Sometimes (1/1)

У каждого в жизни наступает момент, когда приходится покинуть уютное (или не очень) родительское гнездо и отправиться на построение собственного. Но, чаще всего, наша жилищная независимость ограничивается комнатой где-нибудь в посредственном общежитии, с не менее ординарным и скучным соседом. Хотя, иногда, бывает и такое, что сталкиваются два необычных человека разных стихий и нравов – и вот только тогда ты можешь сказать, что тебе действительно повезло.Светловолосый крепкий Тор Одинсон, и угловатый тонкий брюнет Локи Лафейсон. Две противоположности по внешности и такие же по душам. Сначала все думали, что, буквально через день, они разнесут свою общую комнату. Каково же было удивление, когда парни без всяких перипетий просто взяли – и стали жить. Однокурсники лишь развели руками: люди искусства, что с них взять?Локи учится на архитектора, в то время как сам Тор – на скульптора. Порой он корил себя за выбор профессии, потому что с фантазией у него было туго. Одинсон просто любил работать с камнем, придавать неотёсанной глыбе совершенно неподражаемый вид. В какой-то мере в нём он видел себя самого. Когда-то много лет назад Тор тоже усердно работал, отёсывая непоколебимый мрамор своей личности. Надо сказать, что всё прошло успешно, ведь упорства ему не занимать.

Иногда, возясь с очередным домашним заданием, маясь от невозможности придумать что-нибудь стоящее, он тайком рассматривал различные эскизы, сложенные в аккуратную стопочку на полке Локи. Каждая такая вылазка открывала ему удивительный внутренний мир соседа. И помогала его собственному. Пребывавший в состоянии полного восхищения, Тор принимался за работу и не отступался от неё до тех пор, пока тоненький молоточек с зубилом не начинали выпадать из рук. Кстати, инструменты свои Одинсон очень любил и всегда держал в чистоте. Когда-то купив их из любопытства практически за бесценок в антикварной лавке, Тор не мог на них нарадоваться. Сделанные из неизвестного материала, который был достаточно тверд, чтобы взять все нужные породы камня, они ещё, вдобавок, были украшены рунным орнаментом. Одинсон пару раз порывался расшифровать их значение, да так и оставлял в покое, заснув в обнимку со словарём.Локи имел врождённый талант к живописи. С самых ранних лет он творил такие шедевры, что, казалось, всю художественную теорию Лафейсон знал ещё до рождения. Сначала ему льстило внимание взрослых, их восхищение и восторг; для честолюбивого мальчика это было бальзамом на душу. И даже более того – всем. Но, как-то раз, он случайно услышал разговор матери, доверительно сообщающей отцу, что, на самом-то деле, Локи не так уж и хорош, но надо его поддерживать, это ведь их долг как родителей. Лафейсон молча дослушал её монолог, потом вернулся в комнату и медленно сжёг над свечами все свои работы, начиная с маленьких картинок и заканчивая целыми полотнами. Масло потрескивало и весело горело разноцветным пламенем, карандаш капал серыми слезами, пастель, посопротивлявшись, радужной пастой заливала фитиль. Воистину завораживающее зрелище.

Прошло семнадцать лет, память о самом процессе стёрлась, но горький осадок лжи навеки остался в душе. С тех пор Локи больше никому не показывал свои работы, да и брался за кисть редко. В его душе каждую минуту рождались и умирали сотни невыраженных идей, словно маленькие вселенные, каждая со своим сюжетом, и он так к этому привык, что уже не замечал. Но иногда, одной из них давали право на существование, и только в тот самый момент написания Локи чувствовал себя живым. Но, каждый раз, он запирал свою душу на замок в маленьком шкафчике над кроватью, где лежали все его несбывшиеся мечты, обретшие плоть.

Иногда, когда Тора не было в комнате, Лафейсон раскладывал рисунки на кровати, полу и подолгу смотрел на них, готовый в любую минуту сорваться и уничтожить их, чтобы ни одна живая душа не увидела. Эскизы лежали на полке, он даже не обращал на них внимания, а вот оставить так беспечно законченные картины Локи не мог себе позволить. Он бы просто не выдержал ещё одной вымученной фальши о качестве работ. Лафейсон был абсолютно уверен: раз родителям, самым близким людям, ничего не стоило соврать, то, разве, это так сложно сделать другим? Очевидно, нет. Он решил, что никогда не будет художником, но не смог выбрать профессию слишком далёкую от живописи. Архитектура хоть и несколько другая область, но тут была возможность работать с бумагой и карандашом, используя свою фантазию и умения, а Локи умел это довольно хорошо.С тех самых пор, как их, столь разных, заселили в одну комнату, они молча договорились терпеть друг друга и не лезть в личную жизнь. По сути, то количество слов, которое было сказано ими друг другу, можно было пересчитать по пальцам. Но никогда молчание их не тяготило. Локи просто был замкнутым человеком и считал, что вполне может прожить без общения, а Тор просто уважал соседа и не хотел нарушать его комфортную среду. Тем более, что не очень ему это и было нужно. Гораздо интересней молча наблюдать и делать выводы. Для Тора это в диковинку, раньше он никогда подобным не занимался, а тут вдруг ему понравилось. Полгода совместной жизни пролетели незаметно, они привыкли друг к другу, и у Тора накопилось уже столько интересных мыслей, что в пору садиться за написание многотомного труда. Своего соседа он теперь узнал был безошибочно в любой толпе.Если бы Одинсон всё-таки взялся за написание книги, то треть её ушла бы под портрет. Всё, что с каждым новым взглядом он открывает в своём соседе, ему симпатично и близко. И это совсем не кажется зазорным или неправильным. Тор не имеет ни малейшего понятия, откуда Лафейсон, кто его родители, чего он ждёт от жизни, к чему стремится, что жаждет. Но, зато, Одинсон знает, что у Локи - истинного живописца - тонкие пальцы, с навеки впечатавшимися в кожу следами грифеля и узорами из пасты шариковой ручки. И Тору кажется, что они пахнут тёплым деревом карандаша и острым ароматом свежей типографской краски.

Лафейсон любит читать газеты, считая, что в информационном обществе не следует ими пренебрегать, и часто сидит с хмурым видом над новым номером. В такие моменты у него появляется очаровательная вертикальная морщинка на лбу, а ломкая бирюза глаз, суровая нить тонких губ и совершенно удивительная мимика дополняют прекрасный портрет, и Тор поневоле любуется своим соседом. Это интерес творца, который, видя перед собой прекрасное, не может не оценить. Свои волосы цвета туши Локи всегда утягивает в хвост, но перед сном Тору иногда везёт увидеть, как тёмная волна рассыпается по плечам.

Одинсон любит наблюдать, как сосед двигается. Иногда даже кажется, что он танцует. Вот Локи ловко перебегает от шкафа к кровати, привстаёт на цыпочки, когда кладёт книги на полку, смешно поджимая одну ногу; нервно теребит хвост тонкой рукой, в процессе решения куда что распределить. Узкие босые ступни так и мелькают перед глазами, шлёпая по линолеуму. Совершенно аморфный, он двигается плавно и без усилий. И очень часто Тору жаль, что ни одно долговременное искусство не воплотит в себе этой красоты.Стена над столом Локи оклеена набросками и чертежами с геометрическими фигурами. Для Тора это – тёмный лес, но иногда он рассматривает их и читает незнакомые названия. Сам он, разумеется, умеет делать наброски и чертежи, знает о базовых фигурах, но, всё равно, не особо в ладах с этой наукой. Его самый любимый объект наблюдений – растрёпанный лист в клетку в углу коллажа, на котором косым почерком подписано: тессеракт*. И несколько проекций, в которых Тор видит только беспорядочное нагромождение линий, но именно этот хаос его и привлекает.Иногда Одинсон думает, что Локи нелогичен с точки зрения геометрии. Нагромождение острых углов резко сменяется мягкостью плавных линий, причём и то, и то уходит в крайности: треугольные лопатки и покатость плеч, выразительные скулы и овал лица, тонкие локотки и изгиб талии. Но именно это ?сочетании несочетаемостей? для него является воплощением истинного порыва.

Иногда Лафейсон думает, что Тор – он как холст. Плотный, грубоватый, но способный нести в себе прекрасное. И такой же прямолинейный, всё у него на виду, но, в то же время, и в глубине, из которой не вывести начертанные штрихи. Рисунок, выложенный автором можно подправить, но линии всё равно останутся. И в этой неизменности Локи видится спокойствие.Для Лафейсона Тор – новый объект для исследования. Единственных людей, живших рядом с ним – родителей – он досконально изучил и ему было скучно. А тут что-то необычное, что-то глубокое и непостижимое. Тор для него – лист с секретом. Вроде всё на виду, но, если приложить смекалку и поднести к свече – проявится неведомый текст*. Пока всё, что Локи о нём знает, можно отнести к разряду простых ассоциаций. Имея слабое представление о его характере, Лафейсон знает, что, войдя в комнату, Тор принесёт с собой запах свежих стружек, извёстки и металла, а вместо приветствия он просто улыбнётся. Мягко, обезоруживающе и удивительно приятно.

Больше всего, отмечает Локи, Тор любит своё искусство. Иначе, почему он проводит все вечера в обнимку с очередным материалом, сидя в кресле и поджав одну ногу под себя, терпеливо его обтёсывая. В такие моменты его брови сходятся у переносицы, кристально-синий взгляд суров и важен, а рука то и дело поправляет выбившуюся из причёски светлую прядь, мешающую обзору. Тор редко показывает свои законченные работы, предпочитая прятать их в шкаф, но, иногда, когда Локи удаётся их увидеть, в его сознании возникает смутное ощущение дежа вю. И, кажется, он что-то проясняет для себя, просматривая собственные эскизы и светло посмеиваясь.Локи любит наблюдать, как Тор спит. Часто засиживаясь с чертежами допоздна, он, в минуты отдыха, рассматривает его расслабленное лицо, пшеничную копну волос, разметавшуюся по подушке; слушает его мерное, ровное дыхание. Иногда Одинсон лежит как статуя, ну а чаще всего умудряется устроить целое представление ?Отгадай, кто я?, выписывая телом немыслимые пируэты в постели. И тогда, давясь от смеха, Локи ловит себя на мысли, что было бы очень интересно узнать, что же ему снится.Ещё одна вещь, которую Лафейсон знает о Торе, это иррациональная любовь к инструментам. В самом деле, Локи никак не может понять такого отношения к простым металлическим штучкам, пусть даже и украшенным рунами. В любом случае, предметы так и останутся самими собой, как только их не полируй. Иногда Локи подходит к столу Одинсона и, осторожно касаясь молоточка, размышляет о том, что может связывать его и Тора. И на минутку – совсем на немножко – он чувствует укол ревности. Но это проходит так же быстро, как и появляется. И, не найдя ответ на свой вопрос, Локи возвращается в излюбленное кресло и ждёт, когда вернётся сосед, чтобы продолжить их молчаливый диалог.Вот, громыхая тяжелыми ботинками и отчаянно борясь с мокрым зонтом, в прихожую вваливается Тор – взъерошенный, помятый, но такой неподдельно счастливый. И Локи – да-да, совсем на минуточку – кажется, что в комнате стало немного теплее.Солнце снова вышло из-за туч.