Часть первая. 25 августа 2010 (1/1)

Дорогой друг,Я пишу тебе, потому что психолог в больнице сказала, что чтобы побороться с воспоминаниями, нужно записать что-нибудь на бумаге. Видишь ли, бумага помогает очистить мозг. Я, конечно, мало верю в эту ерунду, но очень надеюсь, что мне это поможет. Вести дневник - это не в моем стиле. В итоге я его либо выброшу, либо заброшу, так что пусть лучше будут письма. И тебя развлекаю (очень на это надеюсь), и себе помогаю. И вообще, к чему вся эта ерунда с письмами? Я же могу просто выговориться кому-нибудь. Но в этом-то и проблема. Некому. Мне просто нужно знать, что кто-то там слушает и понимает, не смеясь и не презирая меня при этом. Мне нужно знать, что такие люди существуют. Я надеюсь, что ты надежный друг, потому что в своей голове я вижу тебя именно так. Такова моя жизнь. Чтобы ты знал, я чувствую себя одновременно и веселым, и грустным, не понимаю, как такое возможно. Убеждаю себя, что дошел до такого состояния из-за своих родичей, и в особенности после того, как прошлой весной мой друг Джеремайя (и по совместительству натуральный возлюбленный) перестал ходить в школу. Мы услышали голос мистера Уона из громкоговорителя:—?Мальчики и девочки, я с прискорбием сообщаю вам о кончине одного из учащихся нашей школы. Мы устроим поминки в честь Джеремайи Коллинза во время собрания в эту пятницу. Уж не знаю, как по школе разносятся слухи и почему они так часто подтверждаются. Вроде бы дело было в столовой. Точно не помню. Но Трент, поправив нелепый галстук, сказал нам, что Джеремайя покончил жизнь самоубийством. Его мама была на работе в GAP, когда их сосед услышал звук выстрела. Я, правда, не помню многого из того, что произошло после объявления, кроме того, что я решил быстрее дойти до дома, чтобы не расплакаться прямо в школе. Я срезал путь, пройдя через задний двор, о чем сильно пожалел в дальнейшем.Около мусорных баков стояла компания футболистов, с улыбками до ушей. Самый крупный из них, Джеймс, крикнул мне:- Что, Андерсон, твой дружочек подох? И куда ты теперь будешь совать свой член?Спортсмены разразились громким смехом, а я решил, что молчание - лучшая оборона и продолжил свой путь.- Не смей меня игнорировать, пидор,- сквозь зубы сказал Смит, быстрым шагом направившись в мою сторону.Того, что он ударит меня в живот, я ожидать не мог. Поэтому всхлипнув, я попытался как можно быстрее выбраться из круга этих амбалов. Но эти ребята так быстро меня выпускать не хотели.Очнулся я уже в больнице. Вывихнутая рука, кровоподтеки и ссадины на лице, выбитый зуб, сломанный нос и перелом челюсти. Перечислять долго, видимо, я не очень нравился тем парням.Самое ужасное было то, что я ничего не чувствовал. Я не чувствовал боли, разочарования, злости или обиды. Словно все чувства, что были во мне, высосали пылесосом с мощнейшей скоростью. Школьный психолог навещал меня, потому что они вызывали к себе всех ребят, которые реально хорошо относились к Джеремайе. Они опасались, что кто-нибудь сотворит с собой нечто подобное, как будто в больнице ты не задумываешься о самоубийстве.Психолог спросил меня, что я об этом думаю, и я ответил, что Джеремайя был хорошим парнем, а почему он так поступил - я не знаю. Сейчас перечитываю - я такими словами в жизни не излагал. И уж тем более в той палате, когда завернулся в одеяло и ревмя ревел. Как начинал реветь, так и не останавливался.Психолог такой: подозреваю, что у Джеремайя возникали ?проблемы в семье?, а поделиться было не с кем. В результате он, вероятно, оказался в полном одиночестве и покончил с собой.Тут я как с цепи сорвался: стал орать этому психологу, что Джеремайя всегда мог поделиться со мной. У меня началась форменная истерика. Чтобы только меня успокоить, он стал плести, что имел в виду ?поделиться с кем-нибудь из взрослых?: с учителем, с психологом. Но меня такими шутками не проймешь, и вскоре медсестра попросила его выйти.С того дня я целый год провел в одном месте.На похороны Джеремайи я не попал, но Трент рассказывал, что они получились странные: отец погибшего ни слезинки не проронил. А через три месяца ушел из семьи. Я иногда об этом задумывался. Вот интересно: что делалось у Джеремайи в доме за ужином, перед теликом? Никакой записки он не оставил - ну, или предки ее заныкали. Может, и правда были у них ?проблемы в семье?. Я без понятия. Если б знать, может, не так бы тоскливо было. Может, прояснилось бы хоть что-нибудь, пусть неутешительное.Одно знаю точно: у меня проблемы и покруче его есть, но я при этом живее всех живых. Папа всегда повторяет: ?Есть люди, которым гораздо тяжелей?. Так вот, я отношу себя к их категории. Пусть тебе я покажусь нытиком, но так и есть. Все хреново.С больницы меня забрал Купер. Он зашел в мою палату, и, увидев стеклянное выражение лица, попросил не плакать. Я лишь грустно ухмыльнулся и обнял старшего брата. Пусть в детстве мы не очень ладили, сейчас он был единственным членом семьи, который хоть как-то меня поддерживал. После инцидента с отцом мама даже слово боялась сказать в мою сторону, а Куп после этого не боялся возить меня по больницам.Я вообще был частым посетителем в психушке. Я, конечно, с воображаемыми друзьями не разговариваю, но в моих посещениях большую роль сыграл отец. Но об этом я расскажу тебе позже.Сейчас буду ложиться спать. Поздно уже. Вон сколько накатал - а тебе читать. Почему я вообще взялся тебе писать: завтра впервые пойду в другую школу. Отец решил, что мне лучше перейти. Видите ли, государственные школы разные бывают. Будто в МакКинли ко мне приставать не будут. Из-за того инцидента с футболистами я целый год потерял, поэтому сейчас буду учиться с ребятами помладше, и у меня мандраж из-за этого.Счастливо,Блейн