Часть 20 (1/1)
Измайлов размашисто дергает ручку двери в кабинет Яковлева. Гриша улыбается так лучисто и поразительно тепло, что Володя забывает слово, которое только что, всего секунду назад хотел написать в рапорте. Демон прислоняется к двери, тихо щелкая замком и замирает, задумчиво крутя рукой верхнюю пуговицу на рубашке. Яковлев в мгновение ока теряет почву под ногами, срываясь вниз горным обвалом. —?Демон, что ты делаешь? —?спрашивает он, как под гипнозом подходя к бесу. —?Я не знаю. —?пожимает плечами неуправляемый бес. Они целуются в губы с таким закипающим в венах адреналином, что президент на стене смущенно отворачивается, а подаренный Яковлеву кем-то портрет Эйнштейна говорит, что пойдет покурить. Мыслей в голове у околдованного чарами Володи нет, разве что одна. Туманная. Демон еще не совсем пришел в себя после болезни, и антибиотики продолжают оказывать на его организм свое лекарственное воздействие. ?Ну ладно, допустим, у Гриши колеса, а я-то куда лечу???— спрашивает сам себя Яковлев, когда демон внезапно прерывает поцелуй и без объяснений улетает обратно в бездну, исчезая также бегло, как и появился. Ответ простой и незатейливый?— за бесом. Куда угодно. Следующий час Володя проводит, рисуя задорных зеленоглазых чертей на полях ежедневника. Все они в голос хохочут над незадачливым художником, напоминая ему, что до вечера еще далеко. Рапорт забыт, точно его и не было. Главное, что работать совершенно невозможно. Бесовщина. Воспоминание об измайловском, прожигающем Володю до печенки, взгляде не отпускает Яковлева до конца дня… Смирившись с так и недоделанным рапортом и целой кучей важных дел, брошенных на произвол судьбы, Володя запирает кабинет, думая только о демоне. Практически на одних морально-волевых дотянув, дотащив себя до конца бесконечного, как очередь в столовой, рабочего дня. Чего у беса не отнять, так это филигранно отточенного годами совместной жизни мастерства накрывания Яковлева с головой. Быстро, качественно, безумно. Измайлов влетает в салон машины, как ?лимонка?, и продолжает издевательства. Фирменная Гришина ухмылка загадочно освещает лицо демона, глаза горят знакомыми дьявольскими озорными огоньками. —?Демон, прекращай! Я и так сегодня ничего путного на работе не смог сделать! —?признается Володя, зависая и тормозя от любимых глаз. —?Измайлов! Ты хочешь, чтоб мы добрались до дома или чтобы мы улетели в канаву? —?умоляюще говорит Яковлев. Бес нехотя переводит свой взор в окно, снижая давление. Володя выдыхает, с неописуемыми усилиями все же отводя глаза от беса. Механизм этого волшебного отравления понятен, но сила притяжения возрастает с каждым днем. Измайлов даже в таком виде, бледный, усталый, тянет к себе Володю так, что хоть бросай руль и сам съезжай в кювет… Демон сегодня сводит с ума. Измайлов целуется с таким жаром, что Яковлев сомневается, что он не чокнется до квартиры. Бес горит, как спичка, он выносит их в космос, с ошеломляющей Яковлева легкостью и не думая закрывать глаза в поцелуях, когда Володя вжимает беса в стенку лифта. Сумасшествие. Полное и абсолютное. Володя вынимает из карманов все что угодно, но только не ключи, когда они выпадают из лифта, как умалишенные, не разрывая объятий. Они тонут в водовороте, как осенние листья, кружась в любви. Володя тащит беса, уже почти не соображая, что он делает. Глаза демона сверкают такими искрами в полутьме прихожей, что Володин мозг послушно отключается, предоставляя все права на дальнейшее целиком захватившему их в плен безумию. Раз за разом падая в измайловские губы, Яковлев зачарованно тает в зеленых огнях. Каким-то чудом они добираются до кровати, не чувствуя пола под собой. Гриша что-то шепчет, и Володя летит все глубже, разлетаясь на кусочки от этого. Яковлев не помнит, закрыл ли он дверь; где-то вдали, как на другой планете, полузадушенно играет чей-то телефон, кажется, Володин, но поздно. Нас нет. Раздевая Измайлова лихорадочными, трясущимися, резкими, жадными движениями, Яковлев плывет. Ныряя в любовь все глубже, расплескиваясь фонтанами в бесовские жаркие глаза. Целуя, гладя, лаская демона, сминая на нем одежду, как фантики, отбрасывая все в сторону, чтобы добраться наконец до беса. Стонущего, плавящегося под Володиными руками, горячего, темпераментно облизывающего губы. Гриша невозможен, его немыслимо отпустить, от него не оторваться. Володя почти задыхается, еле-еле приходя в себя после знойного, кипучего, поднимающего в небо, поцелуя. Расхристанный, со вспухшими губами и стремительно темнеющими от нежности глазами демон прекрасен. Терзая беса сладкими, шальными ласками, Володя сам тонет, видя, как бес начинает закатывать глаза и откидываться назад, хмелея от любви. ?Гришенька!..??— раскаленным возбужденным голосом шепчет Яковлев, прижимая демона к себе все крепче и крепче. Касания становятся все более жгучими, проникающими и невыносимо жаркими. Не смотри на меня так, бес. Не надо так пленительно поднимать полуопущенные ресницы, чтобы затопить меня под горло малахитовым, срубающим на скаку желанием. Я больше не могу. Я хочу тебя, демон. И Володя врезается в любимое тело, отдаваясь невыразимо безумному ритму… Демоны заберут у вас все, оставив только одно?— сжимающее сердце до боли желание умереть и тут же воскреснуть от его улыбки. Удержаться на поверхности. Остаться с ним. Увидеть свое отражение в бесовских глазах. И так сладостно снова проиграть бесу. И выиграть. Себя.