Глава 1 (1/2)
В переполненной однушке душно и накурено. Голову разрывают тяжелые биты клубняка. В нос ударяет ядовитый запах алкоголя, перемешанного с рвотой. Никого вокруг это не смущало. Не смущало их и то, что на диванчике, поодаль от окна занавешенного плотной тканью, мою девушку ебут какие-то два пьяных недоноска. Она пьяна? Да оглянись же ты! Тут опьянеть можно от одного запаха! Вот они меняют позы и мне открывается ее сучье личико. Раскрасневшаяся и запыхавшаяся она откидывает голову назад и по ее острому подбородку дальше по шее течет чужое семя. Зрачки расширены больше нормы, грудь вздымается часто и красные замученные соски освещаются разноцветными лучами дискобола. Ей нравится: это понятно по ее стонам, развязным движениям, пошлой улыбке на пухлых кровяных губках. Ее тело извивается, подставляясь ласкам мужских рук. Волосы прилипли к потному лбу. Трудится в поте лица, не то что дома со мной. Сука. Я не понимаю, что ей не хватало. Почему? Зачем тянула? Зачем делала больно? Оберегал, дарил подарки. Да они были недорогими, но от всей души, и она прекрасно знала какая обстановка в моей семье.
Почему я стою и ничего не делаю? Сам не знаю. Ее стоны пробуждают во мне желание сломать этим мудакам колени внутрь, а ее саму.. Блять, Антон, ты не опустишься до избиения женщин, какими блядями они не были.
— Антоха! И ты тут! А че такой кислый? На выпей и погнали со мной к главному блюду вечера! Телочка накидалась, да еще и нюхнула чего-то, а теперь отдается всем подряд. Я тебя даже в очереди пропущу вперед меня, как соседу по парковке, а! — мужчина, которого я даже не помню, в растрепанной черной рубашке в пятнах заливается смехом и проливает на пол почти пол бутылки водки, но я этого не замечаю. В нос бьет кислый запах рвоты. Бля, это от его джинс. Мерзость, но больше этого мерзко наблюдать за рабочим ротиком своей девушки, бывшей, в действии. Ее уже оприходовал третий за минут пятнадцать моего прибывания тут. Охренеть, а мне значит так ее тошнит. Нет, это не ревность. Это пиздец какое разочарование. И в себе, и в ней. Сам все запустил. Послать давно бы мог. Но жить же как тогда, ведь упал в ее глазах. Блять, подумай головой, а не тем, чем обычно. Сегодня она окончательно упала уже в моих глазах.— Очереди значит. И долго она так? Часто тут такое творится?— Ну каждый месяц закатывают, а про эту пизду не знаю. А ты что, знаешь ее? Пиздец она отчаянная конечно.— Больше чем ты думаешь. Она моя.. была моей девушкой до сегодня. До сейчас.— - Ебаный в рот. То есть я не это имел в виду, в смысле ситуация какая. Ну ладно, я тогда ее больше не буду это, ты понимаешь..
Бухарик стал оправдываться, заплетающимся языком, пуская в мою сторону новые порции запаха алко и блевотины. Хочется уйти, убежать, убраться подальше от этой вони, грязи, дерьма, пошлости. Помыть руки с мылом раз сто, смыть всю ложь, всю гниль обещаний. Но так просто ей это кончится. Прочищу мозги напоследок.***— Ну, Муся, ты что?! Мне же больно! Отпусти!!
Я тащил эту мразь за локоть, а она кое-как ковыляла за мной на своих шпильках, усиленно сдерживаясь, чтобы не двинуть ей по мозгам.— Как могла ты блять? Где твой рассудок, дура?
— Ну прости меняя, этого неповторится больше..
— Ты ведешь себя как последняя шкура!!! Да ты и есть она! Обслуживала там всех там!!
— Ну че ты наговаривш, ты ж свечк не держал.. и не ори на меня! Я твоя девушка или кто?! — на ее взвизг оглянулась половина улицы. В Раутвилле пасмурно, как и всегда. Лицо мокрое то ли от дождя, то ли от пота. Как же она заебала, как же сука заебала!— Ты никто и звать тебя шлюха! А даже если так, то что? То что а!? —я срываюсь на крик и уже не могу остановиться. Слишком много боли и лжи пришлось терпеть, —Ты предала меня.. последнее время наши отношения испытание моих нервов на прочность. Все. Приехали! Живи как хочешь, но без меня!
— Ой, молодые ссорятся, да только тешатся. Ты же хотел на мне жениться, и что эта маленькая ссора что-то изменит?Меня злило как она относится к этому. Как молока купила. Еще больше меня бесило от того, что это говорила она полураздетая и со спермой на волосах. Все! Нахуй!
— Думай мозгом, сука, это не просто ссора, я ухожу!! Ебись с кем угодно, пей и изменяй кому-то другому! Мне надоело, прощай!
Я не удержался и отшвырнул ее от себя за локоть. Гадина, лишь нервы мне испортила. Как после этого стараться и строить отношения, если партнер может все так резко сломать и ты безволен перед этим. Чувство беспомощности преследует меня всю жизнь. И я могу сказать точно - это самое худшее из всех чувств на свете, после страха, но для меня они тождественны. Как все осточертело. И даже дома, где, по сути, должно быть укрытие, тихая гавань, все еще хуже.
Живу я с отчимом, мать умерла год назад. Квартира после похорон оказалась записана на него. "Не ладим" слишком мягко сказано. У нас обоюдная ненависть - полная идиллия.Моё лицо часто бывает в синяках, оставленных отчимом. На день рождения подарком мне стал шрам на лице. Вот такая идиллия. Ладно бы только меня бил, мне 20 и я могу сбежать, уйти, просто напросто постоять за себя в драке, так он на сестру мою руки уже поднимает. А она маленькая совсем, ей 8 ,нужно об учебе думать, а она думает придет ли сегодня папа опять бухим. Папа. Он не заслуживает этого. Тиран и алкаш. Эти две мысли разрывали мой мозг. Любимая девушка оказалась простой стервой, вырвала мне сердце, втоптав его ногой в землю. И сестра. Она совсем мала. А я единственной родной человек для нее. И что, сейчас буду киснуть и реветь? Нет. Я соберу всю силу в кулак, забуду эту шлюху и начну жить заново. Обеспечу сестренке жизнь. Я стану настоящей опорой для нее. А что терять? Уеду отсюда с ней. Да хоть сегодня. Хуже уже не будет,чем в этом городе павших надежд.На часах уже четыре часа дня. Сестру надо забрать из школы и.. и рвануть. Куда? Без понятия. Я только знаю, что нужно валить отсюда. Как можно дальше. Можно было и остаться в Раутвилле, просто переехать на окраину. Но я хотел лучшего для сестры. А Раутвилль не тот город, чтоб строить счастье. Аномальная зона - город Раутвилль. Ненормального полон народу - город Раутвилль. Все эти
мрачные взгляды говорят: "Попал сюда зря ты! Убирайся вон!" - Да я и сам бы рад был!
— Радость моя! Как день прошел? — я поднял хрупкое тельце Наташи и посадил ее на одно плечо. Она боится щекотки. Я то знаю. Ее темные как смоль волосы блестят на солнце, а в карих глазах, абсолютно таких же как у мамы, сверкают озорные огоньки. Наташа радуется всему и не понимает что такое печаль и грусть. Она даже до конца не осознала куда делась мама, поэтому каждый вечер желает доброй ночи ее фотографии и ждет, когда она вернется. Как эта картина разрывает сердце. За что ей такое? Почему дети страдают больше всего? Они чистые, а жизнь поступает с ними так грязно.Ветер вздымает ее тоненькое школьное платье для школы. Ткань уже порядком истончилась, в аварийном состоянии были и туфельки на хрупкой ножке, держащиеся на облупленном кожаном ремешке, и портфель еще с времен моей учебы. Он был совсем не девчачьим и совсем не как у одноклассниц, но он хотя бы был.Я накинул на плечики сестренки пальтишко, сделанное из моей старой куртки и мы побрели домой по осеннему парку. Ее невесомые ручки обхватили мою шею, а холодный лобик прикоснулся к моему, еще разгоряченному после ссоры. Я чувствую как бьется ее сердце и мое, успокаиваясь, начинает биться в том же темпе. В такие моменты вспоминаешь, что в этой жизни еще есть цель, ради которой готов разодрать кулаки в кровь.
— Тош, в школе сказали, что нужны родители, чтоб написать какие-то бумаги. Папа же пойдет? Или опять ты? — от слова "папа" меня передернуло. Папой ему никогда не быть.— Нет, он не пойдет и я тоже, — я пытаюсь говорить спокойно и не торопиться, но голос предательски срывается и дрожит от волнения.
— Но почему? — Нат нахмурила свои темные бровки и посмотрела мне прямо в глаза. Да, блять, ты слабак, скажи, а то хуже будет.— Наташ, мы уезжаем. Мы уезжаем из Раутвилля. От отчима. От всего. Ты хочешь? — я выдохнул и с надеждой посмотрел на обеспокоенное личико сестры. Она что-то долго соображала и я решил переспросить.— Хэй, мышонок, так что?
Она молча отвернулась от меня и глядела куда-то в пустоту за моей спиной— А как же он? Мы оставим его?
— А ты будешь жалеть его?
— Я не знаю, наверное..— Он то нас точно жалеть не будет, поэтому мы уезжаем.Через десять минут мы добрались до дома и собирали вещи первой необходимости, все остальное докупим на месте. На каком месте? У меня появилась идея, обдумывание которой прервал пьяный ор из коридора. Отчим вернулся с попойки.— Есть в этом доме что пожрать то.. Слухай сюда, малая, живо иди сваргань похавать. А длинный за бутылкой сгоняй, — животное плюхается на диван, почесывает пузо и наконец изволил заметить рюкзаки и спортивную сумку.— Это еще что? Куда намылились, спиногрызы?
— Подальше от тебя, — руки так и чешутся, но я отворачиваюсь к шкафу и продолжаю складывать вещи.
— Да куда вы денетесь, вам идти то некуда. Я и эта квартира ваша возможность выжить в этом мире, в этом городе. Не подохнуть на морозе как собакам.— Лучше уж по улице бродить, чем с тобой тут торчать! Ты никогда не любил мать и уж тем более нас! Что тебе от нее нужно было? Деньги, да? Она умерла из-за тебя, а ты даже слезу не пустил на похоронах! Еще с первой встречи я не хотел тебя здесь видеть, а теперь судьба сложилась так, что мы живем вместе! Пошел ты! Лучше бы ты подох, а не она! Лучше бы ты гнил под слоем земли, ублюдок!Я уже не мог сдержать всех эмоций и просто орал на него, а Нат уже трясла меня за рукав, пытаясь привлечь внимание. Она испугалась. Но больше испугался я в следующий момент.— Ты, малек, ты ничего не знаешь о нас с матерью и не можешь знать! Писюн еще не вырос на отца голос повышать! Да ты хоть знаешь что ты такое вообще? Неудавшийся ребенок, выкидыш, чудом спасшийся, да мать тебя нагуляла хер знает откуда, и сестру твою тоже. Уродцы оба, что та - что этот, — он замахивается, чтобы дать мне по щеке, но ударить не успевает, я отвечаю ударом прямо в солнечное сплетение и он падает на пол, задыхаясь. Боже, какое облегчение я почувствовал в этот момент! Как давно мечтал об этом! Лишь сейчас я уверен в себе как никогда. Это как второе дыхание. И это мне очень и очень нравится.Я развернулся назад радостный и счастливый, но напоролся взглядом на заплаканную сестру. Она шмыгала красным носом и держала руками голову, а из открытого рта доносились лишь обрывки каких-то слов.