Часть 1 (1/2)

Если верить учению Фрейда, любое художественное творчество – это сублимация подсознательных инстинктов человека, в том числе, инстинктов насилия.

Руслан перекатывает травинку на губах, зажимает плотнее и зажмуривает один глаз, вглядываясь в прицел. Лютый, распластавшийся на траве ближе, чем в полуметре, задерживает дыхание. Оно теплое, а еще пахнет семечками и тмином. Руслан точно знает. Помнит.

Не отвлекайся. Плавно нажать на курок. Выстрел.

Сейчас лишь учебка. Через пару месяцев все будет по-другому. Пыль, кровь и грязь. Четкие линии бронемашин и заросшие лица ?духов? по ту сторону прицела. Взрывы, распускающиеся в ущельях, как цветы в пустыне весной. Жизнь, утекающая из выжженных солнцем глаз – быстрее, чем вода сквозь песок. Есть только жизнь и смерть, ничего лишнего, никакой шелухи.

Смерть – это красиво.

— Джоконда – красавчик! Видали!?

Мозолистые руки Олега стискивают плечи, подлетают другие ребята – Стас, Ряба, Чугун, Пиночет. Одобрительные выкрики, рокот, хлопки по спине. И даже Воробей улыбается робко, торопливо кивает. А потом быстро мажет смущающимся взглядом по пальцам, все еще мнущим рубаху Руслана. Отворачивается.

У тебя же Оля, пернатый.

У Джоконды в ушах звенит, будто граната рванула где-то неподалеку. Выкрики и голоса сливаются в сплошной гул, рокот. Словно бомбардировщик на посадку заходит. И перед глазами – лишь бесенята, отплясывающие джигу по радужке Лютого. Темной и теплой, как какао без молока.

???

— Тише. Тише, Руслан. Услышат, - хриплый выдох в затылок, тяжесть горячего тела, прижимающего к продавленному матрасу.

Зубами закусывает подушку, судорожный всхлип, и пальцы, сжимающие бедра до синяков до багровых отметин. Как следы от пуль на мишени. Почти задыхается. А Лютый пахнет потом, крепким табаком, немного хозяйственным мылом и свежей травой. Оболтус и балагур. Распиздяй. Распиздяй, что целует до вспышек за зажмуренными веками, до пряной истомы под кожей.

Прикусит плечо до крови, до лиловой отметины, которую завтра придется скрывать, натягивая тельняшку повыше. Нет никаких завтра, только сейчас, только Олег и рваное дыхание в шею. Вцепиться в прутья кровати так, что хрустнут суставы.

Губами вдоль позвоночника, прижимаясь пахом к бедрам. Твердый и влажный. Не торопится, растягивая медленно умелыми пальцами, а Руслан изгибается, плавится, умирает.

— Джоконда, - глупая нелепая кличка срывается с захлебнувшимся стоном. Почти что признанием, почти обещанием.

Тихий скрип кровати и шумный храп откуда-то из угла казармы. Плевать. Еще, не останавливайся, глубже.

Мальчик мой, Олег. Красивый, как радуга после дождя. Красивее, чем смерть.

???

— Лютый, а ты после сорока человек пошел бы с таким обмылком, пошел?

Далекий смех пьяных товарищей, протяжный стон Белоснежки, что кончает уже в четвертый раз. Или пятый? Кто на этот раз? Стас или Ряба? Жарко так, что вслед за одеждой хочется снять с себя кожу. Или рухнуть с разбега в Енисей, прямо с берега в холодные волны. Союз, Сибирь, Красноярск – все это осталось где-то далеко позади. В какой-то прошлой жизни, что кажется нарисованной сказкой.

— Просто заткнись.

Разворачивает к себе и целует. Мокро, глубоко, до крови. Пот струится по голым телам, и Олег тянется, слизывая влажную дорожку с виска Руслана. А с самого просто течет, капли скатываются с волос, путаются в ресницах друга. Как весенняя капель. Губами по солоноватой коже, прижаться со спины, раздвинуть ягодицы. Прикусить за шею, глуша собственный стон. Ладонь – на плоский живот и ниже, ниже.

— Хватятся нас, - рваными выдохами в такт быстрым толчкам и движениям пальцев.

— Расслабься. Тебе хорошо?

Я почти умираю.

???

Косяк ходит по кругу, спирт плещется в железных кружках, в желудках. Пьяный смех сослуживцев рикошетом отскакивает в голову. Джоконда поправляет тельняшку, его тошнит и шатает.

Просто не смотреть туда – прямо напротив.

— Ребята, а давайте покурим еще, - пьяно пищит Воробей, а у Лютого глаза загораются веселым азартом. Кобелина.

— Знаешь, как мы курили? По-цыгански один косяк. Показать? – и, не дожидаясь ответа, тянет пацана к себе за затылок, выдыхает в рот сладковатый дым.

Вовку ведет и тащит. И, наверное, он совсем не думает, что творит, когда обхватывает пальцами подбородок Лютого. Губы в губы. Не на грани фола, ближе. Языки сплетаются, тонкий выдох и истеричные смешки прокатываются по кочегарке, разбиваясь о твердые стены.

Руслан насмотрелся. Уходит, стягивая едва напяленную одежду. Перед глазами плывет, и приходится хвататься руками за все подряд, чтоб не упасть. Ну и налакались же они.

— Парни, вы ебанулись?

— Это пиздец.

Нестройный гул голосов за спиной какой-то глухой, смазанный, как из аквариума. У него дома был аквариум в детстве с единственной ?золотой? рыбкой с ярко-красным хвостом. Он мог сидеть возле нее часами и ждать, пока заговорит, пока спросит: ?Чего тебе надобно, мальчик??.

— Где Джоконда? – выкрик сиплый, простуженный, ошалевший.

Руслан усмехается, ведет ладонью по худой девичьей спине. Белоснежка смотрит через плечо, а светлые ресницы дрожат.

— Тебе говорили, что ты очень красивая?

— Ты что, идиот?

Не то слово, девочка. Полный придурок.

???

Здесь странно и жарко, песок скрипит на зубах и тухнущие под палящим солнцем консервы уже опротивели. Уже не учебка. Их первый Новый год в Афгане. Первый Новый год без снега. Первый Новый год так далеко от дома.