Часть 24 (1/1)

—?Сын? У вас есть сын? —?напряженным голосом спросил Корф, удивленно подняв брови, и тут же, после секундной паузы негромко, устало спросил,?— Когда он родился?—?Мальчик родился в начале апреля. Сейчас ему чуть больше трех месяцев,?— ответила Анна, стараясь смотреть в сторону, чтобы снова не расплакаться. Обида в голосе Анны звучала так явственно, что Владимиру стало неловко, но он тут же вспомнил, как во дворе перед отъездом она прощалась с Репниным.—?Вы должны дать мне слово быть очень осторожной,?— улыбался Михаил, целуя ее руку,?— И прошу вас не забывать о нас, о людях, которым вы очень дороги. И я, и Лиза, и вся ваша семья... —?князь вздохнул, пожимая ее пальцы,?— Прошу вас, подумайте хоть немного и о нас тоже.—?Я помню,?— улыбнулась в ответ ему Анна,?— Прошу вас, если окажитесь дома раньше нас, передайте Лизе, что я очень благодарна ей за все. Она самая лучшая сестра в мире.Взгляд князя на секунду затуманился, видимо, вызывая в памяти образ невесты, он мечтательно вздохнул,?— Она вообще лучшая девушка на свете. Теперь я даже не знаю, чтобы я делал со своей жизнью, если б не было Лизы.Он опустил голову, рассматривая носок своего сапога, словно ему стало неловко, но эту неловкость он быстро пересилил и поднял лицо, встречаясь с Анной открытым взглядом.—?Однажды вы сказали, что благодарны мне, за то, что я не позволил вам стать несчастной, что вы только спустя время поняли, кто вам дорог по–настоящему. Помните? Теперь я понимаю, вы оказались мудрее меня. —?Он вдруг весело усмехнулся,?— Только тогда мы с вами еще не знали, что этой девушкой окажется Лизавета Петровна.Анна положила свои пальцы поверх его руки и ласково улыбнулась,?— Вы будете с ней счастливы, Миша. Быть рядом с ней и не быть счастливым?— невозможно.Они помолчали и тут же, посерьёзнели, словно их связывала общая тайна. Анна тихо сказала:—?Только я прошу вас, будьте осторожны. Она очень уязвима, Миша, не дайте усомниться в своих чувствах.Она улыбалась ему, согласно кивала и даже положила свою руку на его, словно ободряя в чем-то.Владимир видел все это со своей телеги и не мог понять, ее власти над собой. Когда-то давно, еще в далекой–далекой юности, в каком–то старом романе он прочел слова: ?он был болен ею, как скарлатиной?. Тогда его изрядно позабавила эта фраза, и молодой поручик даже пытался подражать Вяземскому, сочиняя остроумные эпиграммы. Но потом, он не раз вспоминал эту фразу и каждый раз находил подтверждение своей болезни. Да, именно так?— болезни! Потому что при виде этой женщины, у Владимира сразу же появлялись и жар, и головокружение, и учащенное сердцебиение.Вот и теперь... хотя, наверное, нет ничего удивительного в том, что именно теперь, в его теперешнем состоянии обострилась старая, незаживающая и отнимающая все силы его прежняя лихорадка.Да, он болен ею. И давно. Так давно, что, кажется, он никогда и был здоров, потому что всегда была она. И теперь спустя год с их последней встречи, спустя долгие месяцы войны и бесконечные недели плена, когда он был уверен, что больше никогда не увидит ее, не услышит голоса, теперь он ею бредит. Потому что Анна, которую он никогда не видел прежде, в этом крестьянском сарафане и нелепом платке, Анна, которая зачем-то появилась здесь и даже танцевала перед старейшинами, эта Анна снова мучила его, стремясь снова забрать его себе.—?Значит, мальчик родился в апреле? —?спросил Владимир, невесело усмехнувшись,?— Впрочем, я так и думал...—?Что? —?она поймала его взгляд и подняла лицо,?— Что это значит, Владимир Иванович?—?Ровно то, что я и сказал,?— в тон ей ответил барон и так же бесстрастно ответил на ее взгляд,?— Я так и думал, что если родится дитя, то наверняка не раньше марта,?— сказал он и, помолчав, негромко добавил в сторону,?— Ребенок появился в апреле...—?Сашенька родился в ночь на первое число,?— поправила его Анна и вдруг сообразила, —?Вы хотите оскорбить меня?—?Ни в коей мере! У меня и в мыслях не было оскорбить вас унизительным подозрением,?— театрально язвительно возмутился барон и, понизив голос почти до шепота, быстро добавил,?— Особенно учитывая тот факт, что девять месяцев назад вы по странному стечению обстоятельств исчезли под вечер из дома, когда в доме был гости. Очень дорогие гости, видимо.—?Григорий, останови! —?резко приказала Анна и развернулась всем телом к Владимиру, чтобы заглянуть в его глаза, но тут же услышала тревожный шепот Григория.—?Барыня, Анна Петровна,?— обернулся мужик,?— Кажись, горцы.Двое всадников ехали со стороны маленькой деревушки со старым тюркским названием. Недалеко шумел Терек, и к переправе они догнали телегу. Пока один расспрашивал Григория, второй внимательно рассматривал корзины и большие узлы, сваленные кое–как рядом с сидевшей женщиной, стыдливо опустившей голову.—?Да баба моя тяжёлая, вот к тестю в Слободу везу. Он купец, в доме достаток, вот там жёнка и родит,?— оглянулся Григорий на Анну, которая рукой поглаживала большой живот, под светлым передником.—?А это что? —?спросил второй горец, ткнув ружьем в мешок.—?Одеяло, да подушки с тряпками,?— Григорий повернулся назад,?— Гостинцы, родня все ж таки… да и ребятёнка то потом надо будет пеленать.Ничего не найдя подозрительного всадники, постояв у телеги, скоро уехали, а путники еще долго поили на берегу распряженного коня, приходя в себя от пережитого волнения.Лазарет представлял собой довольно большое строение, одноэтажное и расползающееся в разные стороны всевозможными пристройками. Врачей было достаточно, чтобы успевать принимать даже посетителей, приехавших на новый модный курорт. Некогда бывшее станицей, теперь поселение быстро росло и расстраивалась. В небольшом еще городке в совершенно немыслимую тональность вплетались и сочетались языки и нравы многих народов: тут были и русские, волей судьбы, оказавшиеся здесь; и немногочисленные офицерские семьи с важной прислугой; и шумные многодетные дома местных народов; и невесть откуда взявшиеся здесь армянские купцы, некогда приехавшие сюда на ярмарки, да так и оставшиеся. Все это разнообразие народов и культур, связавшись и соединившись, составило уникальную атмосферу южного пограничного городка. Отдыхающие, приехавшие за нарзаном, дополняли местный колорит затейливыми зонтиками, изящными столичными туалетами и бравыми эполетами. Город бурлил, торговал, прогуливался, флиртовал и заводил новые знакомства.Анна устроилась в небольшом доме вдовы Куницыной, муж которой несколько лет назад погиб при перестрелке. Совместных детей у немолодых уже супругов не было, единственная дочь господина Куницына от первого брака, проживала, где-то в Воронеже, была замужем и имела собственный дом, но по причине троих детей и болезненной свекрови, взять к себе еще и мачеху не имела возможности. Но, Лариса Степановна не унывала, падчерица иногда присылала письма, и этого было довольно, чтобы не чувствовать себя слишком уж одиноко и покинуто.Новая постоялица ей понравилась. Молодая женщина была непритязательна в быту, довольствовалась двумя маленькими комнатами, за которые заплатила весьма удовлетворительно, и была немногословна, что Лариса Степановна тоже умела ценить. Госпожа Корф прибыла сюда к мужу, который лежал в лазарете, и надеялась в скором времени отправиться назад в Санкт–Петербург, к маленькому сыну. При постоялице состояли слуги, молчаливый, большой Григорий, который устроился на дворе в летней кухне и расторопная Матрена, говорлива и смешливая, как всякая балованная прислуга в богатом доме.Спустя несколько дней, когда Владимир уже чувствовал себя настолько хорошо, что ему разрешили вставать с кровати и до окончательного выздоровления оставались считанные дни, доктор сообщил Анне, что супруг ее чувствует себя значительно лучше. Поэтому ей позволяется навестить его, так как через неделю можно будет говорить о полном выздоровлении барона и возвращении его в гарнизон.Этот разговор она планировала с самого начала. Анна не спала несколько ночей, ходила по комнате и все никак не могла сообразить, с чего стоило бы начать. Она мучительно морщила лоб, терла пальцами виски и тихонько вздыхала, не понимая, как такое может быть?— важнейшие события в ее жизни, которые она теперь не раз вспоминала, в ее памяти не имели своего начала. Все, что она могла вспомнить, это когда уже происходило то или иное действо, но Анна уже не могла, как–то повлиять на свою жизнь, и тогда эта жизнь брала над ней вверх. Анна не могла вспомнить, когда влюбилась в Мишу, и также не могла вспомнить, когда начала понимать, что ее замужество перестало быть для нее наказанием, не могла вспомнить, когда ее муж стал так значим для нее, а его присутствие в ее жизни необходимо. И ей стало казаться, что если она сможет вспомнить с чего все началось, она сможет все объяснить и ему.Владимир... все ее мечты, мысли, воспоминания теперь имели его имя. С ним было связано все, что было важным и ценным в ее жизни. Она знала, ее кровь впитала его имя, как свое собственное, этот мужчина словно заклеймил ее глупое, маленькое сердце, отпечатав на нем ?Владимир?, и шрам, от этого ожога, на открытом, обнаженном сердце теперь болит и ноет.—?Добрый день, Владимир Иванович,?— по-утреннему поздоровалась Анна, войдя в палату,?— Мне сказали, что вам лучше, и мы можем поговорить. Я думаю, это необходимо, прежде чем я вернусь домой.В ее руках был небольшой букетик горных цветов, который она принесла с собой. Подойдя к столику, на котором стояла одинокая оплывшая свеча, женщина положила букет и повернулась к барону.—?Я скажу, чтобы позаботились о цветах.—?Спасибо,?— Корф оторвался от окна, у которого стоял. Его высокая фигура в больничном халате заполняла почти весь проём окна,?— Присаживайтесь, пожалуйста, нам действительно стоит поговорить.Он подождал, пока Анна вернется из коридора, поставит цветы в воду и присядет у стола.Подойдя ближе, Владимир остановился перед ней:—?Ответьте, зачем вы здесь? Почему вы приехали?Анна сжала пальцы в кулачки и подняла глаза, похоже, выкупить его из плена было не самой сложной задачей в этой ее миссии. Куда труднее сейчас было говорить с ним.—?У меня тоже есть вопрос,?— спокойно ответила она,?— Скажите, вы всерьез допускаете мысль, что ребенок не ваш?—?Похоже, у каждого из нас есть вопросы, на которые стоит ответить,?— усмехнулся Корф и сел напротив. —?Может быть чаю? Полагаю, разговор предстоит долгий.—?Я бы не хотела затягивать объяснение,?— отказалась Анна,?— Чем скорее мы с вами все выясним, тем лучше.—?Вы так полагаете? —?невозмутимо откинулся на спинку стула Корф, закидывая ногу на ногу,?— Ну что ж… с чего начнем?—?Это как вам будет угодно,?— церемонно ответила женщина, изо всех сил стараясь скрыть свое возрастающее раздражение.—?Тогда, я хотел бы услышать вашу версию, зачем вы приехали?Она поднялась и, отвернувшись, стала стягивать перчатки. Эта задержка вывела из себя Корфа и он снова потребовал:—?Зачем, Анна? Зачем вы приехали сюда? Для чего? Я ведь знаю, вы никогда не любили меня, этот навязанный брак...—?Вы задаете слишком много вопросов. Вы действительно хотите услышать мой ответ? —?медленно положив перчатки на стол, Анна спокойно и не торопясь отошла к окну,?— Мне казалось, что было время, когда мы больше понимали друг друга.—?Мне тоже так казалось,?— мрачно согласился он и проследил за ней глазами,?— И поэтому я хочу знать правду. Скажите мне,?— потребовал Владимир,?— Для чего вы приехали?—?Хорошо,?— обхватив себя руками, она сосредоточенно теребила ткань своего рукава. Сейчас ей было трудно собраться с мыслями, и она надеялась, что вид из окна немного успокоит ее. Анна искала слова, с которых могла бы начать, и не находила, и чем больше она размышляла, тем больше терялась, а чем больше терялась, тем нетерпеливее становились ее пальцы.Наконец, немного собравшись с мыслями, она произнесла:—?Я постараюсь объяснить вам, Владимир Иванович, только прошу, не перебивайте меня. Мне и так нелегко даются все эти признания.—?Вам так невыносим откровенный разговор со мной? —?голос барона почти звенел от болезненной иронии, словно он намеренно причинял себе боль этим вопросом.—?Не то! Не то вы говорите,?— зажмурившись, Анна потерла виски и, сделав неуверенный шаг, остановилась,?— Вы правы, мне действительно долгое время казалось, что я не люблю вас. Наоборот, я была почти уверена, что брак с вами это мое наказание. Что вы стали препятствием моему счастью с Мишей. —?Анна опустила руки и взглянула на мужа, а увидев его сузившиеся глаза, повторила,?— Да–да, именно с Мишей!Анна упрямо повторила имя князя, видя, как лицо Владимира заледенело от произнесенного ею имени, и испуганно замолчала, не зная как продолжить. Владимир сам задал следующий вопрос:—?И что же изменилось, если князь Репнин для вас все еще просто Миша? —?очень спокойно, почти отстраненно спросил Корф.Анна знала эту обманчивую невозмутимость и потому постаралась взять себя в руки, загоняя свой страх обратно.—?Вы обещали не перебивать,?— мягко укорила она и провела руками по своим плечам, разгоняя напряжение,?— Миша теперь для меня навсегда останется просто Мишей.Не торопясь она вернулась к столу и присела, внимательно рассматривая лицо Владимира.—?Князь обручен с моей сестрой,?— негромко сказала она,?— И я очень рада за них с Лизой. Вы знаете, какие в прошлом у меня были отношения с ней, и вы должны знать, как мне дорого наступившее хрупкое доверие. Лиза гордая и очень добрая, но даже ее доброты не хватит, если она узнает, что в прошлом нас с князем связывало не просто светское знакомство. Поверьте, я первая, кто не заинтересован в огласке. Она не простит мне...—?Анна замолчала, опустив глаза на свои руки,?— Вы не знаете, как болезненно она пережила нашу свадьбу. Чтобы она не говорила, я знаю, как глубоко ее ранил ваш выбор невесты. И если теперь Лиза усомнится в преданности своего жениха, это окончательно разобьет ее сердце, и окончательно отдалит ее от меня.Анна перевела дух и, помолчав, добавила:—?Поэтому, я искренне хочу, чтобы их брак стал счастливым.—?Как это великодушно! —?съязвил Корф, и Анна посмотрела в его глаза долгим печальным взглядом:—?Миша для меня теперь как брат. Он честный человек и очень хороший друг.— Брат? Друг?! — прошипел Корф, и приблизил к ней свое лицо, — Он же отец вашего ребенка!Его ярость сверкала в серых глазах, как отточенные клинки, а побелевшие губы дрожали, из последних сил сдерживая рвущийся гнев.Анна на секунду отпрянула, прижавшись к спинке стула, не зная еще как справиться с этой яростью, и тут же вспыхнула:— Ваши подозрения мерзки! Прежде всего князь Репнин дворянин, ваши оскорбительные подозрения не могут умолить его чести. А кроме того, я... — ее голос сорвался и Анна встала, чтобы отойти от мужчины.Обернувшись, она по-королевски подняла подбородок и продолжила ледяным голосом, — Я не стану оправдываться, и просить вас принять сына, как вам и должно, я тоже не стану. Но я не позволю бросать тень на его происхождение. Он Корф. По чести, по крови, по закону, он младший барон Корф, в этом я могу поклясться своей жизнью.Анна уперлась взглядом в его глаза, — Разумеется, если вам угодно отречься от собственного ребенка, я не смогу вам в этом помешать. Ведь так? Вы отец и уже потому имеете все права, но не смейте называть его ублюдком. Она замолчала, Владимир тоже молчал. Ей потребовалось несколько минут, чтобы успокоиться, и выдохнув несколько раз, Анна негромко продолжила:— В общем то, весь этот разговор и нужен был мне с одной только целью — выяснить ваше решение. Сочтете ли вы необходимым, что бы мы с сыном перебрались в другой дом? Или все же велите оставить все как есть?Наблюдая сейчас за ней, Владимир пришел в выводу, что слишком плохо изучил ее. Эта женщина, при всей своей кажущейся хрупкости и мягкости обладала стальной волей и не дюжей отвагой, когда дело доходило до защиты близких ей людей. Он вдруг вспомнил как она вела себя в ауле, как спорила с Истоминым, как умоляла стариков.?Неужели я так дорог ей??,— хмурился Корф, рассматривая Анну. Необходимо было добиться от нее правды.— И все же, — Владимир поднялся и подошел к ней, стремясь заглянуть в глаза, — Вы любили Михаила Александровича, он тоже питал к вам нежные чувства. Предстоящая свадьба с Лизой, как я понимаю, не должна радовать ни его, ни вас.Он был слишком близко, и потому причинял боль. Она чувствовала его тень на своем платье, слышала его дыхание, видела глаза и потому его вопросы казались еще мучительней. Она не выдержала. Сделав шаг, стремясь освободиться от него, Анна отвернулась:— Поймите, та история, которая была прежде, закончена! К тому же и я, и князь Репнин давно уже осознали, что наши чувства были не более, чем первое, юношеское увлечение. Не любовь! Не настоящее сильное чувство, которое может пережить все невзгоды и остаться прежним,?— она порывисто отошла к окну и положила дрожащие руки на подоконник, — Вы же сами должны понимать разницу между любовью и увлечением? —?она обернулась через плечо,?— Разве нет, Владимир?От одного воспоминания о спокойной уверенности Полины, от простых слов любви к чужому мужу, от всего того, что она сама увидела тогда в гостиной, Анне стало зябко и страшно. —?Ваше увлечение мной и любовь к Полине... — женщина обхватила свои плечи, пытаясь согреться и собраться с мыслями, — Владимир Иванович, Полина мне все рассказала.—?совсем тихо произнесла Анна.—?Что? —?не понял он,?— Что Полина могла вам рассказать?—?Все, о чем умолчали вы, Владимир Иванович... тогда, помните? —?вздохнула она, смотря в окно, где резвился теплый ветер, шевеля зеленые кудри деревьев и заигрывая с зонтиками прогуливающихся дам.Владимир молчал, потому что прекрасно помнил тот разговор, после их первого поцелуя, когда он признался ей в своей слабости. Он помнил, как она взяла его руку, и как стояла рядом. Что же теперь изменилось? Почему сейчас нет того понимания друг друга, которое было тогда? Почему ему кажется, что она далеко, невыносимо далеко, и он так мучительно одинок?—?Я не понимаю, что еще она могла вам рассказать? —?пробормотал нахмурившийся мужчина, задавая вопрос, скорее себе, чем ей.—?Я знаю всю вашу историю,?— тяжело выдохнула Анна, и повернулась к нему. Все оказалось намного сложнее, чем она предполагала сначала, ноги предательски подгибались от напряжения, ей вдруг стало совсем холодно в этой комнате, где за окном стоял летний зной. Испугавшись головокружения, она закрыла глаза, пережидая минуту дурноты, и пыталась себе напомнить, как важно сейчас не потерять присутствие духа. —?Не стоит сейчас этого стыдиться. Поверьте, то, что вы так преданно любите эту девушку все эти годы, говорит только в вашу пользу. Вы постоянны в своих чувствах и не должны отрекаться от них, только потому, что между вами сословная разница. Нам не дано знать, почему Господь решает так, а не иначе, почему мы любим вопреки даже собственной воле и своим убеждениям.Она прижалась виском к раме окна, рассматривая, как день постепенно перекатывает солнце по небосводу, и вздохнула вслед улетающим облакам. Владимир подошел ближе:—?Анна, я все равно не понимаю, о чем вы сейчас говорите, —?повторил он, но женщина снова покачав головой, продолжила:—?Владимир, вы с самого начала были честны со мной, так к чему сейчас ложь? Вы сразу сказали, что наша свадьба, всего лишь свадьба, и пояснили, чего ждете в этом браке. Вам было необходимо мое содействие, разве не так? Правда, вы не сказали всей истины, и я поняла вас слишком поздно, но, слава Богу, поняла. Наш брак был нужен вам, вы должны были жениться на подходящей партии... —?силы, казалось, кончаются с каждым словом, и ей вновь почудилось, что к горлу подкатывает дурнота.?— Я понимаю, это разумно, — тем не менее продолжала Анна, — Но по-моему, не стоило увлекаться мной, честнее было бы, признай вы наш союз выгодной сделкой. В таком случае, многих ошибок с моей стороны можно было бы избежать.—?Так вы считаете наш брак ошибкой? И думаете, что я влюблен в Полину? Она не успела ответить, в дверь постучали.— Господин барон, вам письмо, — доложил пыльный солдат, только что приехавший из гарнизона.Корф распечатал послание, солдат исчез за дверью, а Анна, рассматривая как ветер гоняет по земле листок, печально размышляла о предстоящем утомительном путешествие домой. Когда он дочитал, она не отводя глаз от улицы, устало спросила:— Так что вы скажете мне, Владимир Иванович? Стоит ли мне с сыном переехать в Москву? Или может быть в имение подальше? Не думаю, что Полина будет рада, если мы останемся дома.— Домой мы поедем вместе. Мне предоставлен отпуск, — положив письмо на стол, ответил Корф.