Не сбегайте, дети, вечером из замков. (1/1)

Выползти за крепостную стену-то, я выполз. Но вот что делать дальше? Признаться, когда я выбирался из замка, то всю дорогу спал в карете. Да-а-а-а, я их так не люблю, кареты эти: медленные, трясутся по дорогам,укачивает в них нехило, да и кроме как отсиженной… важной части тела, да затёкших конечностей ничего за собой не несут. Я специально изводил себя несколько ночей подряд перед отъездом, лишь бы меня сморило на всю дорогу. Но помогало это лишь в тех случаях, когда путь был не столь долгим, в ближайший городок, например. А вот если дело касалось другой части света, то тут в помощь корабли. А вот их-то я очень люблю! Вода-вода, разве вы не согласитесь, что она – прекрасна? Я лет с шести напрашивался с отцом в дальние путешествия, лишь бы только проторчать на палубе пару недель. Ясное дело, что меня не пускали ни на какой корабль в таком возрасте. Я в семнадцать-то лет падаю на ровном месте и с помощью верёвки могу поджечь кухню, и это считается, что я повзрослел, поумнел. А что было тогда-а-а… Да, я спокойно мог пройти по палубе, упасть за борт, прихватив с собой парочку матросов, напугать плавающих рыб и оставшуюся на корабле команду, которая дрожащими руками пытается меня, принца, выловить, да так, чтобы король об этом не узнал. Нет, ну, матросы плавать умеют, так что им это только на пользу - развеются. Проблема в том, что я плавать умею только по-лягушачьи, хотя нет, проблема и не в этом даже. А в том, что я в это время жутко пугаюсь, начинаю паниковать, тону, происходит мощный выброс энергии и… Пуф! И в днище больша-а-а-ая дырень! Ну, и все это прекрасно знали и даже в мыслях меня на корабль не пускали. Женщина на корабле – быть беде? Хах, не-е-ет, если Великий Принц Исилиндского царства взойдёт на судно, вот тогда будет не беда, тогда океан выйдет из берегов, забьётся в угол, поплачет и пойдёт жаловаться на меня Адриану. О да, вы, наверное, уже поняли, на каком условии, с четырнадцати лет, мне стало дозволено появляться на корабле? Конечно! Лишь бы я был на поводке, а поводок этот держал никто иной как, достопочтенный Клещ. А он-то никогда не упустит момента и как следует поизмывается надо мной. Но ради выхода в море я был готов терпеть даже Адриана. Что-то моё лирическое отступление затянулось. Так вот, что я хотел сказать? А, ну да. В общем у меня выработался наитяжелейший топографический кретинизм. Я минут двадцать бездумно всматривался в дорогу в надежде, что ещё не все купцы прибыли домой и, добрый старик, припозднившийся чуток из-за какого-нибудь наиважнейшего дела, пьянки, например, смилуется над бедным потерявшимся мальчиком и подкинет его до… чего-нибудь. Мне было откровенно плевать, куда держать путь. В тот момент мной управляла жажда приключений и моя врождённая глупая наивность. И решил Великий Нейл, принц Исилинда, что отдаёт он себя полностью на волю случая. Ну да, решил, ага… Сел посередине дороги, подпёр лапами недовольную моську и продолжил всматриваться в дорогу, одиноко мелькающую между многочисленными холмами. Да, эта местность своим пейзажем не радовала. Деревья здесь,конечно, когда-то водились, но это ?когда-то? было несколько веков назад. А после пятак вокруг замка, километра, эдак, в два радиусом, начисто ?побрили?, так, что даже пенёчков не осталось. Небо уже запылало красным, обрамлённым острыми золотыми язычками. И ночь решила исподтишка накинуть на меня свой чёрный балахон: буквально через пару минут заметно похолодало,и в долину опустились сумерки. Я нервно поёжился и для пущего эффекта клацнул зубами, через мгновение меня прошиб жуткий озноб, и зубами я застучал уже совершенно серьёзно. Волосы встали дыбом и пугающе зашевелились. Я испуганно заскулил и отполз к облезлому кусту. И тут мне на плечо легонько опустилась чья-то рука. Внутри всё похолоделои, видимо, в тот момент мне припомнили обгрызенную курицу, так как она бесцеремонно пыталась выплеснуться из положенного ей места пребывания. Я сделал несколько судорожных попыток вдохнуть, хватая губами воздух. Волосы наэлектризовались, и мелкие разряды молний прорезали пространство вокруг моей головы. Лицо моё перекосило в непередаваемой гримасе ужаса, а оцепенел. Прошло уже секунд пять, а убийца всё терзал мою, и без того хрупкую, психику своим поведением. Да, в том, что это именно убийца, я не сомневался! Ну а как иначе? Наследный принц сбегает из дома, все тайные организации, впрочем, как и мой отец, об этом уже знают и не опустят возможности расправиться надо мной. И это касается обеих сторон. Хотя, как по мне, пусть это лучше будут убийцы, чем разгневанная матушка они хоть истязать так не будут. Но наёмник перешёл все границы: опустился на уровень моей шеи и коснулся мочки уха. Я испуганно вздрогнул, пискнул и попытался дёрнуться. Но противник лишь вцепился в капюшон моего плащика и угрожающе дёрнул на себя. Я покорно полетел на него спиной, и мне в поясницу что-то упёрлось. Непередаваемый ужас сковал всё тело, а маньяк залез рукой мне под тоненькую рубашку, успевшую уже взмокнуть от страха… разумеется от моего страха, а не страха рубашки. Хотя, от осознания того, что тебя носит такое существо как я, тут не только рубашка ласты склеит от разрыва сердца. Я взвизгнул, когда неопознанное лицо со склонностью к педофилии расцарапал мне спину. Я зажмурился, и тут мне явились мои предки со словами поддержки, и уже вся жизнь пронеслась перед глазами. Я судорожно вдохнул и, собрав всю свою богатырскую мощь и смелость в кулак, взвизгнул:- Отстань, наглая морда! – Наглая морда не отвечала и даже не подавала признаков жизни. Я с надеждой и долей ликования начал представлять, как наглая морда надула губы, вылупила на меня глазки и недовольно засопела носиком. Я попытался дёрнуться, наёмник не сдавался и за такое оскорбление, наверное, решил жестоко надо мной расправиться. Мне в одно мгновение стало жалко маму, папу, сестру, плачущих над моим искалеченным телом, даже Адриана, потерявшего бы в этом случае работу, стало жалко. И я, бесстрашный герой, ринулся в бой, вернее, отскочил от маньяка, зажмурившись, выкинул вперёд руку и наградил нападающего столбом пламени. Ни визга, ни писка, ни проклятий не последовало, и я разлепил глаза. Передо мной сейчас догорал тот бед облезлый куст, которому и так жизнь тяжело даётся, так я, свин такой, его ещё и спалил. Невинное растение и не помышляло ни о чём, по-видимому, это я со своей глупость и богатым воображением сделал всю работу по растлению меня любимого. Стоит, значит, испуганный щенок посередь долины и дерётся с кустом, который и так на последнем издыхании кряхтит помаленьку доживая свой век. Но мы ведь герои! Мы спасли честь… свою. Теперь я могу полноправно называться рыцарем без страха и упрёка! Да!