Твоей крови (I) (1/1)

Ол?вцем на руц? запиши номери, я тво?? кров?.Вс? рахунки?— в к?нц?. Роздягай та бери, я тво?? кров?.В неб? ? на глибин? кольори у вин??— мо?? кров?.Тоне д?м у вогн?. Вистача? в мен? тво?? кров?!Кров? тво?? в мен?.Я тво?? кров?.KAZKA?— Тво?? кров?Абсолютная несправедливость?— справлять День Рождения в полном одиночестве. Марку сегодня уже тридцать четыре, а настроение находится на дне бокала. Скопление влажности в уголках глаз неприятно щиплет. Нужно надраться так, чтобы не помнить о холодной кровати и уборке в субботу. Календарь благополучно перелистнул дату.Марк больше не верит в проведение и все такое, что именуется судьбой. Ему тридцать, мать вашу, четыре, и всякие надежды найти взаимность рассыпались прахом. Когда тебе девятнадцать?— ты блещешь амбициями обнаружить себя в чужой кровати под пеленой чьих-то пряных губ. Когда тебе двадцать пять, ты выбираешь кого-то, чьи касания становятся высшим благословением. Когда тебе тридцать?— ты уже просто теряешься себя среди холодной постели и пределах пустой квартиры. Марк пересек все возможные пределы. Ма уже потеряла всякую надежду на внуков и лишь мило улыбалась на каждую новую пассию сына и считала дни их отношений.Возможно все дело в непринятии самого себя. Шелковая нить всех влюбленностей показывала красной стрелкой на гомосексуальность, в то время как Марк до последнего верил в свою преданность женском полу. Стремление стать кем-то другим, пожалуй, ужасная привычка. Его первая влюбленность?— друг на всю жизнь. Сердце все еще не согласно на все это. Ему было всего-лишь тринадцать. И сердце предательски разбилось на свадьбе в пятнадцать. А спустя два года?— окончательно раскрошилось, когда на свет появился их сын. Марк, наверное, в свои семнадцать все еще верил, что человек в двадцать семь с легкостью откажется от семьи. В свои двадцать семь он был бы рад любой семье. Пожалуй потому семья Танапонов с распростертыми объятьями всегда его принимала. В тридцать он испортил Перту День Рождения, совершенно случайно. Марку нельзя пить. Серьезно.Видимо его судьба?— быть всегда другом. На экране уже светится его имя. Сосет где-то под ложечкой. Наверное, раскрошенное сердце не соберется уже никогда.Марк ненавидит это слово ?соулмейт?. Потому что у других есть. Потому что есть у всех других, кроме него самого. Руки дрожат. Потому что у него есть метка, такая же, как у нее. Марк трет запястье. В субботу день Рождения Перта. Пора бы уже запомнить эту разницу в семнадцать лет и два дня. Даже не верится, что этому малышу уже скоро восемнадцать.В этом мире легко узнать соула?— если ты знал его до 17 лет, то метка появился ровно в День семнадцатилетия. Если же нет, то твоя метка появится только тогда, когда вы встретитесь оба в возрасте семнадцати и более лет. Бокал громко стукнулся о пол, разливая остатки абсента. Чтоб быть настолько жалким нужно еще постараться. Марк в этом, несомненно, мастер.Непринятых ровно два.Марк честно пытался избавиться от своих наваждений. Не получилось. Каждый раз он, как преданная, но побитая собака возвращался обратно, скребясь в чужую дверь. Наверное, он уже сбился со счета, когда просыпался от надоедливого: ?Пи’Марк! Я так рад, что ты тут… Я уже успел соскучиться.? И обязательно мягкие, как касание летнего ветра, ладошки. Пожалуй, привязанность к Перту единственное, что было плюсом в этой ситуации. Он не стремился стать малышу другом, но, сам того не замечая, отдавал ему себя. Словно пытался поймать того, чего нет. Компенсировал не подаренную любовь и заботу кому-то другому. И Перт благодарно принимал, выслушивая чужой, иногда даже пьяный бред. Девять, тринадцать. Даже в пятнадцать, когда у Перта появилась первая девушка?— он все так же ставил своего Пи во главу всего. В шестнадцать он благополучно отбил девушку у своего Пи?— он узнал это случайно. Она все равно ему не нравилась. Да и разница была в почти одиннадцать лет. Но эти отношения не продлились и недели. Удивительно?— Марк встречался с ней почти год. Это, едва ли не самые длинные отношения в его жизни.—?Поздравляю тебя, Марк Сиват, ты самый жалкий человек на земле,?— послышался негромкий звон бутылки о стекло,?— выпью за свое жалкое существование еще раз.***Обычная уборка в субботу благополучно отпадала?— вечером День Рождения Перта, а значит нужно быть на месте еще с утра пораньше. Только вот состояние Марка было сосредоточено на запястье. Нестерпимо ныло и болело, словно была сломана кость. Но Марк знает, что все в порядке?— он даже не ударялся. Но с этим он разберется позже?— ему уже 34 и торопиться некуда. Обвязав бинтом запястье он, почти одной рукой, доехал до чужого дома. Выбирать подарки?— не его конек. Потому он по стандарту подарит что-то немного позже, когда именинник сам признается на ушко, как делал не раз. И плевать, что это крайняя невежливость?— по крайне мере его подарок будет идеальным и нужным.Запястье нестерпимо болело. Марк закинулся парочкой обезболов еще пару часов назад. Но результата все не было. Видимо вышел срок годности и надо будет купить другие. От нытья в руке, стала болеть еще и голова. А желание вернуться домой?— увеличилось втрое. Обещают огромную вечеринку, потому что, вау, Перту уже семнадцать, а это, что-то, да и значит. Сиват надеется, что хотя бы у него будет пара уже заранее предопределенная. Чтоб не повторять чужих ошибок. Он пару раз чуть даже не врезался в другие машины?— все-таки лучше бы уехал на такси.—?Привет, Пи,?— улыбающийся Перт уже ждал на пороге дома. Как всегда и бывало,?— рад, что сегодня ты снова раньше всех.В свои почти семнадцать, Перт выглядел совсем как его отец. С разницей только в пару седых волос и морщин от улыбок в уголках глаз и губах. Но глаза у него?— матери. Глубокие и изучающие. И смех, совсем как у нее. Марк инстинктивно улыбнулся. Он больше не злится на нее. И не злился взаправду. Это все был юношеский максимализм и осколки рассыпанного сердца, что бродили по венам, бередя вены болью.—?Привет,?— Сиват очаровательно улыбнулся в ответ, кладя ладонь привычным жестом на чужие волосы,?— ты сегодня выглядишь совсем как взрослый да? —?Марк даже не заметил, как этот ребенок перестал быть ребенком. Это, словно, произошло за мгновенье.—?Я и есть взрослый! —?Перт выпрямил спину становясь почти в один уровень со старшим. —?Видишь? —?Марк засмеялся, трепля локоны.—?Ты всегда будешь для меня маленьким, Перт. —?Это факт и аксиома, против которой никогда не будет противоречий. Когда ты кого-то воспитываешь, то психологически не можешь воспринимать по-другому.Доказать свою взрослость есть много способов. Но быть взрослым на самом деле?— задача скучная. Взрослые не любят быть детьми. Марк хочет вернуться в детство и прожить жизнь по-другому.Снова неприятно обожгло запястье.—?Пи, все в порядке? —?Перт нахмурено взял чужую ладонь в свою. У Марка тонкие запястья и белая, почти фарфоровая кожа. —?Ты ушибся?—?Небольшая боль. Ничего серьезного. Схожу к врачу?— но думаю, что это просто ?на погоду?. —?Выглядит как жалкое подобие оправдания. Снова неприятно засосало под ложечкой, а запястье, словно, обвили огненным кольцом. От боли захотелось кричать.—?Обязательно сходи к врачу, Пи. —?Младший нежно погладил по ткани. Только не становилось легче?— напротив. —?Как давно это началось?—?Прости, Перт, но все правда в порядке. —?Когда что-то болит, всегда хочется лежать тихонько в уголке и скулить. Зализывать урон. —?Пожалуй, пойду поздороваюсь с родителями. —?Рука почти невесомо выскочили из чужой.Марк не любит большие торжества, потому что, отчасти завидует. На свой День Рожденья ему даже нельзя позвать друзей?— потому что круг их ограничивается лишь одной семьей и матерью. Но ради малыша Перта можно и потерпеть один раз. Удивительно как быстро летит время, когда постоянно занимаешься поисками своей второй половинки. И забыть это никак не получается. Марк осмотрел себя в зеркале, намачивая руки. Нужно сменить повязку?— ходить с мокрой как минимум негигиенично. Боль, куда-то, исчезла, а за место нее?— черная метка. Аккуратный круг с двумя первыми буквами имени и фамилии. Чтоб не упасть Сиват крепче схватился за раковину. Почему это все так несправедливо? Ровно тогда, когда он решил, что его жизнь уже проиграна, судьба дает эту чертову метку. Ладно. Ничего он не решал, однако и не решался. Это как клеймо. Отчасти можно всегда носить повязку, или бинт. Рассказать, что это травма, или старость, или-еще-куча-отмазок. Он даже попытался отмыть, почти докрасна тря нежную, чувствительную кожу запястья. Но знал, наверняка знал, что не сведет даже лазер. Он хотел этого в семнадцать лет. Хотел в двадцать четыре. Хотел в тридцать один.Но не сейчас. Уже нет.В дверь настойчиво постучали.—?Эй, Марк? —?Обеспокоенный голос хозяина дома. Сиват вздрогнул, ловя внутри себя распространившееся волнение. Этого нельзя допустить. Он инстинктивно накрыл метку ладонью. Это отвратительно. Пусть это исчезнет, как страшный сон. —?Все в порядке? —?Марк быстро ополоснул лицо, заматывая запястье обратно. Плевать, что мокрая?— главное, чтоб скрыть этот позор.—?Да, все в порядке, Пи. —?Сиват выглянул, натягивая дежурную улыбку. Немного искренности, щепотка профессионализма и основа?— преданная, щенячья любовь. —?Просто плохо спалось.—?Снова поздно уснул? —?Чужая заботливая ладонь взъерошила волосы. Привычный жест. Даже немного отеческий?— некоторые воспоминания родиной из детства. —?Даже работая, ты все так же засиживаешься допоздна? —?Марку хочется сказать, что ему, на секундочку, уже 34. Но, на секундочку, его сердце трепещет. И это нечестно.—?Нечестно читать все по моим синякам под глазами,?— они оба смеются, и возможность любить отпадает сама по себе. В необходимости,?— ты всегда пользовался такими приемами, Пи.—?А что с запястьем? Перт сказал, что ты повредил его. —?Удивительно, как этот мелкий всегда умудрялся подпортить всю ситуацию.—?Не бери в голову. Все в порядке. —?Марк напрягся. Необъяснимо хотелось сбежать отсюда. Из этого дома. Из этого мира. —?Просто временные трудности.Проще сказать, что это временно, чем осознать, что это?— навсегда. Потому что ?навсегда? растяжимо настолько, что не хватит песка во Вселенной и звездной пыли в глазах каждого человека.—?Береги себя,?— старший снова взъерошил чужие волосы. Марк обожает порядок, но не стремится навести его в собственной жизни и квартире. Иногда он не спит неделями. Вероятно это от нервов. А может и от одиночества. Марк уже ничерта не смыслит в этой жизни.—?Постараюсь,?— он, как обычно, мямлит, складывая внутреннее спокойствие в хаос. Так всегда и происходит. Он привык,?— тебя там звали. —?Сиват старается переосмыслить ситуацию, но получается с трудом. Ему уже 34. Уже.Марк снова остается один. Он привык. И к этой дрянной штуке на запястье он тоже привыкнет.Гости, как обычно, опаздывают. И, как обычно, Перт переживает. Маленький идеалист, складывает порядок там, где его априори не может быть. Планирует. Расставляет приоритеты. И капканы. У Марка болит голова от количества приглашенных. Есть те, кого он не знает, но слышал. Потому что у Перта есть своя жизнь, и она явно не ограничена тремя контактами в телефоне. По-любому среди них даже есть девушка. Будет забавно, если у них совпадет.Марк хочет, чтоб совпало.—?Минутку внимания,?— Перт улыбается, стоя около отца. Они почти идентичны. Марк облокачивается на косяк двери, держа в руке бокал,?— мы все тут собрались, потому что ровно 17 лет назад родился самый прекрасный малыш на земле. Наверняка уже каждый присутствующий тут сказал ему кучу пожеланий, но. Сынок,?— заботливая отцовская ладонь легла на чужое плечо,?— мы с матерью желаем тебе быть счастливым. И, главное, найти свою пару. Настоящую. Которая всегда будет рядом. —?Марк закусил губу. Потому что снова болит и жжется там, где не должно. Второй рукой погладил собственное запястье. Верится с трудом.Кто-то из первых рядов спросил про метку. И да, ахах, это ведь почти смешно. Марк чувствует зависть.—?Есть,?— на секунду все затихают. Становится нечем дышать. —?и я знаю кто это. —?Метка горит огнем. Взгляды пересекаются и что-то идет не по плану. Совсем. Потому что из рук падает бокал. Прям на такие красивый ковер. Марк чувствует вину и стыд. Он чувствует как неловкость наполняет легкие ртутью. Жжется до невероятия. В ушах неимоверный свист?— Сиват закрывает ладонями их, пытаясь сконцентрироваться на собственном сердцебиении. Не спасает. Потому что он знает. И каждый, кто сидит в этой комнате знает это тоже. Ему просто нужно выйти на улицу и подышать. Только и всего.Но это не спасет. Потому что Перт говорит то, что говорит и это давит на мозг и сердце грузом.Он говорит его имя.И это отдается эхом в глазах каждого, кто присутствует.