Персефона (1/1)

—?Я обещала никогда не покидать тебя,?— сказала Красавица. —?Но если я не увижу своего больного папеньку, мне будет жизнь не мила. —?Ты можешь уходить домой,?— ответило Чудовище,?— а я умру здесь от тоски и одиночества. —?Нет,?— возразила ему Красавица. – Я обещаю тебе, что вернусь назад. Дай мне сроку неделю.

—?Что ж… завтра ты проснешься уже дома,?— грустно сказало Чудовище. – Когда захочешь вернуться назад, просто положи это кольцо на тумбочку рядом со своей кроватью.

…голые ноябрьские ветви тянулись в небо потёками трещин по грязной побелке, изломанные, несчётные, словно сосудистые русла чернил на мокрой акварельной бумаге. Тропа терялась в палой листве и зарослях колючего кустарника, а вокруг царила такая мёртвая тишина, словно она шла не по центральному парку, а по заколдованному лесу, окружившему замок Спящей Красавицы. Даже не верилось, что всего несколько месяцев назад здесь всё утопало в зелени, среди цветов яблоку негде было упасть, трава пружинила под ногами, а эти злобно встопорщенные кусты пестрели от ягод. То, что некогда было густой сенью девичьего винограда, теперь спадало вниз по-старчески облысевшим занавесом нечёсаных стеблей, и сквозь них проглядывал голый каркас оранжереи. На земле то тут, то там белели человеческие кости, летом скрываемые от глаз жизнерадостно бушующей листвой?— останки дерзких смельчаков, что когда-то посмели сунуться в логово Чудовища: заполненные влажной землёй глазницы, увитые лозами рёбра, улитки, сонно ползущие по сводам пустых черепов. Когда царивший здесь праздник неувядающей жизни успел превратиться в этот ужасающий макабр?.. Этот Робинсон-Парк не имел ничего общего с тем, который она знала, это был какой-то его тёмный двойник, кошмарная фата-моргана, отражение, выплывшее из нави. И тем страшнее было думать о том, как же выглядела теперь его хозяйка. Изо рта шёл пар, пальцы стыли в тонких перчатках, и Харли зябко куталась в тяжёлый бархатный плащ-домино, усеянный ромбами?— насмешливый карнавальный подарок мистера Джей, согревающий её, правда, скорее как знак внимания, нежели как верхняя одежда. Чем ближе она подбиралась к неприютной громаде оранжереи, тем плотнее смыкались вокруг неё терновые кусты, тем чаще и назойливее острые шипы цеплялись за подол, тянули ткань на себя, срывали с её головы капюшон, словно живые, и, когда сквозь эти враждебные заросли уже было не пробраться, Харли с превеликим сожалением поняла, что, если она хочет двигаться дальше, ей придётся отпустить плащ. С грустью прижавшись щекой к шелковистой алой подкладке, она нехотя развязала бант чёрной ленты на шее, и терновник тут же вырвал трофей из её рук, таща его в дебри своего нутра и терзая там с каким-то утробным звуком, словно пёс, треплющий придверный коврик. Арлекинша в отчаянии проводила накидку взглядом, запоздало протянув руку за безвозвратно утерянным сокровищем. А ты думала, в сказку попала?.. В следующее мгновение ветви перед ней расступились, образовав идеально ровную аллею, ведущую к входной двери. Под высокими сводами главного зала было непривычно темно, тихо и пусто; пахло растительной гнилью и затхлостью, как в склепе. Харли с тоской обвела взглядом знакомую обстановку, помрачневшую до неузнаваемости, и невольно обняла себя руками за плечи?— без покровительственной тяжести домино она чувствовала себя всё равно что голой. —?Рыжая? —?растерянно позвала она, потревожив гулкое эхо. —?Я же знаю, ты здесь… Это я! Ответом ей было гробовое молчание. Арлекинша шмыгнула носом от сырости, помедлила и сделала несколько шагов вдоль галереи, хрустя сапожками по глиняным черепкам. —?Ты на меня злишься? Я правда никак не могла прийти раньше… Я еле сюда добралась… знаешь, чего мне это стоило? Мне холодно… Рыжая, ну отзовись же! В тёмном нагромождении веток и палой листвы что-то вдруг слабо зашевелилось, и Харли от неожиданности пискнула, прячась за стволом, оплетённым до черноты увядшей лианой. Она очень хотела, чтобы это оказалась Плющ, и в то же время очень, очень этого боялась. Вслед за треском и шелестом из хрусткого валежника поднялась чья-то костлявая фигура с нечеловечески длинными руками и пальцами, извитыми, как у Слендермена. Харли зажмурилась и быстро-быстро сосчитала до десяти. не испугаюсь я больше твоего вида страшного, не разлучусь я с тобой, не забуду твоих милостей; покажись мне теперь же в своём виде давешнем: я только впервые испугалася Она сделала выдох, вдох, открыла глаза и решительно вышла из-за дерева прямо навстречу Слендермену, улыбаясь так неестественно широко, что получалось скорее жалобно. —?Ры-ыжа… я… ох… —?от увиденного брови её тут же съехали в болезненную гримасу, раскрытые было для объятий руки опали, а вымученная улыбка погасла сама собой. Назвать Плюща рыжей уже не поворачивался язык?— её спутанные космы покрылись налётом бурой ржавчины, кожа ссохлась до какого-то грязно-болотного цвета, а глаза подёрнулись мутной серой пеленой, словно у Синей Гусеницы, что решила выкурить через свой кальян смертельную дозу гашиша. Сирена, открывшая жертве свой истинный безобразный облик за миг до кровавого пира, она выглядела постаревшей как минимум лет на десять, а то и больше, и Харли было почти физически больно узнавать в этой посмертной маске слишком хорошо знакомые черты. Но ещё больнее было видеть другое: на земле позади Айви тонко поблескивал прозрачный стеклянный колпак, под которым словно назло царящему вокруг беспросветному трауру ярко жёг глаза чёрно-красный маковый цветок. Тот самый. Невероятная догадка пронзила вдруг каждый позвонок оцепеневшей арлекинши, и от мгновенно нахлынувшего вслед за этим чувства сокрушительного стыда на глаза её навернулись слёзы. —?Лисонька моя… ты это из-за меня… —?выдохнула она и бросилась к подруге в порыве жгучего раскаяния, но вездесущий терновник легко накинул на её щиколотки лассо из колючей проволоки, и Харли с размаху хлопнулась ничком на мозаичный пол оранжереи, в самый последний момент чудом успев выставить перед собой руки. Плющ явно не торопилась с гостеприимством. Медленно, точно сходя с какого-то сатанинского подобия трона, она спустилась по ступеням у подножия своей грандиозной берлоги, когда-то бывшей их общей кроватью, сохраняя даже теперь былое величие и царственную осанку. Её жуткие конечности и пальцы-сучья понемногу втягивались, возвращаясь к человеческим размерам, а угловатый силуэт болотной нечисти незаметно обретал гибкость женственных линий, но от прежней роскошной, пышногрудой, цветущей Айви она всё ещё была просто необозримо далека. Остановившись в десятке футов от распластавшейся на полу арлекинши, Плющ гневно втянула носом воздух. —?Я ведь уже сняла с тебя эту мерзкую тряпку, но от тебя всё равно за милю несёт твоим грёбаным клоуном,?— проговорила она вдруг тем самым, пугающим Харли безликим голосом, больше похожим на синтетический лязг респираторов Пугала и не имеющим ничего общего с привычным ей медоточивым мурлыканьем суккуба. —?Ты вся пахнешь по-другому. Я больше не чувствую в тебе своей защиты. Почему? —?Ох, Плющик, мы так давно не виделись… ты столько не знаешь… —?залепетала девушка, неловко садясь на бедро и потирая ушибленный локоть. —?Прости, что не смогла сберечь твой подарок, так получилось, его у меня… отняли,?— она всхлипнула и по-детски утёрла нос. —?Я тогда чуть не умерла, но пирож… но мистер Джей, ты не поверишь, что он сделал, чтобы меня спасти,?— тут Харли подобострастно выгнулась на четвереньках, и её глаза лихорадочно заблестели, как и всегда, стоило ей только заговорить о любимом. —?Он пожертвовал для меня собственной кровью, и теперь я снова под надёжной защитой! Так что не бойся, твой токсин мне по-прежнему не опасен… Айви вышагнула из мрака в тусклый полусвет, расчерченный тенями от ферм оранжереи, и змеиный шелест пробежал по обступившим их мёртвым зарослям, хотя в замкнутом пространстве стеклянного зала не было и не могло быть ветерка. —?Он отравил?— тебя?— своей?— грязной?— кровью, а ты называешь это защитой??— яростно отчеканила она, обнажая на свету иссера-жёлтые зубы и глаза лесной ведьмы. —?Спасением?! Идиотка! Ты не понимаешь, что теперь уже никогда не сможешь порвать с ним, даже если захочешь? И… о, небо! А это ещё что?! —?арлекинша подползла ближе, оказавшись в том же косом прямоугольнике света на полу, и Плющ как-то разом изменилась в голосе и лице. —?Откуда у тебя эти шрамы? Что с твоим ухом? Что он с тобой делает?!.. Харли безотчётно коснулась криво зажившего хрящика, словно только сейчас заметила, что обронила серёжку. Ей даже в голову не пришло, что с момента их последней встречи она изменилась разве что немногим меньше, чем сама Плющ: обесцвеченная ?Смехотриксом? кожа, конфетно-розовая и мальвинисто-голубая краска в волосах, что никак не хотела вымываться до конца, истерзанные губы, аккуратно зашитые по уголкам и вздёрнутые стежками Кукольника в гримасу бесконечного счастья?— в благодарность за Орфи в последний их визит Джокер всё же разрешил хирургу пару раз коснуться пером своего шедевра, и они тогда расстались чрезвычайно довольными друг другом… Поверх этого великолепия красовались свежая ссадина на левой скуле и короткий штрих рассечённой брови, а если бы Айви вздумала снять со своей девочки трико, то имела бы счастье полюбоваться и на другие знаки внимания: чёрные браслеты гематом на запястьях, автографы, оставленные стилетом, пороховые ожоги, отпечатки ременной пряжки, красный-фиолетовый-жёлтый, роспись белой фарфоровой куклы, ручная работа. И хвала всевышнему, что Плющ ещё не знала, каким надругательствам подвергалась за это время та нежнейшая пунцовая орхидея, лепестки которой она некогда так благоговейно ласкала. Харли прекрасно знала, за что получила каждый из этих подарков; чего греха таить, она почти всегда сама давала для этого повод. Последние недели выдались очень напряжёнными, пожалуй, даже слишком, и арлекинша уже не раз успела пожалеть, что Румпель столь бесславно и скоропостижно покинул пост первого ассистента Его Криминального Высочества и по совместительству его главного мальчика для битья. Ей приходилось решать какое-то баснословное количество организационных вопросов, искать и закупать перечень такой неописуемой чепухи, которая могла прийти в голову только умалишённому, опекать Орфи в Старом Зоопарке, под видом пожарного инспектора, журналистки или соискательницы на вакантную должность обследовать то какие-то жуткие очистные сооружения, то трансформаторные подстанции, а на днях босс велел ей изучить систему охраны городского приюта для младенцев, и Харли даже подумать боялась, зачем. Разумеется, при таком объёме задач она просто не могла не косячить и получала за это сполна, но при этом не жаловалась ни минуты, потому что знала главное?— сейчас она была как никогда нужна мистеру Джей. Чтобы исполнять его безумные прихоти, смешить его своими ужимками, тешить его тщеславие, срывать на ней злобу на Бэтса, чтобы кормить его чудовищ, чесать об неё зубы и точить когти?— она была нужна ему, и это было счастьем. Но увы, Айви этого понять не могла. —?Что он делает с тобой? —?уже тише повторила она, делая несколько шагов вперёд, и её глаза, наполнившись влагой, обрели вдруг снова живой, дрожащий блеск. Харли поднялась на ноги и отряхнула чёрные ромбы листьев, налипшие на трико. Чем ближе они оказывались друг к другу, тем стремительнее таяла ледяная стена отчуждения, стиралась тонкая грань между красотой и уродством, а взаимный ужас в их взглядах превращался во взаимную же жалость. —?Он… любит меня, Рыжик,?— смущённо сказала арлекинша, поглаживая купированное ухо. Плющ, только-только протянувшая к ней руку в желании прикоснуться, отпрянула и зажмурилась с каким-то гортанным стоном, отказываясь слышать эту ересь. —?Иштар светозарная, да должно же это когда-нибудь закончиться?!.. —?в отчаянии запуская пальцы в копну спутанных волос, воскликнула она уже совсем по-человечески, совсем по-женски. —?На какой же крепкой наркоте он тебя держит?.. Ты всё ещё не понимаешь? Это не любовь! Никогда ею не было и никогда не будет! Он просто продолжает в своё удовольствие мучить и истязать тебя… Харли снисходительно прикрыла глаза и едва заметно покачала головой, улыбаясь, как маленький сфинкс. —?Нет, Рыжик, это ты не понимаешь,?— мягко сказала она. —?Для него это одно и то же. …чем ближе к вершине мира, тем труднее дышать, чем ближе к Солнцу, тем выше шанс сгореть дотла, чем ближе к мистеру Джей?— тем больнее; это была непреложная истина, открывшаяся ей раскалённым ключиком за дверцей в Безумие Папочки Карло ещё там, на алтаре парковой карусели, и Харли воспринимала её как должное, неопровержимую догму, правило номер один. Запредельная боль означала запредельную близость, и арлекинша стремилась к ней всем своим существом, как стрелка компаса, идя на всё, лишь бы только снова выманить из табакерки в голове своего хозяина того самого сжигаемого похотью чёрта, которого она уже дважды видела в огне. Впрочем, несмотря на все её ухищрения, Джокер с той памятной ночи на ?Эйс Кемикалс? больше не играл с ней так, как ей того страстно хотелось. Не заслужила ещё. Сначала напасти, потом сласти?— таким было правило номер два. Но за сегодняшнее поручение любимый вскользь пообещал ей щедрую награду, и Харли готова была буквально вылезти из кожи вон, чтобы её заполучить. Однако для этого ей требовался сильный и надёжный союзник, который, как выяснилось, оказался далеко не в лучшей форме?— по её же вине. —?Что ж, ладно… будь по-твоему,?— без боя устало сдалась Плющ, повернулась спиной и направилась назад, к своему аскетичному святилищу, ведя ладонью вдоль льнущих к ней терновых ветвей. —?Послать бы тебя к чёрту, но ты и рада будешь… Если всё у тебя так чудесно, зачем пришла? Твой шут, кстати, знает, что ты здесь? Харли сунулась вслед за подругой, несмотря на зловредный кустарник, что по-прежнему вынуждал её держать дистанцию. —?Нет, но… это связано с одним заданием, которое он мне дал,?— честно призналась она, отбиваясь от колючих прутьев. —?И мне никак нельзя его провалить, понимаешь? Мне очень-очень нужна твоя помощь, рыженькая… Айви горько улыбнулась сама себе, опускаясь на одно колено возле флорариума, словно мать у колыбели. —?О. Ясно. А я-то уже успела подумать, что ты на самом деле хотела видеть меня… Мак внутри любовно потянулся к кончикам её пальцев по ту сторону стекла, шевеля папирусными лепестками, словно рыбка. Единственное напоминание о том, что когда-то происходило между ними здесь, на этой самой кровати. Буря страстей, пойманная в стакан. Алое сердечко с гнильцой инфаркта в самой сердцевине. Харли прикусила язык, понимая, что раскрывает свои карты слишком рано. —?Плющик, ну ты чего… —?виновато замялась она. —?Конечно, я хотела! Но у меня правда было очень, очень много работы… я всё это время думала, как ты… ты мне снилась… —?Ох, да хватит же врать! —?отмахнулась Плющ, и Харли едва успела перехватить агрессивно хлестнувшую ветку возле своего лица. —?Три. Месяца. Ты три месяца даже не вспоминала обо мне и явилась только теперь, когда тебе что-то стало от меня нужно. Три месяца назад ты бросила меня ради своего садиста и вернулась сейчас ради него же. Ты в принципе не способна думать ни о ком, кроме него. Самовлюблённого мудака, который тебя просто использует… Сцепив зубы, арлекинша вдруг крепко сжала стебель, позволяя шипам глубоко вонзиться в ладонь, и у основания её кулака сразу же набежало несколько крупных капель, алых, точно гранатовые зёрна. Айви изумлённо обернулась, глядя, как падают в пол блестящие тёмные кляксы: кровь её девочки, навеки смешанная с кровью её злейшего врага. —?Использует?! —?топнув ногой, Харли со злобой переломила и отшвырнула ветвь, и Плющ вскрикнула, как от ожога, почему-то схватившись за правую руку. —?И я, значит, хочу тебя использовать?! А сама разве не с этого начинала? ?Я хочу отомстить всем мужчинам?! ?Ты?— мой козырь, цветочек?!.. А теперь читаешь мне проповеди про любовь?! Мы в Готэме, здесь у всех свои счёты, забыла? Я помогала тебе, потому что сама этого хотела, а теперь помогаю мистеру Джей, потому что сама так хочу! И прекрати?— уже?— оскорблять?— мой —?выбор! Памела буквально съёжилась от её крика, защищающим жестом обхватив стеклянный колпак и сжав в нитку дрожащие в обиде губы. Она была сейчас так не похожа на привычную ей самовластную, грозную богиню, что Харли, не встретив сопротивления, сперва растерянно осеклась, а потом прихлопнула рот ладонью, когда поняла, что наговорила. Увы, талант впадать в стихийные приступы гнева и делать как можно больнее тому, кто тебе сейчас позарез нужен, принцесса крови получила в наследство от папочки вместе с остальными его подарками. —?Чёрт… прости меня… прости, рыженькая, прости, прости… —?умоляюще зашептала она, падая перед сиреной на колени и порывисто хватая её холодные руки. —?Но я не могу, просто не могу слышать гадости о мистере Джей… —?она прижала иссохшие кисти к губам и вдруг принялась истово покрывать поцелуями эти тонкие оливковые пальцы, запястья, ключицы, плечи… Айви не сопротивлялась, но и не отвечала, глядя в сторону и смаргивая слёзы. —?Только не прогоняй меня, пожалуйста, я без тебя пропаду… я так хотела к тебе, я так бежала… он изобьёт меня до полусмерти, если узнает… —?зажмурившись, Харли крепко-крепко стиснула подругу в объятьях, а потом отстранила, беря её непривычно худое, морщинистое лицо в ладони и с нежностью отводя с него жёсткие проволочные пряди. —?Язык мой враг мой, Рыжик, ты же знаешь… ну что, что мне сделать, чтобы ты меня простила? —?ища её глаза, спросила она. Плющ встретилась с ней долгим взглядом, словно высматривая что-то в глубине атропиновых тёмных зрачков, и наконец произнесла хрипловато, едва слышно, накрывая её пальцы своими: —?Поцелуй меня,?— она помолчала, не опуская ресниц. —?Так же, как его. Как будто ты меня любишь… так, чтобы я поверила. Харли уже с готовностью подалась вперёд, собираясь сначала сделать, а потом подумать, как и всегда, но в последний момент необъяснимое сомнение вдруг остановило её. Это было так… странно. Айви ведь хотела не просто поцелуя, но… поцелуя истинной любви? Как в сказке? Вздор какой, ребячество, зачем ей это… Арлекинша неуверенно обвела большими пальцами острые скулы Чудовища, всё ещё не в силах привыкнуть к этому тусклому, обескровленному телу и пытаясь разбудить в себе к нему хоть какие-то чувства, кроме бесконечного сострадания и стыда. А Чудовище смотрело на неё в ответ, безобразное, жалкое, незнакомое, и лишь его глаза были глазами той самой, настоящей Айви, узницы собственного жуткого обличья; первыми побегами чего-то нового, грандиозного, проглядывающими сквозь мёртвую шелуху прошлогодней листвы. И Харли поняла: Плющ сейчас нуждалась в её помощи так же отчаянно, как она сама нуждалась в помощи Плюща. Преодолев последний дюйм, её губы нерешительно прикоснулись к чужим губам?— сухим, шероховатым, как кора, скрывающим внутри влажный язык, покалывающий аконитином. Харли закрыла глаза, проходясь по гладким камешкам зубов и их острой кромке, крохотным складкам в уголках, так напоминающим трещинки пересохшей краски… но Айви с жадностью поторопила её, потянув за волосы, прикусила за нижнюю губу, прижалась теснее и соскользнула рукой вниз по её телу, смяв в нетерпеливом порыве меченое шрамом правое бедро. Харли тут же вдохнула судорожно и глубоко, с головой ныряя в то жгучее воспоминание о безумном поцелуе на платформе строительного завода полгода назад, куда точно так же ныряла не раз и не два, лаская свою фею, и раскрылась, выгнулась, отозвалась на манок этой боли со всей страстью, на которую только была способна… о да, это был вкус её любви. Такой же токсичной, горькой и порочной, как любовь к мистеру Джей. И целовала она сейчас снова его?— не Айви. …это было так головокружительно сладко и волшебно, что завязнувшая в своих ощущениях Харли поначалу даже не заметила, как вокруг неё меняется всё. Абсолютно всё. Безжизненная пергаментная кожа налилась упругой влагой прямо под её пальцами, и узорчатые жилки рельефно запульсировали, разгоняя сок, будто в согретом солнцем стебле. Обломанная ею ветвь тёрна начала вдруг цвести сама по себе, а от неё, словно пожар от факела, волной занялись все остальные кусты, один за другим покрываясь россыпью мелких бутонов, захлёстывая всё вокруг белоснежной, благоухающей пеной… Открыв глаза, Харли испуганно дёрнулась, видя, как по волосам подруги бегут сверху вниз огненно-красные пряди, но Плющ не дала ей оторваться, настойчиво углубляя поцелуй, так что арлекинша лишь неловко завалилась назад, оперлась на руку, одним неосторожным движением опрокинув стеклянный колпак… и выпустила джинна из бутылки. Мак рванулся ввысь, точно бобовый стебель из сказки про Джека и великана, на ходу отращивая жуткие зубья какой-то гигантской венериной мухоловки вдоль непомерно разросшихся лепестков. Разом вспыхнули все подвесные фитолампы, обдав их инфракрасным теплом и заливая пространство оранжереи насыщенным нежно-розовым светом; зелень фейерверком брызнула на ветви, зазмеились вверх по стволам лианы, над их головами свесились сиреневой бахромой гроздья цветущих глициний, полопались кремовые звёзды ванили, земля под ногами зашевелилась, как живая, и по ней ковром расстелились золотые нарциссы, синие ирисы, белые асфодели, пурпурные флоксы… Их кровать за считанные минуты превратилась из вороха погребального костра в убранное цветами королевское ложе, объявляя медовый месяц назло и вопреки бесконечной серой осени, их личный, вечный сладкий ноябрь, и у Харли даже дыхание перехватило от осознания того, какую же дикую, первобытную силу она только что разбудила… Она прервала поцелуй первой, хватая ртом тропически-тёплый воздух, и потрясённо обвела взглядом фантастические буйные заросли в клубах подсвеченного розовым пара, поднимающегося от влажной, согретой лампами, развороченной земли. А ты думала, в сказку попала?.. —?Да… совсем как тогда… —?тихо произнесла Айви со вздохом, и арлекинша, опустив взгляд, даже зажмурилась от её прежней, ослепительно пышной красоты. —?Как же… больно знать, что всё это не по-настоящему. Знать, что на самом деле ты меня не любишь… Через дрожь нежности Харли повторила пальцем изгиб возмутительно глубокой арки Купидона на ярко-красных губах, откровенно восхищаясь теперь этой возрождённой дриадой, статуей Венеры из чистейшего малахита, тициановой медью её роскошных кудрей, блеском бирманского янтаря в оправе густых ресниц?— произведением дьявольского искусства. —?Рыженькая… —?от избытка чувств всхлипнула она. —?Честное слово, если бы я только могла правда, по-настоящему любить женщину, это была бы ты. Но я… создана для другого, понимаешь? И этого уже никому не исправить, даже тебе… —?Я знаю,?— со сдержанным бархатом в голосе ответила Плющ, зеркально лаская в ответ её лицо. —?Просто… не говори ничего, ладно? Я сделаю всё, о чём ты попросишь, только потом… давай обсудим это всё потом. Иди лучше ко мне… я так ждала тебя… Харли наморщила носик, искривила губы, упала своей фее на плечо, и вместо того, чтобы заняться жарким сексом после долгой разлуки, они просто сидели так долго-долго, все в слезах, не размыкая объятий, словно они были и не любовницы вовсе, а заблудшая дочь и её безутешная мать. *** Деметра, древнегреческая богиня плодородия, опекала урожай, взращивала деревья, покровительствовала роженицам и души не чаяла в своих многочисленных детях. Спокойная, заботливая мать, неутомимая труженица и щедрая кормилица, она в одночасье едва ли не разрушила всё, что создала, когда в её жизнь ворвался ненавистный чужак, разлучив с любимой дочерью. Зевс, младший брат Деметры, соблазнил свою сестру в виде змея, и от этого союза родилась Персефона. Она была так прекрасна, что безжалостный мрачный Аид, бог Царства Мёртвых, увидев её, решил заполучить красавицу и сделать её своей женой. Он упросил богиню земли Гею вырастить невиданной красоты цветок в Нисейской долине, где гуляла Персефона со своими подругами. Влекомая дивным ароматом, девушка отдалилась от подруг, протянула руку к цветку и сорвала стебель. В тот же миг земля перед ней разверзлась, и из расщелины вылетела колесница, запряжённая чёрными конями, на которой Аид унёс с собой несчастную в подземный мир. Долго-долго искала Деметра свою пропавшую дочь, напрасно звала её и плакала, скорбя о потере?— никто не видел ни Персефоны, ни её похитителя. Пока безутешная богиня, облачившись в траур, скиталась в поисках по свету, земля без её поддержки перестала плодоносить, растения – расти, животные — размножаться, женщины?— рожать, и природа погрузилась в беспросветную зиму, переходящую в смертельное оцепенение. Голод и мор грозили уничтожить весь человеческий род, лишив олимпийских богов поклонения и жертвоприношений.? Обеспокоенный Зевс отправлял к сестре посланников с просьбами одуматься, но Деметра оставалась глуха к их мольбам. Поняв, что помочь тут может только возвращение дочери, громовержец отправил своего вестника Гермеса к брату в подземное царство с приказом отпустить Персефону для встречи с матерью. Аид вынужден был покориться велению брата, но на прощание дал съесть своей супруге несколько зёрен граната?— символа чувственной любви, брака и мистического союза. Это давало коварному богу гарантию её возвращения. Безграничной была радость встретившихся вновь матери и дочери. Деметра выбежала из своего храма навстречу колеснице, в которой ехала Персефона, а та, едва спрыгнув с подножки, помчалась к матери, и они слились в объятьях. Единственным, что омрачило счастье Деметры, была весть о проглоченных гранатовых зёрнах, ведь теперь она понимала, что её дочь связана с Аидом навсегда. На следующий день Зевс огласил перед богами своё решение: отныне Персефона должна была треть года пребывать в царстве Аида как его законная супруга, а остальное время она могла находиться в родных чертогах, на Олимпе. Конечно, её мать не была особенно рада услышанному, но всё же её утешало то, что теперь она сможет видеться со своей любимицей каждый год. С тех пор на земле царит изобильное зелёное лето, пока Персефона проводит свои дни рядом с матерью, а осенью, когда она готовится покинуть мир, из-за печали Деметры природа увядает. Долгие зимние месяцы — пора смерти и пустоты, когда тоскующая мать не находит в себе сил давать богатства земле. И лишь с наступлением весны всё расцветает вновь силой счастья великой богини, что всякий раз с замиранием сердца встречает свою красавицу, хотя бы на время вырвавшуюся из лап её чудовищного супруга. *** —?Господи, ну и дыра… холодно, как в аду… И что теперь, вы будете держать его здесь до самого Рождества? К чему вообще такие сложности, я могла бы одурманить его феромонами, он бы в тот же вечер всё сделал. Зачем вам этот мешок из-под брюквы?.. —?Рыженькая, как ты не понимаешь, нельзя, чтобы мистер Джей узнал, что ты мне помогала! Всё должно быть чётко по его плану… Да и к тому же ты видела, как выглядят мужики под твоими чарами? Взгляд в одну точку, слюна капает, и говорить могут только о тебе… нет-нет, так Би-мэн сразу всё просечёт. А доктор Крейн отличный мозгоправ, он обработает его именно так, как надо… Тсс! Он идёт! Сейчас сама всё увидишь… В старом железнодорожном пакгаузе действительно просто дьявольски холодно, даже несмотря на старательно гудящую тепловую пушку. Голые стены из выщербленного бурого кирпича, прогнившие опоры и стропила ветхой двускатной крыши?— тут просто нечему хранить тепло. Когда-то здесь был оперативный грузовой склад, и на бетонном полу до сих пор сохранились обломки деревянных палет, размокшие картонные короба и вороха нетленной упаковочной плёнки. Среди них в тусклом круге света от промышленного фонаря на инвалидной коляске сидит рослый, плечистый парень в тактических брюках-карго и серой футболке: его руки и ноги намертво примотаны к креслу армированным скотчем, голова висит на груди, короткие тёмные волосы скрывают низко опущенный лоб. Лампа потрескивает, поминутно мигая, поток горячего воздуха колышет все очертания, и они вибрируют в прозрачном мареве, отчего всё происходящее кажется каким-то слегка нереальным, постановочным, словно пролог артхаусного моноспектакля. Сестрёнки наблюдают за ним снаружи сквозь выбитое окно под самой крышей, прячутся в ночной темноте, сидя на ветке раскидистого вяза, что любезно поднял их на лучшие зрительские места. Харли кутается в палевую кожаную куртку на меху, бессовестно снятую с их пленника, но всё равно отчаянно мёрзнет. Айви не носит одежды даже поздней осенью?— её тело почти не выделяет тепла, зато у неё с собой в термосе галлон подогретого минерального удобрения, которое она непрерывно потягивает через соломинку и, похоже, чувствует себя при этом преотлично. Три часа назад они сеяли хаос и панику в заброшенном здании арсенала у городской ратуши, совсем как в старые добрые времена, а этот крендель, что сейчас в отключке, палил по ним по-македонски из двух ПП и чуть не поубивал. Взять его оказалось не так-то просто даже для пары Сирен, но эффект неожиданности сыграл им на руку?— к дымовым гранатам и перестрелке обитатели бывшего арсенала, может, и были готовы, но никто из них явно не предполагал, что против них внезапно ополчится сухой облетевший хмель, в изобилии увивающий древние стены. Здраво оценив ситуацию, парень ещё успел предпринять разумную попытку скрыться на мотоцикле, но от деток Ядовитого Плюща ещё никто так легко не уходил. Харли получила его скрученным по всем правилам, буквально на блюдечке, вырубила, обезвредила, доставила по указанному адресу и уже порывалась как на крыльях мчаться к мистеру Джей, чтобы сообщить об успешно выполненном задании, но Айви, заправляя в свою бутыль коктейльную трубочку, безапелляционным тоном заявила, что, во-первых, не намерена отпускать её так быстро, а во-вторых, хочет знать, ради чего так необдуманно подставлялась, и арлекинше скрепя сердце пришлось согласиться на афтепати. Присутствие Крейна ощущается ещё задолго до его появления: дрожащий воздух в помещении испуганно холодеет и становится странно густым, свет от лампы почему-то начинает казаться ярче, но при этом всё вокруг парадоксально темнеет, как во время солнечного затмения. Силуэт вплывает, не скрипнув дверью, не издав ни единого шороха?— словно он существо и не из этого мира вовсе, бестелесная мара в полуистлевшем саване, порождение той же леденящей нави, что поглотила Робинсон-Парк. У него нет охраны, нет при себе оружия. Ему это не нужно. Пугало всегда вооружён намного страшнее и опаснее, чем любая наёмная банда. Войдя, он медленно сдвигается ближе к углу и какое-то время просто стоит там чёрным провалом, жутко, раздражающе асимметрично, молча наблюдая за театрально освещённым пленником?— под капюшоном неподвижно висят в воздухе два тлеющих уголька. Даже с такого расстояния Харли слышит это мерное, колыбельное тшшш, словно кто-то шершавой ладонью гладит её вдоль позвоночника, но обернуться и посмотреть, кто это, ей не хватает духу. И больше ничего не происходит. Пауза затягивается, как верёвочная петля на шее, необъяснимая, удушающая тревога забивает ноздри и рот; в какой-то момент Харли хочется закричать, чтобы он немедленно прекратил вот так просто стоять и смотреть, не мигая, но это желание беспомощно стынет фантомной немотой на её зашитых губах… Наваждение обрывается за секунду до острого приступа паники: Пугало наконец моргает, трогается с места, и арлекинша тяжело выдыхает, невольно потирая горло. Она косится на подругу, но та, как и следовало ожидать, ничего даже не заметила?— невелика наука противостоять психическим атакам, если ты кактус. По пути к креслу Пугало с глухим стуком бросает на пол небольшой холщовый мешок, огибает узника со спины и замирает там, аккуратно окунувшись в неверный электрический свет, так что его тень обретает наконец грязно-бурые цвета и объём, дыхание, одежду, человечность. Из рукавов возникают ладони и мягко опускаются на широкие, затянутые в серое плечи?— четыре титановых иглы одна за другой ложатся на грудную клетку, высокая фигура склоняется над спящим нежно, словно над любовником, и голос за респираторами вкрадчиво произносит: —?А ссейччасс я щщёлкну пальццами, и ты просснёшшьсся. тшшш Клак! —?парень действительно тут же вздрагивает, поднимает голову и сразу начинает осовело шарить глазами вокруг себя. —?….нет, ну какой же он всё-таки красавчик,?— не подумав, мечтательно ляпает Харли, и Плющ презрительно фыркает в термос. Джейсон Тодд действительно красивее, намного красивее двух других Робинов (1). Чёрные волосы, синие глаза, жёсткие, мужественные губы?— у него лицо мальчика-фотомодели и потрясающая фигура легкоатлета, это прекрасно видно под хвастливо облегающей одеждой. Наверное, именно так выглядел бы Бэтмен без маски лет десять назад. Вот только от Тодда так и веет Тьмой?— не той ясной и строгой ночью, которой так любят прикрываться Тёмный Рыцарь и его верный пёс Найтвинг, а истинным, древним Злом, неистребимой тягой к убийству, звериной жаждой крови. Это трудно объяснить, но… в нём словно есть что-то от Джокера?— та же скрытая энергия сжатой пружины, гремучая смесь смертельной опасности и тяжёлого соблазна. Мальчишка просто дьявольски хорош, чего уж там. Пожалуй, Харли даже замутила бы с ним. Где-нибудь… в параллельной вселенной (2). Тодд загружается очень быстро и принимается остервенело вырываться из опутавшего его скотча намного раньше, чем додумывается задать бесстрастным складским стенам первые очевидные вопросы: —?Что за херня?! Кто здесь? Где я? Что вам нужно??? —?Видишшь ли, Джжейссон,?— многократно лязгают стены,?— мы зздессь ззатем, ччтобы выясснить, ччто нужжно тебе. тшшш Один этот искусственный голос?— уже сам по себе весьма неутешительный ответ на все заданные вопросы. Всего на мгновение в глазах пленника мелькает растерянный ужас животного в западне, но, когда Пугало выходит из-за его спины, там уже снова плещется лишь чистая, пронзительно-синяя, ничем не замутнённая ненависть. —?А, опять ты, чмо болотное?! —?Тодд снова дёргается всем корпусом, морщась, словно от боли, и провожает его волчьим взглядом из-под чётко очерченных бровей. —?Какого, блядь, тебе надо?.. Как я здесь оказался? Я ни хрена не помню… —?Ты и не должжен. Я личчно об этом поззаботилсся. тшшш Пугало выволакивает на свет простой деревянный стул, ставит напротив и садится на него, вытянув ноги. Харли почти странно видеть, что они у него вообще есть?— диггерские штаны песочного цвета, изрядно потёртые берцы,?— и вдвойне непонятно, как он передвигается на них столь бесшумно. Удивительно, но Крейн умеет сделать так, что рядом с ним существует только пятно света. Всё, что за ним?— зыбко, непрочно, дрожит между нагретым и холодным воздухом, разъедается коррозией, опадает хлопьями, исчезает в темноте. Настоящий психиатр за работой. —?Ччего ты большше вссего боишшься, Джжейссон? —?спрашивает он так мягко, как будто они и впрямь в уютном кабинете, а перед ним пациент на удобной терапевтической кушетке. —?Да пошёл ты! —?с ненавистью выплёвывает Тодд и снова мощно выворачивается в своих путах, тяжело дыша. Пугало устало вздыхает. тшшш —?Ффамильная браввада бэт-ссемьи… —?как бы про себя замечает он, рассматривая тончайшие рыжие блики на каркасе своей перчатки?— похоже, ему никогда не надоест упиваться этим зрелищем. —?И поччему вы вссе никогда не ххотите бесседовать по-ххорошшему?.. —?Где мои люди? —?требовательно отрезает Тодд. —?Твои люди далеко и крепко сспят. А когда просснутсся, сстанут опытными образзццами для ззавершшающщей сстадии одного грандиоззного экссперимента,?— тшшш?— Никто не придёт зза тобой, Джжейссон. И он тожже. Ты ведь большше не его Робин… —?тшшш?— А ххотя, дажже когда ты и был им, твой насставник, кажжется, вссё равно не торопилсся тебя сспассать? Напомни-ка, поччему вы раззошшлиссь?.. —?Иди на хер, я сказал! Я в твои игры играть не стану, понял?! —?Как думаешшь, ессли бы сс его нынешшним птенццом сслуччилоссь то жже ссамое, ччто сс тобой тогда,?— невозмутимо дожимает Крейн,?— он бы это так не осставил? —?тшшш?— Докопалсся бы до исстины? Впроччем, можжно дажже не сспрашшивать… А ведь это ты ххотел быть его любимым ссыном… ччто, не получчилоссь, да? тшшш Тодд издаёт бешеный, звериный вопль и выгибается дугой, как на электрическом стуле?— видно, что Пугало безошибочно задел его самое больное место. —?ЗАТКНИСЬ!!! ЗАТКНИСЬ!!! ЗАТКНИСЬ!!! —?орёт он в каких-то диких судорогах рыбы на берегу, яростно когтя подлокотники скрюченными пальцами. —?ДАЖЕ ЗАГОВАРИВАТЬ ОБ ЭТОМ НЕ СМЕЙ, ПАДАЛЬ!!! ЗАТКНИСЬ, ИЛИ Я УБЬЮ ТЕБЯ!!!.. —?Ахх, да-а,?— Крейн даже не повышает голос. —?В этом-то и было вссё дело, верно? Он не ххотел ниччьей ссмерти,?— голова под мешком и капюшоном понимающе склоняется набок. —?А ты ххотел. тшшш Джейсон предпринимает последний безуспешный рывок и откидывается в кресле, запрокинув лицо?— крепкая, мускулистая грудь поднимается и опускается на каждом выдохе и вдохе, желваки выступают на скулах, точёные ноздри трепещут, раздуваясь, как у жеребца. Это выглядит так двусмысленно страстно, что Харли становится почти неловко на него смотреть. Она снова невольно косится на Плюща, но та лишь увлечённо тянет свой коктейль, как кока-колу в кинотеаре, не хватает только ведёрка с попкорном. —?Нахрена это всё… чего ты… добиваешься? —?вновь подаваясь вперёд, шипит Тодд сквозь сжатые зубы?— почти так же, как и Пугало. —?Что тебе нужно? —?Ты повторяешшьсся, Джжейссон,?— спокойно отмечает тот. —?Я ззнаю, тебе трудно держжать ссебя в рукахх, ты вссегда был сслишшком… импульссивен,?— тшшш?— Но вссё жже посстарайсся сслушшать меня внимательнее. Иначче нам не удасстсся договоритьсся… Тодд рваным движением отбрасывает со лба свою хулиганскую чёлку и смачно плюёт в пол. —?Пошёл. На хуй,?— упрямо чеканит он исподлобья. —?Ебал я договоры с кучей тряпья, понял?! И пытки мне твои до фени, не запугаешь! —?Да? —?просто спрашивает Крейн. Его левая рука ныряет куда-то в складки рясы, выуживает оттуда на свет мятую чёрно-красную пачку ?Капитана Блэка? и кладёт её рядом на останки деревянного ящика. Глаза пленника тут же лихорадочно загораются, как у вампира при виде свежей крови. —?Говорят, ты крепко куришшь, Джжейссон? Сскажжи, а как долго ты можжешшь не курить? тшшш Тодд замолкает и болезненно сглатывает, становясь вдруг очень бледным. Пугало глухо усмехается в фильтры, щурит жёлтые глаза. Ещё бы, он ведь отлично разбирается и в наркотиках, и в зависимостях от них… Видя, что его пациент присмирел, Крейн наклоняется куда-то вбок и вынимает из своего мешка алый карбоновый шлем?— тонкий, лаковый, почти невесомый, едва уловимо повторяющий черты сидящего перед ним молодого человека. Вместо рта?— разрез, вместо носа?— прямая, вместо глаз?— рубиновые линзы, лицо анонимного убийцы, ноль эмоций, решительная, слепая беспощадность. Джейсон машинально дёргается, по-пёсьи скалит зубы, но уже благоразумно молчит. —?Это твоя масска? —?с любопытством уточняет Пугало, рассматривая шлем, как череп бедного Йорика. —?Поччему именно Крассный Колпак?.. А впроччем не отвеччай, это дажже слишшком оччевидно,?— тшшш?— Я бы порасссказзал тебе кое-ччто об этом с точчки ззрения пссиххоанализза, но как-нибудь в другой разз. Как ты наверняка догадалсся, это ведь далеко не посследняя нашша всстречча… тшшш Джейсон молчит, тяжело сопя. —?Главарь куччки линччевателей и мародёров,?— задумчиво продолжает Пугало, поворачивая алый череп в ладони. —?Скажжи, таким ли он был, предел твоихх меччтаний? Намного ззначчительнее ты ччувсствуешшь ссебя теперь в нём, ччем в обноссках Риччарда Грейссона? —?тшшш?— Твой любимый уччитель ссччитал, ччто ты дажже ихх недосстоин… интерессно, ччто бы он ссказзал ссейччасс? Джейсон молчит. Но, кажется, ещё немного, и его взгляд начнёт насквозь прожигать предметы, как у того парня с Криптона. —?Упрямишшься, ззначчит? —?щурится Крейн, нервно сжимая и разжимая суставчатые спицы?— фоновый жест, первое предупреждение, подрагивание кончика кошачьего хвоста. —?Изз крайноссти в крайноссть, да? Ты жже понимаешшь, ччто я могу ззасставить тебя говорить? Могу ззасставить тебя криччать,?— тшшш?— Могу дажже ззасставить тебя плакать, как девччонку, Джжейссон. Поччему бы нам проссто не побеседовать по душшам?.. —?Не о чем мне с тобой беседовать, дрань! —?по инерции огрызается Тодд, но Харли видит, что апломба у него поубавилось?— то ли причиной тому меткое упоминание его тёмного прошлого, то ли предчувствие не менее безрадостного будущего, то ли упаковка сигарет, всё ещё заманчиво лежащая на виду. —?А я уверен, что ессть, о ччём,?— медью лязгает Крейн и вдруг распрямляется в одно движение, веером ощетинивая иглы?— от неожиданности отшатываются даже Харли с Плющом. Тодд инстинктивно жмурится, отворачиваясь, как перед пощёчиной, но Пугало просто вскользь обтекает его нефтяной тенью со спины, левой рукой хватает за волосы и без предупреждения погружает иглы двух шприцев в мякоть тела над его ключицей. тшшш Тодд дёргается, как кот на столе ветеринара, но у его врача поистине железная хватка. Крейн выжидает одному ему известный срок, а затем, видя, что пациент продолжает рыпаться и плеваться ядом, закатывает глаза: —?Ахх, да, ты жже у насс изз бэт-ссемьи,?— кивает он головой сам себе из стороны в сторону, мол, ?бла-бла-бла?, и вслед за первой, не колеблясь, вкатывает парню вторую двойную дозу. тшшш Джейсон ещё какое-то время трепыхается, но уже гораздо слабее, а потом наконец обмякает в кресле. Пугало мягко отпускает его голову, и та сперва безвольно падает на грудь, а затем перекатывается на плечо. Синие глаза подёргиваются дымкой, искоса поднимаются на Крейна. —?Иди… на хуй, чучело,?— сомнамбулически повторяет Тодд и вдруг глупо улыбается. —?Ебать, ну ты и урод… —?Вот и сславно,?— доктор почти нежно проводит остриями всех четырёх игл снизу вверх по беззащитно подставленной шее и возвращается на место, как ни в чём не бывало. —?Теперь поговорим? тшшш Джейсон медленно моргает, пытаясь поймать собеседника в фокус. Видно, что это даётся ему с трудом: все движения вязкие, язык заплетается?— он очень похож на пьяного. —?Чё ты мне з… вколол? Это же не тот… не твой… —?Нет, не тот,?— Крейн вновь с удовольствием вытягивает худые ноги, деловито переставляя катетеры, идущие к металлической перчатке. —?Пока ччто. Ессли тебе интерессно, в оссновном это амобарбитал. Он проссто ссделает тебя немного… раззговорччивее. тшшш —?Да чего ты до… меня доебался? —?с досадой кривится Тодд, пытаясь вернуть себе вертикальное положение, но безуспешно. Его голова болтается, как у больной птицы, на лбу и верхней губе выступили крохотные капельки пота, кисти рук, пережатые сбившимся скотчем, уже слегка посинели. —?Слушай, дай закурить, а… —?Не ссейччасс,?— мягко отказывает Пугало, открывая нужный клапан, и все четыре шприца наполняются вновь?— теперь Харли узнаёт этот светло-коньячный цвет. —?Рассскажжи мне, ччто бы ты ххотел ссделать сс Бэтменом, Джжейссон? тшшш Парень вдруг резко втягивает воздух через нос?— ещё не всхлип, но очень похоже. Его глаза потерянно бегают под отяжелевшими веками. —?Я… я не знаю… —?Ззнаешшь. Расскажжи,?— угли под капюшоном разгораются ярче; монотонно и низко гудит тепловая пушка, горячий воздух колеблется и сушит кожу; жарко, так жарко… —?Расскажжи ссперва, ччто он сс тобой ссделал? —?Отста-ань… —?Ччто?— он?— ссделал? Ты должжен ссказать мне. тшшш Тодд неожиданно закусывает нижнюю губу, жмурится и заламывает брови. Харли не верит своим глазам?— похоже, он действительно собирается плакать. —?Я не хочу… —?отчаянно шепчет он. —?Не хочу… Пугало наклоняется вперёд, не желая упустить ни капли его ужаса, словно огромный грязный паразит, жадно присосавшийся к чужой открытой ране. —?Подумать только, как это нессправедливо… —?цедит он полушёпотом. —?Ты ведь так молод… хорошш ссобой… полон энтуззиаззма… ты непревззойдённый боец,?— тшшш?— В концце конццов, ты ссирота, это так… ссимволиччно. Ты мог бы сстать ему отличчным преемником. Да ччто там, ты был бы луччшшим,?— Крейн всматривается в него ещё пристальнее. —?Ты оччень любил его, Джжейссон, верно? Любил, как отцца. Но он проссто… выгнал тебя. А потом броссил. тшшш На этих словах Тодд начинает жалобно, отрывисто хныкать, совсем как пятнадцатилетний мальчишка, которым он когда-то был. И вот на это смотреть уже действительно дико неловко. —?А поччему это произзошшло? —?мягко подталкивает его Пугало, уже зная, что услышит в ответ. —?Поччему он так посступил?.. —?Да потому что!?— вдруг взрывается Джейсон, рявкает зверем, тянет воздух сквозь зубы. Обиженный Чудо-мальчик в дурацком трико и убийца под Красным Колпаком меняются на его лице в дрожащем воздухе, как стерео-варио картинка, бесконечные двадцать пятые кадры; Робин, мать его, Гуд (3), благородный предводитель разбойников. —?Потому что он никогда… ни хрена не понимал в п… правосудии! Я знаю Готэм изнутри, я… блядь, родился на его улицах!.. Эт… эту войну нельзя выиграть, н-не замарав рук! Убей или сдохни, н-на… закон… ёбаных джунглей!.. А он не хотел… не хотел понять… строил из себя с-с… святошу… —?О-оччень ххорошшо,?— щурится Крейн, поглаживая красный череп закованной в титан игольчатой ладонью, как домашнего кота на своих коленях.– Оччень, оччень ххорошшо… продолжжай… тшшш Голова Тодда снова падает на грудь. —?Бэт всегда говорил, ч-что… Робином стать трудно… —?не слушая, горько бормочет он между всхлипами. —?Что для этого нужно… с… сначала заслужить его дов… ве-ерие… Что его Робина так п-просто не з… заменить… —?И что жже он ссделал, когда уззнал о твоей ссмерти (4)? —?взгляд из прорезей мешка жжёт, как всепроникающие лучи прожектора; жаркие, жаркие рыжие угли. тшшш —?Он… взял Д-дрейка… —?собственное признание ломает последний барьер, и Тодд начинает почти по-детски плакать; его плечи бесконтрольно трясутся, он качает опущенной головой, как будто сам до сих пор не может в это поверить. —?Он просто… просто… выкинул все мои вещи и… взял на моё место этого м… малолетнего з-задрота Дрей… ка… —?А ччто он ссделал сс твоим убийццей, Джжейссон? —?не мигая, безжалостно допытывается Крейн. —?Он отомсстил за тебя? Наказзал ублюдка? тшшш И тут Джейсон вдруг невероятным усилием вздёргивает себя в кресле и кричит в потолок?— то ли ?неееааа?, то ли просто ?аааааа?; его красивое лицо искажается слезами и гневом, взмокшие волосы топорщатся чёрной проволокой, покрасневшие глаза горят яростью?— любимый херувим своего Отца, позволивший себе подвергнуть сомнению Его замысел и низвергнутый за это в бездну. —?НЕНАВИЖУ!!! —?исступлённо орёт он с безумным взглядом. —?Ненавижу их обоих!!! И Мышь, и его Клоуна, не-на-ви-жу!!!.. Пугало довольно откидывается на стуле, разминая правую руку. Вскрыл, как консервную банку?— вспоминает Харли. Она неуютно ёжится в пропахшей табаком и порохом куртке, словно овечка в волчьей шкуре?— невольная соучастница страданий её владельца,?— и Айви покровительственно обнимает её одной рукой за плечи. Крейн даёт Тодду проораться, и лишь когда тот обессиленно сползает обратно в липкую барбитуровую паутину, спрашивает снова, всё так же не повышая голоса: —?А ты на его мессте убил бы Джжокера, Джжейссон? Харли вздрагивает, вытянувшись в струнку, скалит зубы, и пальцы Айви чуть крепче сжимаются на её плече. —?Да давным-давно! —?глухо огрызается Тодд сквозь слёзы, пытаясь отдышаться и взять себя в руки. —?Прикончил бы эту мрразь, решил бы… все проблемы разом… и его, и остальных… спас бы, сссука, т-тысячи жизней!.. —?А Бэтмен? Ччто бы ты ссделал сс Бэтменом? —?как мантру, повторяет Пугало. Его прозрачно-карие радужки сейчас кажутся одного цвета с ?Фобосом? в стекле до отказа наполнившихся шприцев. —?Подумай ххорошшенько, уверен, ты меня не раззочаруешшь. Мы воззлагаем на тебя большшие надежжды. Не ззря ведь в этом крессле сидишшь именно ты… тшшш Тодд сдвигает брови и пару раз моргает, силясь проникнуть в суть его намёка, а потом вдруг пьяно улыбается собственной дикой догадке и наотрез трясёт головой: —?Не-ет… нет-нет-нет, нет… иди на хер, убивать Бэтмена я не стану!.. Пугало в ответ запрокидывает голову и прямо-таки от души смеётся?— жуткий звук, размноженный фильтрами, лязг ржавых цепей, скрип содранных ногтей по стеклу. —?Хха-хха-хха!.. ?Убивать?!.. Ччто зза прелесстное дитя… Кто жже тебе дасст?! Нет, нет, мы вовссе не ххотим убивать его,?— тшшш?— По крайней мере, пока… Мы лишшь, как и ты, ссччитаем, ччто жжиззнь в Готэме сстанет горазздо весселее, ессли он ссам наконецц наччнёт убивать плоххихх парней. —?Это типа тебя? —?саркастично ухмыляется Тодд, с опаской следя за тем, как Пугало бесшумно поднимается со стула, держа Колпак обеими руками. От этой секундной якобы дружеской непринуждённости между ними Харли бросает в дрожь?— она очень остро чувствует её нервную, натянутую фальшь, дошедшую до грани. —?О, я вовссе не плоххой парень, Джжейссон,?— вновь останавливаясь за спиной пленника, спокойно произносит Крейн. —?Я проссто… проффесссионал. тшшш Он вдруг уверенно, почти насильно нацепляет на брюнета его же шлем, точно намордник на пса: электромагнитные замки охотно активируются по короткому нажатию на сенсор, и лаковая обшивка намертво защёлкивается у основания черепа Тодда, как средневековая маска позора, полностью скрывая его лицо. Теперь, каждый в своей личине, они становятся похожи на каких-то потусторонних, вывихнутых Красную Шапочку и Зубастого Серого Волка, вышедших из измерения наркотических галлюцинаций, чудовищных страданий и нескончаемой физической боли. Почему у тебя такие большие глаза?.. Левой рукой Пугало обхватывает Джейсона под подбородком и фиксирует его непокорную голову, склоняясь так низко, что в чуть менее шизоидной обстановке это навело бы на мысль о желании поцелуя. Словно в довершение двусмысленности дыхание доктора тяжелеет, пластика неуловимо меняется, а пальцы, покрытые въевшейся грязью, ложатся точно по ходу сонной артерии жертвы, как на скрипичный аккорд, наслаждаясь её участившимся пульсом. В эту минуту Харли кажется, что она в жизни не видела ничего более непристойного, чем эти двое полностью одетых мужчин, не имеющих лиц, один из которых находится в безграничной власти другого. —?Давай-ка ззаглянем ччуть глубжже, Джжейссон,?— полушепчет Крейн, сверху вниз всматриваясь в собственное двойное отражение на алых зеркальных линзах. Его пальцы сладко сжимаются, крепче обхватывая трахею, жёсткие, блестящие иглы на другой руке нетерпеливо подрагивают, играя на уровне плеч. Харли знает эту нездоровую дрожь, собачью стойку?— страх возбуждал Пугало так же сильно, как боль и риск возбуждали мистера Джей. —?Ххоччешшь ззаглянуть глубжже? —?тшшш?— Ззнаешшь, иногда то, ччего мы большше вссего боимсся?— на ссамом деле то, ччего мы большше вссего ххотим… откроешшь мне ссвои насстоящщие жжелания, Джжейссон?.. впуссти меня… тшшш Этот сбивчивый шёпот становится слишком интимным, как и ответный задушенный стон, и надо бы отвернуться, оставить их, уйти отсюда, но Харли уже просто не может оторваться, не может перестать это слышать. Поччему у тебя такие большшие ушши?. тшшш Иглы входят под кожу?— все четыре разом, и Крейн судорожно выдыхает, толчком выпуская свой токсин в чужое тело, как паук, парализующий добычу. Это его самый сильный на свете наркотик, ключ от всех дверей, это лучше, чем любой незащищённый секс?— ебля только по его правилам прямиком в обнажённый мозг, высшее удовольствие… Расслабляясь, он отпускает горло Джейсона, иглы выскальзывают, и парень вздрагивает, точно мотылёк, пронзённый булавкой. А потом ещё. И снова. Его грудь опадает часто-часто, запястья подёргиваются, словно лапы у спящей собаки, и уже через несколько секунд из-под шлема начинает доноситься бессвязный панический бред, перемежаемый жалобными, почти щенячьими визгами: —?Нет, откуда… пожалуйста… пусти… не надо, пожалуйста, нет!.. Ты слышишь?! Там моя мать, ублюдок, там моя мать!.. нужно вытащить… не трогай её!.. мааа…! МАМА!.. НЕЕЕЕТ! МА-А-А-А…!!! Как ты мог, как ты мог, как ты мог?!..Ты же обещал, ты же мне обещал!.. Нет, нет, нет, я не хочу, я не смогу, я не выдержу снова, пожалуйстааа… Пугало глубоко вдыхает и выдыхает с закрытыми глазами; поршни оттягиваются назад, и узкие цилиндры заново наполняются ржавчиной?— тшшш. А потом он неторопливо шарит в складках своей хламиды и достаёт оттуда обычное на первый взгляд ручное зеркальце в овальной металлической оправе?— простую, непримечательную вещицу, которая в его руках отчего-то вызывает даже больший ужас, чем включённая циркулярная пила. —?Приззнайсся, Джжейссон,?— игнорируя редкие горячечные вскрики, Пугало переламывается пополам, опирается локтями на спинку коляски и показывает зеркало Тодду, будто парикмахер, предлагающий клиенту взглянуть, что именно в его голове он сейчас собирается подправить,?— ты ведь до сихх пор хочешшь, ччтобы вы сс Бэтменом были заодно? Ччто сскажжешшь, ессли мы дадим тебе шшанс это усстроить? тшшш Едва встретившись взглядом со своим отражением, Красный Колпак начинает орать так, как будто ему разрывают все связки и выворачивают суставы?— жуткий контраст с венецианским равнодушием алой маски, вопли сгорающего заживо из статуи медного быка. —?Блядь… Бэт…. БЭТ!!!.. —?обретя возможность разбивать свой крик на фразы, задыхается он, всем телом подаваясь назад, как можно дальше от зеркала. —?Что за… ч-чья это кровь… почему ты весь в крови… ЧЬЯ ОНА? Скажи!.. Стой… нет…! ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?! Это же я, ЭТО Я, Джейсон!.. БЭТ, УМОЛЯЮ, ОЧНИСЬ! ПОЧЕМУ ТЫ ТАК НА МЕНЯ СМОТРИШЬ?!.. Почему, чёрт возьми, у тебя такие – большие —?ЗУБЫ?.. —?А неплоххо он над тобой поработал,?— задумчиво шелестит Пугало. —?Ты не произносишшь его имени дажже под моим токссином. Но ниччего, мы это сскоро иссправим… Дай угадаю,?— он заглядывает в зеркало через плечо парня, придерживая второй рукой его танцующую макушку. Не похоже, чтобы Тодд его воспринимал или хотя бы слышал, но Крейн полностью уверен в том, что делает. —?Ты оччень ххоччешшь, ччтобы он сстал убийццей, и в то жже время боишшьсся, ччто одним из первыхх на этом пути он убьёт и тебя? Что жж, не сскрою, такой рисск ессть… —?тшшш?— Но великие дела не делаютсся проссто, Джжейссон. Только предсставь: вмессто того, ччтобы впусстую рядитьсся в геройсские тряпки, ты можжешь дейсствительно иззменить ссудьбу вссего Готэма. Раззве насстоящщему герою присстало боятьсся ссмерти во имя ссвоей ццели?.. тшшш Негромкий голос звучит гипнотически убедительно, но увы, Тодд уже окончательно теряет и вменяемость, и связь с реальностью, и всякий человеческий облик?— он лишь визжит и подёргивается, точно отравленная крыса, затянутый в омут своего подсознаня ударной дозой наркотиков и опутанный собственным страхом. —?Красный Бэтмен!.. Красный Бэтмен!.. Там Красный Бэтмен… ыыы… —?одержимо твердит он, тряся головой из стороны в сторону, как пациент аркэмского отделения для буйных, и больше из него теперь не вытянуть ни слова. —?Да, это я ужже понял,?— похлопывая его по плечу и убирая зеркало, умиротворяюще говорит Крейн?— аркэмских буйных он повидал предостаточно. —?Отличчно. То, ччто надо… Ещё какое-то время он наслаждается агонией своего подопытного, откровенно любуясь им с высоты своих шести футов, а когда через минуту Джейсон наконец-то отключается из-за шока, аккуратно снимает с него Колпак, разблокирует тормоз коляски, берёт парня за волосы и вывозит его из пятна света в непроглядную темноту. —?Полагаю, нашш ссеансс оконччен,?— напоследок насмешливо мурлычет темнота под тоненький скрип колёс. —?Сс вами было оччень приятно работать… Увидимсся ззавтра в это жже время, мисстер Тодд. тшшш Фильтры выдыхают в последний раз, и в пакгаузе воцаряется тишина. —?Знаешь, подруга,?— с душераздирающим звуком всасывая из термоса остатки коктейля, замечает Айви, пока Харли просто во все глаза смотрит на опустевшую сцену. —?Я ненавижу мужчин и в особенности поехавших профессоров, но… вынуждена признать, что у Крейна есть стиль. *** —?Я… могу вам чем-то помочь, мастер Брюс? —?Да, Альфред. Будь добр, сделай мне ещё кофе. И желательно покрепче. —?Если позволите мне заметить, сэр, вместо этого вам следовало бы хорошенько поспать. Вы третьи сутки на ногах и вот уже четыре часа кряду не выходите из-за компьютера. Надеюсь, вы не забыли, что завтра в корпорации состоится совещание по итогам года, и вам нужна свежая голова, чтобы не заснуть где-нибудь прямо посреди речи мистера Фокса… —?Я не могу, до сих пор не могу ухватить его за хвост. Все улики, все зацепки, что он оставляет после себя, просто обрываются в никуда…

—?Позвольте уточнить, сэр, вы сейчас говорите об этом… Джокере?

—?…эти прятки, в которые он играет, этот пожар в институте, этот семейный фармкартель, который он вырезал, этот труп его поверенного в шахте метро?— он заметает следы, и заметает начисто. Все эти бесчинства, что творят в городе его пешки?— лишь цирк для отвода глаз, для него это слишком… мелко. Он не просто так скрывался в Бладхейвене. Мне нужно знать, что он затевает. Но как бы близко я ни подобрался, он всегда оказывается на шаг впереди… —?А вам не приходило в голову, сэр, что на этот раз всё действительно может просто… обойтись? В конце концов, скоро Рождество, почему бы вам не отвлечься и не подумать лучше об этом?

—?В том-то и дело, Альфред, что я и так думаю только об этом. Праздники?— его конёк. Его стихия, его слабость. Все эти массовые сборища, всеобщее внимание; ему обязательно нужно устроить из своего теракта шоу… Я почти уверен, что он готовит что-то или на Рождество, или на Новый Год, и времени узнать, что и когда именно, у меня остаётся всё меньше. —?Ох, сэр… я имел в виду, может, вам хотя бы раз стоило подумать о том, чтобы отметить Рождество, ну, знаете… как полагается? В кругу семьи и друзей? Побыть хотя бы немного не Человеком?— Летучей Мышью, а просто Брюсом Уэйном?.. Признаться, довольно тоскливо который год встречать сочельник одному в этом огромном поместье, не зная даже, вернётесь ли вы к ужину. Уверен, мастер Ричард и мастер Тимоти тоже были бы счастливы провести его вместе с вами, как и мисс Гордон и мисс Кайл… —?В этом я сильно сомневаюсь… —?Простите, сэр? Я не расслышал. —?Селина. Ты говоришь, она была бы рада прийти сюда. Она сама тебе так сказала? —?Н-н… нет, сэр. Я просто… —?Она не оставляла для меня сообщений? Не передавала ничего, пока меня не было? —?Нет, сэр. Насколько я помню, она вообще никогда подобного не делала… Полагаю, это не моё дело, но… у вас что-то случилось? Вы повздорили? —?Это действительно не твоё дело, но да, мы… слегка повздорили. Я знаю, что Селина в городе и в безопасности, но она избегает меня и уже долгое время не выходит со мной на связь. Думал, может быть, я что-то упустил… —?Нет, сэр. Увы, но нет. Честно говоря, мне всегда казалось, что подобные исчезновения вполне в духе мисс Кайл. Насколько я могу судить, она весьма… независимая особа. —?Да. Да, ты прав. Надеюсь, с ней всё в порядке, и она вернётся, когда сама так решит. А сейчас с твоего позволения я бы хотел всё же вернуться к делу Джокера. —?Опять двадцать п… простите, сэр. Этот клоун не стоит и волоса с вашей головы и уж тем более не стоит трёх ваших бессонных ночей подряд. Не забывайте, мистер и миссис Уэйн велели мне беречь вас, а я намерен неукоснительно исполнять их волю, пока я жив. Поэтому настоятельно рекомендую вам сейчас же перестать геройствовать и отправиться в постель. —?Благодарю за заботу, Альфред. Обещаю, при первой возможности я обязательно последую твоему совету. А сейчас будь так добр, сделай мне ещё кофе.*** Каждая крыса в Готэме знает, что все самые крупные нелегальные сделки заключаются в ?Айсберг Лаунж?. Днём это бизнес-центр класса А, термитник для десятка подставных юридических лиц с мини-отелем, скай-баром и фитнес-клубом, а ночью?— цитадель Освальда Кобблпота, место встречи криминальных авторитетов всех рангов и мастей, перевалочный пункт для особенных товаров, казино с поистине королевскими ставками. За дверями, на которых написано ?Только для персонала?, а то и вовсе ?Туалет не работает?, здесь скрываются неброско, но дорого обставленные кабинеты, где нет скрытых камер, стены звуконепроницаемы, а ковры отсюда вывозит в химчистку только одна клининговая компания, владельцем которой является сам Кобблпот. В одной из таких переговорных?— муляжи книг до самого потолка, письменный стол красного дерева на интерьерном подиуме, три кресла-честерфилда из кожи цвета бургунди и плотный бордовый занавес, за которым гарантированно не окно, но отходной путь. На месте босса, закинув неприлично длинные ноги в остроносых туфлях прямо на столешницу, вольготно откинулся её единственный посетитель в фиолетовой в полоску фрачной паре, невозмутимо ковыряющийся в ощеренных зубах ножом для бумаг из элитного канцелярского набора [арт от VayuVayu - https://i.ibb.co/PNd6fVW/0x-Duc-I13-U.jpg] Он смотрит в потолок так отрешённо-мечтательно, словно там показывают его самый любимый фильм, и, судя по приглушённому хихиканью, это отличная комедия. Кажется, он так увлечён, что ничего вокруг не замечает, но… его расслабленная поза меняется на хищную в мгновение ока, а зубочистка, скользнув в кулак, превращается в смертельно опасное оружие, когда занавес у стены справа застенчиво колышется, и через секунду оттуда появляется хвостатая белокурая голова в нарисованной чёрной полумаске. —?Какого… хрена… Харли?! —?рычит мистер Джей вместо приветствия, сжимая рукоять ножа до синевы в пальцах и подбираясь для удара, как змея перед броском. —?Ты что себе… я тебя не звал! Тебе здесь быть нельзя!.. Но по лицу гостьи сразу видно, что охладить её пыл сейчас не способна ни одна угроза на свете?— она уже крадётся прямиком к змее с типично детским отсутствием инстинкта самосохранения. —?Я знаю, сладкий, прости, но я всё сделала и просто не могла дождаться тебя, чтобы… В этот момент в коридоре раздаются шаги, и лицо Джокера каменеет. —?На колени, быстро,?— приказывает он, и Харли радостно карабкается ему на коленки. —?Да не на мои, тупица!.. Дверь со скрипом открывается, и Джокер молниеносно толкает Харли под стол. Пингвин входит в сопровождении четырёх телохранителей с автоматами наперевес?— боится за свою шкуру, ну ещё бы. Он сильно хромает, опираясь на зонт-трость, отчего на каждом шаге его лоснящаяся атласом жирная туша тяжело переваливается из стороны в сторону. Когда он видит клоуна на своём месте за столом, его бровь-нитка над моноклем выгибается сложной дугой: —?Джек, а ты часом не охренел? Эти грубые словечки и скрипучий голос никак не вяжутся с его костюмом лощёного джентльмена?— классический фрак, цилиндр, белые перчатки, сшитые специально под его аномальные ласты?— но ещё меньше с ним вяжется его неописуемое, фатальное уродство. Пингвин тучен, как идол Мамоны, и так же приземист. У него болезненно-серое лицо, запавшие поросячьи глазки, длинный заострённый нос, синюшные губы, жидкие с проседью волосёнки, и вообще весь он выглядит, как замороженный, а потом оттаявший овощ: такой же мягкий, бесцветный и водянистый. Казалось бы, имея столько денег, он мог бы сделать себе внешность кинозвезды, но судя по всему, ему доставляет какое-то особое извращенное удовольствие быть именно таким: олицетворять собой все семь смертных грехов, вызывая дрожь одним своим видом, обжираясь до блевоты и играя с продажными девками в Дюймовочек и богатенького Крота. Представить себе секс с Пингвином невозможно почти физически, при его-то стадии зеркальной болезни, но… эти сросшиеся пальцы и этот зонтик… —?О-оззи, дружи-ище! —?радушно тянет Джокер, ногой запихивая арлекиншу ещё глубже под стол и хлопая по кожаным подлокотникам. —?Что, тоже хочешь сидеть на троне? А давай, кто громче, тот и Король? —?он приподнимается, плюхается задом на сиденье, и кресло под ним издаёт протяжное и неприличное ?пррррр?. Подушка-пердушка, догадывается Харли и, хрюкнув, быстро захлопывает смешок во рту. Пингвин проводит ладонью по лицу, вздыхает и грузно опускается в гостевое кресло напротив. —?Сказочный идиот,?— устало роняет он и брезгливо выпячивает губы, подпирая висок указательным пальцем. —?Ну, давай, у меня мало времени. Чего пришёл? Опять попрошайничать будешь? Харли оказывается заперта в тесноте и темноте у ног мистера Джей, понемногу осознавая, в какой же переплёт попала. Босс был прав?— ей вообще никак нельзя было сейчас здесь находиться как минимум по одной, но весьма веской причине: на прошлой подобной встрече где-то год назад она самолично сломала Пингвину нос и тыкала ему в лоб пушкой. Даже несмотря на то, что именно благодаря этому ходу им удалось в тот раз в буквальном смысле выбить из хряка все нужные им боеприпасы, мистер Джей после отметелил её за такую самодеятельность аж до кровавых соплей, запретив ей впредь появляться на своих переговорах, а Кобблпот поклялся подвесить её за ноздри на радиоантенне ?Айсберга?, если ещё раз её здесь увидит. Так что сейчас её более чем ненадёжное укрытие внезапно стало последним островком безопасности между крайне разозлённой Сциллой и враждебно настроенной Харибдой. —?Как гру-убо, Оззи,?— держа мину, Джокер сдвигает брови обиженным домиком. —?Я лишь пришёл просить старого друга об одолжении, это вовсе не… —?Ты давай зубы мне не заговаривай. Я не делаю одолжений. Я заключаю сделки,?— Освальд вынимает инкрустированный моржовым клыком портсигар, зажимает тонкий мундштук уголком рта и откидывается в кресле, любезно позволяя ближайшему телохранителю зажечь сигарету. —?Сможешь меня заинтересовать, и я подумаю. Терпкий запах табака наполняет комнату. Харли очень хорошо ощущает, как стремительно нарастает вольтаж напряжения в воздухе?— мало того, что Пингвин, как всегда, на правах Короля Готэма позволяет себе разговаривать с Принцем свысока, так ещё и делает это в её присутствии. Но и выставить её прямо сейчас без очевидных последствий Джокер тоже не может… эта наэлектризованная обстановка, внезапная вседозволенность и риск попасться в любую минуту щекочут Харли нервы и будоражат ей кровь, вызывая непреодолимое желание сейчас же пошалить. Там, наверху, он весь такой из себя опасный и расчётливый делец, а тут, в скрытом ото всех закулисье, она может до поры до времени безнаказанно делать с его нижней половиной всё, что захочет, словно кукловод, спрятавшийся за ширмой, и от этой возможности у неё даже голова идёт кругом. Лаковые чёрно-белые броги так и дразнят её своей вынужденной тесной близостью, и Харли наконец-то заворожённо делает то, что уже давно хотела: медленно прижимается к ним щекой, трётся о ребристый ряд шнуровки, а затем почти против воли ведёт языком по коже вдоль линии шва, закрыв глаза и думая при этом вовсе не о туфлях… и вдруг понимает, что мистер Джей это прекрасно чувствует.[арт от VayuVayu - https://i.ibb.co/myh3d1P/Eabmv-FPuo04.jpg] —?Я хочу арендовать у тебя весь ?Айсберг?,?— заявляет он там, наверху. —?На это Рождество. Бесплатно. Кобблпот взглядом велит подать ему пепельницу и небрежно стряхивает сигарету. —?Хе,?— коротко крякает он. —?А рожа не треснет, ещё больше-то? Харли тем временем продолжает исследовать лицом штанину мистера Джей и игриво ?идёт? кончиками пальцев вверх по его ноге?— указательный-средний-указательный-средний?— пока не добирается до плотного шва ширинки. Джокер нервно суёт руку под стол, и на него тут же с клацанием опускаются стволы шестёрок Пингвина. —?Эй, эй, ребят! —?он вскидывает и раскрывает ладони. —?Да я просто хотел шарики почесать, вы чего?!.. Ах, шарики почесать?.. Харли закусывает губу, натыкается на ряд обтянутых тканью пуговок, проскальзывает тонкими пальчиками в зазоры между ними, и скрытый брюками член невольно напрягается ей навстречу. Как бы он ни пытался это скрыть, игра ему явно нравится… —?Вот, оцени, что я придумал,?— пытаясь незаметно отпихнуть Харли коленом, Джокер вынимает из-за пазухи свёрнутую в рулон бумагу и протягивает её Пингвину. Тот движением глаз приказывает своему человеку взять свиток?— он не такой дурак, чтобы брать что бы то ни было напрямую из рук Джокера. Охранник разворачивает бумагу и, не удержавшись, фыркает: на листе по-детски коряво изображён Бэтмен, болтающийся на виселице с ножом в глазу. —?Оу, нет, кажется, это не то… миль пардон! —?спохватывается мистер Джей и достаёт второй свиток. Наёмник снова тянется, берёт чертёж, тупо смотрит на него и зачем-то переворачивает вверх ногами. Пингвин раздражённо вырывает бумагу у него из рук, расстилает на коленях, замирает и медленно поднимает взгляд на Джокера. —?Откуда у тебя полный план ?Айсберга?? —?неприязненно спрашивает он. Клоун разводит руками и смотрит в потолок, мол, сам не знаю, как у меня это вышло. Харли в это время хочет расстегнуть одну из пуговиц, но мистер Джей кладёт ногу на ногу, чтобы ей помешать, и арлекинша обиженно кусает его за колено. Он в ответ пинает её в плечо. Кобблпот подозрительно смотрит на него, прищурившись, жуёт губы, но всё же возвращается к плану. Изучает его пару минут, дымя сигаретой, периодически говорит ?ха!?, ?охренеть? и ?сукин сын? и наконец выдаёт: —?То есть ты хочешь, чтобы я дал тебе сделать с моим ?Айсбергом? всё это и не получил ни цента взамен? Джокер изображает задумчивую паузу и расплывается в улыбке: —?Всё верно! —?Ты хоть понимаешь, какие убытки я понесу? —?Чудовищные,?— восторженно жмурится Джокер. —?А могу я узнать, нахрена в таком случае всё это мне? —?Ооо… —?мистер Джей широким плотоядным жестом обеих рук оглаживает столешницу и невольно вцепляется в её край, когда Харли добивается-таки своего, безошибочно сильно сжимая ладошкой его член через брюки. —?Я предложу тебе кое-что лучше, намного лучше, чем деньги. Твой унылый бэ-цэ превратится в сцену для самого роскошного шоу года. На которой я заставлю Летучую Мышь снять маску и совершить убийство в прямом эфире. Брови Пингвина медленно ползут вверх, и когда они поднимаются настолько, что выпадает монокль, толстяк начинает громко хохотать, обнажая безнадёжно испорченные, тёмно-жёлтые зубы заядлого курильщика. —?Ты что, мне не веришь? —?Джокер кладёт подбородок на переплетённые пальцы, пожалуй, чересчур нервно потирая костяшки. —?Я ведь так и обидеться могу… —?Знаешь, что, Джек… —?Не называй меня так,?— сверкнув глазами, одёргивает его Джокер. —?Почему, Джек? —?издевательски ухмыляется Освальд. —?Это ведь твоё имя. Или предпочитаешь, чтобы я звал тебя Джилл? Клоун улыбается ещё чуть шире и сжимает зубы ещё чуть крепче, так что шрамы опасно натягиваются. Харли понимает, что дёргает за усы очень, очень злого тигра, но в то же время прекрасно знает, что он всё равно не сможет остановить её, не выдав их обоих, и ладонью беззастенчиво гладит его уже по всей длине, что растёт, упруго наливаясь кровью, от каждого её движения. Мистер Джей непроизвольно раздвигает колени и подаётся вперёд, тяжело вдохнув через ноздри, но сверху это выглядит, как раздражение. —?Не надо злить меня, Оззи,?— говорит он. —?Я дважды предлагать не буду. У меня ведь есть и запасной вариант. —?Да-а? —?Пингвин начинает веселеть. —?Ну-ка, и кто ж это мой конкурент? Джокер делает страшные глаза и мстительно произносит: —?Башня ?Уэйн Энтерпрайзес?. На этой фразе Кобблпот запрокидывает голову и ухохатывается в голос?— вся его туша мелко трясётся под фраком. —?О-о-о, нет-нет-нет, я не могу позволить зазнайке Уэйну опять меня обставить! Самое роскошное шоу года, шутка ли… аха… ха… —?он вытирает слёзы в уголках глаз, тушит окурок и заинтересованно складывает ладони на животе, большими пальцами друг к другу. —?Так, так, ну и кого же, по-твоему, на этом шоу должен убить Бэтмен? —?Меня. Харли замирает, думая, что ослышалась. Член мистера Джей неожиданно возбуждённо вздрагивает без каких-либо усилий с её стороны. Всё это как-то резко перестаёт быть смешно. Пингвин щурится и испытующе смотрит на своего гостя добрых секунд двадцать, но тот лишь зеркалом смотрит на него в ответ, улыбаясь неподвижно, как маска античной комедии. Телохранители едва заметно переглядываются между собой, тихо позвякивая пряжками автоматных ремней. От шока Харли забывает, как дышать. Её рука соскальзывает и умоляюще вцепляется в край фиолетовой штанины, словно пытается удержать хозяина от опрометчивого шага, заставить его передумать и сказать, что это шутка, отменить приговор… Минута молчания затягивается так торжественно и официально, как будто Джокер уже умер. А потом Кобблпот вдруг хлопает себя по ляжкам: —?А знаешь, Джек, я согласен! Эта хрень определённо тянет на шоу года. Я бы и последнюю рубаху продал, чтобы посмотреть, как вы наконец-то поубиваете друг друга… Но учти, если твоя затея провалится, ты мне выплатишь все издержки, все, до последнего цента, и плевать, где ты при этом будешь?— в коме, в Аркэме, на грёбаной Луне?— я тебя из-под земли достану, стрясу долг и закопаю вдвое глубже, понял? Ты меня знаешь, я слов на ветер не бросаю. —?Идёт,?— ни секунды не колеблется Джокер. Освальд протирает монокль пальцами в белых тканевых перчатках и заправляет его на место. —?Вот как мы поступим. Я закрою ?Айсберг? якобы на реконструкцию и уеду из города… правда, это будет не быстро, не раньше, чем к концу месяца. Времени у тебя останется немного, так что работай оперативно, но тихо. Привлечёшь к своим делишкам внимание федералов?— я к этому дерьму отношения никакого не имею, будешь его в одиночку разгребать. Тебе за это и незаконное проникновение пришьют, и вандализм, и оба глаза к жопе. —?Не вопрос,?— пожимает плечом Джокер. Толстяк молчит ещё какое-то время, постукивая большими пальцами по затянутому в шёлк животу. —?Может, хоть спасибо скажешь? —?скрипит он наконец. —?Потом с курьером пришлю,?— широко улыбается Джокер. —?Ну и вали,?— Пингвин корчит кислую рожу, тяжело поднимается, опираясь на зонт, и выжидающе смотрит на сидящего перед ним клоуна. —?Что-то ещё??— после паузы преувеличенно вежливо спрашивает он. —?Да-а… —?Джокер потягивается на вдохе, закидывая руки за голову, и чешет зелёную бровь. —?Нужно быстро кое с кем переговорить… Позволишь воспользоваться твоим телефоном? Кобблпот нетерпеливо морщится и смотрит на карманные часы на цепочке. —?У тебя ровно десять минут. Потом сюда придёт Тэ фасовать свой кокос, и разбираться с ним будешь сам. Тычком зонта он отправляет свиту в коридор?— двое впереди, двое сзади,?— и процессия чинно выходит. Дверь закрывается. В ту же секунду мистер Джей пружиной распрямляется в полный рост, хватает со стола чёрный стационарный телефон, выдирает кабель линии связи из аппарата и из стенной розетки и быстро сворачивает из него скользящую петлю. Харли забивается под столом в угол, но Джокер за хвост выволакивает её на середину комнаты и, не обращая внимания на жалкие попытки сопротивления, накидывает петлю ей на шею. Арлекинша невольно тянется к слишком тонкому и жёсткому ошейнику, чтобы ослабить его, когда удар сложенного вдвое свободного конца хлёстко обжигает её по заднице, заставляя громко вскрикнуть и инстинктивно сжать бёдра. —?Руки! —?рявкает Джей. —?Перед собой, чтобы я их видел! Девушка всхлипывает, но послушно упирается ладонями в пол, и Джокер наступает ей на пальцы?— недостаточно сильно, чтобы причинить серьёзный вред, но достаточно, чтобы вынудить скулить, как собаку. —?Не могла дождаться, значит? —?шипит он, за затылок вжимая её лицом себе в пах, и фиолетовая ткань под её щекой топорщится соблазнительно и туго. —?Совсем страх потеряла?! Только об этом и думаешь, да? Только это тебе от меня нужно??Этого хочешь, м-м?! Я не слышу!.. Удавка затягивается. Харли ещё продолжает дышать, но кровь почти перестаёт приливать к голове и начинает отчаянно биться под горлом. Она живо вспоминает карусель в ночном парке, безжалостный капкан ремня, острый вкус щёлочи на белых пальцах?— его вкус?— и рот её против воли наполняется слюной. —?Да, да, да, хочу… больше всего на свете, пирожочек, хочу его, хочу… ай!.. Джокер толкает её ещё ниже и вдруг принимается со всей силы стегать сложенным вдвое проводом между ног, так что Харли тут же взбрыкивает от жгучей боли и завивается ужом, исходя пронзительным визгом. —?Прекрати! Уже! Думать! Пиздой! Поняла?! —?чеканит он сквозь сладострастно стиснутые зубы, с оттяжкой нанося размеренные удары, один за другим. —?Это! Мешает! Мне! Работать!.. Харли задушенно стонет, хрипя на вдохе, по-собачьи поджимает зад, но Джокер заставляет её снова раздвинуть колени и входит в раж, продолжая со свистом охаживать её шнуром, по одному и тому же месту, ни раза мимо. —?Не… не нааааадо!.. хвааатииит!!!.. —?меньше, чем через минуту, рыдает она, когда всё внизу начинает отчаянно пульсировать, словно одна сплошная рваная рана. —?Я всё поняла, пирожооок, я всё-всё понялааа… Пожалуйста, пожалуйста, перестааань! Ай-й!.. Хватит, не надо… прошу-у-у!.. Джокер отвешивает ей ещё пять или шесть плетей и вдруг отпускает; бросает её, бросает кабель и пинает в рёбра. Харли теряет равновесие, валится боком на ковёр, дрожащими пальцами ослабляет петлю на шее и скулит, зажав вторую руку между бёдер. Мистер Джей наклоняется над ней и с ненавистью цедит: —?Я тебе не ?пирожок?. Он переводит дух и успокаивает дыхание, одёргивая лацканы фрака. Поправляет цветастый галстук-бабочку на шее, приглаживает растрепавшиеся волосы, словно ему вот-вот на сцену, выходит из кабинета и с силой захлопывает за собой дверь, даже не обернувшись. Тишина оглушительна до баротравмы. Тик. Так. Тик. Он возвращается ровно через три секунды?— врывается, как спецназ, бьёт дверью о стену, на ходу отшвыривает пиджак и расстёгивает брюки. Всей пятернёй хватает Харли за волосы, вздёргивая её на колени, так что она успевает сделать всего один изумлённый вдох, прежде чем у неё во рту оказывается его член?— нетерпеливо вздыбленный, болезненно твёрдый, бредово горячий?— и она вмиг уплывает в грёбаное райское никуда, глотая слюну, словно экстази. Его латексно-горький вкус сразу повсюду?— на губах, на языке, на нёбе,?— и это так невероятно, что, кажется, она сейчас просто разорвётся от возбуждения на десяток маленьких Харли. —?Сука, сука, сука, как же ты бесишь меня, как же ты меня бесишь!..?— рычит он, сочась ядом, вколачиваясь далеко в её горло, через рвотные спазмы, через невозможность даже толком вдохнуть, и Харли очень, очень хочет сделать ему приятно, хочет двигаться навстречу, хочет подстроиться, но куда там, ситуацию контролирует не она. Его движения слишком рваные, слишком грубые, и она лишь надрывно мычит, пытаясь помочь себе хотя бы ладонью… —?Руки!!! —?Джей срывается на визг и в бешенстве скручивает локти за её спиной, туго охватывая запястья концом провода, всё ещё болтающегося на её шее, так что каждый новый виток впивается в кожу по-осиному жалящим браслетом. Когда он исступлённым рывком затягивает узел и возвращается к её лицу, его воспалённые глаза горят слишком хорошо знакомыми ей голодными зелёными огнями. —?На меня смотри! —?приказывает он, звонко хлопнув её по щеке, и арлекинша поспешно вскидывает взгляд в тёмной оправе потёкшего грима, вымаливая его прощение лакающими и жадными движениями горячего языка. Джокер тяжело вдыхает и поводит плечами, скрывая за хрустом шейных позвонков озноб непрошеного блаженства: картинка слишком прекрасна и слишком сильно тешит его самолюбие. Трико цирковой дурочки, жалобно заломленные брови над голубыми глазами в пол-лица, размазанный макияж?— и его член глубоко между её мокрых от слёз губ, о да?— именно такой он видел эту настырную докторшу с того самого момента, как она впервые вошла в его палату, вся такая из себя якобы недотрога, в этих непристойно больших очках и ярко-красной помаде, напрочь идущей вразрез с образом хорошей девочки. Всё то время, пока она сидела там, задавала один за другим свои дурацкие вопросы и посасывала ручку, качая полуснятой туфелькой под столом, как же ему всё это время нестерпимо хотелось поставить её на колени, намотать волосы на кулак и отыметь в её лице всех смазливых блондинок на свете, весь этот их сраный институт мозговедения, весь Аркэм, всю королевскую конницу, всю королевскую рать и всю готэмскую жандармерию заодно, чтобы перестали лезть туда, в чём ни хрена не смыслят… И сейчас он балансирует на краю уезжающей крыши вовсе не от её стараний, вообще не от этих жалких спазмов в паху, но лишь от осознания того, что всё-таки сделал её своей безотказной резиновой куклой, почесал давно зудящее желание натянуть по самые гланды собственного психиатра?— ха! —?и вся их клятая Система теперь могла утереться от этого смачного плевка. Слёзы в глазах Харли размывают его силуэт, мешают смотреть, она смаргивает почти рефлекторно и за это моментально получает ещё одну пощёчину, на этот раз крепче. — На меня, я сказал! —?прикрикивает мистер Джей. Харли давится воплем несправедливости, отрицательно трясёт головой и невольно жмурится снова, тут же обмирая от страха. —?НА МЕНЯ СМОТРИ, БЛЯДЬ! —?орёт он, свирепея за секунды, и бьёт её по скуле в полную силу, до ослепительного звона в левом ухе. —?ЧТО ТУТ НЕПОНЯТНОГО? ЧТО, СЛИШКОМ СЛОЖНАЯ КОМАНДА ДЛЯ ТЕБЯ?!.. Он наступает, наваливается на неё, держа за затылок, втискивается на всю длину, двумя согнутыми пальцами зажимает ей нос, выкручивает и злобно гогочет. Ей невыносимо хочется сделать вдох, но вырваться из его мёртвой хватки нет ни малейшего шанса, к тому же стоит дёрнуться чуть сильнее?— и ей гарантирован перелом на месте. Джокер хочет заставить её пожалеть о своём желании, понимает Харли; он не лукавит, её беспрерывная течка по нему действительно жутко его бесит. Но она знает и ещё кое-что: то, что больше её похоти его бесит только его собственная, ответная похоть. Что он не смог уйти, не смог перед ней устоять, и значит, не остановится теперь, пока не дойдёт до конца, а времени у них очень, очень мало… —?Что, скажешь, не знала, на что нарываешься?! —?злорадно щерится клоун, впиваясь взглядом в её лицо, пока она бьётся в агонии между его ног от отсутствия кислорода. —?Не об этом думала, когда меня дразнила, а?.. Забыла, с кем дело имеешь? Надо напоминать?!.. Он вдруг резко разжимает пальцы, вынимает член и с издевкой бьёт им по её пылающей от пощёчин щеке. Харли отчаянно перехватывает воздух ртом, как ныряльщица, и тут же тщетно пытается поймать его снова, вернуть, ухватить, словно всё это время дышала именно им, ловит его с жадностью, точно умирающая кислородную маску… Что-то тёплое быстро течёт по верхней губе, капает на пол; она машинально слизывает языком?— металлически-солёное. Кровь. Хрустнула-таки перегородка. Не страшно, вправит, ерунда… —?Знаешь, наверное, мне тогда стоило всё-таки оставить тебя на арене тем троим моим кобелям… посмотреть, как они по очереди выебут тебя, обоссут с ног до головы и напоследок спустят шкуру,?— сквозь зубы шепчет Джокер, увлечённо скользя ладонью по глянцевому от слюны стволу, едва заметно лиловеющему под его безупречно-белыми пальцами. —?Уж троих-то уголовников должно было хватить, чтобы унять твой зуд промеж ног, а?.. —?другой рукой он сжимает её щёки, превращая окровавленные губы в алый кукольный бант, и плюёт точно в непристойно-зазывную ямку её припухшего рта. Размазывает влагу по её зубам, ныряет внутрь большим пальцем, и Харли в упоении обхватывает, втягивает его в себя, ласкает языком так усердно, как только умеет, смотрит прямо в эти безумные зрачки, понимая, что течёт уже и сквозь бельё, и сквозь бифлекс, и поделать ничего не может, и не хочет, и не будет… —?Пришлось бы потом каждую из твоих дырок аккурааатненько так к чертям скорняжной иглой зашить?— ну или залить эпоксидкой, всё равно ни на что больше они бы уже не сгодились, хи-хи-хи… Меченого природа ще-едро наградила, я видел его в деле?— он бы тебе сперва непременно язык под корень вырезал, чтобы поместиться у тебя во рту целиком… по крови всегда идёт лучше, так легко, так гладко, ммм!.. Ох, я бы посмотрел, как он тебя поимеет… Запустит в тебя руку по локоть, заставит визжать, как свинью на бойне, отправит тебя по кругу, и каждый из его вонючих дружков наконец-то забрызгает своим молочком твою хорошенькую мордашку… Он самозабвенно дрочит, рассказывая самому себе эту сказку?— она явно ему нравится; доводит от ревности до трясучки, но в то же время чертовски нравится?— это видно по его сбивчивому дыханию, по дрожи в запястье, по чёткому и всё убыстряющемуся ритму… Харли тошнит от ужаса при одной только мысли о том, что всё действительно могло быть именно так, повези ей хоть чуть меньше: что эти три ублюдка могли бы раздеть её догола, таскать за волосы по песку, пользоваться ей, как шлюхой, разрывая её на части, пока мистер Джей сидел бы там в темноте зрительного зала, насвистывал в потолок и даже не думал их останавливать?— а может быть, даже взял бы с собой попкорн… но… если этим зрелищем она смогла бы доставить ему настоящее удовольствие, то… —?Давай, покажи, как ты любишь папочку,?— хрипло дразнится он и хихикает, улыбаясь во все тридцать два влажно блестящих зуба. Острый носок чёрно-белой туфли упирается ей аккурат между бёдер?— Харли задыхается, как от ожога, невольно разводит колени шире, прижимается к ней всей промежностью и трётся стыдливо, точно собачонка, выжидательно запрокинув голову и высунув окровавленный язык. Мистер Джей смотрит на неё сверху вниз: выбившиеся волнистые пряди падают на его лицо, зелёные глаза мерцают сквозь них хищно и дико, и этот взгляд возбуждает её до боли. Харли физически больше не может его выносить?— и в то же время физически не может от него оторваться, словно держится обеими руками за оголённый силовой кабель, зная, что он вот прямо сейчас её убивает… Её беспомощная жажда и его вызверенная злоба, грязь его слов, опьяняющий запах горячей от похоти кожи, мускусно-тесный, тягучий, пряный, с каждым судорожным, торопливым движением приближают их обоих к такому запределью, куда в здравом уме не попадают, и оба знают, что тянуть больше нельзя, счёт идёт на секунды. Дверь шуршит по полу за миг до точки невозврата, и в проём высовывается наголо бритая голова Татуированного: —?Эй, сейчас моё время, что за хуйня тут…? —?Тэ обрывается на полуфразе с беззвучным ?блядь?, и его глаза становятся абсолютно круглыми, включая, кажется, даже тот, что выписан в центре его лба. —?Да-да, одну секунду! Мы уже всё! —?недрогнувшим голосом насмешливо откликается клоун, отточенным движением свободной руки вынимает из-за пояса револьвер, взводит курок и, коротко обернувшись, всаживает пулю точно в этот изумлённый третий зрачок. Тело валится на пол, Джокер втягивает запах пороха через ноздри, как кокаин, и в ту же секунду, неукротимо содрогнувшись в спине, горячо и сильно кончает своей изогнувшейся кукле прямо на лицо. Харли видит, как он пытается сдержаться, но всё равно дважды слышит на выдохе предательское, истомное ?ммф…? Ей до потери сознания хочется дотянуться до его члена ртом, ощутить его горячую горечь и пульсацию на своём нёбе, в своей глотке, разделить с ним этот кайф и успеть ещё самой запрыгнуть в отъезжающий в Чудо-Страну вагончик, но Джей теряет к ней интерес почти сразу, как только спускает всё до капли, отступает назад на непослушных ногах и падает спиной в кресло, на котором сидел Пингвин. Он запрокидывает голову, удовлетворённо сглатывает?— под кожей угадывается скользящее движение острого кадыка?— и то ли смеётся, то ли просто жадно дышит с тихим, царапающим ?Аха… ха… ха?, явно забыв об её существовании напрочь. Демонстративный, откровенный вид его удовольствия сводит Харли с ума. Она умирает от мучительного желания такой нужной сейчас разрядки, но не может ни развязать, ни вывернуть затекшие болью руки и хнычет, всхлипывает, плачет, тычется жалобно щекой в обивку кожаного кресла, одурело слизывая с неё липкие следы его семени и собственной крови, валяется у него в ногах, словно напрашивается ещё на одну пулю: —?Пожалуйста, кексик, можно и мне…? Я больше не могу, не могу… я хочу тоже… пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, любимый, позволь мне или убей… Она знает, что виновата, и выглядит откровенно жалко, но минуту или две Джокер остаётся непробиваемо глух к её мольбам, брезгливо отпихивая её ступнёй, как надоевшую псину. Сперва он убирает револьвер и расслабленно трёт пальцами переносицу, затем достаёт из нагрудного кармана носовой платок, вытирает руки, вытирает член, неторопливо застёгивает брюки, кладёт ногу на ногу. И лишь после этого обращает на неё внимание, находит её умоляющие глаза своими, наслаждается её видом, её бессилием, лоснится привычной улыбкой. —?Тшш… тихо, кукла,?— произносит он вдруг, прикладывая подошву к её губам в знак молчания. —?Дыши. Харли покорно замирает перед ним на коленях, судорожно хлюпая, тянет воздух кровоточащим носом, заново учится чередовать выдох и вдох. Джокер наклоняется вперёд, смахивает пыль с обеих туфель, небрежно отирает этим же платком её безобразно грязное, заплаканное лицо, комкает и туго заталкивает кляпом в её рот. А потом давит ей на затылок, прижимает щекой и грудью к полу, заставляя задрать кверху пятую точку, и… медленно кладёт свою узкую и горячую ладонь между её ног, ровно в эпицентр пульсирующего пожара. Просто?— кладёт. Держит так, даже не шевелясь, наблюдает за её бесконтрольными гримасами, забавляется тем, как её всю трясёт, как она ёрзает, трётся сосками о ковёр через трико, униженно виляет задницей, пытаясь прижаться ближе, но не может. И лишь когда Харли начинает тоненько подвывать сквозь платок от этой инквизиторской пытки, мягко спрашивает, заглядывая в её лицо: —?Значит, говоришь, ты всё сделала? Арлекинша остервенело кивает, сдавленно мыча через кляп. Её обращённые вверх глаза настолько огромны, что кажется, в них можно запросто упасть и утонуть. —?Мне нужно проверять? Харли ещё яростнее отрицательно трясёт головой. Тогда мистер Джей задумчиво опускает веки, кидает быстрый взгляд на дверь и говорит с надтреснутой хрипотцой, едва слышно, почти себе под нос: —?Ну ладно. Давай, пока никто не видит… давай, моя дурочка… заслужила. Можно. Он легонько похлопывает её, как замаявшуюся кобылу, а затем делает средним пальцем всего три или четыре коротких штриха по насквозь влажной ткани, уверенных, с почти болезненным нажимом, вверх-вниз?— вот так. Но этого для неё так много, что до отказа заведённая пружина наконец-то слетает, и весь мир вокруг Харли по мановению его руки ослепительно взрывается сверхновой. *** в день восьмой Рождества мне любовь поднесла восемь добрых девиц, семь плывущих лебедиц, шесть гусиных яиц, пять злачёных колец, четырёх певчих птиц, трёх наседок, двух голубок и одну куропатку (5)…

Ёлка была такой огромной, что для того, чтобы нарядить средний ярус, пришлось встать на высоченные цирковые ходули. А уж украсить верхушку можно было, только забравшись на люстру и свесившись вниз?— Харли мечтала об этом с самого первого дня, как увидела это грандиозное хрустальное паникадило. Подготовка к празднику шла полным ходом и уже близилась к завершению: весь атриум утопал в рождественском декоре, из динамиков системы оповещения лился кэрол и Франк Синатра, в воздухе терпко пахло хвоей, краской и строительной пылью. Хоть снег до сих пор так и не выпал, Адвент выдался самым настоящим, совсем как в детстве?— с волнительным ожиданием, бесконечными хлопотами, походами в гости и упрятыванием подарков, с тем лишь небольшим отличием, что результатом всех этих стараний должно было стать не уютное семейное торжество, но паника и гибель сотен тысяч мирных жителей. Харли до сих пор не верилось, что они провернули всё это под носом у величайшего готэмского детектива, но ведь и её Пирожочек был, как-никак, не кто-нибудь, а чёртов преступный гений. Подкупив превосходного медицинского адвоката со связями в Аркэме, они организовали освобождение старины Шляпника в обмен на небольшую услугу с его стороны; так что всякий раз, как их возне в ?Айсберге? угрожало чьё-нибудь излишнее любопытство, проверяющих встречал в дверях невысокий швейцар в тёмно-зелёной ливрее и цилиндре и демонстрировал им циферблат своего карманного брегета, после чего бедняги забывали даже собственные имена и шли в соседний квартал кукарекать на луну. Через пару-тройку недель Бэтмен, конечно же, благополучно вернул швейцара обратно за решётку, как только Тетч, не удержавшись, взялся за старое и между делом распял очередную малолетнюю Алису на стрелках башенных часов готэмской фарфоровой фабрики; но зато, пока умница Шляпник отвлекал на себя внимание Мыши, для шоу уже почти всё было готово. на двенадцатый день мне любовь поднесла двенадцать котов, одиннадцать коров, десять лающих собак, девять пляшущих гуляк, восемь добрых девиц, семь плывущих лебедиц… Всё, что казалось Харли такой дикой бессмыслицей все эти месяцы, сложилось наконец в изумительный по своей простоте и стройности паззл. Сотня весело улыбающихся бочек ждала своего часа в местах массового сброса сточных вод в Готэм-ривер?— все нормы утилизации жидких отходов здесь были нарушены так давно, что к тому моменту, как горожане заподозрят подвох, процесс уже будет не остановить. Через пару суток старые фильтры на станциях водоподготовки перестанут справляться с нагрузкой, и яд начнёт сочиться из каждого крана в каждой городской квартире, не говоря уже об испарениях… А чтобы никто не торопился с ликвидацией, один чертовски талантливый парнишка из Даркнета за щедрый гонорар взломал для них пять узловых подстанций (к слову, не без помощи Харли, во время своих визитов незаметно оставлявшей на территории ардуиновские контроллеры). Так что теперь по нажатию пары клавиш они смогут запросто отключить электроснабжение всех трёх островов, а при попытке перехода на резервную схему произойдёт короткое замыкание, которое благодаря стоящим на подстанциях масляным трансформаторам будет неописуемо зрелищным. Сладенький даже обещал, что она сможет полюбоваться этим фейерверком с вершины мира на крыше ?Глясе?. простри руку твою к небу, и будет тьма на земле Египетской, осязаемая тьма Но всё это случится только после того, как мистер Джей покажет жителям Готэм-сити своё эпохальное шоу с разоблачением, ведь электричество понадобится им для трансляции. Только когда каждый приглашённый гость отыграет до конца свою роль, а главный герой доберётся до решающего испытания и с треском его провалит, финальным аккордом станут их египетские казни. Харли почти видела, в каком экстазе будет Пугало, когда они лишат город последней надежды на спасение, а затем свет погаснет, и Зверь будет спущен с цепи. План был идеальным и оставался бы таким в её глазах до самого конца, если бы, ведомая слепой жаждой похвалы, она не подслушала тогда этот проклятый разговор с Пингвином, о котором ей знать не полагалось. Если бы ей не стало известно, что на этот раз мистер Джей тщательно подстроил всё так, чтобы Бэт нарушил своё первое правило и, совершив грехопадение, стал наконец убийцей. Его убийцей. Весь ужас этого замысла просто не укладывался у неё в голове, сводил на нет всё, к чему она шла сквозь эти долгие кошмарные годы… Она могла защитить Джокера любой ценой от кого угодно, но только не от его же собственного безумия?— уж это он предельно ясно дал ей понять ещё в их самую первую встречу. Какую же истерику она ему закатила, когда они вернулись в ту ночь на базу: кричала, что он не может так с ней поступить, что он обманул её, что он хочет её бросить, рыдала, валялась у него в ногах, вцепившись в его штанину, умоляла дать Бэтмену убить лучше её. Мистер Джей в ответ лупил её тростью по спине, орал, что она дура и не понимает самой главной шутки. Что ей стоило бы переломать все кости за такое вопиющее непослушание, что её наглость потеряла всякие границы, что она слишком много о себе возомнила и не смеет вмешиваться со своими розовыми девчачьими соплями в его великое противостояние с Летучей Мышью. Жестоко избив, он для надёжности запер её в подсобке, опасаясь, что ей ненароком взбредёт в голову сдать его план Бэтмену, как уже бывало, и этим испортить всё, к чему он готовился два с половиной года. Оставшись одна в тесной комнатушке без окон, Харли выла, скреблась в дверь до заноз под ногтями и клялась, что никому ничего не расскажет, пусть только её милый господин, её любимый, её сладенький простит её и снова даст быть с собой рядом. Мысль о том, что из-за этого малодушного срыва мистер Джей может навсегда в ней разочароваться и отстранить от дел, доводила её до животной паники получше любых коктейлей доктора Крейна. Джокер сменил гнев на милость только через сутки, когда арлекинша присмирела настолько, что даже не сразу поверила своему счастью, увидев высокий силуэт в дверном проёме и приняв его за одну из своих многочисленных галлюцинаций. Обезумев от радости, она бросилась целовать его сухие белые руки, обнимала его колени, слепо втиралась в них макушкой, точно голодная кошка в ноги хозяина, и твердила, что всё-всё поняла, но просто не может собственными руками помогать рыть ему могилу, что просто слишком, слишком сильно его любит, чтобы отпустить. Что это Бэтмен должен умереть, что весь город должен умереть, что она должна умереть, но только не он, нет, нет, нет. Тогда мистер Джей опустился на пол рядом с ней, взял её лицо в ладони, привычно дал ей по щеке, чтобы заставить смотреть себе в глаза, и спросил, помнит ли она, как решилась жить для него и делать всё, о чём он ни попросит. Попав в плен этого прозрачно-зелёного взгляда, Харли заворожённо кивнула. Тогда он спросил, помнит ли она ещё, как поклялась идти с ним до самого конца. Накрыв его пальцы своими, она всхлипнула и кивнула снова. А потом он положил руку на её затылок и просто сказал: —?Ты очень нужна мне, тыковка. Сейчас, как никогда. ты очень нужна мне Харли опустила веки и блаженно склонила голову набок, вслушиваясь в эти слова, как в самую прекрасную музыку на свете. Они зазвучали в её мгновенно опустевшей голове томительным эхом, словно мантра, словно заклинание, словно гипноз. ты нужна мне Разве могла она теперь остановиться, могла ему отказать?.. Его пристяжная лошадка, беззаветно преданная Сати; куда он?— туда и она; в пропасть, так в пропасть, в огонь, так в огонь. Да, да, да… ты нужна Забывшись от восторга, Харли уткнулась лбом в его грудь, туда, в королевство цветных лент, мелких пуговок, остро заточенных карт и отравленных цветов, желая проникнуть ему по рубашку, под кожу, под рёбра, раствориться в нём без остатка. Конечно же, она сделает всё ради него. Сделает то, что должна. И кому какое дело, что будет потом? …сейчас, с высоты прошедших трёх недель и тридцати пяти футов над уровнем пола, она уже прекрасно понимала, что это был всего лишь очередной ловкий ход?— виртуозная игра на одной струне, запрещённый приём. В который раз он просто использовал её собственные клятвы против неё самой, и нужна она ему была только затем, чтобы закончить все приготовления в срок. Ну разумеется. Мистер Гений ведь прекрасно всё просчитал: того тумана, что он напустил в её голову одним ласковым касанием и проникновенной фразой, как раз хватило почти на месяц её самозабвенной работы. Тем временем по мере приближения Рождества мыслями самого Джокера всё больше завладевал Бэтмен?— настолько, что это порой доходило до абсурда, фанатизма, паранойи, вызывая у Харли столь же извращённую дикую ревность, как тот поцелуй с гигантской полудохлой гиеной в подвале химзавода. Мистер Джей был похож на влюблённую девушку в предчувствии долгожданного свидания: говорил только о предмете своей страсти, вертелся и красовался перед зеркалом, примеряя новый фрачный костюм, спрашивал, как ей нравится, но по его глазам Харли видела, кому он хотел понравиться на самом деле. Ни о какой попытке повторить ту мимолётную волшебную ласку, воскресить упоительное чувство их единства, само собой, уже не могло быть и речи — мистер Джей всё больше отдалялся от неё ради своего обожаемого великовозрастного товарища по играм в костюме летучей мыши. Дошло до того, что, когда Харли пришла добиваться внимания своего Пирожочка в одном только коротеньком красном пеньюаре на голое тело, он просто вышвырнул её за дверь искать утешения у Орфи, сидящего в одной из львиных клеток за цирковым шатром. Кроме гиен, Харли оставалось бегать за поддержкой только к Плющу, хоть она и понимала, что та желает смерти Джокера едва ли не сильнее, чем Джейсон Тодд. Не имея права раскрывать рыжей все детали плана, арлекинша просто плакалась ей о том, что боится за жизнь мистера Джей, пока Айви, закатив глаза, терпеливо обнимала и гладила её по волосам, плечам и спине, шептала что-то, мурлыкала, заговаривала, целовала её лоб, щёки, губы… Изголодавшись по ласке и желая забыться хотя бы на время, Харли не находила в себе сил противостоять мягкой настойчивости подруги, поддавалась ей, расплывалась, отвечала, так что в конце концов они всегда незаметно и неизбежно оказывались в одной постели. Потом, после каждого свидания она отмывалась почти до ссадин, чтобы скрыть запах Плюща от мистера Джей?— было просто удивительно, как две эти ядовитые ревнивые гадины безошибочно чуяли токсины друг друга. Однако ей всё больше казалось, что она могла бы и не стараться?— Джокер был слишком занят организацией своего шоу, чтобы замечать хоть что-то, кроме того, выполнила она очередное его поручение или нет. Незадолго до рокового дня, доведённая до отчаяния демонстративным пренебрежением своего господина, Харли просто взяла и заявилась домой от Айви, как была?— со съехавшим набок воротником, почерневшими от её сока губами, листьями в распущенных волосах и зеленью под ногтями?— молча прошествовала мимо него в гримёрку и захлопнула дверь. Ей хотелось встряски, хотелось взрыва, хотелось напомнить о себе, уязвить, как тогда, когда она целовалась в ?Айсберге? с Франко, зная, чем это обернётся. Её сердечко бешено трепыхалось, словно пойманная в клетку пташка; рухнув ничком в своё блестящее и шуршащее фатиновое гнездо и накрыв голову руками, она ждала грозы, ждала его гнева, она жаждала их. Ждала летящих на пол флакончиков, кистей и тюбиков, сломанных об стены стульев и битых зеркал, ждала криков, слёз и порки до кровавых рубцов?— всё лучше, чем это убийственное деловое безразличие, немота надоевшего музыкального инструмента, заброшенного в угол ради более интересной забавы. Но он так и не пришёл. Ни в тот день, ни после. Как будто ничего и не было. Тогда она ещё просто не знала, каким чудовищным будет её последнее задание. В канун Рождества мистер Джей позвал её в Робинсвилль в логово Кукольника, как всегда не сказав, зачем. Харли была в общем-то не против ещё раз увидеть Мэтиса, но вот возвращаться в его жуткий роддом у неё не было ровным счётом никакого желания. Увы, её желания роли больше не играли, а спектакль и без того пошёл по худшему из возможных сценариев. Ещё на крыльце ей показалось, что она слышит внутри здания детский плач, но списала его на один из своих слуховых фантомов: последние месяцы младенцы то и дело преследовали её во снах, смеялись из соседних комнат, их силуэты мерещились ей в тенях и очертаниях предметов, а когда она подходила ближе, бесследно исчезали. Где-то в глубине души Харли знала, что это её нерожденные дети, которых у неё не могло быть?— приходят к ней сквозь предельно истончившуюся, до прозрачности протёршуюся грань между фантазией и реальностью. Ей уже почти удалось справиться и смириться с этими миражами, но после того, как она узнала, что Джокер собирается вот так просто навсегда её оставить, тоска по маленькому наследному принцу захлестнула её с новой силой. Вид заброшенного роддома вновь разбудил в ней этот чутко дремлющий инстинкт: ей чудилось, что где-то там её крошка?— или даже крошки — сидят совсем одни, напуганные, голодные, а она ничего не в силах сделать, потому что даже не может их найти… —?Кексик? —?осторожно позвала она в холле, взявшись за перила обшарпанной лестницы. —?Доктор Мэтис? Вы здесь?.. Уаааааа!!!.. Плач не прекращался?— он словно доносился откуда-то с потолка, со второго этажа, эхом разносился по коридорам, отчего казалось, что кричат сразу несколько десятков грудничков. Харли в муках потрясла головой и зажала уши руками, зная, впрочем, что это не поможет, но… Звук стал тише. … Она замерла и убрала руки. УААА!!! УААААА!!! Господи. Боже. Дети. Там правда живые дети. Она со всех ног бросилась вверх по ступеням — пролёт, площадка, второй пролёт?— ударила в дверь плечом, задыхаясь, вломилась в послеродовое… УУУААААААААА!!! —?О, а вот и тётя Харли! Я же говорил вам, что она скоро придёт? Джокер развернулся к ней всем корпусом, стоя посреди палаты для новорожденных с очаровательной семимесячной малышкой на руках. А вокруг него в лотках медицинских кроваток и прямо на полу лежали и ползали ещё без малого три дюжины младенцев (6) – мальчики и девочки, все не старше года, круглолицые, розовощёкие, в подгузниках, бодиках и носочках?— и орали так прилежно и дружно, что закладывало уши. Впрочем, судя по лучезарной улыбке, мистеру Джей это не доставляло ровным счётом никакого дискомфорта?— к какофонии чужих криков ему было не привыкать. Харли встряла на ровном месте, хватила лишний вдох вместо очередного выдоха и невольно попятилась, словно ошиблась дверью в реальность. У неё даже живот скрутило от ужаса при виде того, как эта белокурая кнопка с завитком на макушке теребит искусственную оранжевую герберу на лацкане фиолетового пиджака. Кто бы мог подумать, что видение её, казалось бы, самой заветной мечты вызовет у неё панику, достойную наяву воплощённого кошмара?.. знаешь, Джейсон, иногда то, чего мы больше всего боимся?— на самом деле то, чего мы больше всего хотим —?Мамочки… любимый!.. —?только и смогла выдавить Харли, прижимая ладони ко рту и ошалело бегая глазами по рядам орущих детей. —?Это что, это… откуда они все? Джокер ловко перехватил девочку под животик, оттянул воротник на её затылке и якобы прочёл то, что там написано, словно бирку на игрушке: —??Центр для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, имени Кэтрин Петтит?. Ты ведь сама так любезно открыла нам в него двери, помнишь? —?он взял малышку за шкирку, как щенка, и не глядя опустил её в кроватку лицом вниз. —?Кстати, отличная была работа?— мои остолопы даже управились без меня по твоим замечательным чётким наводкам. УААААА!!! МААААААА!!! Харли зажмурилась и снова широко открыла глаза, словно всё ещё надеялась, что её отпустит, и кошмар исчезнет. Но нет, дети по-прежнему были здесь, всё так же требовательно вопили, и от них всё так же стойко пахло ромашковым тальком, мокрыми памперсами и молочной смесью. Что же с ними делать? Чем их всех кормить? Во что переодеть? Тут ведь жутко холодно, они же простудятся… —?Ты их всех… украл? —?она в отчаянии провела ладонью по лбу и беспомощно добавила. —?Их же будут искать… —?Ой, да кому они нужны,?— отмахнулся Джокер, беспечно прошествовав мимо неё в сторону окна. —?От них вон даже собственные родители отказались… Не переживай, полицию я пустил по ложному следу?— фургон, за которым они сейчас гонятся, пуст. Ну, этот старый трюк с одинаковыми машинами, сама знаешь… А пока фараоны поймут, что к чему, и спасать-то будет уже некого,?— он хихикнул, развернувшись к ней лицом и опершись на что-то, скрытое от её взгляда процедурным столом. Харли, как во сне, сделала пару шагов вдоль стены и опустила глаза. Баллон со ?Смехотриксом?. Собственное трико на спине вдруг показалось ей гигантским холодным слизнем. ММААААА!!!.. —?Что… —?она тяжко сглотнула,?— что ты хочешь с ними сделать? —?Гирлянду,?— сияя улыбкой, ответил Джокер и похлопал по баллону. —?Че-го? —?очень и очень медленно переспросила Харли. —?Гирлянду! —?раздражённо сверкнул глазами Джей, так, что это прозвучало как ?Не тупи!?. —?Такую, где много-много маленьких человечков держатся за руки,?— и он изобразил перед ней витрувианского человека. —?Хотя, наверное, лучше будет сделать из них две… или даже три, я ещё не решил… АААА!!! ММАААААА!!!.. Харли надавила на глазные яблоки основаниями ладоней, задержала до звёзд и радужных пятен, пару раз моргнула и запустила пальцы в волосы. Гирлянду? Он что, хочет убить и потом сшить вместе десятки мёртвых детей?! —?Пирожочек, это такая… шутка? —?пискнула она. —?О-о, да! Отпадная, скажи? —?Джокер обеими руками погладил верхушку красного баллона, высотой доходившего ему почти до пояса, и было в этом жесте что-то дико непристойное. —?Повесим их на втором этаже! Уверен, Бэтс будет про-осто вне себя, хи-хи-хи… ух-х, как же я хочу посмотреть на его лицо, когда он на них наткнётся… МААААААА!!! МАААА!!! —?Ты… просто рехнулся,?— срывающимся голоском проговорила Харли, не сразу поняв, что утверждает очевидное. —?Это же дети… ты… мы ведь никогда не убивали детей! —?Вот именно! —?с энтузиазмом подтвердил Джокер. —?Я вдруг понял, что никогда раньше этого не делал! А себя нужно иногда обязательно баловать, позволять себе что-то новенькое, выходить за привычные рамки… Ведь кто знает, может, ты умрёшь уже завтра, так и не узнав, каково это, а? Ха-ха-ха… Харли схватила себя за оба хвоста и со стоном закрыла ими лицо, прячась, словно улитка, втягивающая рожки. Нет, нет, это уже было слишком. Всё это было слишком… МАААААМААААААА!!! —?Я не буду в этом участвовать! —?глухо, но решительно заявила она, пятясь к выходу и мотая головой, как лошадь. —?Я не могу! Не буду!.. —?Можешь! —?неожиданно жёстко отрезал мистер Джей, в несколько шагов оказываясь рядом и захлопывая дверь за её спиной?— щелчок мышеловки, удар стальным прутом поперёк хребта. Арлекинша пискнула и втянула голову в плечи. —?И будешь! Ты будешь делать всё, что я скажу! А знаешь, почему?! Он вдруг горячо и грубо притиснул её к стене, бёдрами к её животу, нависнув над ней так, что Харли разом задохнулась от этой тесноты, всем телом изгибаясь навстречу в безусловном рефлексе?— ближе, пожалуйста, ещё… Всего несколько дюймов до его улыбки, всего лишь слой ткани между кожей и кожей, и от этого одуряющего чувства весь мир вокруг мигом сжался, как зрачок, до крохотного пятачка пола под их ногами, а слаженный крик младенцев превратился в далёкий белый шум. ААААААААААААА Один выдох?— и, забыв обо всём, Харли потянулась за поцелуем, словно безвольная марионетка за движением лески, но… мистер Джей остановил её в самый последний момент, приложив палец к её губам, и самодовольно произнёс: —?Вот поэтому. Ей понадобилось секунд пять, чтобы осознать насмешку. Ты всё ещё не понимаешь? Это не любовь! Никогда ею не было и никогда не будет! Он просто продолжает в своё удовольствие мучить и истязать тебя… должно же это когда-нибудь закончиться?! тебя бессовестно обманули, дружище нет никаких пределов Ярость вскипела в ней его чёрной кровью, поднялась, затопила с головой, и Харли вдруг со всей дури вцепилась в этот палец зубами, увязнув клыками в костяшке. Пронзительный вопль тут же хлестнул её по ушам, а кулак влетел в стену в том месте, где секунду назад была её челюсть?— увернувшись на дозе чистого адреналина, Харли с силой заехала клоуну коленом между ног, отпихнула его от себя и сломя голову бросилась к кроваткам. —?Ах ты, дрянь!!! Мм… —?простонал Джокер, на мгновение сложившись пополам. —?Мелкая стерва! Зубы мне показать решила?! А хотя я так и зна-ал, что сначала ты захочешь поиграть!.. —?он неожиданно захихикал с каким-то противоестественным, жутким задором, держась одной рукой за пах, а другой за стену и глядя на то, как Харли, схватив первого попавшегося ребёнка, рванулась назад, к выходу. —?Всегда забываю?— девчонки ведь просто обожают прелюдии, да, Квин?! Ну давай, сыграем ещё разок… хи-хи-хи… АААААААААААА!!! Громкий крик трёх десятков глоток высверливал ей барабанные перепонки, надрывный, отчаянный крик о помощи; эти курносые мордашки, эти ямочки на щеках, эти длиннющие ресницы, котики на штанишках, зайки, птенчики, медвежата, простите, простите, простите… ей не спасти их всех, но она должна хотя бы попытаться… —?Десять негритят решили пообедать, один вдруг поперхнулся?— и их осталось девять… Харли ударила всем телом в дверь и бешено затрясла ручку. Закрыто. Заперто. Нет. Нет. МААААМААААА!!! М-МАААА!!!.. —?Девять негритят, поев, клевали носом, один не смог проснуться?— и их осталось во-осемь… Она обернулась рывком и припала к двери спиной, задыхаясь от ужаса, не чувствуя ни глотка воздуха в лёгких, лишь жалкие, рыбьи спазмы диафрагмы. Ребёнок у неё на руках заходился в плаче?— Харли даже не понимала, мальчик это или девочка, но у него были шёлковые русые волосёнки и маленькие пухлые ручки, цеплявшиеся за помпоны на воротнике её трико, и этого было достаточно. Он не должен, не должен умереть здесь… никто из них не должен… —?Восемь негритят пошли гулять затем, один не возвратился?— и их осталось семь… упс! Джокер пробирался к столу, не глядя под ноги, и случайно оказавшийся под его стопой малыш пискнул, как резиновая игрушка, а потом сразу стих. У Харли потемнело в глазах. Он знал её наизусть. Он вовсе не будет бить её. Нет, он сделает ей намного, намного больнее… —?Семь негритят дрова рубили топором, один себя перерубил?— остались вшестером… оп! По пути он задел одну из каталок, и та, покачнувшись на своих высоких тонких ножках, с грохотом полетела на пол, погребая под собой ещё двоих. УААААААААААААААА!!!.. —?Шесть негритят пошли на пасеку играть, тут одного ужалил шмель?— и их осталось пять! Хи-хи-хи… Очнувшись от шока, Харли кинулась ему наперерез, но не успела: белые пальцы легли на вентиль баллона, открыли его с коротким скрипом, и смерть под напором вырвалась наружу?— плотная, бледно-зелёная дымка тут же стала опускаться, со злобным шипением стелясь вдоль пола. Господи, это же чёртов концентрат, он убьёт их за секунды!.. —?Пять негритят между собой… —?ОСТАНОВИСЬ! ХВАТИТ! ХВАТИИИИИТ!!! —?заорала она на грани визга, с размаху толкая его в грудь, спиной на полки стеклянного шкафа, и те обрушились сверху вниз с оглушительным звоном. Придерживая одной рукой извивающегося младенца, Харли животом бросилась на стол, крупно дрожащими пальцами попыталась закрутить кран, но тот не поддавался. Она всхлипнула, налегла чуть сильнее, потом ещё?— тинь! —?и резьба сорвалась, а рукоятка осталась в её ладони. Джокер расхохотался так, как будто перед ним разыгрывался просто уморительный комедийный спектакль. Ему удалось удержаться на ногах, но из-под волос по его виску проложила дорожку тёмная струйка крови, а пиджак порвался в нескольких местах. Харли боялась даже посмотреть на пол и узнать, что натворили осколки?— её мозг отказывался понимать и принимать то, что это уже не имело никакого значения. —?Остановиться? Ну что-о ты?! —?протянул мистер Джей, вытряхивая из причёски стеклянную крошку и раскрывая объятья. —?Веселье ведь только начинается, дорогая! Идите-ка лучше к папочке, давайте потанцуем! Ха-ха-ха-ха!.. Первым наглотался малыш, сидящий у неё на руках?— тот самый, которого она так отчаянно хотела спасти и по собственной же глупости сунула в эпицентр. Малютка сперва закашлялся, а потом вдруг почти сразу широко и искренне заулыбался, как будто увидел маму… Ядовитый туман стремительно заволакивал комнату, и Харли заметалась, как на пожаре?— окно, нужно скорее открыть окно! Она подскочила к подоконнику и сорвала жалюзи вместе со штангой, едва не раскроив себе ею череп. Забито наглухо. Боже, нет, второе окно, ну же… Забито. Со всё возрастающим ужасом она услышала, как плач вокруг неё неотвратимо переходит в столь же дружный детский смех?— такой заливистый, такой весёлый, словно кто-то щекотал все эти толстые пяточки, делал ?пррр? в эти мягонькие животики или играл из-за двери в ?ку-ку?… Харли обеими руками прижала ребёнка к себе и закрыла глаза, уткнувшись лицом в его макушку, прямо в мягкий замшевый родничок, напрасно пытаясь заглушить и удержать судороги заразительного смеха, уже сотрясающие маленькое тельце. Нет, нет, она не отдаст его, только не так, только не так, нет!.. АААААХАХАХА!!!.. —?Да брось ты его! Он уже жмурик, Харлс, слышишь?! —?Джокер попытался отнять у неё младенца, но арлекинша лишь замотала головой, безумно мыча и ещё крепче прижимая его к себе. —?Они все жмурики, здесь нет антидота! Эй! Фьюить!.. Дай сюда, я сказал!!! Он дал ей подзатыльник, силой вырвал у неё ребёнка, как тряпку из зубов собаки, и в подтверждение своих слов потряс им перед ней в воздухе, держа его, точно кролика на выставке. Мертвенно-белый, тот уже в голос, громко, неестественно смеялся, растянув до ушей слюнявый рот с четырьмя крохотными резцами и выпучив в никуда и без того огромные глаза, из которых всё ещё катились слёзы. Маленький, светловолосый кроха с его лицом и его улыбкой, разве не об этом она мечтала?.. Господи, почему же ей от этого ТАК страшно???.. ХАХАХАХА! ХА! ХА… Кха-ха… ик… ха… а… —?Ну же, тыковка моя! —?ободряюще воскликнул Джей с широким жестом второй руки. —?Веселее! Эти сиротки попадут отсюда прямиком на небеса, к тому доброму парню с бородой! Не вырастут, не опустятся, не сопьются, не загремят в Блэкгейт за изнасилования и грабежи?— я избавил их от этого! Им бы стоило сказать мне спасибо! Ха-ха-ха!.. —?он разжал пальцы, и малыш плюхнулся куда-то на пол, в густой туман. И тут Харли со всей силы влепила ему пощёчину. Хлоп! Ладонь обожгло жаркой болью, а голова Джокера мотнулась влево с оборванным смешком. Оба замерли. Харли дышала на пределе сил, хватая яд, глотая яд, пропитываясь насквозь этим ядом, неспособным больше её убить. Впервые она подняла на него руку?— и это было восхитительно. —?У-ух ты кака-ая!.. —?расплываясь пугающе широкой улыбкой, промурлыкал мистер Джей и коснулся шрама под смазавшейся краской. Когда он обернулся, зелень в его глазах горела ярче, чем болотные огни. —?А сможешь повторить? Тогда, словно сорвавшись с цепи, Харли буквально налетела на Джокера с кулаками, обрушив на него разом весь свой гнев?— казалось, она забыла всё, чему её учили, и просто лупила, колотила, рвала, как бешеная самка, защищающая своё гнездо. Алая пелена застилала зрение, будто Красная Королева смотрела через линзы Красного Колпака; она хотела крови, хотела сделать ему невыносимо больно и в то же время знала, знала, знала, что боль ему только понравится, только сильнее его заведёт, так что от бессилия слёзы душили её и наворачивались на глаза. Да и где ей было тягаться с ним?— она даже ударить его как следует не могла… Харли нападала в полную силу, но встречала лишь насмешливые блоки?— он был выше неё, он был сильнее, быстрее, и он знал все её приёмы наизусть. Пару раз он снисходительно ей подыграл, дав разбить себе губу и сорвать несколько пуговиц на рубашке, но как только это представление ему надоело, он без труда смял её, скрутил лицом в стену и впечатался в неё сверху. —?НЕНАВИЖУ ТЕБЯ, НЕНАВИИИЖУУУ!!! —?визжала она на разрыв связок, содрогаясь в приступе животной ярости и в то же время какого-то жгучего, незваного сладострастного озноба от его змеиных объятий. —?ТЫ ЁБАНЫЙ ПСИХ!!! ИЗВЕРГ!!! ЧУДОВИЩЕЕЕ!!!.. —?Знаю, милая, знаю,?— польщённо проворковал Джей, левой рукой удерживая её поперёк туловища, а ладонью правой почти нежно отводя назад волосы с её лица, и Харли вдруг почувствовала, как металлическая таблетка шокера, слегка оцарапав кожу, легла на её лоб. Крепко зажмурившись, девушка инстинктивно замерла: одно неловкое движение?— и он поджарит её мозг так, как не снилось ни одному пациенту ЭСТ. В Аркэме их, бывало, так и утихомиривали?— одним только видом электродов, даже не включая. —?У-умница,?— Джокер похлопал её по макушке и чмокнул туда же. —?Ты у меня всегда была такой сообразительной… вот только тогда какого же хрена,?— пальцы на её голове вдруг сгребли её волосы, натянув их до слёз,?— ты не соображаешь такую простую вещь: они бы всё равно сдохли! Завтра этот город станет адом на земле, забыла?! —?он чувствительно её встряхнул. —?Они бы умирали до-олго, мучительно, задыхались бы сутки, сгорели бы заживо в беспорядках, а может, загнулись бы от голода… вдумайся, они просто счастливчики! Посмотри, посмотри на их счастливые лица! —?он силой заставил её повернуть голову, и Харли невольно обвела взглядом утопающее в зеленоватом тумане детское кладбище. Она вдруг осознала, что больше не слышит ни возни, ни смеха?— только затихающее шипение выдохшегося баллона. А ещё теперь она знала, что картина, открывшаяся её взору, будет сниться ей в кошмарах до конца её дней. Они все лежали там же, где их застала смерть: пальцы скрючены, головы неестественно вывернуты, на белых личиках застыла гримаса мучительного смеха, тем более жуткая, что у большинства ещё даже не было зубов. У некоторых от слишком большой дозы токсина лопнула перетянутая в спазме кожа, отчего их окровавленные мордашки походили на рыльца маленьких упырей. Но самым страшным было то, как они все смотрели?— какими-то жалобно, удивлённо вытаращенными глазами, словно так до конца и не поняли, что же такое с ними только что произошло… Харли почувствовала, что плачет и ничего не может с этим поделать. Дети, дети, невинные дети… это даже не было злодейством, как не было и благим делом в его извращённом понимании?— это было за гранью добра и зла. Джокер попросту не признавал границ, для него не было и никогда не будет ничего по-настоящему серьёзного, ничего святого, он просто потехи ради разрушает и превращает в пепел всё, к чему прикасается, всё, всё… —?Ну, поняла? —?удовлетворённо спросил шут, склоняясь низко-низко, губами к её виску. —?Каково это, осознавать, что всё твоё отчаянное геройство было напрасным, м? —?он отёр большим пальцем слёзы, бегущие по её щеке, и его вторая ладонь, опустившись, легла на низ её живота. —?Хотя, знаешь, наверное, не совсем… должен сказать, то, что ты устроила, меня позабавило… ты такая лапочка, когда злишься… хах… Он красноречиво потёрся бёдрами о её крестец, скользнул рукой ещё ниже, и Харли вдруг с ужасом поняла, что он хочет её прямо здесь, посреди этой газовой камеры, заваленной свежими трупами. Похоже, что боль от удара коленом вопреки здравому смыслу с самого начала разожгла его пыл, а своими жалкими попытками нападения дурочка Психея только подлила масла в огонь… Сознательно или нет, но Джокер вновь с лёгкостью выманил из неё своего любимого невменяемого чёрта, загнал его в угол и теперь жаждал с ним поиграть. Его откровенно возбуждало это её напрасное геройство, упрямое сопротивление, бессильная, праведная ненависть. Всё то, за что он так обожал Бэтмена. —?Пус-ти ме-ня! —?вскинулась Харли, едва не теряя сознание от одинаково сильного желания всадить осколок ему в глотку и кончить в муках под его пальцами. —?Пусти, гад! Я не хочу, не хочу!!!.. —?Не хочешь, значит? Не хочешь?! —?жадно тиская её через трико, прошипел Джей в им же подранное ухо. —?А когда припёрлась тогда от своей настурции, не на это напрашивалась, да? Ждала розовых лепестков и шкуру у камина? Сколько раз я предупреждал, чтобы ты не дразнила меня?! —?пощёчина. —?Сколько раз просил?! —?ещё одна. Вскрик. Всхлип. —?Но ты ведь не жела-аешь меня слушать, наглая, дрянная девчонка… всё вертишь передо мной хвостом, нарочно лезешь мне в голову, заставляешь меня думать о том, что делал позавчера твой горячий ротик… —?он собрал её зашитые губы болезненной гармошкой с такой силой, словно хотел снять с неё лицо, а потом вдруг не раздумывая накрыл их своими в какой-то зверской пародии на поцелуй. Кровь, горечь, удушье, натиск упругого языка… ответить Харли не успела?— Джокер оторвался почти сразу, оставив на ней лишь смазанный алый отпечаток, словно след от ботинка. Спиной арлекинша отчётливо чувствовала запредельно близко к себе его хищное, сухопарое тело, чувствовала выпирающий через брюки бугор его члена, поминутно вздрагивающий в слишком тесном для него плену, и от этого все её мысли затягивал туман ещё гуще и токсичнее, чем пелена вокруг. —?Спорим, ты хочешь этого даже сейчас? —?сбивчиво прошептал он, давясь от нетерпения собственной усмешкой. —?Хочешь, чтобы я трахнул тебя… оказался внутри, м? —?пальцы между её ног надавили на тонкую ткань шва ровно посередине, и Харли беспомощно захныкала, чувствуя, как предательски её плоть отзывается на его прикосновения наливным, тянущим жаром. Ведь если бы он только действительно захотел сейчас взять её, прямо так, прямо здесь, она бы не смогла устоять, пошла бы на это, вместе с ним наплевала бы на всё, без оглядки рванула на красный. Ненормальная, больная сука… —?До сих пор не поняла? Я уже внутри… так глубоко, как никто в тебе ещё не бывал… ну, куда ты сбежишь? Куда пойдёшь? Что будешь делать, если не то, что велю я? Он продолжал настойчиво и жёстко ласкать её рукой, буквально за какую-то минуту подведя её к самому краю головокружительно острого блаженства на расстояние вдоха, но упасть в него не позволил. Толчок в спину?— и внезапно всё просто исчезло: его вкрадчивый шёпот, объятия, огонь его чресел, оставив её истекать остывающими слезами в пустоте, как погасшую свечу. Он отпустил её?— как она и просила. Не удержавшись на подгибающихся ногах, Харли сползла по стене?— лбом, ладонями, грудью, задыхаясь от унижения, дрожа всем телом от мучительной неутолённой жажды, пока не встретилась коленями с полом. Кукла, наказанная в углу, сломанная безделушка, брошенная тряпичная марионетка, кто она без его руки на крестовине? И куда она пойдёт, и что будет делать завтра, когда… Блам! Харли вздрогнула от металлического лязга позади себя?— Джокер грохнул об стол хирургическим набором. —?Вымой их, переодень и принимайся за работу,?— в его голосе теперь было больше медицинской стали, чем во всём роддоме. —?Не справишься?— и завтра я тебя к Башне даже близко не подпущу. А этих личинок на твоих глазах скормлю Орфу. Ты меня поняла? в полночь Я пройду посреди Египта,?и умрет всякий первенец в земле Египетской от первенца фараона, который сидит на престоле своем, до первенца рабыни, которая при жерновах —?Ты?— меня?— поняла? и будет вопль великий по всей земле Египетской, какого не бывало и какого не будет более —?ХАРЛИ! Арлекинша взвыла и часто-часто закивала, не глядя в его сторону и крепко обнимая себя руками. Джокер тут же расслабился, привычно повёл шеей, поправил цветок в петлице и, окинув взглядом дело рук своих, удовлетворённо отряхнул ладони. —?Ну-с, дамы и господа,?— провозгласил он тоном конферансье, забыв о ней и вновь обращаясь к своей любимой воображаемой публике,?— на сегодня представление окончено! Но не забывайте, что мы ждём вас завтра в рождественском вертепе дядюшки Шпильмана! Разбирайте скорей ваши счастливые билетики, ибо уверяю вас, на такое шоу можно попасть только один-единственный раз в жизни! Хи-хи-хи!.. До свиданья, до новых встреч, ча-ао! Повернувшись на каблуках, мистер Джей направился к выходу, пританцовывая, насвистывая себе под нос какую-то простенькую мелодию и щёлкая пальцами в такт, словно это вовсе не он только что отравил тут толпу детей и пытался изнасиловать свою помощницу, а два каких-то совсем других Джокера, которых он не знал. Звякнули ключи, клацнул замок, скрипнули петли, эхо его беззаботной песенки и звук шагов удалились прочь по коридору, и через минуту наступила тишина. Он даже не закрыл за собой дверь. Знал, что его зверушка всё равно не сбежит. Некуда. Едва он ушёл, Харли поняла, что не может без него. Не может одна. Она до безумия хотела броситься следом, обхватить его колени и молить о том, чтобы он простил её, позволил остаться рядом с собой хотя бы в эту, последнюю ночь, но не могла даже сдвинуться с места. Оглушённая раскаянием, парализованная одиночеством и ужасом от предстоящего ей зверства, она только раскачивалась из стороны в сторону и глухо стенала, совсем как та несчастная в переулке над телом своей безвременно погибшей подруги. Наивно было полагать, что Джокер никогда не сделает с принцессой того, что уже однажды сделал с нищей. Наивно было полагать, что он вообще когда-нибудь проводил между ними различия. Она не знала, сколько так просидела?— пять минут или целый час; на той глубине, где она пребывала, время текло иначе. Растворённый в воздухе токсин не мог её убить, но искажал восприятие, уплотняя реальность и заставляя мозг верить в то, чего нет. Когда Харли наконец выползла из своего угла, хрустя ладонями по осколкам стекла, ей казалось, что всё это, вокруг, её дети, вернее, один и тот же ребёнок, умерший бесконечное множество раз. Она скулила обезумевшей самкой, что вернулась в своё разорённое логово, полное задушенных детёнышей, и теперь тенью бродила среди них, не помня себя от горя. Мёртвые котики, мёртвые зайки, мёртвые птенчики, мёртвые медвежата… Джокер был прав?— здесь больше некого было спасать. Некого. Подобрав маленькую белокожую девочку, Харли села на пятки и стиснула её в объятьях, заливая слезами крохотное обмякшее тельце. Гладила её по волосам, целовала в холодеющий уже лобик, пачкая золотые завитки кровью и чёрной помадой. Кощунственно карикатурная Пьета, плакальщица в костюме комедиантки. Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет Снаружи, за окнами, тихо падали с небес на Готэм первые снежинки. Всюду одинаково ровно: на усеянные огнями проспекты центра и пустые переулки, на обнажённый городской парк и кварталы гетто, на площади и кованые мосты под фонарями, покрывая их грязь тончайшей белой вуалью, свадебным саваном, погребальной фатой. Каждый конец был всегда лишь новым началом. Каждая смерть?— вратами новой жизни. Джейсон Тодд кое-что порассказал бы об этом. И тот добрый парень с бородой, и безумный дурак из Таро. И Айви, рыжий весенний феникс, и Джокер, что создавал себя заново каждый божий день, а то и чаще, не желая оставаться одним и тем же, отказываясь им быть. Когда эти малютки рождались на свет, они ведь тоже навсегда уходили. Не рыдай мене, мати. Восстану бо. Харли закрыла глаза уютно угнездившейся у неё на руках крохе и принялась тихонько её укачивать, напевая вполголоса старую, давно забытую колыбельную, словно бы это её дочурка просто наигралась за день и теперь наконец-то уснула. Словно все они просто спали… —?Люлли-люллай, малютка мой, малыш.

Бай, бай, люлли-люллэй… Малютка мой, малыш, Бай, бай, люлли-люллэй… (7) Таяли вдоль пола последние клочья тумана, таяла, капая свечным воском, её бесплодная скорбь, и долго-долго ещё падал снаружи снег, мягкий и лёгкий, как пепел, а они только смотрели прямо перед собой во все глаза и внимательно слушали, заворожённые её пением. И ни один не проронил ни звука, пока последний отголосок эха не замер под сводами их склепа?— такие чудесные, воспитанные, умные малыши… Потом она возилась с ними, как с куклами: купала их, умывала, одевала в костюмчики рождественских эльфов, которые лежали в тюке под столом. Застёгивала пуговки, поправляла резиночки, делала девочкам смешные прически-луковки. Она разговаривала с ними, как матери говорят со своими грудными детьми, не ожидая от них ответа, ласково пеняла им за то, что они не попадают ручкой в рукавчик или ножкой в штанину, умилялась тому, какие они теперь красивые, хвалила их за то, как смирно они лежат. Спятившая клоунесса, дающая представление в морге, полоумная, блаженная дурочка… А далеко за полночь, когда все тридцать шесть маленьких улыбающихся тел в три ряда лежали на полу, с потолка раздался вдруг до боли знакомый голос: —?Мда, видать, ты и впрямь очень его любишь. Харли вздрогнула, рассеянно обернулась и подняла взгляд. На верхней полке медицинского шкафа, свесив ноги и глядя на неё в упор двумя мутно-серыми бельмами, сидел Румпель. Пегие волосы на его голове вылезли клочьями, вся кожа спеклась в один сплошной лучевой ожог: ни щетины, ни ресниц, ни бровей, только запавший нос и чёрные, покрытые язвами губы. Его крюк поблескивал в полутьме, как серп жнеца, и Харли даже не удивилась тому, что видит его здесь. Мельникова дочь, что должна была за ночь спрясть из соломы золотую кудель. Королева, что должна была отдать уродцу своего венценосного первенца. Конечно, он ведь тоже из этой сказки… —?А, это ты, Румпель,?— обманчиво спокойно сказала она, моя над раковиной руки. —?И давно ты там сидишь?.. —?Румпель? —?карлик озадаченно посмотрел по сторонам. —?Румпельштильцхен мёртв, дорогая. Вы его убили. Как убили и этих детей. А я Питер. Питер Пэн (8),?— и он игриво поболтал в воздухе мохнатыми козьими копытцами, криво усмехнувшись. —?Или не узнала? Харли повесила полотенце на гвоздь и обернулась. Питер широко улыбался ей удивительно белозубым обожжённым ртом. Ну конечно, дурёха, как же она сразу не догадалась. Это ведь он, Тот-Кто-Никогда-Не-Вырастет, пришёл проводить её ребятишек в Неверлэнд. А крюк просто захватил у Капитана… Она видит его таким, потому что в её реальности уже протёрлись дыры. Потому что её безумие открывало ей глаза на истинное положение вещей. Ад был пуст. Все бесы давно были здесь. В Готэме. —?Я знаю, что это нелегко, но тебе придётся поторопиться, дорогая,?— заметил коротышка. —?Через пару часов они начнут коченеть, и тебе будет гораздо сложнее сделать то, что нужно… А сейчас у тебя ещё есть время, чтобы успеть с ним помириться. Просто порадуй его, будь послушной девочкой. Ты ведь хочешь, чтобы он ещё раз похвалил тебя? Чтобы взял с собой на Башню завтра и дал поучаствовать в церемонии, правда? Харли медленно опустилась на колени и, как во сне, вложила ладошку первой в ряду девочки в ладошку соседнего мальчика. Малыши были на ощупь прохладными и почти резиновыми. Ну точно куклы. —?Просто сшей их,?— вкрадчиво произнёс Румпель где-то у неё над левым ухом. —?Так же, как меня тогда. Это ведь несложно, я знаю, ты умеешь. Так мне будет гораздо удобнее вести их за собой. И никто не потеряется по дороге… На миг Харли даже улыбнулась, мечтательно и кротко, только представив, как это будет… красиво. Они пойдут за ним, словно хоровод маленьких лесных эльфов за играющим Крысоловом, крепко держась за руки и смеясь, смеясь?— от второй звезды направо и прямо до самого рассвета… Взявшись за инструменты, она несколько раз попыталась попасть леской в ушко загнутой хирургической иглы, но от волнения её руки тряслись так, что ей никак не удавалось этого сделать. Харли отдышалась, отёрла лоб тыльной стороной ладони и жалобно всхлипнула. —?Не бойся. Я тебе помогу,?— тут же прошептал над вторым ухом ласковый голос доктора Мэтиса. А потом кто-то словно бы мягко взял её со спины за запястья, погладил их и проник внутрь её кистей, как в перчатки, сделав её непослушные пальцы своими, уверенными, умелыми и чуткими. И больше они уже не дрожали. *** Башня?— шестнадцатый Старший Аркан в колоде Таро, традиционно считающийся одной из самых ?суровых? карт. Её основное значение: кризис, взрыв или слом после предшествовавшего нагнетания, конец существующей ситуации под влиянием внешних сил, причём конец неожиданный, быстрый и почти всегда болезненный. Стародавнее название Башни?— Дом Божий. Это Дом Дьявола (так карта называлась в средневековой Италии), превращающийся под ударом небесной молнии в место присутствия Бога. По Башне идет освобождение от ложного, не способствующего развитию стремления через разрушение того, во что человек верил и к чему всей душой стремился. Происходит утрата достигнутого равновесия, опиравшегося на ложные основания.

Башня?— санитар эволюции, гроза, после которой воздух становится чище, она исцеляет жизнь от всего, что её отравляет, и разрушает застойные ситуации, мешающие росту. Важно, что сам ?удар? наносится силами, с которыми не стоит и пытаться совладать, и заниматься восстановлением погибшего по Башне уже бесполезно. Башня вырывает человека из ограничивающих его обстоятельств, нарушает давно существующее положение вещей. Иногда это полностью соответствует его ожиданиям и даже желаниям, так что Башня не всегда так уж плоха. Рядом с позитивными картами она сообщает о распаде существующего зла, предвещая конец черной полосы в жизни и избавление от тяжелого груза. Другое дело, если все это нисколько не соответствует ни ожиданиям, ни желаниям вопрошающего. Тогда для него это становится громом среди ясного неба, катастрофой, прорывом плотины, своего рода болезненным откровением, подрывающим самые основы, коренную ломку прежних воззрений на жизнь (?снос башни?). В редких случаях Башня предвещает триумф, но и тогда это скорее ?пиррова победа?, которая одерживается слишком дорогой ценой.

*** Он спал. Спал, наверное, впервые за последнюю неделю. И то только потому, что обещал Альфреду. Брюс Уэйн ненавидел сны. В одной из своих реальностей он был мультимиллиардером и технологическим магнатом, наследником четы Уэйн, одним из самых влиятельных людей и меценатов Готэм-Сити. В другой?— Летучей Мышью, легендарным борцом с преступностью, лучшим в мире детективом, грозой уличных отморозков, генетических мутантов и архизлодеев. Безусловный победитель. Везде. Всегда. Могучий. Всесильный. Подобный богу. И только в своих снах он вновь превращался в беззащитного, беспомощного, напуганного восьмилетнего мальчишку, который только и мог, что смотреть. Не в силах ни вмешаться, ни отвернуться, ни даже зажмуриться, как будто у него вовсе не было век. Как будо их отняли у него вместе с лицом. Бесплотный призрак, немой свидетель, вот он опять видит перед собой уютную светлую гостиную, Гордона, склонившегося над стеклянным журнальным столиком, Барбару в её яркой жёлтой блузке, её улыбку и блики на тонкой оправе её очков, слышит её серебристый смех, звон ложечки в керамической чашке… раздаётся стук в дверь, и он знает, что сейчас будет. Он хочет закричать, остановить её, начать трясти за плечи Джима, что так спокойно сидит в кресле за своей газетной подшивкой, но его никто не слышит, никто не замечает, всем плевать. Барбара идёт открывать, что-то говорит по дороге, улыбается вполоборота, берётся за ручку. Солнце играет в её рыжих волосах, освещает пар, поднимающийся из чашки кофе, она такая красивая и беззаботная сейчас, в эти последние секунды перед тем, как… Тук-тук-тук! …Брюс, вздрогнув, просыпается. Моргает раз, другой. Тук-тук! В дверь спальни действительно стучат. Он делает два глубоких вдоха и опускает ноги на пол, держа правую руку у груди, успокаивает сильно бьющееся сердце. Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук. Сон. Это всего лишь сон. Брюс проводит рукой по волосам, встаёт с кровати, набрасывает халат и подходит к двери, на ходу завязывая пояс. —?Альфред, это ты? —?зачем-то спрашивает он. Берётся за ручку, борясь с липким ощущением дежа вю, поворачивает, тянет её на себя… —?СЧАСТЛИ-ИВОГО РОЖДЕСТВА-А-А!!! Первая реакция?— защита: отшатнуться в оборонительную стойку, закрыть предплечьем глаза. На пороге стоят все шестеро: сияющий Дик, сдержанно улыбающийся Тим, Барбара и Джеймс, Альфред и даже?— позади всех, поодаль?— Селина. Единственная из всех без красно-зелёного эльфийского колпака на голове. —?Ну же, Брюс, расслабься, это всего лишь мы! —?звонко смеётся Барбара. На ней надето какое-то неописуемо девчачье нежно-розовое платье, сиреневой лентой перехваченное под грудью. —?Мы пришли тебя поздравить! —?Нас созвал Альфред,?— Дик обнимает её за плечо и притягивает к себе. —?Сказал, что хочет в кои-то веки устроить тебе настоящий праздник. А мы решили, что это и впрямь отличная идея! —?Я это… говорил, что ты наверняка не захочешь,?— кашлянув, виновато замечает Гордон. —?Но меня, как всегда, никто не слушал. Бэбс было не переубедить, так что… —?Мы нарядили внизу та-акую ёлку! —?тут же перебивает Бэбс. —?Ты просто закачаешься!.. Брюс бросает последний взгляд утопающего на Селину, что стоит, прислонившись к косяку напротив, но та лишь приподнимает бровь и поводит плечом, мол, то, что я здесь, ещё не значит, что я в этом участвую. Об этом красноречиво свидетельствует и её привычная байкерская экипировка: чёрная косуха поверх водолазки, кожаные брюки, заляпанные грязью боты, мотошлем, зажатый под мышкой. Похоже, она надумала заскочить буквально в последний момент. —?Мне кажется, или вам… не понравился сюрприз, мастер Брюс? —?обеспокоенно спрашивает Альфред, видя замешательство на лице хозяина. Остальные тоже как-то сникают, опечаленные более чем холодным приёмом. —?Нет… то есть, да… то есть… всё в порядке, Альфред,?— Уэйн вежливо растягивает губы, плотнее кутаясь в халат. —?Спасибо. Спасибо всем вам. Мне… понравилось, правда. —?Ну, тогда должно понравиться и вот это,?— Ричард многозначительно кладёт ладонь на живот Барбары, а та в ответ накрывает его руку своей. Брюс невольно опускает взгляд, только сейчас заметив, как округло выдаётся вперёд её свободно висящее платье. —?Ох… Барбара… Дик… —?теряется он, больше всего на свете желая провалиться сейчас сквозь землю, в полутёмную и пустую келью бэт-пещеры. —?Вот это новость! Очень… неожиданно… —?Мы не хотели говорить тебе, пока не убедились, что всё хорошо,?— тихо светясь от счастья, говорит Барбара. —?Ну, знаешь, суеверия, и всё такое… но сегодня такой день… Представляешь, нам сказали, что будет мальчик! Грейсон приосанивается, явно ожидая похвалы?— его просто распирает от гордости. —?Что ж, поздравляю! —?старательно, как по книжке, восторгается Брюс. —?Это… чудесно! Здорово! Я правда очень за вас рад… Вот только ни черта он за них не рад. Не рад, не восторжен, не счастлив. Паника?— вот что он чувствует на самом деле. Груз новой ответственности, что наваливается на его и без того мучительно ноющие плечи. Ребёнок. Ещё одно беспомощное существо, жизнь которого будет вечно подставлена под удар. Ещё один желторотый птенец, которого надо защищать, с которым ему отныне придётся считаться. Насколько же всё-таки легче, чёрт возьми, ему жилось, когда единственным, кто ему безропотно помогал, был услужливый и незаметный дворецкий, а уязвимых мест в его броне было ровно в шесть раз меньше, чем сейчас… Но нет, нет, нельзя подавать виду, они ведь так искренне старались порадовать его… Дик и Барбара переглядываются и целуются нежно, как голубки. Тим выглядит смущённым, Альфред?— довольным, Гордон?— смущённым, но довольным. Селина явно наслаждается всеобщей неловкостью, снисходительно улыбается, взбивая короткие кудри. Из гостиной удушливо пахнет цитрусом и корицей, позвякивают бубенчики на концах дурацких эльфийских колпаков… от ощущения нереальности происходящего у Брюса кружится голова. Почему ему так неестественно жутко от этой приторной семейной идиллии? Как, во имя всего святого, здесь оказался Гордон? Ему ведь никто не говорил, кто скрывается под маской Бэтмена. Селина никогда не носила мотошлем, только свои жёлтые кошачьи очки… И откуда у Тима эта странная белая прядь надо лбом? Как он мог раньше её не замечать? А Найтвинг и Оракул никогда ведь даже не… Шлёп. Шлёп. Шлёп. … Брюс опускает глаза. Кровь. Кровь капает на пол из-под розового платья, струйками сбегает изнутри по ногам. Шлёп. Шлёп. Все продолжают умилённо улыбаться друг другу, как будто ничего не происходит. Как будто бы так и надо. Но он ведь не сошёл с ума?.. —?Барбара… —?тревожно окликает Брюс, косясь на её атласные туфельки, быстро напитывающиеся мокрым алым блеском. Красные, Красные, Красные Башмачки. —?Ты… у тебя… Горло тяжело и туго перехватывает от ужаса. Да в самом деле, неужели она ничего не чувствует?! Как это… как это вообще возможно? Почему она вообще стоит здесь? Она же не может… ходить…?! —?О! Точно, чуть не забыла, мы же принесли тебе подарок! —?всплеснув руками, спохватывается Барбара. —?Спасибо, что напомнил! Сейчас, сейчас, погоди… И она прямо при всех вдруг бесцеремонно лезет рукой себе под юбку. Шлёп. Шлёп. А потом, пошарив под шифоном, просто?— вынимает?— оттуда… …голову. Отрезанную белую голову со спутанными зелёными волосами. Шлёп. Опустевшее платье с облегчением провисает. Глаза на мёртвом лице безмятежно закрыты, брови вздёрнуты, красный рот неизменно растянут до ушей. Шлёп. —?Вот! —?Барбара радостно протягивает ему голову Джокера, держа её в кулаке за волосы, и с обрубка шеи на пол капает чёрная-пречёрная кровь. Кажется, сквозь паркет из неё вот-вот что-нибудь прорастёт. —?Это тебе от всех нас! Счастливого Рождества! Шлёп. Шлёп. Нет. Этого не может быть, тупо думает Брюс. Не может. Не может. Шлёп. —?Ты хотя бы улыбнись, что ли,?— мягко упрекает Дик. —?Это ведь всё-таки подарок. Брюс медленно, сверху вниз проводит рукой по лицу. —?Нет… —?хрипло стонет он. —?О господи, нет… Что вы наделали? Что?— вы?— наделали?.. —?Надеюсь, вы простите нам эту небольшую вольность, мастер Брюс? —?вежливо спрашивает Альфред. —?Я взял на себя смелость решить за вас эту проблему, чтобы никто точно не помешал нашему семейному торжеству. Видите, всё под контролем, можно больше ни о чём не волноваться. А теперь, мне кажется, самое время всем спуститься к завтраку. Я приготовил ваши любимые блинчики с изюмом и печёные яблоки… —?Постойте, по-моему, среди нас кого-то не хватает,?— замечает Селина. Шлем у неё в руках, оказывается, всё это время был красным. Слишком хорошо знакомым красным… —?Эй, а ведь киска дело говорит! —?оживая, вдруг восклицает голова. Она распахивает свои развесёлые прозрачно-зелёные глаза и непринуждённо обводит взглядом всех собравшихся: —?Да-да-да! Я точно помню, что этих сладеньких мальчиков у тебя было как минимум трое. Где третий, мой любимый, а? Признавайся! Хи-хи-хи-ха-ха-ха!.. Безумный взгляд останавливается на Брюсе, и тот каменеет от холода с ног до головы, понимая, что Джокер впервые видит его без маски. Каменеет, как перед Медузой горгоной?— ни шевельнутся, ни вздохнуть. Зрачки напротив бездонны и черны, как два пистолетных дула. —?Ну здравссствуй, Бэтссс… Он просыпается, рывком садясь на кровати. Всё на той же кровати в той же спальне, у себя дома. Пытаясь отдышаться, падает спиной обратно на матрас. Ничего не было. Господи. Это сон. Просто ещё один дурной сон. Брюс прижимает ладонь ко лбу, глотает через силу, закрывает глаза. Ерунда, это нервное… Слишком много стресса в последнее время. Ничего, всё позади. Он у себя дома. Дома. За окном раннее-раннее утро, небо затянуто облаками, занавеси рассеивают и без того блёклый зимний свет. Лениво дотлевают пепельно-белые угли в камине, украшенном венком из остролиста с кокетливым красным бантом. Похоже, он просто рановато закрыл вчера задвижку и за ночь надышался. Оттого и тяжесть в голове, и эта горечь в горле. Ничего, после пробежки он быстро придёт в норму… На первом этаже слышится далёкий звонок входной двери. Всё в порядке, Альфред откроет. Сегодня ведь Рождество, это наверняка ряженые… Реальность проясняется, подступает ближе. Брюс замирает, открывая глаза. Какие к чёрту ряженые. Он у себя в поместье, далеко за городом, территория обнесена забором, муха не пролетит незамеченной. В конце концов, время от силы восемь часов утра. Дин-дон! Брюс откидывает одеяло, садится на постели и напряжённо прислушивается. Ни голоса, ни шороха, ни звука шагов. Дин-дон! Третий звонок. Как в театре. И тишина. —?Альфред? Он опускает ноги на пол, нашаривает брюки, надевает их и босиком выходит в коридор, на ходу застёгивая ремень. В доме пусто. И очень тихо. —?Альфред! Уэйн спускается по ступеням, окидывает взглядом огромную старомодную гостиную, богато, но со вкусом украшенную к Рождеству. Включены новогодние гирлянды, зажжены свечи, на столе лежит свежая газета, но Альфреда нигде нет. Странно. На него это не похоже. Обычно он появляется ещё до того, как Брюс открывает рот, чтобы его позвать. В дверь больше не звонят, но он всё равно идёт посмотреть на дисплей видеодомофона. На пороге никого. Во дворе тоже. И всё же нужно проверить. Что-то явно не так. Брюс разблокирует замок, берёт и поворачивает ручку. совсем как во сне Страх глухо шлёпается на дно грудной клетки, поднимая оттуда стайку летучих мышей. Нет. Нельзя. Он сильнее страха. Он на своей территории. У себя дома. Он здесь хозяин. Бэтмен слишком большой, чтобы бояться Брюс собирается с духом и открывает дверь. … Никого. Действительно никого. Он обводит взглядом заснеженный двор. И опускает глаза. Под ногами у него стоит подарочная коробка. Фиолетовая подарочная коробка, перевязанная зелёным бантом. Брюс холодеет, и виной тому вовсе не декабрьский мороз на голое тело. Он знает, что этого не может быть. Он уверен в том, что Джокеру тайна его личности неизвестна. К тому же, он уже получал от него сюрпризы именно как Брюс Уэйн, один из готэмских олигархов, которых чокнутый клоун так любит пугать. Но всё равно каждый раз его сердце невольно вздрагивает от какого-то странного щемящего чувства… …надежды? Ух ты! Подарок? Это мне? с любопытством вклинивается Брюс-восьмилетка. А что там?.. Что это может быть? быстро соображает Брюс-детектив. Взрывчатка? Газ? Может, видеокассета? Ещё один глупый розыгрыш? Вот так тайно, на рассвете, без свидетелей? Слишком не похоже на него, хотя… он ведь непредсказуем… Там точно нет ничего хорошего, с мрачной уверенностью заявляет Бэтмен. Но ты должен знать, что это. Осторожно возьми и просканируй. В пещеру не заноси. Уэйн наклоняется и поднимает коробку. Лёгкая. Легче, чем он ожидал. ?Ожидал??.. а ведь ты знал, что он объявится на Рождество ты ведь это знал ты ждал его, как Санту с подарками именно поэтому ты сейчас улыбаешься так глупо От коробки на крыльце остаётся примятый серый квадрат. И тут до Брюса доходит, что на снегу вокруг больше нет следов. Сперва Бэт-детектив бесстрастно выдвигает предположение, что коробку наверняка положили сюда ещё до того, как выпал снег. Потом Бэт-восьмилетка наивно успевает подумать, что её действительно принёс Санта и улетел в трубу на своих оленях. А затем ему приходит в голову совершенно дикая, но самая правдоподобная мысль?— её оставил на пороге кто-то, кто не выходил из дома. Кто-то по эту сторону двери. Кто-то, кто до сих пор здесь. Страх пытается овладеть им с новой силой, бьёт в него, как волна о скалу, но Брюс не поддаётся. Да, без своего костюма он более уязвим, но его подлинная сила ведь вовсе не в кевларе и стали, даже не в этом тренированном теле, могучем и опасном, как у волкодава. У него абсолютное преимущество. Этот дом?— его родовое гнездо, его продолжение, никто не знает поместье лучше, чем он сам. Он хозяин положения. У него всё под контролем. всё под контролем, всё под контролем, а в доме чужак хи-хи-хи Брюс делает шаг назад, в прихожую, и рамка в дверном проёме тихонько тренькает зелёным. Всё чисто?— металла нет. Как будто это что-то значит. Как будто Бэтмен лучше всех не знает, что есть сотня способов искалечить и убить человека без применения металла. Давай откроем, ну давай уже откроем, канючит маленький Уэйн. Брюс старается не подавать виду, что и сам до смерти этого хочет. Он ведь так долго ждал этого дня, ждал, когда Джокер наконец-то появится, чтобы поиграть, сделает первый ход… хотел знать, что его враг задумал, и теперь подсказка прямо у него в руках. Альфред непременно остановил бы его, сказал бы, что этого делать не стоит. Забрал бы коробку для полной проверки и не отдал, пока не убедился бы, что содержимое безопасно. Но Альфреда нет. Альфред не видит. И любопытство берёт верх. Брюс развязывает изумрудную ленту, и та шёлковой струйкой соскальзывает на пол. Он поднимает крышку. Разворачивает шуршащую папиросную бумагу. И его сердце делает подъём-переворот. Внутри лежит Красный Колпак. Бездушный алый череп, маска того самого неизвестного палача, что совсем недавно объявился в Готэме, но уже успел угробить Сиониса и положить в одиночку целую армию его людей. Бэтмен смотрит на Колпак. А Колпак смотрит на Бэтмена. У него лицо бога смерти и взгляд судьи. Приговор: виновен. Что за бред. Какое отношение он имеет к…? На верхних этажах вдруг раздаётся шум и слышатся чьи-то шаги. Не думая, Брюс отшвыривает коробку и в норадреналиновом запале бросается вверх по лестнице, преодолевает её за несколько мощных прыжков, лихорадочно оглядывается по сторонам и вдруг видит?— в конце коридора, у окна?— высокий силуэт в строгом чёрно-белом костюме, стоящий к нему спиной. —?Альфред?! —?начальственно рявкает он, сжимая перила. —?Это ты сделал? Что за дурацкие шутки?! Ты меня слышишь? Альфред!!!.. Но вместо ответа Альфред, не оборачиваясь, просто надевает на голову колпак?— гладкую глянцевую полукапсулу с длинным красным плащом. Тот самый, который последний раз видели на ?Эйс Кемикалс? много лет назад. А затем молча встаёт на подоконник и шагает в распахнутое окно. Брюс просыпается. Кажется, просыпается. О нет, только не снова. Кошмар опутывает его сверху донизу, он застрял в кошмаре, как летучая мышь в чудовищно огромной паутине. У него болит всё тело, затылок и лоб сжимают раскалённые тиски, страшно ноют затёкшие, вывернутые под неестественным углом плечи. Вокруг подвальная темнота и могильный холод, в ушах нудно зудит белый шум потерявшего связь передатчика. Что происходит? Где он?.. Костюм и маска на месте, это успокаивает. Но он не чувствует привычной тяжести на бёдрах?— а значит, пояс снят. Похоже, что дело дрянь. Он в западне. Опять. Ладно. Пока он жив, жива и надежда. Бэтмен пытается пошевелиться, но плечи тут же скручивает болью, как на дыбе, а паутина массивно лязгает и звенит. Цепи. Он скован цепями по рукам и ногам и висит в темноте в какой-то тесной клетке. Что за ней, не разобрать. Включить бы ночное видение, но до активатора на виске никак не дотянуться… Что это за место? Как он оказался здесь? Почему он ничего не помнит?.. —?Сладенький, пожалуйста, посиди со мной ещё немного… —?Цыц. Он вот-вот проснётся. Брысь на место! —?Ну сла-аденький, ещё ведь целых три часа до…

—?Брысь, я сказал! Брюс морщится и через мигренозные спазмы поводит головой, словно хочет вытряхнуть оттуда эти ненавистные голоса, как воду из уха. Они раздаются сквозь потрескивание помех из динамиков в его шлеме, и это очень, очень нехороший знак. На этой частоте не должно быть никого, кроме Альфреда и членов Семьи… —?Сладенький… —?Харли, заткнись, иначе клянусь, я перережу тебе глотку! В динамике слышится сдавленный тоненький всхлип, царапающий шорох и треск, затем воцаряется тишина. И в этой тишине звучит вдруг троекратный сценический кашель, а потом прямо над его ухом раздаётся хриплое, до фальши небрежное пение а капелла: —?Ooonly youuuuu… can make all this wooorld seem right… (9) Бэтмен скалится, собирая бронированные пальцы в кулаки. От этого въедливого тенора у него мурашки волной рассыпаются по спине, а волосы на затылке встают дыбом?— древний рудимент, агрессия ощетинившегося зверя. —?Ooonly youuuuu can make the daaarkness bright… —?Джокер… —?предостерегающий рык с привкусом крови на языке. Но шута не остановить. —?Oonly you — and you aloone — can thrill me like you dooo — and fill my heart with love — for ooonly youuuuu…хи-хи-хи… Удивительно, но один только этот голос действует на него сильнее метамфетамина: пульс подскакивает, зубы сжимаются, боль уходит на второй план. Бэтмену начинает казаться, что он может разорвать все свои цепи и погнуть прутья клетки, лишь бы только добраться до этого ублюдка и… —?Давай, давай, просыпайся, мой ушастенький,?— воркует Джей с нежностью матери, что будит ребёнка в школу. —?Время пришло!.. ииииииииииииииииии В динамик вдруг резко бьёт душераздирающий свист?— хлопок по барабанным перепонкам, взрыв шрапнели в голове. От неожиданности Бэтмен громко стонет, выгибаясь на цепях, и сразу вслед за этим слышится знакомый довольный смех: —?Ха-ха-ха-ха! Ну прости, прости, мне просто не терпится поскорей начать! И тем репортёрам снаружи тоже… Ох, как же я соскучился по тебе, Бэтссс!.. А ты скучал по мне? Скажи, скажи, что скучал… —?динамик так и сочится возбуждением; Брюс почти видит эти обезображенные губы, вплотную прижатые к студийному микрофону. —?Скажи, не то я обижусь, и опять будет больно… —?Не дождёшься,?— с ненавистью хрипит он, пытаясь найти наименее травмоопасное положение рук, но безуспешно. —?Бо-оже, как же я люблю, когда ты упрямишься… ииииииииииииииииии Сверло снова глубоко вгрызается в мозг, но на этот раз он готов?— дыши, опасности нет, это только звук, долго это продолжаться не может, дыши, нужно только перетерпеть… просто звук, просто… Тишина. Шелест. Хруст. Чавканье. —?Неплохо, неплохо… —?Бэтмен слышит, как Джокер что-то глотает и облизывается, и от этого его передёргивает куда сильнее, чем от свиста. —?Вижу, ты взбодрился и снова в форме? Отлично, тогда начнём с предисловия! —?снова шелест, скрип стула. —?Спорим, ты сейчас думаешь: ?Как это я сюда попал?? ?Почему я ничего не помню?? А ещё не можешь сказать наверняка, где заканчивается реальность и начинается твоё больное воображение, да? Изумительное ощущение, уж можешь мне не рассказывать… Всё-таки мой друг Джонти настоящий Волшебник Страны Грёз, хе-хе… Рассказать, как всё было?.. Ой, нет, нет, лучше не буду, давай ты догадаешься сам?! Или… нет, знаешь, на самом деле это даже не так важно. Важно лишь то, что и кто тебя здесь ждёт. Ты ни за что не поверишь! Я тоже сперва не поверил, но… сегодня, видишь ли, день такой, все рождаются заново, хи-хи-хи-хи… —?Хватит… уже… твоей… болтовни, Джокер,?— рычит Брюс. Чёрт, если бы не перчатки, он бы наверняка смог нашарить в кандалах замки и воспользоваться отмычкой. Но запрягли его грамотно, здесь даже фокус с большим пальцем не пройдёт (10). Надо дождаться подходящего момента… —?Не тяни время! —?Оо… ну ладно, если ты настаиваешь, давай я расскажу тебе пару версий, а ты выберешь ту, которая тебе по вкусу, окей? —?беспечно продолжает клоун, едва ли его слыша. —?Что, если ты погнался, ну например, за тем парнем в Красном Колпаке, он скрылся в этом здании, ты вошёл следом, а потом?— бац! Моя маленькая девочка дала тебе по башке своим огро-омным молотком?! Что, нет? Слишком просто для тебя? Да, пожалуй, ты прав… Хмм, а тогда если так: ты сидел у себя дома, потягивал глинтвейн, смотрел телек, а там вдруг по всем каналам?— я! Твой любимый шут, зову тебя к себе в домик поиграть и в красках рассказываю, что ждёт этот городишко, если ты откажешься?— а ты, конечно же, как всегда, не можешь устоять и летишь ко мне на крыльях ночи прямиком в какую-нибудь ловушку? Слишком банально, да? Ну да, верно, не смешно, я уже сто раз так делал… Тогда-а, мо-ожет, ты увидел бэт-сигнал над ?Айсбергом?, примчался сюда на своём ковре-самолёте, а мы сбили его ЭМИ? Да не-ет, это ещё глупее, ты ведь мог так и погибнуть, хи-хи-хи… О, или нет, знаешь, я попросил Глиноликого прикинуться твоей очаровательной кошечкой, подобраться к тебе поближе и вырубить тебя в самый ответственный момент! Или этим твоим мальчишкой, как там его…. Ночное Кайло? Ночное Сверло? (11) До сих пор не разберу, кого из них ты пялишь по ночам на крышах?— издалека они оба на одно лицо. Но Ночное Дупло всегда явно ходит более довольным, чем Киса, к чему бы это? Ха-ха-ха!.. При упоминании Селины Брюс заводится буквально с полоборота, глухо рычит, но из последних сил держит себя в руках. Если рвануться ещё раз, плечи наверняка выйдут из суставов. Не поддавайся, ты сильнее него… он просто провоцирует тебя… не поддавайся… —?А может быть,?— голос заговорщически опускается на целую октаву,?— на самом деле ты всегда висел здесь и до сегодняшнего дня просто видел весь этот уютный нуарный мирок в своём сне, а? Как тебе такая идея? Представь: нет никакого Готэма, никакой полиции, банков, тюрем, психушек, никаких союзников и врагов, только ты да я на разных полюсах Башни… —?пауза и шлепок ладони по лицу. —?Оу, кажется, я проговорился! Глупый, глупый Йорик!.. Ладно, видно, пришла пора раскрывать карты и открывать подарки. Знаешь, я столько всего хотел подарить тебе, Бэтс… но я?— бедняк, и у меня лишь грёзы. Я простираю грёзы под ноги тебе; ступай легко – мои ты топчешь грёзы (12) Пол вздрагивает, и все стены начинают с мерным жужжанием ехать вниз. Брюс рефлекторно дёргается, но не добивается ничего, кроме новой порции боли. Сверху неторопливо опускается полутёмная шахта лифта, платформа останавливается вровень с полом, вспыхивает свет?— и вместо двери прямо перед ним оказывается… зеркало. Бэтмен видит своё отражение, но узнаёт его не сразу: на него смотрит какой-то его злобный тёмный двойник, увязший в средточии спущенных с потолка якорных цепей. Силуэт летучей мыши на его груди выкрашен ярко-красным, плащ тоже больше не чёрный, но багряный, как королевская мантия, а на голове у него, оказывается, всё это время был какой-то странный, жуткий стальной венец?— тяжёлый обруч с двумя острыми то ли ушами, то ли рогами и шипами, торчащими во все стороны, как на волчьем ошейнике. —?Нравитссся, Бэтссс? —?подобострастно интересуется голос, в то же время захлёбываясь от самодовольства. —?Лихо я тебя околпачил, а? Околпачил, понял, да, понял? Ха-ха-ха!.. Прости, что провёл твою коронацию без тебя?— уверяю, там всё прошло по высссшему разряду, я лично всем руководил, хе-хе… На всякий случай учти: снять эту великолепную корону у тебя получится только вместе со своей массской… Ну что, ты готов взглянуть на мою Страну Чудес? Тут публика буквально зассстыла в ожидании! Хи-хи-хи… Не дожидаясь его ответа, зеркальные створки гостеприимно распахиваются, и на все органы чувств Брюса обрушивается светопреставление. В громе оваций перед ним предстаёт холл ?Айсберг Лаунж?, каким его наверняка увидел бы Дали под мескалином: в центре возвышается гигантская серебристая ель, сверху донизу увешанная пёстрыми конфетами, золотыми звёздами, леденцовыми яблоками, глазными яблоками, головами садовых гномов, заводными челюстями, циферблатами часов, игральными картами, бильярдными шарами и диско-шарами, что крутятся без остановки, и от обилия разноцветных мерцающих бликов кажется, что весь атриум постоянно ползёт вверх головокружительно огромной спиралью. Стены расписаны флуоресцентными красками, нечитаемые надписи и псилоцибиновые узоры складываются в какую-то безумную языческую вязь, кислотные цвета буквально выжигают глаза в свете ультрафиолетовых прожекторов. Зал заполняет в пух и прах разодетая толпа; оглушительные аплодисменты длятся и длятся, вот только никто здесь не хлопает, потому что хлопать некому?— это манекены. Сотня манекенов в вычурных позах, карнавальных костюмах и масках с перьями: кому-то не хватает рук, у кого-то их, наоборот, лишняя пара, а то и две, головы одних свёрнуты задом наперёд, головы других?— лежат на подносах у официантов или выглядывают из декоративных цветочных ваз… Напротив, под грандиозными астрономическими часами раскинулся панорамный проекционный киноэкран. Изображение на нём двоится тошнотворным анаглифом: Джокер в каком-то невообразимом пурпурном пиджаке с люрексом и золотым позументом кокетливо поправляет алую гвардейскую двууголку, за его спиной прячется Харли, затянутая в пышное чёрно-красное платье. Её хвосты завиты в тугие локоны-пружинки, на голове дешёвая детская диадема; тщательно наложенный грим маскирует следы бессоной ночи, но едва ли скрывает явно заплаканные глаза. Позади виднеется помещение тесной диспетчерской?— многоэтажные пульты и мониторы, ряды крохотных лампочек, бесконечные провода, армады кнопок, и всё это до неузнаваемости завалено барахлом, новогодней мишурой, пакетами сладостей и конфетными фантиками. —?Всё, хватит,?— через плечо роняет Джокер. Аплодисменты послушно стихают, что-то дважды щёлкает, и следом, как из музыкальной шкатулки, начинают тихонько звучать фоном первые хрустальные ноты ?Танца Феи Драже?. —?Ваше Величество,?— клоун сгибается в почтительном поклоне, замирает, затем угрожающе зыркает на Харли, и та поспешно делает книксен. —?Мы рады вас приветствовать… такая честь для нас, такая честь… ой, тьфу ты, нет, терпеть не могу эту придворную официальщину! —?мгновенно расслабляясь и махнув рукой, он плюхается на офисное кресло, закидывая в рот мармеладку. —?Ты ведь и так уже понял, в кого мы играем, ну? Ну-у же, Бэтси, не разочаровывай меня!.. Я?— Щелкунчик, а это моя принцесса Пирлипат,?— Джокер игриво дёрнул Харли за хвост. —?А это знаешь, что? —?он подбросил в воздух золочёный грецкий орех и ловко его поймал, демонстрируя между указательным и большим. —?Твоя дубовая головушка, Бэтс. Знаешь, что я с ней сделаю? Я расколю её. Выну оттуда сегодня твой крохотный мозг и сожру его. Вот. Так. Джокер сунул орех за щёку, дал себе снизу по челюсти и почти без усилий раздробил его зубами. А потом сплюнул скорлупу и, запрокинув голову, прямо изо рта скормил сердцевинку Харли, как ручному бельчонку. Сорвав мимолётный поцелуй, арлекинша тут же зажмурилась, восторженно пискнула и захлопала в ладоши. —?Что ты задумал? Говори! —?рычит Брюс, через глубокое дыхание пытаясь справиться с болью. Ожидание изматывает, вынужденная неподвижность изматывает, его тошнит от этих длинных речей, его тело создано для битвы, а не для клетки. Если из этого кошмара уже нельзя проснуться, с ним надо покончить иначе… —?Ух ты ж, какой ты нетерпеливый,?— квохчет Джокер. —?Ну ладно, давай покажу, погоди минутку… —?и он принимается невесомо порхать пальцами по кнопкам, словно пианист по клавишам челесты, напевно бормоча себе под нос стишок-проклятие из детской сказки. – О твёрдый, твёрдый Кракатук, мне не уйти от смертных мук! Но, Щелкунчик-хитрец, и тебе придет конец: мой сынок, Король Мышиный, не простит моей кончины?— отомстит тебе за мать мышья рать. Хи-хи-хи… На мониторы за его спиной одно за другим выводятся безмятежно спящие лица. И Брюс обмирает от ужаса. Дик. Тим. Барбара. Джим. Селина. Джейсон. Его бросает то в жар, то в холод. Этого не может быть, тупо думает он. Это какая-то ловушка. Джейсон мёртв. Не может. Не может. Шлёп. Шлёп. Задыхаясь, Брюс невольно смотрит вниз?— кровь капает у него из носа, кляксами разбивается на полу. Шлёп. —?Та-да! —?Джокер довольно отряхивает руки и с широченной улыбкой откидывается на кресле, качаясь туда-сюда. —?Ну, как тебе компания? Я просто подумал, что Рождество ведь принято проводить в кругу родных и близких, верно, а? У меня-то не было и нет никого ближе и роднее тебя, ушастенький,?— он с нежностью склоняет голову на плечо,?— поэтому сегодня я здесь, с тобой. Но вот ты, Бэтс, ты просто разбиваешь мне сердце, размениваясь на этот неблагодарный выводок, которым ты себя окружил. Поверить не могу, что ты променял нашу отвязную холостяцкую дружбу на эту невыносимо скучную, унылую семейную жизнь! Мы ведь с тобой были вместе с самого начала, столько повидали, столько прошли!.. Скольких бандюг ты прикончил на моих глазах (13), как горяч и опасен ты тогда был, ух-х, мурашечки! А потом появился этот твой зелёный мальчишка, и ты сразу сдал, размяк, превратился в доброго строгого папочку… Я пытался, видит бог, я пытался тебя расшевелить, но ты погряз в этом болоте так крепко, что просто беда. Сейчас даже психи в Аркэме смеются над тобой, Бэтс! Они больше тебя не боятся! Мне больно это слышать! Ведь я-то видел, на что ты способен без этих нежных птенчиков-мышаток... Это я знаю тебя настоящего, а они?— нет. И сегодня я это докажу… освобожу тебя от оков, в которые ты сам себя заковал,?— Джокер плотоядно облизывается в предвкушении, разминая пальцы, его глаза горят плохо сдерживаемым торжеством. —?О, кстати, чтобы никто не упрекнул меня в том, что я не предоставил тебе права выбора: если хочешь уйти с моей вечеринки и пойти спасать город, ты только скажи! Вот только вряд ли без своих беспомощных помощщщничков ты справишься в одиночку?— даже тебе не под силу быть в семи местах одновременно, хи-хи-хи… —?Что ты с…? Голова вдруг идёт кругом, звуки искажаются, сердце бьётся всё сильнее, и успокоить его уже не выходит. Брюс потерянно моргает, поводя головой?— под ногами бегают какие-то мерзкие чёрные жуки, которых здесь не было мгновение назад, все иглы на ели кажутся ему инъекционными, а манекены и стеклянные глазные яблоки на ветвях синхронно поворачиваются в его сторону и, не мигая, смотрят. Это настолько страшно, что пересыхает во рту, а холодный липкий пот выступает на спине. Ему кажется, что он вот-вот снова потеряет сознание, но все реакции, напротив, обострены до предела. Хочется бежать. Бить или бежать. Это паника. Откуда?.. —?О, ну я так и думал, что ты захочешь остаться,?— польщённо отмахивается Джокер. —?Тогда давай я вкратце расскажу тебе правила. Обычно в ад, знаешь ли, спускаются, но раз у летучих мышей всё происходит вниз головой, ты будешь подниматься. В этой Башне ровно девять кругов. На некоторых из них ты встретишь сюрпризы, которые я для тебя приготовил, на некоторых?— лишь свои галлюцинации и страхи. Да-да, ты всё правильно понял, в твоей крови гуляет токсин Пугала, и его активность вот-вот достигнет пика. Судя по твоему лицу, дело уже пошло, хи-хи-хи… Сможешь добраться до шпиля в здравом уме раньше, чем пробьёт полночь?— получишь антидот, доступ к бомбам и… меня. Да-да, я сижу прямо здесь, наверху! Подыграешь мне?— и может быть, твои птенчики-мышатки не пострадают. Ну что, ?Правда или грёзы?, а, Бэтс? Нравится сценарий? —?Джокер торжественным жестом раскидывает руки в стороны, и оковы на теле Бэтмена падают, как по волшебству. —?Тогда добро пожаловать в мой Марципановый замок, Мышиный Король! ***1) Дэмиен Уэйн в фике не предусмотрен, так что Робинов здесь всего трое2) как известно, во вселенных не столь отдалённых Харли мутила с экс-Робином №1, но автор художник, он(а) так видит :)3) игра слов: Красный Колпак в оригинале?— Red Hood. Робин Колпак, соответственно?— Robin Hood.4) в классическом каноне ?Death in the Family?, как известно, Джокер избил Робина монтировкой и оставил умирать на складе вместе с заложенной там бомбой, а Бэтмен его спасти не успел. После чего Тодд воскрес неисповедимыми путями комиксов (включающими встряску измерений, Яму Лазаря и чёрта в ступе) и был, мягко говоря, сильно раздосадован, когда узнал, что даже после этого Джокер всё ещё жив и гуляет на свободе.В более реалистичной истории ?Batman: Arkham Knight? Джокер Тодда никогда не убивал, но год держал его в плену в заброшенном крыле Аркэма, подвергая пыткам и основательному промыванию мозгов, а видеозапись с убийством подделал специально для Бэтмена, чтобы тот своего напарника больше не искал и успел найти себе нового (Тима Дрейка).Как бы то ни было, в обоих случаях Джейсон после возвращения слегка едет кукухой, точит зуб на Бэтмена и надевает Красный Колпак, чтобы вершить свою справедливость *с блэкджеком и шлюхами*.Автору больше по душе вторая версия, хотя для фика это и не столь важно. Но вся ?терапия? Пугала?— одна большая и толстая параллель с потрясными сценами из ?Arkham Knight?. Да-да, я просто слишком сильно люблю ?Arkham Series?))5) здесь и далее строки из классической рождественской песни ?Twelve Days of Christmas?, перевод Д.Самойлова6) привет одному из моих любимых выпусков DC: №7417) первые строки, они же припев ?Coventry Carol??— одной из средневековых рождественских песен, повествующей о сюжете избиения младенцев в Вифлееме по приказу царя Ирода (не путать со смертью первенцев, о которой также идёт речь в тексте). Очень рекомендую к прослушиванию в изумительном исполнении трио ?Lady Maisery?.8) думаю, все здесь собравшиеся?— уже большие мальчики и девочки, которые знают, что Питер Пэн (Pan=Пан)?— не совсем человеческой природы товарищ, забирающий мёртвых детишек с собой на Ту Сторону. К слову, далее Проводник не зря называет Харли ?дорогая?: Дарлинг?— фамилия Венди из повести Джеймса Барри. Тут привет и обожаемому мной ?Дому скорби на скорбной земле?, где Джей по аналогичной причине зовёт ?дорогушей? Бэтмена.9) ну, вдруг кому всё ещё мало ссылок на ?Arkham City? 9_9Лишь с тобой надежды не меркнет свет.Лишь с тобой весь мир обретает цвет,Только ты, один лишь ты рождаешь в сердце пыл!Огонёк из тьмы?— один лишь только ты…(?Only you? by ?The Platters?, пер. Анна Денисова)10) один из крайних способов выбраться из наручников?— сознательно вывихнуть себе большой палец так, чтобы он ушёл под ладонь, уменьшив тем самым диаметр кисти11) псевдоним Дика Грейсона?— Nightwing, букв. Ночное Крыло?— который Джокер и Харли неоднократно подобным образом коверкали в каноне12) Уильям Йетс, ?He Wishes for the Cloths of Heaven?, пер. Дианы Ахматхановой.13) Бэтмен перебил тьму народу на заре своей карьеры, а вы не знали? Он швырял преступников с крыш, душил бэт-тросом, ломал им шеи, забивал до смерти, кое-кого задавил прессом на автомобильной свалке и даже (моё любимое) расстрелял грузовик с бандой Хьюго Стрейнджа из пулемёта с борта Бэт-Крыла (хоть и сокрушаясь об этом, как тот крокодил, который жрал и плакал). А потом появился Робин-подросток, комиксы о Бэтмене стали позиционировать как детско-юношеские, и убивать людей почём зря на глазах у детей показалось создателям непедагогичным. Оттуда и повелось вот это сакральное: ?Никакого огнестрела, никаких убийств!? Но мы-то знаем правду.