Шаг пятый. (2/2)
Значит — бежать искать Россию.Мало ли.
Ругнувшись, он с силой ударил по ограде. Да, ничего. Ничего не изменится уже. Еще когда русский снимал с него ошейник, он понимал, что альбинос от него не убежит. Просто не сможет.
Небо было ясное. И оттого ночь вроде как не темная. Варианты уже закончились, ноги ныли. Он успел сходить к прибалтийским, те сказали, что Россию не видели уже несколько дней. И, как он заметил по их лицам, были очень этому рады. Убежал от них быстро, предупредив все расспросы. Затем было еще несколько баров в округе, безрезультатно почти до поздней ночи бродил по улицам, надеясь увидеть его среди прохожих. А сейчас уже просто осознал, что продолжать это бессмысленно, и медленным шагом шел по направлению к дому.
Да, вот эта скамейка, на которой Иван его впервые поцеловал. Усмехнувшись воспоминаниям, он все же прошел мимо. До дома оставалось немного. Можно будет прийти и позвонить Наташе, сказать ей все. А уж она, пожалуй, должна знать, что делать?Когда уже шел вдоль ограды, наконец увидел. Дома горел свет, а ведь он точно все выключал.
Сразу снова сорвался на бег, с грохотом распахнув дверь.
-БРАГИНСКИЙ..!Русский как ни в чем не бывало сидел на диване, с кружкой чая в одной руке и газетой на коленях. С неким удивлением посмотрел на пруссака, мягко улыбнувшись.
-А, ты? Я думал, ты сбежал. Глупо. Я предоставил тебе хороший шанс.
-?Я?? – Гилберт подошел, задыхаясь от возмущения и обиды, — Да, это я! Где ты вообще был?!
-У прибалтийских. Я еще вчера хотел к ним наведаться…-ОНИ ТВОЮ НАГЛУЮ МОРДУ УЖЕ НЕДЕЛЮ НЕ ВИДЕЛИ, ИДИОТ!Россия изумленно охнул, глядя на пруссака, который сразу осекся, сбивчиво забормотав:
-Наташа мне сказала…По телефону, я…-Искал меня? – Брагинский его не слушал, поднялся, вставая рядом с Пруссией во весь рост и глядя сверху вниз, пораженно и как-то непонимающе, — Ты уходил, потому что искал меня?Пруссак следом тихо замычал в крепких объятиях, так раздраженно и по-девичьи пару раз слабо пихнув кулаками Ивана в грудь, затем просто уткнулся в шинель лицом, замерев, тихо зашипел:-А ты меня просто проверял?! Проверял, убегу я или нет?! Ты…Боже, да какой же ты..!Русский засмеялся, крепче прижимая к себе Гилберта, который продолжал чему-то возмущаться, но безвольно опустил руки, не вырываясь.
-Не было у меня такой цели, — он потрепал белоснежные волосы Пруссии, улыбаясь, — Совсем. Извини. Прости, что заставил тебя беспокоиться.
Пруссия вывернулся, оскалившись. Беспокоиться, как же. О нем беспокоиться. Разумеется, когда заняться нечем, и о нем можно побеспокоиться. Повернулся и побежал по лестнице, слыша за спиной смех Брагинского. Уже поздно, просто надо выспаться. А он – пусть смеется. Это его голова, его и тараканы в ней.
Его и все, что здесь.
Пруссак шипел от злости, кутаясь в одеяло. Кажется, лишь в который раз убедил русского в его победе. Да и был это лишь вопрос времени.
Он ведь просто издевается. Все понимает, прекрасно заранее знает, как Пруссия поступит. Но все равно делает так, что бы в который раз убедиться в своей власти. Хотя в чем она сейчас проявляется? Ведь ничто Гилберта не держало.
Или делает так, чтобы Гилберт убедился в чем-то сам?Русский еще долго сидел внизу, просматривая газеты. Спать совсем не хотелось.
Да что говорить, когда он пришел в пустой дом, уже искренне поверил, что Пруссия больше не вернется.
А он прибежал. Злой, раздраженный. Он так забавно пытался оправдаться, еще что-то отрицал. Настолько наивно и по-настоящему, что это безмерно умиляло.
Русский вздохнул, довольно и счастливо улыбаясь. Отложил газету куда-то в сторону, направившись наверх.
Он около часа сидел на краю кровати альбиноса. Тот спал беспокойно, метался и бормотал что-то на своем языке. Брагинский взял его за руку – тот словно немного успокоился, тонкие пальцы до боли стиснули широкую и теплую ладонь русского.
-Немного осталось, — Иван грустно заулыбался, тихо прошептав, — Жалко. Жалко, жалко.
Пруссия поморщился, что-то тихо пробормотав и сжимая руку России. Нет, не проснулся. Даже когда Иван докоснулся ладонью другой руки его груди, так же шепотом добавив, совсем двусмысленно:-Калининград, я уже здесь, — на мгновения замолчал, чувствуя, как под ладонью мерно стучит сердце альбиноса, — Странно, что ты не заметил.
Повернувшись, Гилберт пропустил пальцы руки между его пальцами, держал крепко. Русский коротко усмехнулся и уже собирался встать, осторожно высвободив руку – его торопливо схватили за запястье.
-Нет…Глаза альбиноса все так же были закрыты, брови нервно подрагивали. Брагинский улыбнулся, проведя пальцами по его щеке. Он спал, ему словно действительно снились кошмары – и он как-то исступленно вцепился в руку Ивана, как ему показалось — не желая, чтобы он уходил. Теплый. Ладонь совсем теплая.
Брагинский все же поднялся, лишь чтобы обойти кровать и лечь сзади, обняв его за плечи.
Из-под руки била кровь. Обжигая ладонь, так, что даже неясно – скорей холодом, чем жаром.
Гилберт тихо выл, прижимая руку к груди. Кенигсберг, верно? Перед глазами кружилось, в голове что-то отвратительно лязгало и шумело. Каким-то уголком сознания понимал, что все лишь снится – но мерзкая боль, ноющими и тянущими волнами расходящаяся по телу от груди, не позволяла даже опомниться, заставить себя проснуться.
?я уже здесь.?Раздалось изнутри, чужой мыслью в его же голове. Не доносясь откуда-то, из реальности – именно из него самого. Ноги подкосились, упал на колени, двумя руками зажимая рану на груди. Почему еще может что-то ощущать? Все под ногами липкое и горячее, колени разъезжались в собственной крови, отчего тот нелепо повалился на бок, вздрагивая. Откуда столько? Разве, потеряв так много, возможно остаться живым? А из груди все хлещет, стекая между пальцев.
На ладонь ложится ладонь чужая. Крепко прижимая, словно имела смысл попытка остановить кровотечение. Отвратительное хлюпанье – кто-то так же опустился рядом, в лужу крови.
-Еще немного, — Пруссия вздрагивает, оборачиваясь и глядя в совсем близкие глаза улыбающегося Ивана.
-Помоги мне, — с губ срывается, покуда снова не зашелся кашлем, — Пожалуйста. Помоги мне!Русский задумчиво щурит холодные глаза, проводя рукой по его лицу, растирая кровь. Другой рукой убрал руку от его груди, тот покорился, но теперь взял русского за запястье. Глядя в его глаза испуганно, искренне веря почему-то, что он правда поможет. Он сделает так, что эта боль прекратится.
-Потерпи немного.
Гилберт беззвучно вскрикивает от ужаса, неожиданно ледяной и жестокий голос резанул больно. Но вряд ли больней, чем то, как Россия толкнулся пальцами в рану на груди, раздвигая, раздирая. Захлебываясь кровью и умоляющими вскриками и все так же наивно глядя в холодные глаза, Пруссия сильней сжал его руку. Через мгновения сильные пальцы сжали сердце.
Кенигсберг..?Широко распахнул глаза, судорожно и жадно вздохнув. Дыхание восстановить не получалось, бессознательно притянул руки к лицу, липкому от холодного пота, отвратительного спутника ночных кошмаров. Его всего колотило, он испуганно обвел глазами комнату, не понимая, что уже все закончилось. Попытался повернуться – нет, от сна кое-что осталось. Он все так же крепко сжимал запястье держащего его Ивана, а этот его кошмар мерно и спокойно дышал, прижимая его к себе своими сильными руками.
Больше всего хотелось сейчас вырваться, или закричать, прогнать его отсюда. Дернулся, отчего Россия тихо замычал, приоткрыв один глаз и пересекшись с воспаленным и испуганным взглядом пруссака. Тихо и ласково прошептал:-Чего ты? Спи. Или так неудобно?Гилберт судорожно сглотнул, отрицательно мотнув головой. Уже закрыв глаза и притягивая его к себе тесней, Брагинский тихо проговорил:-Извини, что я здесь. Если что – ты скажи.
Недавние реплики из сна еще долбили изнутри, вкупе с воспоминаниями о той мерзкой и жестокой улыбке. Даже казалось, что все еще режет где-то внутри. Но сейчас теплые интонации убаюкивали, как и беззаботно расслабленное лицо Ивана и почему-то неизменно поднятые вверх уголки губ.
С ним не должно быть спокойно. Когда он так близко, когда так сильно держит. Не должно, это совсем неправильно.
Дрожь отступила. Он не понял, в какой именно момент расслабился в теплых объятиях, заснул крепко и спокойно. Вопреки всему.