Пять минут (и две до полуночи) (1/1)

Они входят в едва освещенную палату за пять минут до полуночи. Входят молча и еле слышно; так, что цепь, болтающаяся на джинсах Гэри, звенит непозволительно громко, даже почти заглушая легкий скрип подошвы новеньких кроссовок Тома.Они все невозможно, просто запредельно неуместны в стерильной, отдающей лекарствами и чем-то сладковато-душным - Гэри думает, что смертью, и знает: парни думают о том же, и точно так же не хотят озвучивать страшную своей окончательностью мысль. До сих пор надеятся — вопреки всему.Рик, Джек, Гэри, Том. Заходят они в темноте и темноту же оставляют. В темноте проще: не надо вздрагивать, случайно пересекаясь взглядами.Им решать судьбу друга.Они ее уже решили.Без четырех минут полночь.Гэри присаживается на краешек кровати и прикрывает глаза, чтобы не видеть опутанного трубками Пола. Так легче: можно чувствовать его присутствие и притворяться, что все в порядке, что Пол вот-вот откроет глаза, пошутит — так, как умеет только он, — и жизнь опять придет в норму.Но - этого не будет, и правое плечо адски зудит третьи сутки, и Пол не выходит из комы тоже третьи сутки.Джек стоит у окна; в свете уличных фонарей он еще больше чем обычно похож на какого-то нелепого мушкетера, на Атоса, молча наблюдающего за последними вздохами Констанции, и лицо — пусть и не видно в темноте — наверняка такое же каменное.Вспоминается почему-то, как Пол включил невесть какими путями добытую кассету с советским фильмом — тем самым, про мушкетеров и Д'Артаньяна — а потом переводил.Песни, реплики — все переводил, напевал, разыгрывал по ролям и был счастлив, сиюминутно и оттого ценно вдвойне.Без трех минут полночь.Пора, наверное, прощаться, но слова будто распадаются на бессвязные звуки и теряют всякий смысл. Остается лишь молчать, молчать и вспоминать, вспоминать, вспоминать, ковырять и без того кровоточащие раны.Самое время для анестезии; алкогольной, наркотической — не важно.Нельзя. Здесь все слишком хорошо знают, насколько обманчив этот дурман, а потому — не верят. Потому — должны справиться сами.Не впервые, если на то пошло.Две минуты до полуночи.— Еще увидимся, — то ли спрашивает, то ли обещает Гэри и касается неприметного тумблера, отключающего систему жизнеобеспечения."Надеюсь, не слишком скоро, братан," — прошептала тишина голосом Пола еле слышно за писком датчиков.Чудится. Просто чудится.Рик лишь указал взглядом на часы: нужно поторопиться, секунды бегут одна за одной, а Джек повернулся как-то неловко — так, что коротко блеснули дорожки от слез на щеках.Атос, помнится, тоже плакал, когда умирала Констанция.Том так и сидит на крае стула — странно, неловко и наверняка неудобно. Глаз не отводит от подмигивающей диодами аппаратуры, будто под гипнозом и ждет щелчка пальцев, что разбудит, поставит окружающий мир на "плей".Щелчок, оборвавший жизнь друга — брата — запредельно громкий, бьющий по ушам не хуже звука тясячеваттных колонок. Тысячи ватт, впрочем, давно уже повседневность.Скорее выстрел. Взрыв. Грохот, с которым раскалывается привычный мир, делясь на до и после.Все кончено.Минута до полуночи.Том обнимает Гэри за плечо — совсем как Пол когда-то, и Гэри клянется: они не остановятся. Они — Exodus, а потому могут все.Где-то там, за окном наступает полночь.Они выходят из палаты, постарев за эти пять минут на добрый десяток лет.