3. (1/1)

Пощёчины – это прерогатива Сакуры; может быть, именно поэтому Курихо так сильно хочется врезать по лицу именно ей.Потому что сама Сакура – растерянная, с такой невыносимой болью в глазах, почти опускающая руки, повторяющая, что это её вина, и смерть её брата, и смерть Инукаи, и смерть родителей – всё она на своих плечах тащит, разнесчастная.Курихо хочется вцепиться в её плечо, запустив ногти под кожу, Курихо хочется встряхнуть, а ещё – закричать.Курихо наступает на горло своему ?хочется?.– А что бы ты могла сделать? – фыркает издевательски, и Сакура вскидывает голову, словно забыв, что она в комнате не одна.– Я… я могла взять его с собой, – вся фраза приходится на выдох.– Мальчика, у которого утром была температура? В школу? Да с какого перепугу? – Курихо кусает губы. – А может быть, ты с собой ещё родителей взять могла? Или всю Мачиду? А почему бы и нет – давайте-ка я всем свою школу покажу!– Я могла взять его с собой, – упрямо повторяет Сакура.Курихо распрямляется, бьётся ногой о стол со слишком большим грохотом, чтобы это могло быть случайностью, а ещё – усмехается.Только усмешка на этот раз выходит не такой весёлой – может, и у Курихо могут сдать нервы?– Инукаи тебя любил, – говорит она, и у Сакуры лицо болью искажается. – Не в каком-то романтическом плане, но он любил тебя. И он умер, зная, что если бы ты или Ранмару убили твоего брата – ты ни его, ни себя бы никогда не простила. Инукаи умер в надежде, даже нет, с предсмертным желанием о том, чтобы ты прекратила себя винить, но ты почему-то плевать хотела на его желание!Курихо не срывается на крик, и стёкол нигде не бьётся, и крови не выступает, а напряжение – оно сгущается вместе с воздухом, и Рокуджу, кажется, даже немного трудно дышать.Совсем немного – сейчас, когда и дышать-то нечем.– Что до меня, – Сузуко закрывает глаза и откидывается назад. – Тебе плевать на моё мнение, когда хочешь сама себя истязать, но я – я тебя не виню.В воздухе повисает неловкая, но неожиданно уместная тишина.Сакура – почему-то – благодарно улыбается.