Часть 2 (1/1)

Как утверждал кривой Беока, если бы не упрямство Утреда, он достиг бы небывалых высот, ведь король Альфред с ранних лет интересовался судьбой сначала Утреда-мальчика, потом мужчины. Я же обратила внимание на него в год нашего изгнания. У костра беспечная я примостилась на коленях у отца и уснула. В тех наивных годах я часто путала сон и явь, потому, открыв глаза, совсем не удивилась, что на переговоры к моему мудрому отцу пришел датский бог. И бог гневался. Когда он вытащил меч, я испугалась, но не за себя, а за всех нас, прячущихся на болотах. Я хотела объяснить злому богу, что датчане несправедливо выгоняют нас из наших же домов, пусть возвращаются на свои земли и молятся своим богам, а тут мы почитаем Иисуса! Но случилось чудо: бог язычников преклонил колени пред моим отцом и признал его господином, а я узнала в нем Утреда.В то время мне больше была интересна женщина, которую он защищал: черноволосая, красивая бритка с печальными глазами, язычница и колдунья. Но после того, что я увидела, я начала просто таки хвостиком следовать за необычным воином. Моя уверенность, опираясь на сон-видение, твердила, что именно он перебьет всех датчан, а я все увижу и, может, даже буду причастна к его победе. Потому я с радостью хваталась за любую возможность помочь, например, отполировать меч. Мне казалось, что я ему нравилась: по крайней мере, он не спешил гонять назойливую муху, а мне он точно нравился. Как-то так получалось, что я начала больше вслушиваться, когда разговоры шли о Утреде Безбожнике.Утред называл себя олдерменом Нортумбрии, но олдерменом без земли и дома, отобранных родным дядей. Священник Беока раньше пребывал при доме отца Утреда, и он даже рад был рассказывать о том, что предшествовало пленению законного наследника викингами. Именно они бросили в свежевспаханное поле его души семя поклонения лживым богам. Оно проросло и переплелось с ростками истинной веры, так что не вырвешь без ущерба. Мне ли ему не верить? Ведь даже внешним видом Утред был скорее датчанин, чем сакс: длинные волосы, серебряные браслеты на руках, а на груди вместо креста странный амулет, напоминающий тупую стрелу. Но все же Утред был саксом и убивал датчан. Именно он убил Уббу и Свейна, а мог бы убить и Гутрума, но Господь отвел его меч.После великой битвы при Этандуне, когда мы отстояли наш Уэссекс, он исчез, и поговаривали, что не просто попал в плен, а стал рабом, но, благодаря отцу, смог вернуться. Но не сам, а с женой язычницей. И многие попрекали его этим, но мне нравилась чернокосая Гизла. Что-то в ней было от той колдуньи с болот.– Как ты здесь оказался? – я уже выяснила, что никто не хватал меня за волосы. Просто дно лодки было просмолено, а добрая прядь волос от неосторожного прикосновения крепко туда прилипла. Я безуспешно пыталась ее оторвать, когда протерший глаза Утред схватил мои волосы чуть дальше, чем была моя рука, натянул их и замахнулся мечом.– Не дергайся!Я взвизгнула, закрыла испуганно глаза и только успела представить, как Утред Предатель поднимает, как трофей, мою отрубленную голову, как неожиданно оказалась свободна. В самый последний момент вытянула вперед руки и только потому не уткнулась носом в песок. Голова была на месте, но, судя по тому, как легко вдруг стало этой самой голове, меч Утреда кое-что все-таки отсек. Я схватилась за волосы, проверяя догадку. Они были моей гордостью, распущенные достигали колен, блестящие, густые; теперь с одной стороны они были такими же, а с другой под пальцами я ощущала лишь жалкие обрубки, едва доходившие до лопаток. Моя красота безжизненно лежала на дне лодки и уже не принадлежала мне.– Вернул долг за то, что я чуть не лишила тебя глаз?Утред подхватив меня под мышки, поставил на ноги.– Отрастут.– Отрастут, – согласилась я и, неожиданно для спасителя, обхватила его за пояс, прижалась, насколько позволяла его кольчуга. Он пришел в полном вооружении. Он пришел спасти меня. – Обязательно отрастут, если голова при шее. Их все равно за день или два должны были срезать.Понимал ли Утред мое несвязное бормотание?– Не надо воды, – строго попросил он, но, тем не менее, провел рукой от моего темени до затылка, по-отечески успокаивая.– И не буду, – я встрепенулась и оторвалась от Утреда. – Фритствит! Ты должен спасти ее!– Нет, – жестко ответил он.– Я приказываю тебе! – гневно отстранившись, я быстро обошла спасителя, но только для того, чтобы, нагнувшись, поднять с земли шлем с волчьей головой на гребне.– Ты не госпожа мне, – в спину мне ответил Утред, даже не пытаясь остановить.Не ответив, я натянула шлем на голову и начала карабкаться вверх по склону. Хоть голова моя и облегчилась на половину волос, но шлем все равно был слишком тяжелым, к тому же смотреть через него, чтобы не повернуть шею, можно было только вперед.Это не было игрой. Признавая правдивость слов Утреда, я все же собиралась заставить его сделать то, что хочу. А добиться этого можно было, только отняв то, чем он дорожит.Должно быть это выглядело любопытно. Утред не останавливал меня, пока после некоторых трудов я не оказалась на вершине, и только тогда последовал за мной. Я сняла шлем и снова побежала туда, где оставила несчастную Фритствит. Утред следовал за мной не спеша, но следовал.– Иди туда, – на самой кромке леса перед нашей стоянкой я передала ему украденный шлем.– Иди за мной, – ответил он, принимая его.Утред Безбожник не обнажив мечей пошел вперед, а я, теперь уже с опаской, стараясь держаться за спиной, побрела за ним. Это был особый страх, несравнимый ни с каким другим страхом. Когда я провинилась и моя вина была обнаружена, это был не страх, когда ночные тени заставляли сжиматься в комок, это был не страх, даже когда я бежала по лесу, а потом под лодкой ожидала собственной участи, это тоже был не страх. Его не знают только невинные младенцы и блаженные, ведь в большей или меньшей мере мы все его рабы. Одни его называют Господней волей, другие переплетением нитей судеб, но суть остается одна: есть события, над которым мы не властны. Миг между принятием того, что нельзя уже изменить, и надеждой, что все обойдется, есть самый непреодолимый страх.Отлетая, зловеще каркнул ворон, недовольный, что его вместе с сородичем спугнули с места пира. Пока что птиц интересовали остатки еды у костра, но позже они наверняка надеялись полакомиться и мертвецами. Печальнее всего, что среди будущей добычи они приметили и несчастную Фритствит. Ее рот был приоткрыт, в уголке губ запеклась кровь, невидящие глаза смотрели куда-то в небо.Я стала на колени рядом с покойницей, прикрыла разорванным платьем ее рану и обнаженную грудь.– Как такое могло произойти?– Они следили за вами. Груженный золотом обоз с малой охранной – слишком уж соблазнительная цель.Мне сложно было принять, что Фритствит была изнасилована и убита не врагами-чужеземцами, а саксами, такими же, как она, как те три стражника, что нас сопровождали. Утред по-свойски разочаровано расхаживал возле пустых сундуков, а меня просто-таки пронизала злость: он воин, он видел множество смертей, но эти смерти особенные, наглые, несправедливые, а он настолько равнодушен, как вроде все происшедшее вполне объяснимо и обыденно.– Ты тоже устремился за легким золотом?От такой мысли хотелось зарычать, превратиться в чудовище, разметать все здесь.– Да, я шел по вашим следам, но не успел.Он подошел ко мне, но я не обернулась – поправила волосы Фристсвит, отогнала от нее назойливую мошку.– Можешь не сожалеть. То золото, что мы везли, не заслуживало твоих усилий. Зато их кровь не замарала твой меч.– Что ж, если и были сокровища, они достались не мне, не церковникам, а успевшим сбежать голодранцам, – плеча коснулось нечто твердое, я дернулась и обнаружила, что Утред отстегнул от пояса короткий меч и протягивал его мне. Он тут же пошел в дело: сжав волосы в пучок, я сделала их еще короче, но зато одинаковой длины.– Так лучше, – согласился Утред. – Как защититься им, ты уже знаешь.– Ты куда?! – возмутилась я, хотя хотела кричать: ?Только не оставляй меня одну! Я сомкну губы и больше не стану попрекать тебя! Только не бросай меня здесь!?– Некоторых из них нужно похоронить, – Утред кивнул в сторону мертвецов.– Я с тобой!Он не возражал.Мужчин мы уложили в одну могилу.– Он был одним из стрелков на "Хеахенгелеме", – пояснил Утред об одном из мертвых воинов, самым старшим из тех, кому было поручено сопровождение. Не помню, как его имя, мы заманили его на корабль хитростью. Для морской качки он был не создан, но все же ухватился за немалое жалование.?Хеанхельмом? назывался один из флагманов моего отца. Когда-то Утред командовал им, так как знался с датчанами и обучился от них морскому делу, этим опытом он делился с солдатами Уэссекса. Однако, воспользовавшись кораблем в походе против христиан бриттов, он потерял эту должность. Монах Ассер, рассказывая нам о землях Англии и ее народах, как-то упомянул о бесчестных деяниях Утреда, предательски воспользовавшегося доверием Альфреда и укравшего корабль. Ассер воочию видел, как, вступив в сговор с колдуньей Королевой теней, Безбожник Утред предал короля Передура, объединившись с его врагом, язычником Свейном. И все же Свейн погиб при Этандуне, и погиб не без участия Безбожника. Значит, если и была на нортумберийце вина, то он искупил ее кровью врага.Для Фритствит я сплела венок из ромашек, чтобы украсить ее чело, как будто она невеста, на плечи ей накинула свой плащ, только брошь дракона оставила себе: не понравилось бы после всего ей такое украшение.Убитый Утредом разбойник остался непогребенный на съедение диким зверям. Но, похоронив покойников, вместе с ними не удалось упокоить попранную справедливость и жажду возмездия: один против четверых. Оказалось, не один.Неодобрительно окинув меня взглядом от макушки до ног, Утред велел оставаться возле разоренной повозки. В этот раз я решила сохранить гордость и не плестись за ним следом, ведь мне было над чем подумать и без взращивания негодования от пренебрежения собственной персоной. Прежде чем уйти, Утред предал мне послание, запечатанное королевской печатью.При самом тщательнейшем осмотре снаружи послание казалось подлинным. Вскрыв его, раскрылась и правда о том, кто написал его, и почему оно было доставлено именно мне.?Госпожа Этельфлед, – это была рука Виллибальда, и словно его мягкий голос звучал между строк. Не было загадки в том, как монах завладел печатью: отправляясь в дорогу, отец оставлял ее на хранение доверенной особе – проверенному божьему человеку, – но и речи не могло быть о том, что тот ею воспользуется. Виллибальд наверняка давал отчет, чем это грозит ему, но все же рискнул ради растерянной девчонки, однажды заглянувшей в тихий скрипторий. – Я не успел переговорить с твоей матерью, госпожой Этельсвит, о твоих сомнениях до твоего отъезда. Помня об обещании не оставить тебя в сомнениях, я позволил смелость просить помощи господина Утреда, величайшего из воинов, которых мне довелось встречать. Если твой выбор – подчиниться воли отца и выйти замуж – доверься этому человеку. Если же ты укрепилась в вере, попроси его сопровождать вас до Винтанкестера или же отошли, но не обидь неблагодарностью. Покажи письмо Селвину – он старший в вашем отряде, – растолкуй как выгодно тебе, потом при возможности незаметно сожги, как будто оно затерялось в дороге. Будь благоразумна и действуй осторожно и обдуманно. Благослови и надоумь тебя Господь, дитя?.?Госпожа Этельфлед?, какое строгое начало, и ?дитя? в финале. Я думала, что после всего происшедшего разучилась улыбаться. Талант Виллибальда скоро и ровно писать сыграли с ним дурную шутку. Он писал за отцом, в путешествии писал за нортумберийским королем Гутрумом, принявшим христианское имя Этельстан, писал за Ассером и стал косноязычным, когда пришлось писать за себя. Хотя, судя по всему, и в этот раз за его спиной стоял некто, диктовавший ему хитрый план моего спасения из монастырских стен. Что значит ?не обидь неблагодарностью?? Может, то, что вместе с письмом должно пропасть и некоторая, если не вся часть золота, что мы везли? Не зря Утред потом так интересовался сундуками.Улыбка сошла с моих губ. Мой спаситель шел не по моему следу, а по следу золота. Это справедливо: за все нужно платить. Вот только теперь мне нечем его ?разумно отблагодарить?.Костер, где наш отряд варил нехитрую снедь, уже почти догорел. Я оживила его, подбросив сухих трав, а потом веток. Когда пламя разгорелось достаточно и заплясало красными языками, бросила туда послание от Виллибальда. Огонь не сразу принял жертву: долго пробовал, ласкал – в нос попал запах паленой шкуры ягненка. Вот тут меня как иглой кольнуло. Сначала коротким мечом, потом руками я выкатила послание, подула, притоптала, а затем, чуть ли не обжигаясь, сунула за пазуху. За сегодняшний день меня предавали дважды: сначала мать, потом соплеменники. Я верила, что Виллибальд – друг, но, если он обманут, это послание спасет его шею. Я же выявлю отцу предателя.А в котелке над костром осталась почти нетронутая похлебка из козленка, но только я протянула нож, чтобы поддеть кусочек мяса, как позади меня прозвучало:– Надень это.– Ты предлагаешь мне одежду убитого тобою мальчишки?! – мое возмущение вылилось в крик, поскольку я узнала наряд.– Ты убила, – холодно осадил меня Утред, а потом внезапно похвалил: – Хороший удар.– Как такое могло произойти? – это не Длань Господня избавила меня от преследования, а моя собственная рука и шпилька. Я с удивлением рассматривала ее, теперь сжимающую расчехленный нож. Наверно, нарушив заповедь ?не убий?, следовало испытывать раскаяние. Или ликование от хоть малого, но возмездия. Ничего. Как будто я прихлопнула назойливого комара. Много лет позже я все же поняла, что Плукка стал той рекой между двух берегов: невинной девочки, живущей мечтами, и жестокой властительницы Мерсии. Я забываю лица и имена ушедших врагов и друзей, но только не его.– Повезло. Иначе бы лежала в могиле, как твоя служанка, – Утред пихнул ненавистные тряпки мне в руки, а я, закусив губу, неожиданно их приняла.– Ты хочешь, чтобы я при тебе переодевалась? – огрызнулась я.– Не искушай, бесполезно. Я помню тебя почти младенцем. Мои глаза никогда не увидят в тебе женщину, – а моя рука под сапогами и одеждой убитого разбойника сжимала нож. Очень неразумно Утред не отнял его. Он понял это или то, что речь его была оскорбительной, но он улыбнулся и добавил примирительно: – Мальчишка, пусть и смазливый, привлечет меньше внимания, чем красивая девушка в роскошном платье.– Разве ты не защитишь меня? – его улыбка сотворила какое-то непонятное волшебство. Один удар сердца назад я готова была убить его, а теперь улыбнулась в ответ.– Если ты согласна принять мою защиту.– У меня нет другого выбора.– Тогда поторопись.