1 часть (1/1)

В подъезде совсем темно, отчего я спотыкаюсь почти о каждую ступеньку и чертыхаюсь на самого себя, потому что забыл включить фонарик на телефоне. Ещё пару лестничных пролётов, мои почти сбитые ладошки и колени, и я уже стою у знакомой двери с расхлябавшейся ручкой и вмятинами, рассыпанными по нижней части, от тяжёлых ботинок. Мне страшно входить внутрь квартиры, страшно снова погружаться во всё это, потому что я уже знаю, что меня там ждёт. Но мне придётся сделать это, придётся снова попытаться, хотя исход уже заранее предначертан, мне придётся снова разочароваться и уйти ни с чем.—?Давай, ты сможешь,?— шепчу я сам себе и больно кусаю губу, чувствуя металлический привкус на кончике языка. —?Это ведь совсем не сложно, Вон…Но, оказывается, это очень и очень сложно.Сложно нажать на ручку и со скрипом отворить дверь. Сложно сделать шаг вперёд и погрузиться в череду бесконечных воспоминаний, связанных с этим местом. Сложно снова вдохнуть запах спёртого воздуха, протухших продуктов и блевоты, которой, кажется, запачкана вся ванная комната и пол по пути к ней. Сложно наступать на стёкла от разбитой посуды и слышать их хруст под подошвой ботинок. Сложно видеть его, лежащего на кровати в собственной рвоте. Сложно осознавать, что за этот месяц, что мы не виделись, он снова так и не начал жить.Я медленно прохожу в гостиную и клацаю выключателем, погружая комнату в тёплый желтоватый свет дешёвой лампы, и слышу шевеление слева. Он разлепляет глаза и делает попытку сесть ровно, но ничего не выходит, видимо, снова тошнит и голова кружится. А может, он давно умирает от истощения, кто знает.—?Джэвон? —?его голос слишком хриплый и звучит едва слышно, но я всё равно разбираю своё имя и киваю в знак того, что он не ошибся. —?Ты почему здесь? Который час? Разве ты не должен быть на работе? —?вопросы сыплются один за другим, а мне охота рассмеяться ему прямо в лицо. Хочется выплюнуть всю горечь и разочарование, скопившееся где-то внутри, в районе грудной клетки. Хочется сказать, что уже слишком поздно, что я здесь по той же причине, что и всегда, что работа сменилась безработицей, а общие моменты с ним давно стали лишь воспоминанием. Охота схватить его за заблёванную футболку и хорошенько встряхнуть пару раз, донести, что мы давно существуем порознь друг от друга. Даже, если я всё ещё не могу его отпустить, а он никак не может запомнить этот факт. Хочется, чтобы парень наконец понял, что вот уже грёбаных полгода он просто убивает себя. Мне очень хочется хоть раз достучаться до трезвого, не убитого чертовой наркотой Джастина. Но, кажется, это уже никогда не будет возможно.И всё, что я могу?— вздохнуть, покачать головой, скинуть с себя пальто и подмести осколки от сервиза, который мы покупали в Икеe пару лет назад, и который теперь, как и всё, связанное с нами, превратился лишь в кучку мусора. Я могу глотать ком, ставший где-то в горле, и выкинуть в урну все те продукты, купленные мной в прошлом месяце, к которым так и не притронулись. Я могу молча протереть пыль, пропылесосить, могу проветрить комнату и старательно не обращать внимания на крики Джастина из-под одеяла о том, что ему холодно. Я могу лишь снова терпеть его внешний вид и пытаться не разрыдаться прямо здесь и сейчас, потому что мой некогда любимый человек теперь напоминает ходячий труп.—?Ты голоден? —?зачем-то интересуюсь я, когда с уборкой покончено, но уходить совсем не хочется. Пока я нахожусь здесь, он не сможет встретиться со своими дружками и взять новую дозу, которой на данный момент у него, видимо, нет. Была бы, давно закинулся бы в туалете. Я знаю, что сейчас Бибер покачает головой и пробурчит о том, что и кусок в горло не лезет, а мне придётся взять пальто и выйти из этой квартиры и не появляться здесь ближайший месяц. Пока не взбредёт в голову попробовать снова, словно те три раза ничему не научили.—?Если честно, то безумно… Съел бы сейчас пару сендвичей с кофе,?— хрипит парень из-под одеяла, а я почему-то расплываюсь в слабой, но всё же улыбке.—?Окей, я приготовлю тебе сендвичи, но при условии, что ты примешь душ,?— встаю на ноги и выжидающе сверлю взглядом кокон из одеяла, в котором калачиком скрутился Джастин. —?Серьёзно, парень, от тебя несёт похлеще, чем от городской свалки.—?Ты ни черта не понимаешь, это запах самца,?— стараясь отшучиваться, он всё же сползает с кровати и, поднявшись, улыбается мне той самой улыбкой, от которой внизу живота скручивается узел.Пока Джастин берёт из шкафа полотенце и чистое нижнее бельё, я стою в дверном проёме и откровенно пялюсь на него, стараясь изучить каждую деталь чужого тела. Волосы теперь достают до шеи, хотя Бибер всегда носил короткую стрижку, щетина покрывает половину лица, пряча под собой позеленевший цвет лица; ключицы нещадно врезаются в ткань футболки, а руки кажутся такими тонкими, будто и не было тех его попыток подкачаться однажды. Парень весь выглядит слишком худым, слишком осунувшимся, слишком… неживым.Я почему-то начинаю винить за это себя, словно это я сотворил с ним такое. Хотя, откровенно говоря, моя вина заключается лишь в том, что я всё ещё продолжаю любить его. Была бы здесь сейчас Айрин, она бы влепила мне хорошую пощёчину за такие мысли и заставила бы пойти домой. Будь её воля, она бы вообще стёрла из моей памяти дорогу к этой квартире, а вместе с ней и весь период жизни, связанный с Джастином. Хотя, в таком случае, мне кажется, пришлось бы стереть абсолютно всё, потому что я совсем не помню жизни без Бибера.—?Выйду из душа и буду ждать объяснений, почему ты не на работе,?— проговаривает Джастин, проходя мимо, а я лишь криво улыбаюсь и иду на кухню.Я мысленно хвалю себя за то, что завёл привычку замораживать некоторые продукты, даже хлеб, поэтому стремглав нестись в магазин мне не приходится. Жарю бекон, размораживаю хлеб в духовке, пару кусков отправляю в тостер, на случай, если аппетит Бибера сегодня в хорошем настроении. Через пятнадцать минут у меня уже готово пару сендвичей с жареным беконом и сыром, и пару тостов с арахисовой пастой и клубничным джемом, которые всегда любил мой Джастин.—?Пахнет отлично,?— он входит на кухню бесшумно, в одних лишь боксерах, а мне не хочется ничего, кроме как раскричаться и швырнуть в него что-нибудь тяжёлое. Истощённое тело, выпирающие кости, сухая кожа?— он считает это нормой? Он действительно считает, что в порядке?Идя сюда, я каждый раз даю себе слово, что не буду плакать и умолять Джастина отправиться на лечение, но каждый гребаный раз я начинаю делать это. Я всегда рыдаю, стоя перед ним на коленях, потому что мне страшно. Страшно, что в один из таких моих приходов сюда я увижу мёртвое тело. Я действительно боюсь потерять Джастина, поэтому всегда хватаюсь за маломальский шанс достучаться до него. Айрин, моя мама и родители Джастина говорят мне сдаться. Они говорят, что эти попытки бесполезны, что он сам выбрал такой путь, что я только лишь загоняю себя в ещё большую яму из проблем, когда поступаю вот так. Но я не могу… Я не могу плюнуть на человека, с которым прожил семь лет, с которым хотел построить семью, с человеком, который так просто сдался.Всё началось полгода назад, когда в один из вечеров Джастин просто не вернулся домой. В тот период нашей совместной жизни нас то и дело преследовали проблемы, и мы оба были на грани разрыва, хотя старательно держались друг за друга, боясь отпустить. Его внезапное увольнение, финансовые проблемы, упрёки родителей, ссора со старшей сестрой, которая погибла в тот же день, попав в аварию?— Джастин перестал выдерживать всё это. Он закрылся в созданной для себя раковине, надеясь найти там спасение. Но проблема страданий в том, что невозможно найти утешение, оставшись наедине со своими ужасающими мыслями. Сколько бы ты не старался справиться со всем один, тебе всегда нужен человек рядом. И я был. Я всегда был рядом. Только вот, Джастин старательно пытался этого не замечать. Он считал себя одиноким, ненужным, считал себя убийцей и недостойным жизни. И, наверное, тогда мне нужно было сделать первый шаг, именно тогда мне стоило обратиться за помощью к специалистам и попытаться помочь Джастину, но я сглупил и дал ему ещё немного времени. Единственный плюс страданий в том, что они не могут быть вечными. Даже если тебе кажется, что ты погряз в какой-то проблеме навсегда, всегда найдётся что-то, что поможет справиться. Но, кажется, мне не стоило так слепо доверять этому.Когда он явился на порог квартиры, снова весёлый, улыбчивый и переполненный чувством любви ко мне, я совсем не обрадовался. Глядя на Джастина, я понял, что это только начало. И был прав.Он стал употреблять эти чертовы таблетки чуть ли не каждый день, ужираясь ими вхлам, теряя сознание и почти захлёбываясь в собственной рвоте. Он начал избивать меня, когда я не выпускал его из дома и старался вызвать врачей, чтобы прекратить всё это. Он избивал меня так сильно, что дважды я провалялся в больнице с сотрясением мозга. Айрин была свидетелем всего этого и тащила меня из этой адской квартиры к себе, раз за разом повторяя, что я не могу жить в таких условиях. Я делал вид, что слушал её, но после выписки из больницы или очередных ссор с Джастином, всё равно приходил обратно, каждый раз надеясь, что меня там ждут. Но в этой квартире больше не было места для меня. Там обосновался другой.Люк, кажется, так звали его ?друга? часто приходил к нам, принося с собой целый зиплок разноцветных таблеток в кармане. Они долго пили пиво на диване в гостиной и даже делали вид, что заинтересованы беседой со мной, а потом просто запирались в ванной и нажирались всеми таблетками, что только там были. Они даже трахались в этой конченой ванной, закинувшись наркотой. А я терпел. До последнего терпел, глотал слёзы и держал палец на кнопке вызова полиции. Но моя проблема была в том, что я всё ещё любил Джастина и не мог так просто позвонить копам. Я даже не мог вызвать их на этого гребаного Люка, чтобы засадить его в тюрягу, потому что понимал, что в организме моего парня наркоты ничуть не меньше, и повяжут их обоих.По утрам, когда Джастин немного отходил от своего извечного состояния, я старался говорить с ним на тему реабилитационного центра. И, как ни странно, он слушал. В такие моменты Бибер улыбался, целовал меня в макушку и говорил, что согласен пройти реабилитацию. А потом он сбегал. Сбегал, пока я, радостный, шёл в душ, чтобы вместе отправиться в центр. А посреди ночи снова приходил убитый и вымещал на мне всю злость, если я пытался ругаться на него.Так продолжалось ровно три месяца, за которые я чувствовал себя не человеком, а грушей для битья, мальчиком для быстрого и животного секса, игрушкой в руках манипулятора.В последний раз я заговорил с Джастином о центре, когда уже стоял в дверях с сумкой в руке, а он, в полнейшем угаре, подпирал спиной стену в коридоре. Тогда он проигнорировал мои слова, словно меня даже и не существовало никогда. И я решил, что это конец. Глотая истерику, я просто вышел из квартиры и хлопнул дверью, простояв на лестничной площадке ещё пятнадцать минут, потому что надеялся, что он опомнится и побежит за мной. Но никто не побежал. Он даже не позвонил ни разу, потому что, я уверен, всё это время тусовался с Люком. А когда через месяц я пришёл впервые, чтобы проведать его, он даже не удивился моему появлению. Думаю, для него прошёл всего лишь час времени, хотя для меня прошла чуть ли не вечность, за которую я слишком настрадался.И кажется, всё же у страданий нет никаких плюсов.—?Твой кофе и сендвичи,?— я ставлю перед ним тарелку и сажусь на соседний стул, наблюдая за тем, как парень начинает медленно есть еду. Думаю, через несколько минут она вся окажется в унитазе, но ему плевать.—?Ты выглядишь как-то иначе,?— констатирует Джей, а я лишь снова усмехаюсь на его слова. —?Нет, серьёзно, причёску сменил?—?Скорее, жизнь.Он кивает, словно понимает хоть что-то из сказанного мной, и продолжает есть.—?Я больше не приду, Джастин,?— хриплю я, когда тишина становится невыносимой.—?Почему?—?Потому что решил уехать. Айрин возвращается в Корею, и я хочу поехать с ней. Поэтому, мы больше не увидимся.—?Понятно.Вот и всё. Всё, что он может сказать мне. А я даже не удивлён, потому что знал, что человеку, сидящему напротив, уже как полгода насрать на меня. Это просто была моя очередная неудачная попытка всё вернуть. Но наша проблема в том, что возвращать уже нечего. Всё умерло. Разбилось ещё тогда, в той машине, где сидела Сабрина.—?Всё ещё общаешься с Люком?—?Иногда.—?А как вообще жизнь?—?Так спрашиваешь, словно не видел меня несколько лет,?— фыркает Джастин и отправляет последний кусок сендвича в рот. —?Нихрена не поменялось, Джэвон. Ну кроме того, что ты сейчас бросил меня.—?Мы давно расстались, Джастин.—?Ну это только ты так думал,?— он поднимается со стула и пинает его ногой. —?Спасибо за кофе, можешь быть свободен.—?Ты злишься из-за того, что сам всё разрушил? Или из-за того факта, что я наконец смогу разлюбить тебя? —?я иду следом за ним в гостиную и останавливаюсь посреди комнаты, сложив руки на груди. Джастин молчит и сверлит взглядом одну точку в полу, не поднимая головы, даже когда я пару раз зову его. —?Всё ясно. Тебе просто претит мысль, что собачонка Вон может сорваться с поводка. Я не железный, Джей, знаешь. Меня достало пытаться вытащить тебя из этого дерьма, в котором ты совсем не против барахтаться. Так, знаешь, что? Продолжай! —?я хватаю пальто и несусь в коридор, но чужая рука больно хватает меня за запястье, останавливая.—?Не уходи, пожалуйста,?— проговаривает он умоляюще, и я вижу, как его глаза блестят от накатывающих слёз. —?Я не переживу, если и ты уйдёшь от меня…—?Но ты уже пережил это, Джастин,?— шепчу я и, положив свою руку поверх его, расцепляю пальцы, впившиеся в моё запястье. —?Я давно ушёл, просто ты не заметил, потому что был слишком занят. Люком, этими чертовыми таблетками, постоянными приходами. Ты не помнишь ничего из этого, Джастин. И отказываешься, чтобы я помог тебе вспомнить и начать всё заново. Что ещё я должен сделать?—?Будь рядом,?— шепчет он, и его голос ломается. —?Просто блять будь рядом.—?Я был, но тебе было наплевать,?— я стараюсь не расплакаться, хотя истерика уже начинает брать надо мной верх.Не было никакой Кореи, не было никакого переезда, я просто сказал это, решив проверить, отпустит ли он меня в этот раз. И он не отпускает. Не отпускает, потому что трезвый или потому, что он чёртов эгоист, боящийся потерять любимую игрушку?—?Что мне сделать, чтобы ты остался? —?спрашивает он сквозь слезы.—?Прекрати употреблять, Джастин,?— хриплю я в ответ. —?По-настоящему прекрати. Я даю тебе неделю, чтобы ты стал на учёт в центр и начал курс. В противном случае, я улетаю вместе с Айрин.—?Ты же понимаешь, что мне будет сложно одному проходить через всё это,?— он выглядит как потерянный ребёнок, который не знает, с чего ему следует начать.Я не выдерживаю и делаю шаг вперёд, заключая парня в крепкие объятия. Рыдания накатывают с новой силой, и я уже не стараюсь сдерживать их, давая им полный контроль надо мной. Джастин посильнее вжимается в моё тело, словно желает навсегда впечататься в меня и остаться там; плечом я чувствую, как его слёзы впитаются в мой свитер. Пальцами зарываюсь в его слегка влажные волосы и шепчу ему прямо на ухо:—?Ты не будешь один, Джастин. Я обещаю, что ты не будешь один, если начнёшь всё это. Я буду рядом. Каждый гребаный день твоей реабилитации я буду рядом. Только, пожалуйста, выкинь эти чёртовы таблетки из своей жизни. Выкинь их точно так же, как однажды выкинул из неё меня.—?Я клянусь, Вон,?— шепчет он в ответ, и, почему-то, я в очередной раз доверяюсь ему.