Я помню, что это здесь главное. Тут, как понимаю, понимаю, нет ничего и никого. Не говоря о психологов, учитывая, что здесь обычных докторов нет. Начал драить камеру. Потом закончил и нас послали работать. Мы должны были таскать материалы вроде блоков, дабы достроить кусок тюрьмы. Тяжело, неимоверно. Здесь деньги обесценены. За четыре часа непрерывного труда на палящем солнце мне заплатили десять центов. На них тут можно купить ничего. Даже бумага туалетная стоит дороже. Ужин проводился в столовой. Все заключённые были в одном месте. Охранников было сосчитать по пальцам. Подали непонятую кашу, размазанную по металлической миске, как для псов. В примерно таком же стакане треть воды, не шибко чистой, словно её набрали из лужи. В восемь отбой, как мне сказали. Ибо тут нет часов и ты не знаешь сколько времени, какой день. Утром подъём в пять. Заправляю кровать, мою полы. Но воды не выливаю, она ещё пригодится. Потом построение, завтрак и работа. Так продолжалось недолго, около недели. Пока меня не заметил один латинос, как я понял, довольно агрессивно настроенный. К слову, ко мне все были не шибко дружелюбны и от сокамерников я также ждал пинок в спину.—?Щегол, а ты из нацистов, я посмотрю??— он ухмыльнулся. Здоровый, татуированный буйвол. —?Ну что ты, девочка Гитлера,?— он попытался меня взять за подбородок. Я увернулся и зря, видимо. В ту же секунду мне прописали в лицо с локтя. Я упал, выплюнул кровь и несколько зубов на пол. Не было сил, все силы забрала работа. —?Ну что, немец,?— он поправил свой хрен,?— соскучился по ласке?Дальше на меня налетели мои же сокамерники и начали избивать. Я потерял сознание, вероятно. Посему мало что ощущал. Но когда пришёл в себя боль была адовая. Даже не хочу вспоминать, что со мной было. Подняться с грязного пола я не мог. Никто не подошёл, никто не помог подняться. А этого здесь я и не ждал. Так и шлидни, в насилии и работе. Прошло ещё две недели и на моём теле не было участка кожи, к которому не прикоснулся тот или иной латинос. Обидно, больно и противно. Мне сидеть здесь семнадцать лет… Я чувствовал как внутренние органы повреждены. Я дико хотел пить, возможно, уже началось обезвоживанием, ведь я не привык к таким условиям. Прикрыл глаза и вскоре получил пинок в живот. Поднял взгляд, а это был надзиратель. Я улыбнулся. А чего я ещё ожидал? Меня не называли по номеру, у меня его не было. Тут слишком много заключённых, чтобы парится над этим. Так-то у меня был номер, но охранники и надзиратели не парились.—?Вставай, ублюдок,?— проговорил мужчина в форме по-испански. —?Вставай, мать твою! —?я получил в живот снова и снова и снова. Изо рта текла кровь. Рано-таки я помру.Меня отправили работать. Также строительством был занят. Самый неблагодарный и адский труд. Интересно, как там Марлис? Я даже и представить себе не могу что там происходит. Если честно, я начинаю забывать, как она и остальные знакомые выглядят. Может это и к лучшему, всё же я нет вижу их долго, да и потом захотят ли меня увидеть? Я так не думаю. Особенно Марлис. Абстрагировался от мыслей и начал пахать. Сегодня я получил столько же. Мне пришлось тратится на кусок бумаги, дабы совсем не умереть от лютой антисанитарии. На следующий день ко мне приехал адвокат. Он рассказал, что пока не получается скостить срока. Ну я так и думал. Он привёз мне деньги, это я и просил. Ибо без денег здесь нельзя никак прожить. Свидание длилось пять минут. А дальше опять каторжные работы. На следующий деть нас заставили шить обувь на экспорт. Я не делал этого никогда, я вообще не умею шить. Я попытался сделать пару, но вышло коряво. Ко мне подошёл надзиратель, усмехнулся в лицо и прописал по рукам палкой. Затем по хребту. Он выругался на испанском.—?Чмо безрукое, только испортил материал. Теперь жри песок, мразь! Без еды будешь! —?мне плюнули в лицо и оставили. Ничего у меня не менялось. Я здесь уже пятнадцать месяцев из семнадцати лет. Ну, подумаешь, семнадцать… Ко мне перестал ходить адвокат, это больно било по мне. Была хоть какая-то надежда на обжалование, но отнюдь. В один из дней я был во дворе, подметал. И внезапно увидел, как все заключённые выстроились некой аркой, линейкой с одной стороны и со второй. Стук небольших каблуков. Около меня остановился запах приятного парфюма. Невероятно приятного в сравнении с нынешними запахами. Мне нельзя была поднимать головы, как и остальным. Уже немного попривык к здешним правилам. Я понял, что девушка или женщина была невысокая. И внезапно до меня дошло кто это мог быть. Но я упорно не помнил, как она выглядит. Все поздоровались с ней. Рядом был мужчина, думаю, один из её. Либо Сонни, либо Карлос.?Сегодня день передачек. По списку, выходит на шаг вперёд тот, чья фамилия была названа.? Все дружно кивнули. И некоторым действительно что-то привозили. Однако, вес посылки был в сравнении с весом коробка спичек или же той же бумаги. Никакие лекарства нельзя, даже если они нужны тебе?— ты сдохнешь. Фамилий было около ста названо, к слову, отбывало срок здесь двадцать пять тысяч заключённых. Ну и не удивительно, что моей фамилии в этом списке не было. Она на меня даже не посмотрела. Высокомерно прошла по ряду, посмотрела на заключённых. Затем надзиратели предоставили ей какие-то бумажки. Она что-то подписала и он подал знак. Все разом попрощались с ней в один голос. Вот тебе и дисциплина, получше всех армий вместе взятых. Осадок остался и серьёзный. Как только она ушла, нас разогнали по местам. Сегодня мы также шили обувь на экспорт. В этот раз у меня выходило чуть лучше, всё бы ничего, пока ко мне не подошли вновь. Это был надзиратель. Он выбил из моих рук ботинок. Я не имел право смотреть на него, поднялся. Было адово жарко, нам разрешили снять верх, рубашки.—?Ты не видишь как криво? Переделай,?— гаркнул он в мою сторону. А мне лишь осталось кивать и только.Я подчинился и переделал из максимальных сил. Тут не сделаешь ?на отстань?, тут следят за качеством производства, как ни странно. Обеда я был лишён. Воды тоже. На палящем солнце я сидел с несколькими провинившимися и шил эти ботинки. Я хорошо так загорел, модный загар. Ещё у меня появился нездоровый кашель. Пневмония? Отчего бы и нет? Туберкулёз? Вполне вероятно. На следующий день я проснулся от сильного удара дубинкой по спине. Затем по ногам. Я еле-еле поднялся, так как спал от силы час. Передо мной стоял один из заключённый, который здесь был в так называемой касте блатных. Оголённый по пояс, грязный, зататуированный мужик. Как оказалось у него в рукам кусок арматуры, а я и думаю, что-то как-то больно. К слову боль была омерзительная. Он продолжил меня бить, всё заплыло в глазах. Вокруг была кровь. Надзиратели даже носом не повели в мою сторону.—?Ты что, сучка, удумал нас подставить? —?проговорил он совершенно хладнокровно, пока его приятели били меня.Я пытался отнекиваться, но получал ещё больше. Меня били ногами в живот, меня били палками и арматуриной. Я уже не чувствовал ничего. Слышал, что здесь не любят крыс. Максимально не любят, видимо, кто-то что-то обо мне шепнул. Дальше мне начали выламывать, выгибать руки, выкручивать их. Затем я ощутил, как боль пронзает меня, руку, пальцы. Увидел, что мой ноготь с пальца руки выдрали с мясом. Сил не было даже кричать. Я вновь потерял сознание от боли. Очнулся в карцере одиночном. Темно и воздуха словно не хватает. Я был мокрый и судя по запаху это был не пот. Меня выпустили через какое-то время, не знаю. Сутки или двое. Очень долгое время. Это время я был без еды, воды и туалета. Меня повели в отдельный карцер и облили горячей водой. Я чувствовал как потихоньку умираю. Из меня буквально уходила жизнь. Меня вновь накормили пинками в живот и закрыли в карцере, в котором была на полу вода, которая не стекла ещё. Мне пришлось еле-еле языком её слизывать с грязного пола, дабы хоть немного жидкости попало в организм. Дальше был следующий день. Утром мне дали кашу, как обычно. Потом отправили на производство. Теперь нужно было перетаскивать стройматериалы из пункта А, в пункт Б. Это были огромные брёвна, массивные железки. Какие-то ещё штуки. Об одну из железок я поранился, вспорол ладонь. Было больно, но надзирателей это не волновало ни коем образом. Нам всем заплатили ту же сумму за пять часов работы под палящим солнцем. Мне удалось едва промыть рану. И только сейчас я понял, что тут нет банд. Тут каждый сам по себе. Тело ныло, в голове мысли были о суициде. Но тут-то и самоубийца некогда, ты работаешь. А если не работаешь?— то подвергаешься наказанию. Тут просто невозможно покончить с собой… В один из дней, как я понял уже прошёл месяц, точнее, ещё один месяц, нам выдали стакан нормальной воды. Я выпил его, махом. Это была ошибка, нужно было растянуть как можно больше. Тара была железная, разбить её и вскрыться?— не получится. Я подумал о Марлис. Наверное, её жизнь стала куда лучше, чем у меня. Наверное, она уже нашла кого-то и ненавидит меня. Слёзы навернулись на глаза. Я устал. Я устал и физически и морально. Я устал рыдать, устал здесь находится, а ведь и года не прошло. От адвоката нет вестей. Ни от кого нет вестей. За это время я ни с кем не разобщался. Ни с кем не подружился. И вряд ли это будет.—?Ты, за мной,?— приказал надзиратель. Я послушно поплёлся за ним. Мы пришли в камеру, в той, где я отбываю срок. Я так надеялся, что мне сообщат о том, что за меня вступятся, что мне хотя бы на пару нет скостят срок. —?Ты плохо работаешь.—?Я пытаюсь…—?Молчать! —?заорал он и на меня посыпались удары палкой. Затем он продолжил,?— хочешь лучшего результата?— работой лучше. Если также будешь продолжать, полетишь в карцер. Ясно?—?Да, сеньор. Я был в отчаянии. Меня поймали семь человек, они посчитали что я переговаривался с надзирателем и крысил ему. На меня накинулись, повалили на землю. Один из них достал самодельный нож из пласта железа. Дальше на моей груди вырезали слово ?крыса? по-испански, разумеется. И в очередной раз порция пинков в живот. Я чувствовал что меня надолго не хватит и я очень скоро кончусь. Но что я мог сделать? Тут нет какой-то политики, сплошная анархия. Меня опять пнули в карцер. Это было странное место. Погрузили сверху, как трюм корабря. Погрузили в совсем крохотный в ширину карцер, но высокий. Он был наполнен, видимо, водой. Закрыли и оставили в полной темноте. Сначала я не мог напиться. Я пил и пил. Затем понял, что не достаю до дна. Я скоро устану здесь плавать и потону… Старался держаться. Нужда… Малая нужда. И только сейчас я понял, что воду здесь могли не менять не один месяц, а то и не один год, учитывая омерзительный запах. Руки с каждым мгновением слабели. Я не знаю сколько прошло, но начал слышать голоса. В глазах темнело. Эти голоса были именно в моей голове. Я понял, что слабею и засыпаю. Очнулся в камере, уже с новыми людьми. Они брезгливо на меня отреагировали. Палец щипал, где не было ногтя. Я плевался кровью. Но меня допустили на ужин. Ужин был из супа и каши. Я съел всё, буквально вылизав миски. Затем… Мне не дали спать, поставили на караул. Я не спал несколько дней. Мне было плохо. Сердце забивалось. Ноги не слушались, а кожа покрылась красными пятнами. В очередной день, такой же как и все, мне дали работу. Я заработал чуть-чуть больше и смог купить ?телефонный звонок?. Я позвонил Рихарду, а через него вышел на ту, из-за которой тут оказался. Именно тут. Она ответила через пару секунд, что казались вечностью. У меня проплачено две минуты и она это знала. Но она вообще могла не взять трубки, подождав пока мой лимит выйдет. Дэйв научил её жестокости. И она взяла, её голос эхом пронёсся в ушах. Попросил её приехать и передать то, что я хотел передать для Марлис. Хотя и знал, что вряд ли она даст мне доступ к ней. Она потянула и сказала, что может быть приедет и положила трубку. Что ж, тут меня научили радоваться даже малому. Также научили ждать, посему настроение возросло. Дальше был ад. Здесь нужно уметь выживать и как я жив до сих пор вопрос. Никто из этих латиносов не знал кто я такой, пока один из надзирателей не шепнул новости. Меня начали гнобить, сильно. После того, как я позвонил, пошёл работать. Я шёл и никого не трогал, как внезапно десяток человек создали круг, замкнув меня в нём. Они начала по-испански кричать что я богач, что я зажрался. Я вновь почувствовал на себе угнетение людей. Но это было как в самый первый раз. Само собой надзиратели и охранники мне не помогли. На меня наносили увечья одно за другим, одно за другим. Меня били в живот ногами, коленями. Мне заламывали руки. На моём лице, на щеке, был порез от заточки одного из заключённых. Который, в последствии, превратился в шрам. Конечно, меня лишили денег, меня бросили в карцер. Мне не принесли еду ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Я безумно хотел есть, пить. На полу бегали крысы, те самые разносчики всякой заразы, вроде чумы и разных инфекций, что распространены среди тюремной атмосферы. Однако, со временем я научился даже спать в карцере. Это даже было неким отдыхом. В момент, когда ты работаешь постоянно, ты должен строить, либо работать с горячем металлом и наковальней. С утра и до ночи, без перерывов, без возможности отдохнуть даже минуту. Нас наказывали за каждую оплошность как в древности, плетями или же добавлением срока сверху. На теле отчётливо были видны кости, скулы впали, я это чувствовал. Здесь не было зеркал, чтобы заключённый ?случайно? не вскрылся. Даже по нужде естественной сходить нормально было нельзя. Ты не должен отходить не по делу от рабочего места. У меня были ожоги от металла, ведь я совсем не умел обращаться с этим всем. Но мне приходилось учится. Когда я освоился, спустя месяц где-то, даже начал на этом получать. Я работал как последний нигерский раб. Не жалел силы и мне заплатили чуть больше. Опять конфликт. Заключённым, что рядом со мной были показалось, что я не честно заработал деньги. Опять моё лицо страдало, опять живот. Мне сломали руку и я не мог нормально работать. Она зажила, но я не уверен, что там правильно всё сраслось. В принципе это уже не важно. Каждый день появлялась мысль о том, что я уже не могу. Я хочу умереть. Я не могу жить так. Это больно, слишком больно. Но дело в том, что охрану надо мной поставили плотную и я даже вскрыться не мог, даже если б нашёл чем. Так и тянулось время. Я больше не старался лезть куда-то, даже больше денег не старался заработать. Просто тупое существование даже непонятно зачем. Ведь я выйду не скоро. Каждой ночью если мне давалось спать, я не мог спать. Как на иглах, казалось, что тебя убьёт сокамерник. Что тебе будет бить надзиратель. Боль притуплялась лишь, когда была уборка на территории тюрьмы. Я потерял счёт временем и не мог ориентироваться. Каждодневные побои делали меня мясом. Это хуже, чем психушка. Это хуже, чем что-либо. Неужели я правда такое заслужил? У меня уже слёз не осталось плакать. Здесь нет друзей, здесь даже нет понятия дружбы. Каждый, кому не лень гнобит и это его территория. Я здесь гость, случайно попавшийся под эгиду этой тюрьмы, где пытают людей надзиратели, охранники и сами заключённые. Так длилось долго, очень-очень-очень долго. Тело не успевало заживать, оно было фиолетово-синим. Весел я наверное 123 фунтов, а может и меньше, не знаю даже. Кожа к лицу будто прилипла. Я вспоминаю как принимал душ, как ел каждый день. Как видел солнце, просто гуляя, а, не вкалывая до безумия. Как работал на работе и говорил что это невероятный труд. Теперь это вызывает у меня усмешку. Невероятный труд это то, что происходит здесь. Через время меня вызвали к начальству. Скрутили и повели с завязанными глазами по узким коридорам. Это был, к слову, всего второй раз когда меня туда вели. Первый при принятии. Усадили толчком на стул и развязали глаза. Передо мной стоял Карлос Кортес-Кэллкотт, хоть я уже и начал забывать как выглядят люди. Знакомые. Зато я помнил каждую суку, что стучит на меня.—?Здравствуйте, осужденный номер,?— меня пробрала дрожь, когда он называл мой номер, который я выучил ибо ты постоянно его говоришь. Тут теряется твоё имя и новым именем делается номер. -Завтра едешь домой ровно в восемь часов утра,?— кивнул он,?— мои поздравления.Он был сух и строг. Но я понимал, что он, а скорее всего Ник, сделала так, чтобы я вышел отсюда. Я заплакал, право, заплакал. Мне так хотелось верить, что это так, что это правда. Но я не мог осознать, мне было легче принять что они так шутят надо мной. Было всего три часа дня. И меня отвели обратно работать. Немного и я буду дома. А есть ли у меня дом? Я вытирал слёзы грязными руками. Я не был ещё так счастлив никогда… Никогда. Весь день я вкалывал, чтобы не сделать себе плохо, чтобы никто не передумал выпустить меня. Я впервые за это время с улыбкой ждал конца дня. Я не хотел ни есть, ни пить, ни спать. Я хотел покинуть это чёртово место с названием ?La Sabaneta Prison?. В Дельфине было куда проще, намного проще. Я обзавёлся тату, точнее, это было нуждой. Без тату из этой тюрьмы я бы вряд ли ушёл. На руке между указательным и большим пальцами. Пять точек, расположенных по углам квадрата с точкой в центре?— символ времени проведенного в тюрьме. Точка в центре?— это сам узник, точки по краям?— четыре стены вокруг него. Также, меня приравняли какое-то время к нацистам, я ж немец. И свастику на рёбрах я тоже получил как сувенир из тюрьмы. Число 13 у латиносов отличалось неким таким вот антуражем. Но вместо этого у меня была шестёрка на запястье и тут глупо разъяснять смысл. Дальше я старался провести день так, чтоб никому больше не попадаться. Ночь была жаркой, я не мог уснуть, меня мучали кошмары. А часов пять, перед пробуждением, ко мне затисалить кучка латиносов, узнавшие, что я вроде как выхожу и раньше, серьёзно раньше их. Я лежал на полу, я слышал как изо рта хлещет кровь, как сломался позвоночник. Они решили меня добить, дабы я не попал домой раньше отсидки. Но внезапно, я поднял замыленный взгляд и все разошлись. Увидел женские ноги в джинсах, я попытался подняться. Но не смог.—?Спасибо, мальчики, что провели,?— щебетала она по-испански. —?Как ваши дела? Как вы себя чувствуете? Почему он в таком состоянии?—?Сеньорита Кэллкотт, дела как обычно,?— проговорил грубый и огромный латинос, который ненавидел меня больше всех. Я узнал по голосу, да и испанский уже немного подучил. —?Этот? Да он нарывался постоянно. Работал, понимаете ли, жопу лизал начальству. Вы же сами знаете, так дела у нас не делают.—?Да вы что? —?якобы удивилась она. —?И вы ему дали понять, что так делать не нужно?—?Совершенно верно, сеньорита Кэллкотт,?— лживый, сладкий тон. Сука… Я думал… Думал что они. Мрази.—?Вставай, Линдеманн,?— я послушно еле-еле поднялся на ноги. В меня прилетели вещи,?— одевайся,?— я переоделся в считанные секунды,?— затем на мне захлопнулись наручники и меня вывели оттюда.Глухой звук, видел очень плохо. В машину усадили как обычного заключённого. Интересно, меня может переведут? Может он имел ввиду, что меня переведут обратно в дельфинов? Но я и этому был бы рад безумно. Дальше Ник заставила меня пойти в душ в номере отеля или это их дом? Я не понимал, но был рад. И когда я попал под струю воды. А там ещё и гель для душа, шампунь. Я сглотнул. Слёзы покатились вниз… Как же я рад этому… Как же я рад. Бриться там приходилось опасной бритвой и под присмотром надзирателя. Тут бритвы не было, но много, очень много мыла. Я стоял недолго под водой. Вода это ценный продукт. Но пил я очень долго. Очень много. После этого мы полетели в Италию. Из аэропорта нас забрал Сонни. Меня привезли к дому.—?Надеюсь, что тебя это время хоть чему-то научило. Хотя бы ценить то, что у тебя есть, заключённый Линдеманн,?— холодного сказала она, поправив маску.—?Да, сеньорита Кэллкотт,?— кивнул,?— я очень сожалею о своём прошлом и я старался искупить свою вину,?— сглотнул, не решившись посмотреть ей в глаза. —?Я впредь буду куда умнее и сдержаннее, даю слово. Я сделаю всё, чтобы не вернуться туда, я… —?сглотнул. —?Извините,?— я подошёл к ней, нагнулся и обнял. Я ж понимал прекрасно, что раньше срока вышел из-за неё. Она не оттолкнула меня.—?Думай головой, Тилль и держи свои эмоции при себе. Отвечаем мы за себя целиком и полностью. Ты сделал глупость. Ответил. Получи урок. До свидания.Напоследок я вновь обнял её и они уехали. Также по пути я настоял о магазине цветов, взял в долг у Ник деньги и купил большие букеты. Для горничной и девушки. Если они там ещё есть… Передо мной был совершенно иной дом. Почему он так выглядит? Его продали и кто-то сделал ремонт? Пахло краской относительно свежей. Я подошёл к двери и постучав, открыл её. Меня заметила Адаланна?— моя домработница. Она удивилась. Я слегка улыбнулся и она угодила в мои объятия.—?Привет, милая. Как вы тут? —?улыбнулся шире. —?Приятно, когда тебя встречают.К слову, на мне была старая одежда, в которой меня привезли. Я в ней домой уехал. Волосы были короткими, очень. Их сбривали в конце концов. Вещи к слову на мне висели, аж подбирать приходилось. Кожа не зажила от побоев, глубокие раны, отвратительные тату. Лис увидела меня и тоже удивилась, она была в непонятном состоянии, плакала. Нужно было, наверное, предупредить их. Вокруг пахло свободой. А девушка не изменилась. Не знаю, захочет ли она проводить со мной время, вообще, слушать истории. И нужна ли ей информация о том, каково мне там было? А было там вовсе не сладко. Я вытянул руки и она угодила ко мне в объятия.—?Здравствуй, Лиси,?— я вручил цветы, затем обнял за талию и покружил,?— как ты, дорогая?—?Ты так спокойно мне говоришь ?здравствуй?? И принёс цветы? —?положила букет на диван,?— я хотела, чтобы ты страдал… —?убрала мои исхудавшие руки от себя,?— но,?— хлынули слёзы,?— не настолько, Господи,?— она словно давилась слезами закрыв лицо руками. —?Нет, этого не может быть,?— но я быстро взяла себя в руки более менее. Мы сели за стол, у Лис всё ещё бежали слёзы, и она мяла салфетку в руках, сидела напротив меня. —?Я нашла твои заначки, чтобы ты вернулся в новый дом, начал с чистого листа,?— вздохнула, вытирая слёзы,?— я не могу на тебя смотреть, не могу,?— закрыла лицо руками но, снова попыталась взять себе в руки, это было видно,?— прости, я не верю, что это происходит сейчас в настоящее время…в общем я тебе буду помогать. Пока ты не будешь в том виде, в каком ты был я буду за тобой следить и выхаживать тебя,?— она заставила себя посмотреть на меня, ей нужно принять, что это действительно реальность.Не знаю, будет ли между нами что-то в дальнейшем, мне остается, надеется лишь на её прощение…Конечно, себя не заставила ждать Кэллкотт. Приехала и начала расспрашивать Лис что да как и почему. Она хороший психолог и давить может сильно. Но я не осуждаю, она права, она проверяет и её и меня, дабы вновь не начал пугать девушку. Её каштановое, короткое каре выше плеч отливало на одной стороне красновато-фиолетовым. Как её братец делает периодически незаметное ?сплит-окрашивание?. Холодный тон и её глаза карие, значит то всё же были линзы или это линзы. Не могу сказать, что ненавижу Ник, но и особой любви к ней не испытываю. Она мне скостила жизнь на три года, почти на четыре. Но, не просто так, заслуженно, и это нужно признать.Когда она уходила?— делалось невероятно легко.Однако, теперь я не смогу жить как раньше.Я не хочу оказаться там, где я сидел, не хочу всей душой.Отныне я буду посещать доктора, пить любые таблетки. Делать всё, что скажут. Делать всё, чтобы не попасть обратно. Ведь если я туда попаду, ни Карлос, ни Сантино, ни Ник больше меня не вытащат досрочно как минимум. Но я всё равно в душе ненавижу эту итальянскую девчонку в маске от собственного бренда.Ненавижу её брата?— Густава, с его сранным раздвоением личности.Ещё больше ненавижу Дэйва, который мне давал советы.Но, лишь моя вина в том, что случилось.Обещаю себе жить по правилам.Любить.Радоваться тому, что есть.Никогда не обижать женщин.Быть сдержанным.