1 часть (1/1)

С работы они возвращались всегда вместе.Два лётчика: на рюкзаке одного из них нашивка с логотипом “Nasa”, что как бы подтверждает их место работы, на которую никогда не опаздывают – даже приходят чуть раньше. Второй же тихо кашляет и активно машет рукой у голубых глаз, отгоняя от себя сигаретный дым – его коллега и спутник всей сознательной (“сознательная”, правда, началась на двадцать седьмом году, как он утверждает) жизни каждый раз закуривал несмотря на обстановку в мире. Мол, и так помрём, может устроим соревнование с самой судьбой наперегонки – кто прикончит быстрее? Он морщился и отговаривал, столько лет между прочим, всё время читал лекции и лишь со слабой улыбкой отводил взгляд, едва тема вновь заходила на шутки про рак, смерть и прочие прелести жизни.— Как можно делать столь отвратительный кофе? — первый, что своим зелёным пронзительным взглядом сверлил замочную скважину, будто это ускорит процесс открытия входной двери, всё так же сетовал на рабочий рацион, — Компания – миллиардеры!— Сам знаешь, инженеры всё нужны меньше и меньше. Даже таким гигантам свойственно беднеть, — с усмешкой добавил плечистый мужчина, убрав со лба забавно свисающую прядь тёмных волос, — Не зря же мы купили этот дом, участок…— Это была твоя инициатива. — он толчком бедра открывает скрипучую дверь и устало фыркает.— Но в ферму на телефоне играешь именно ты, — тихий смешок в ответ. — Теперь масштабы, так сказать, увеличатся.Двое таких взрослых, но нестареющих, судя по характеру, детей заходят в просторный, покрытый заметным слоем пыли дом. Даже фотография двух почти неотличимых братьев, что висит ровно, умудрилась потемнеть от серости песка на стекле. Для человечества настали не лучшие времена – погибают некоторые культуры от неизвестного науке патогена да пыльные бури вовсе изменили привычный быт людей на некое подобие выживания. Или, как они всегда говорили, ?жизнь на высоком уровне сложности?.Бледные руки аккуратно стирают пыль со стекла, обнажая немного выцветшие, но всё такие же радостные сквозь года улыбки. Голубые глаза мечутся то с одного лица на другое, пока грудь вздымается в тоскливом вздохе.— Скучаешь? — мужчина небрежно кидает рюкзак куда-то возле стола, не отрывая взгляда от коллеги.— Я даже не знаю, погиб ли он, — в ответ лишь горькая усмешка и печальный взгляд на скромную гравировку рамки – ?Ричард и Коннор Андерсон?. — Та экспедиция вовсе печальная история. Билет на другую планету – и в один конец. Слышал, даже какой-то матери пришлось оставить свою дочь – и всё ради её же выживания в долгосрочной перспективе.— Мне правда жаль, но… Только вот почему-то мне ни слова не сказали об этой самой ?экспедиции?.— Не дослужился ещё.Ричард Андерсон, теперь уже с фамилией Рид, высококвалифицированный пилот “Nasa”, впрочем как и его коллега – Гэвин. Познакомились на работе, сошлись характерами и живут себе не разлей вода. У одного ангельские голубые глаза и тонкие подколы, у второго же грубый нрав и необъяснимая харизма при весьма скверном характере. В общем, созданы друг для друга.— И, судя по всему, никогда не дослужусь. Фаулер – мудак редкостный. — Гэвин открывает кухонный ящик, предварительно выставив руку, а уже через мгновение спокойно вытаскивает две кружки. Этим утром, противореча всем силам и законам гравитации, каким-то хреном с полки попадала добрая половина всей посуды, потому мера предосторожности в виде такого своеобразного жеста была вполне оправдана.— Если честно, я думал, что у тебя будет блат, — он с усмешкой берёт льняную тряпку, быстрыми движениями вытерев слой песка с обеденного дубового стола, — Правда, за три года даже намёка не было. Семейные распри?— То, что мой кузен там одна из важных мозговитых шишек даёт мне золотое нихера.В отработанном вальсе движений давние коллеги меняются местами – один передаёт другому тряпку, второй же с кружками в руках в два шага достигает кофемашины. Они так делали всегда – у Ричарда кофе выходил вкуснее. Возможно, магические прикосновения делали эту чёрную жижу подобием напитка Богов с Олимпа, но вот сам он замечал, что вкус абсолютно не меняется – машинка-то одна и та же. Голубые глаза смотрят на хмурого и столь хозяйственного Гэвина, что старательно отмывает тумбы в ежедневном ритуале, а губы вздрагивают в улыбке – грации в его спутнике не занимать.— К слову о работе, — Гэвин садится за стол, пока ?второй пилот? заканчивает кофейный ритуал и приземляет две чашки с характерным глухим стуком, — Тебе через час надо уже быть на полигоне?— Да, возможно меньше. Кофе допью и отправлюсь – ехать довольно далеко, — дабы подтвердить свои догадки, Ричард опускает взгляд на наручные часы и хмурится.— Что такое?— Да, видимо, сломались, — он снимает их и подталкивает в сторону собеседника. — Немудрено – и так служили верой и правдой с того дня как ты их подарил.— Два года – небольшой срок для такой марки, — Рид фыркает и, почесав шрам на носу, внимательно разглядывает округлые чёрные часы. Секундная стрелка на них странным образом дёргалась – то быстро, то с паузой, причём весьма равномерной. — Ой, да к чёрту. Приедешь и дашь Элайдже – он может чего да сделает.— Камски – почти профессор, а не мастер по ремонту часов.— Он же программист, какая разница?В ответ снова лишь тихий смешок, противоречащий внимательному взгляду, что так и не отрывался от стрелки. Ричард неотрывно за ней следил, будто чувствовал, что что-то не так.Тик. Так. Тик.Та-ак.Ти-ик. Та-ак. Ти-ик.Так. Ти-ик. Та-ак. Ти-ик.С-Т-О-Й? Хах, вот так задачка.— Что-то случилось? — Гэвин может иногда не видит скрытые смыслы многозначных намёков коллеги, но вот такую задумчивость трудно упустить из виду.— Бред какой-то… — почти себе под нос шепчет Ричард и оставляет часы на столе, уже вовсю улыбаясь визави. Выходит не совсем правдоподобно, но всё же он искренне старается скрыть своё замешательство. Знание морзянки, видать, приводит к паранойе.— Да не парься, бери их с собой, — устало улыбнувшись, он допивает кофе почти залпом, как даже алкоголь не пьют, а после вкладывает часы в руку голубоглазого мужчины, что, судя по поднятым плечам, явно нервничал. — У тебя всё таки у этого ?мастера? есть блат. Скажешь, что от меня пришёл.Они оба смеются, безмятежно и негромко, будто всё ещё живут в квартире со стенами из картона. Вдали от города тихо, никакая сумасшедшая старушка не выбежит и не станет махать кулаками за шум по вечерам. Конечно, с окна теперь не мегаполис, а пустырь, но и эту пустоту вскоре заполнят. Оба смотрят друг на друга чуть дольше, чем смотрят друзья, касаются чуть изящнее, чем какие-то влюблённые подростки. На прощание один треплет второго по волосам, стоя на пороге, будто родного брата, но более трепетно и нежно, чем просто родственника.Кто же знал, что прощание окажется последним.Гэвин просыпается тяжело, веки будто насильно прибили и поднять их – труд титанический. Сегодняшний день небрежно закрашен чёрным маркером в календаре, будто его вовсе и не существует. Он встаёт и, зевая и почёсывая по привычке шрам, бредёт на кухню, не заправив постель – больше некому её приводить в порядок, пока вторая половина кровати остаётся холодной.Рид достаёт две кружки, одну ставит возле кофемашины, другую под неё, лениво зевая и нажимая нужную кнопку. Он морщится от горького вкуса, что не спасёт даже тонна сахара, презрительно фыркает и неторопливо берёт кружку, отворачиваясь к окну. На былом пустыре сейчас гектары высоких зелёных посевов, что колышутся в песке, обдуваемые сухим и горячим ветром. Отставив кружку, Гэвин поднимает с пола рюкзак и слишком резко ставит на стол – да так, что над поверхностью волной расползается пыль. Серая заплатка едва удерживает грубый шов, где когда-то была нашивка с небезызвестным логотипом – последнее напоминание, от которого он благополучно избавился.Прошёл год с тех пор, как его не стало.