Глава 1 (1/1)
ФениксЗнаете, за что я не люблю утро? Для начала – светло. Свет режет глаза, они слезятся, я матерюсь, а прохожие думают, что это кто-то меня обидел. Потом. По какому-то тупейшему недоразумению утро – это когда все должны просыпаться и валить на работу. Да хоть к черту на рога! Только б меня не трогали. У меня утро – это сигнал, что пора отвалить от компа, задернуть шторки поплотнее и брыкнуться спать.Но больше всего я не люблю утро в метро. Какого черта! – человек, как порядочный представитель молодежи, например, бухал всю ночь, глаз не смыкал, уничтожая коварные запасы алкоголя в ближайшем ночнике – за их же здоровье беспокоясь! – и что имеем? Толпа, толчки, тычки, шум, гам, головная боль, народ, упорно пытающийся вынести измученное тело на очередной станции, приступ сонливости – и опаньки! Пробка. В метро. В подземке. Нормально, да? Гребаный город! Вечно в часы пик на этом гребаном переходе с ЛТ на Палац народу что медведей у улья с мёдом. Я их обычно пингвинятами называю. Уж очень смешно они перекатываются во время ходьбы с одной ноги на другую.
А вот в такие утра – ну так и подмывает, получив от очередной дамочки острым локтем по почкам (хорошо, не по чему другому), грубо выругаться и назвать их всех стадом баранов. Тупым стадом тупых баранов. Но пресловутый инстинкт самосохранения, сцуко, никогда не дает этого сделать! Потому обычно я с видом мученика мерно пингвиню вместе со всеми, вспоминая при этом родственников ближайших попутчиков вплоть до седьмого колена. И не очень литературными выражениями. И с не очень приличными подробностями их интимной жизни. И как я рад в такие моменты, что это тупое стадо утратило способность к телепатии! Боженька, ты так меня любишь! Так почему же позволяешь этой… кхм… в общем, ей так пинать меня в животик?!Это чертово утро ничем не отличалось от туевой хучи других. Ну, разве что я перепил кофе. Всего на пару литров превысил лимит. Зато закончил проект! И получил бабки, между прочим… Только тсс! – никому ни слова! А то и так вон та лампа явно что-то против меня замышляет… И это я уже молчу про бабульку-одуванчик, что смотрит на меня тупо в упор уже целую вечность. Знаю я их, одуванчиков…Вздыхаю. Прислоняюсь к той самой двери с эпическим мэмом ?Непритулятися!?. Пох. Все равно все к ней прислоняются. Всегда. Запрокидываю голову, дотрагиваясь макушкой до прохладного стекла. А в двери напротив вижу собственное отражение. Поворачиваю голову немного влево, вправо, складываю губки бантиком… Да, видок, конечно, помятый, синяки от недосыпа под глазами – панды спешно давятся в ближайших кустиках стоячими шнурками со стилов, но все же я безумно мил. Резкие скулы, волевой подбородочек, пушистые волосы, длинные реснички – и все мое, родное! Как бы там ни было — а я чертовски привлекательный! Ну просто пупсик. Почему-то девушки меня обычно маськой называют.Замечаю на себе тяжелый взгляд. Немного удивленный. Немного заинтересованный. Немного прихуевший. Так, надо перестать кривляться,а то народ уже неправильно понимать начал. Да и лампа как-то уж слишком коварно размигалась… Встречаюсь глазами с наблюдавшим за мной дядькой. Мгновение. Другое. Глаза в глаза. Волевые они у него, отливающие сталью… Стоп, сталью? Как так? При его внешности – и серые глаза? Не иначе, линзы! От удивления даже вскидываю брови. А он, заметив, только прищуривается, не отрывая взгляда. Брр… Как-то аж не по себе… Неужели не бабуля-одуванчик покусилась на мои кровные, а этот типчик?! Ёпт! Нах! Нах отсюда! Как раз моя станция.. Вот свезло так свезло…Наконец-то двери открылись. Почему-то вдруг захотелось бежать. Быстрее. Не оглядываясь. Подальше. Блин, да у него коса! Шикарная, до пояса! Охренеть! Вот это хаерина! Никогда такой не видел. Тем более, у парня. Ах ты ж черт, вот мой фетишизм на волосы меня и погубил.
Последний, длинный прощальный взгляд – и я выскакиваю из вагона. Знаю ведь что такие взгляды люди всегда не правильно понимали. Всегда считали каким-то сигналом к действию. Прятать мне свои глаза надо. Да и себя тоже. Не ровен час, потянут руки ко мне всякие… Стоп, это кто это меня за руку тянет?! Аааааа!ДарКиевское метро несравнимо с иностранными аналогами. Не высокоскоростные и практически бесшумные поезда, не станции из металла и пластика, сделанные с минимальными затратами и максимальной полезностью... Скорее эдакий гигантский памятник истории дружных и не очень Советов на территории Украины. Громкие лозунги, гротескные залы, тяжёлые образцы скульптуры, грубоватая соцреалистическая мозаика и мои любимые массивные светильники — металлические, с лампочками в форме свечей... Словно насмешка над религией, использующей такие канделябры в своих фан-зонах...Эпоха неверия в Бога и веры в человека, эпоха камня и металла, эпоха мечты и утопии. Да, в ней определённо что-то было, какая-то доля очарования, присущая, наверное, сильному каменолому — пусть не могущему заговорить тебя до смерти, но внушающему уважение одним своим видом.
Что за червь сожрал этот камень изнутри — можно рассуждать долго. Но осталось после него не так уж и много: Ленинов посносили, вместо них поставили Франков да Шевченков, что тоже, в общем-то, неплохо, если бы не превращалось в комедийную постановку с телом Ленина, указывающим в сторону Москвы, и головой Франка с ненавидящим взглядом в ту же сторону... Экономим гранит, товарищи.Потому я и хожу в метро с завидной регулярностью. Хожу несмотря на толпу народа и время суток, несмотря на то, что везде, куда мне и правда нужно, я добираюсь на своей "Тойоте". Потому что это — один из немногих так хорошо сохранившихся памятников моей любимой эпохи — эпохи коммунистической диктатуры.Дорогожичи — это уже не совок. Это двухтысячный год, зелёный мрамор, белый основной фон, две светящиеся дороги современных ламп, напоминающие взлетную полосу. В силу любви к метро я знаю многое не только о старых станциях, но и о новых, в частности — об этой, на которой меня вынесло порядком поднадоевшее мне благородство.— Стой. — Я схватил за руку парня, который рванулся так, будто его убивать будут. Странный вообще мальчик... Явно невыспавшийся, явно звезданутый, явно параноик. А впрочем, мне-то какое дело? — Держи, потерял. — Сую ему в руку так неудачно замеченный мной на полу вагона кошелек. Разворачиваюсь и ухожу к эскалатору.