часть 2 (1/1)

POV блондинчикаЯ торопливо собираю дорогие, модные шмотки, косметику, золотые цацки, за которые уже давно с лихвой отработал, когда щелкает замок входной двери и на пороге появляется Олег. В квартире царит хаос, в центре которого открытый чемодан.— В химчистку? — шутливым тоном спрашивает он, но в голосе звучат опасные нотки. Он похож на большую, обманчиво ленивую кошку.Смотрю на него, а в душе все переворачивается:— Я ухожу.Серые глаза любовника зло прищуриваются:— У нас контракт, забыл?Демонстративно не глядя, прохожу, прихрамывая, мимо. Когда он хватает меня за локоть, оборачиваюсь, презрительно скидывая захват:— В контракте значится, что в ?документалках? я снимаюсь только с тобой. Тогда почему? Какой-то грязный старый пидор трахает меня перед камерами, как последнюю шлюху?!

Дрожащий от обиды и негодования голос срывается на крик, слезы струятся по пылающим от гнева щекам. Как же больно… Не только в ?натруженной? заднице, но и в груди.— Не ори, — еще утром ласкающая, мужская рука сильно бьет наотмашь. И что у него за привычка — чуть что, по лицу. А ты потей потом три часа перед зеркалом, приводя физиономию в порядок.

Однако истерика задушена в зародыше. Прижимая ладонь к пылающей скуле, медленнооседаю на пол.— Объясни толком.Голос Олега на время отрезвляет, позволяя сформулировать связный, вразумительный ответ. И я, до скрипа стиснув зубы, цежу сквозь них слова:— Я проводил тебя и снова лег, а в десять меня поднял Стас. Сказал: срочный заказ нарисовался, часа на два съемки, и… чтобы я собирался. Когда мы приехали, там был этот хрен. Я цитировал Стасу договор, а он мне… пункт, что с твоего согласия его условия могут быть изменены. И… чтобы я живо ноги раздвигал, иначе простой… вычтут из моего гонорара. Кстати, не забудь выслать. На прежний адрес.Я поднимаюсь, швырнув ему мятый листок однодневного контракта за его подписью в лицо, но попадаю в грудь. Подхватив чемодан, устремляюсь к двери. Выскочив на лестницу, ступеньки которой едва различаю от застивших глаза слез, бросаюсь вниз, слыша следом его шаги, и, спасаясь от погони, прыгаю в первую же тормознувшую тачку.Сознание возвращается медленно, а голова раскалывается, точно меня хорошенько приложили поленом, но рука не нащупывает никаких повреждений.

— Дерьмо!Когда глаза привыкают к свету, резанувшему до слез, я осматриваю помещение, где стоит кровать, ставшая приютом моему бесчувственному телу, и по спине бежит холодок – маленькая комнатка без окон напичкана киноаппаратурой. Студия.

Звук проворачиваемого в замке ключа едва не подбрасывает тело вверх, будто я — бурундук.— Стас?! — голос хрипит, выпуская наружу имя похитителя.— Очнулся, — сухая констатация факта. — Не рад?Ничего, скоро будешь на меня молиться.Усилием воли сажусь, чтобы иметь большую свободу действий.— С чего это? — выдыхаю, облизывая пересохшие от страха губы — взгляд похитителя не сулит ничего хорошего.Его смех отвратителен, в нем сквозят злорадство, превосходство и что-то еще, что заставляет меня напрячься, подтягивая колени к груди.— С того, что отныне все в твоей жизни будет происходить по моей воле.Киностудия наводит на определенные мысли:— Ты не сможешь заработать на мне. Я — ведущий актер.И снова этот гадкий смех:— Не-ет. Ты — кумир. Сотен озабоченных старикашек и извращенцев, готовых выложить кругленькую сумму за ночь с героем своих грез, западая на твою смазливую мордашку и аппетитный упругий зад.Я чувствую, как душа холодит пятки, а сердце бьется в горле, мешая говорить, дышать…— Ублюдок!.. — выдыхаю я, разбивая в клочья сковавшее тело оцепенение, и бросаюсь вперед, хватая мерзавца за грудки.

Но ловкий удар в под дых ставит меня на колени, а очухавшись, я вижу перед собой расстегнутую ширинку.— Отсоси, – велит Стас, извлекаявозбужденный орган.Я поднимаю глаза, окатывая ублюдка презрением — он не достоин даже моей ненависти.— Пошел ты…Грубая рука собирает в кулак отросшие волосы, тянет. В пору закричать, но в глотку уже забит горячий пульсирующий член, причиняя дискомфорт, граничащий с болью. Я тщетно упираюсь ладонями в бедра Стаса, пытаясь оттолкнуть, но он продолжает трахать в рот, вгоняя член в горло, и ему все равно, что я давлюсь.?Сука! Сука! Сука!?В какой-то момент я сжимаю зубы и, прежде чем в ушах звенит от сильного удара по голове, успеваю услышать крик Стаса. Смутно чувствую, как меня поднимают, бросая лицом на жесткую койку…

Когда Стас засаживает мне без смазки, я захожусь криком, из глаз, в два ручья, текут слезы боли, унижения и обиды, пальцы стискивают покрывало до белизны в костяшках. Но вырываться не пытаюсь, понимая – будет только хуже. Каждый раз, когда он выходит, мне кажется, что мои внутренности вот-вот вывалятся следом. Чувствую две горячие струйки, бегущие по внутренней стороне бедер… Порвал, тварь.— Олег! — зову я в полубреду.

Мне начинает казаться, что эти безжалостные, раскалывающие надвое толчки никогда не кончится. Но Стас вдруг замирает глубоко во мне, и я чувствую, как мою истерзанную плоть обжигает ненавистное семя.Балансируя на грани беспамятства, слышу слова:— Я научу тебя покорности, шлюшка.И ?мой Бог? уходит, а я еще долго не решаюсь пошевелиться, сдерживая рвущиеся из груди рыдания, ибо даже такая малость отдается болью. И только когда совсем коченею, отваживаюсь подняться и, морщась, дотащиться до ванной. Надосрочно согреться и смыть с тела, если удастся, запах Стаса.

Или он только мерещится?

Горячие струи немного приводят в чувства, но разбитое тело охвачено смертельной усталостью, и я еле добираюсь до кровати. Рухнув на нее, заворачиваюсь в покрывало, точно в кокон, отгораживаясь от мира и тихонько всхлипывая.— Я не шлюха… не шлюха… — шепчут губы.Проснулся от того, что в помещении резко вспыхнул свет, и испуганно распахнул глаза, подтягивая колени к груди. Что могло ждать меня здесь? Очередное сексуальное насилие со стороны Стаса? Встреча с озабоченным ?поклонником?? В лучшем случае, менты, накрывшие этот притон разврата…Но, как продолжение сна, надо мной склонилось лицо любимого. Так я звал про себя покровителя, партнера по кино и любовника, ни разу не решаясь произнести эти простые слова вслух, даже во время секса, когда они так и рвались с губ.

— Олег?!Меня точно подбросило, даже боль отступила на задний план, руки обвили шею мужчины, в чье плечо я уткнулся, орошая слезами накрахмаленный воротничок рубашки. Однако, когда эмоции перестают хлестать через край, дыхание выравнивается, а мозг начинает работать в обычном режиме, порождая вопрос, который, запав, уже не перестает биться пульсом в голове:А как он здесь?..Я отшатнулся, разрывая его статичные, холодные объятья, точно меня шибануло током. Перед глазами встал контракт за его подписью. Желание спрятаться, забиться в какую-нибудь щель, точно я раненный зверь, натягивает каждый нерв, подтягивая колени к груди, обвивая их руками…Я вижу руку Олега, занесенную для удара, но не успеваю среагировать, и на щеке остается горящий след. Он долго кусает губу, а потом отворачивается, быстрым шагом направляясь к двери. Останавливается в проеме, сжимая до белизны в костяшках косяк, точно раздумывая, но, так и не решившись оглянуться, растворяется в сумраке коридора.— Олег!!!Ушел и больше никогда не вернется, раненый моими подозрениями. Я сам разрушил собственное счастье. Прячу лицо в коленях, сжимаясь еще сильнее, из груди вырывается всхлип.

— Что? — рука, оставившая след на щеке, приподнимает лицо за подбородок, большой палец размазывает по губам соленые капли.Губы нерешительно шевелятся, прежде чем произнести:— Я хочу домой.За его улыбку я готов отдать жизнь.— Поехали.Он подхватывает меня на руки и у всех на глазах выносит на улицу, сажая в машину. В груди застыл страх, что происходящее только сон и, стоит прикрыть глаза, открыв их вновь, я увижу студию, лицо Стаса, и я смотрю. На Олега.Простил…

— Я люблю тебя.