— конец — (1/1)

—… Бэггинс… нет… Черноволосый мужчина на больничной койке негромко застонал. Веки его задрожали и спустя мгновение, через силу, открылись, мутно посмотрев в белый потолок палаты. — Убил бы тебя за твою дурость, — в сердцах проворчали рядом. — Чем ты думал, а?! Черноволосый ничего не ответил, вновь закрыв глаза. — Безмозглый самонадеяный… ауч! Звонкий подзатыльник по лысой макушке оборвали оскорбления. — Не выражайтесь, молодой человек! Особенно при своей маме! Лысый мужчина вжал голову в плечи, опасливо покосившись на хрупкую старушку, которых в книгах характеризуют просто – ?божий одуванчик?. — Бедный мальчик! Он едва жив, – запричитала старушка. – Так, а ну-ка подвинься, Двалин! Я кое-что приготовила… — МАМА! Ему нельзя это! – взвыл встревоженно мужчина, оглядываясь на дверь палаты. — Что за глупости ты говоришь, Двалин! — фыркнула на этот вопль старушка-мама, устанавливая над койкой переносной поднос-столик, уставленный пластиковыми контейнерами. – Конечно, ему это можно! Ему надо набираться сил, а какие силы от больничной еды… — Я ничего не хочу… — еле слышно прошелестел мужчина, не открывая глаз. — Он умер… — О ком ты, милый? Если об этом мерзавце, что мучил тебя, то не волнуйся… — Да, Торин, не волнуйся! – поддержал маму мрачный Двалин. – Она украла мою пушку и подстрелила эту бледную сволочь! Черноволосый в шоке распахнул глаза, изумленно посмотрев на старушку. — Что?! – переспросил он. Та смущенно пожала плечами, и заботливо подложила ему еще одну подушку под спину, помогая примять сидячее положение. — Я полагаю, он это заслужил, — заявила она. – Плохим мальчикам иногда надирают зад! — МАМА! – воскликнул друг Торина. — Не мамкай, мой дорогой! За своих мальчиков любая мать порвет! Вот! – гордо отрезала пожилая леди. – Правда, милый? Старушка посмотрела куда-то вниз, на пол и… добавила: — Хочешь паштетика, лапонька? — Мя-я… — тихонько ответили с пола, и мужчина на койке дернулся, чуть не упав с койки. — БЭГГИНС! ТЫ!! Рыжий кот запрыгнул на больничную койку и лег, прижавшись к ноге мужчины. Он громко замурчал, и, обхватив лапками ладонь мужчины, лизнул розовым язычком сухую кожу. — Живой… — выдохнул Торин. – Живой. На душе стало так легко, как не было со смерти младшего брата… — Конечно, жив, — кивнула мама Двалина. – И он жив, и ты живой… и будете жить! Я перееду в Лос-Анжелес… и не смотри на меня так, Двалин! За вами нужен присмотр! И я его вам обеспечу! Я вас еще женю! Всех! Торин тихо рассмеялся… какое же счастье… быть живым.