Йерим/Сыльги, Оборотень (1/1)

Йерим сидит на кровати.Она даже не пыталась переодеться в пижаму, тревожная струна гудела где-то внутри, не давая согнуться, выдохнуть — ничего. Ничего полезного не давала сделать тоже; ни подготовиться к завтрашним урокам; ни почитать перед сном; ни покормить ручную сову. Йерим смотрела невидящим взглядом в сумеречную зыбь за окном.Луна сегодня была хищно-желтой.Она каждый раз переживала, каждый месяц каждого года здесь. Когда луна становилась больше — Сыльги словно таяла, превращалась в полупрозрачный пергамент, как будто снова и снова умирала. Чтобы родиться заново.Йерим узнала о тайне Сыльги буквально в первый месяц знакомства. От Йерим невозможно скрыть очевидное: раны на теле, болезненный вид, упадок сил перед полнолунием. Йерим не лезла — не ее дело — но и не подавала вида. Кто такая Йерим, чтобы что-то советовать и что-то говорить. К оборотням Йерим относилась всегда спокойно — никто из них ни в чем не виноват, а Сыльги — тем более. За последнее время Йерим даже не пыталась отговорить себя. Она беспокоится, и, наверное, это нормально. Любовь и сострадание — это тоже нормально. Йерим просто обычный человек, в то время, как Сыльги — нет. Возможно, Йерим чувствует на себе ответственность за тайну, которую несет, возможно — это все пустое, и не надо пытаться объяснить. Йерим давно смирилась.Луна блекнет — наплывают облака, и тревожная струна внутри обрывается, когда она слышит шаги. Их почти невозможно услышать — может она себе все придумала — но она знает, что Сыльги поднимается. И ей тяжело.Йерим не признается себе, но ей тоже тяжело.Йерим мягко ступает по ковролину комнаты, чтобы выйти на винтовую лестницу, там медленно и тяжело поднимается Сыльги , буквально прикладывая силы даже к тому, чтобы дышать. Ее мокрые грязные волосы прилипали к лицу, на руках глубокие кровящие раны — она в земле, крови, и, наверное в собственной усталости. Все как будто тянуло ее вниз, но она упорно сопротивлялась. Йерим, не думая ни секунды, подбегает к Сыльги как раз в тот момент, когда она готова упасть, подхватывает ее, легкую, как перышко, и та хрипло дышит и держится какое-то время, перед тем как:— Пусти, я сама доберусь, — рычит и находит силы на попытку вырваться.Йеним крепче сжимает ее руку, сегодня дела у Сыльги еще хуже, судя по количеству ран. И по тому, что вырваться сейчас Сыльги не сможет, даже если очень захочет.Они вместе идут по лестнице вверх, Йерим всегда хочет что-нибудь спросить или даже пошутить — но никогда этого не делает. Она все видит, в том числе и то, как болезненно Сыльги реагирует на ее внимание. Она привыкла, правда.Иногда, конечно, все равно немного больно.Они доходят до ее команты — на молочном ковролине остаются пятна крови; Йерим сажает Сыльги на стул, и Сыльги не очень сопротивляется, хотя у нее были наверняка другие планы.— Ты извини меня, — шепчет Йерим, чтобы не нарушить зябкую утреннюю тишину, — можно я тебя немного подлатаю? — Если эти раны не лечить, то они начнут гноиться, — говорит и лезет за хлорогексидином. Сначала их в любом случае надо промыть, а потом использовать магию. По крайней мере, Йерим считает это правильным.— А ты их никогда не лечишь, — совсем тихо, скорее себе, шепчет она.Сыльги шипит, как загнаный и уставший зверь, но не сопротивляется и просто прикрывает глаза. Йерим привыкла, и даже находит это забавным, как сильно Сыльги пытается оттолкнуть ее от себя. И как Йерим тянется в ответ.На безкровно бледной руке Сыльги затягиваются мелкие царапины, а Йерим держит вату в пальцах и смотрит на лицо девушки. Небо за окном трепещет, прогоняя сумерки.— Зачем ты это делаешь, — шепчет Сыльги, — я монстр.Йерим иронично усмехается и не отвечает. Она сама не знает — зачем.