6. Силезия (1/1)
– Адъютант какой-то едет, со стороны Бунцлау! – крикнул Ртищев, один из знакомых Винценто ещё по смоленским лесам офицеров. – Да как мчится, пар от коня валит!– Неужели тамошние части разбили французов без нас? – вскинулся оскорблённый Ржевский. – Ну, я им тогда…– Подожди, – Шура взяла у Ртищева подзорную трубу. – Как-то по нему не видно, что вести хорошие. Адъютант приблизился, спрыгнул с коня, и по его лицу уже всем стало понятно, что он везёт скверные новости. Винценто напрягся. Неужели французы напали раньше, чем ожидалось? – Тяжко и говорить, ребята, – после долгого молчания сказал отдышавшийся адъютант. – Скончался наш фельдмаршал. – Как? – зашумели ошеломлённые солдаты. – Не может быть! Кутузов?– Помер сегодня. Застудился где-то, да так и слёг…Винценто, чувствуя себя неловко, отошёл в сторону – ему, конечно, было очень жаль главнокомандующего, да ещё и умершего не в бою, а от какой-то простуды, но он не испытывал перед ним и доли того благоговения, которое переполняло русских солдат.Шура горько всхлипывала, прижавшись к Дмитрию. – Она с ним лично была знакома, – тихо пояснил тот, увидев Винценто. – Он её сам Георгием наградил. – Правда, сначала он прознал, что я девушка, и хотел отправить меня к дяде, – слабо улыбнулась Шура. – Да и потом очень веселился, всё поддразнивал: мол, Георгиевский крест – не шпильки! – она снова расплакалась. – Вот вроде сколько месяцев служу, убитых в боях сколько видела, а слёз не сдержать, как впервые!– Так то ж фельдмаршал, у нас у всех глаза защипало, – признался Ржевский. – И не то чтобы мы были такие выносливые, – Винценто осторожно погладил Шуру по плечу, – просто в битвах на слёзы времени нет. Когда вечером полковой капеллан (Винценто по привычке называл его так) служил заупокойную службу, плакала действительно не только Шура. Винценто вновь чувствовал себя чужаком – он не мог ни молиться, ни горевать так же, как остальные. Глядя на небольшое деревянное распятие, но мало понимая из того, что произносил капеллан, он постоянно сбивался и молился не за почти незнакомого фельдмаршала, а за своих покойных родителей, за погибших на войне друзей, а то и вовсе за живых – Шуру, Азарова, Ржевского… Его растерянный вид, наверное, было слишком заметен, потому что после службы капеллан подошёл к нему:– Вы же католической веры, лейтенант?– Да, отец, – подтвердил Винценто. – Так если вам тяжело, не переживайте, можете на наши службы и молитвы не ходить. Хотя бы пока мы в Силезии, тут же много ваших церквей, легко и патера найти. Винценто почему-то стало грустно, хотя только что он размышлял, насколько утомительна служба, которую ты совершенно не знаешь. Он быстро понял, откуда взялась эта грусть – от того, что он не сможет молиться вместе с друзьями, с которыми за минувшие месяцы уже привык делить все радости и тяготы армейской жизни.