Глава 8. Голодные и безрассудные (1/1)

Следующим утром Одина разбудил не первый луч робкого февральского солнца и даже не чужие шершавые губы, а приглушённые голоса, что доносились с первого этажа, из прихожей. Иван прощался с его родителями. Парень вскочил с постели, рывком распахнул дверь, шагнул было к лестнице и чуть не слетел кубарем вниз. -…Да, мы уже попрощались. Я зашёл к нему перед тем, как спуститься.?— Может, тебя подвезти?Американец усмехнулся. Родные подружились с мужчиной даже быстрее, чем он сам. Интересно, чем актёр очаровал их??— Не беспокойтесь, я вызвал такси. Но все равно спасибо!Байрон забыл обо всем на свете, слушая этот бархатный голос и думая о том, как прошлой ночью он шептал его имя, а когда очнулся, то не сразу понял, о чем идёт речь. Отчасти парень был готов к тому, что утром Охлобыстин в полной мере осознает, что случилось, и уйдёт, не сказав любовнику ни слова. Но только отчасти. Осмелевший Один надеялся, что его страхи не оправдаются хотя бы сегодня. Когда этого не случилось, в груди слабо шевельнулись отголоски старой боли, а едва зажившая рана начала саднить. Он хотел сбежать вниз, задержать друга, объясниться уже по-настоящему, словами, не взглядами, но ноги внезапно онемели и перестали слушаться. Иван мог не сдержаться и вновь наброситься на него, чтобы поцеловать или?— с той же долей вероятности?— придушить к чертовой матери прямо у родителей на глазах. Байрон не знал, какой именно реакции боялся сильнее и как ему самому теперь вести себя со старшим другом.Голоса стихли. Стукнула входная дверь. Судя по звукам шагов, родители ушли на кухню готовить завтрак. Парень выглянул в окно и моментально поймал пристальный взгляд мужчины. Тот стоял на проезжей части дороги, держался одной рукой за дверцу такси и, обернувшись, смотрел на Одина. Охлобыстин был слишком далеко, чтобы уловить в его глазах хоть какие-то чувства. Застывшее, словно каменная маска, лицо ничего не выражало. Мужчина первым прервал зрительный контакт, сел в машину и уехал. Байрон прижался лбом к холодному стеклу, шумно выдохнул, зажмурился……и моментально открыл глаза: не растерявшееся воображение тут же нарисовало ему картинку из событий прошлой ночи. Темная комната, освещённая лишь луной, сбитые простыни и два сплетенных тела на постели. Постель! Один со всех ног кинулся в гостевую спальню. Толкнул деревянную створку, бросил взволнованный взгляд на разобранную постель со слегка помятым постельным бельём и громко, с истерическими нотками рассмеялся. Предусмотрительный Охлобыстин сделал все, чтобы убедить Байрона, его родителей и?— в первую очередь! —?самого себя, что между ними не произошло ничего предосудительного. А может, ему опять лишь приснилась их близость? Но тело мгновенно отозвалось на его принявшие явно неверный ход мысли тянущей болью. Байрон опустился на кровать и, закрыв покрасневшее лицо руками, счастливо и совершенно по-идиотски улыбнулся. Нет, на этот раз все было по-настоящему. Улыбка сменилась на гримасу. Он любит друга, а тот его ненавидит. Точно и навсегда.Парень задержался у родителей ещё на несколько дней, боясь, что сойдёт с ума, если вернётся к себе и останется один на один со своими мыслями. Он попытался применить уже не раз испытанное средство?— занять все время, загрузить себя делами до умопомрачения и подкашивающихся от усталости ног, но не мог ни на чем сосредоточиться. Сценарист в театре объяснял поставленную задачу, преподаватель на кулинарных курсах делился секретом приготовления лягушачьих лапок, журналист задавал вопросы о недавнем каминг-ауте и планах на будущее, друзья предлагали вновь собрать музыкальную группу?— Байрон не слушал. Он не слышал никого, кроме внутреннего голоса, терзавшего его день и ночь, и не видел ничего, кроме снов, которые с каждым разом становились все более бесстыдными и развратными. И все же парень понимал, что это всего лишь видения, навеянные его богатой фантазией и чувствами, все больше походившими на одержимость. Понимал и разочаровывался, ведь ни один сон не мог дать ему то, что даровала явь. Все было не так. Не так сильно, не так страстно, не так нежно, безумно, живо… Ощущения притупились, словно из непосредственного участника событий он превратился в равнодушного свидетеля. Одина не отпускала внутренняя напряженность, как будто вскоре должно было произойти что-то… Что-то. Интуиция молчала, устав делать мрачные прогнозы и вместе с тем не решаясь подарить надежду на лучшее. После возвращения из России американцу стоило невероятных трудов вернуть привычное самообладание, а сейчас оно было утеряно так же легко, как и безвозвратно. Об Охлобыстине ему напоминала каждая мелочь.Измотанный переживаниями Байрон сидел на набережной, наблюдая за клонящимся к горизонту солнцем и тщетно уговаривая себя сосредоточиться на исписанных листах бумаги, что держал в руках. Скоро спектакль, а он не в силах запомнить несколько коротких реплик. Мимо Одина прошли два молодых парня, держась за руки и не сводя друг с друга влюблённых глаз. Нет, это невозможно! Он со злостью отшвырнул листки прочь и вытащил из кармана телефон.?Я скучаю.??Был в сети…? мгновенно сменилось на ?подключен?.Отправлено.Доставлено.Прочитано.?Печатает…?.Одна минута. Две. Три.Я тебя ненавижу. Давай останемся друзьями. Это была ошибка. Гори в аду, содомит. Изыди, дьявол. Чтоб ты сдох, сукин сын! Я тебя люблю.?Печатает…?.Пять минут. Десять. Пятнадцать. У Одина, гипнотизировавшего экран смартфона немигающим взглядом, зарябило в глазах.?Подключен?. ?Печатает…?.Байрон выругался, сунул телефон обратно в карман и через секунду достал снова, услышав звук входящего сообщения. Короткого, всего из двух слов.?Я тоже.?Сердце затрепетало от радости. Парень понял, что внутри друга тоже идёт та же мучительная борьба, что в нем самом когда-то. Кровопролитная битва за победу между чувствами и рассудком.В действительности, то, что испытывал Один, не умещалось в банальное ?скучаю?. Он ощущал страшный, почти смертельный голод. Как лёгкие сжимаются и болят от нехватки кислорода, а желудок?— еды, так сердце ныло от отсутствия рядом старшего друга. От невозможности заглянуть ему в глаза, услышать голос, коснуться лица, поцеловать в губы. Как будто Охлобыстин был наркотиком, а Байрон?— наркоманом, подсевшим на иглу после первого же укола. От его ответного сообщения голод стал настолько нестерпимым, что толкнул парня на безрассудство.***Иван пристегнул ремень безопасности и уставился в иллюминатор. Мышцы болели, как после особенно усердной тренировки в спортзале. Мысли неслись со скоростью готового взлететь самолета. Ничего не было. Ничего и быть не могло. И ничего никогда не будет. Они просто неудачно поговорили. Один не вернётся в Россию. А если даже и подпишет контракт, то это последний сезон, и больше они не увидятся. Охлобыстин позаботится о том, чтобы вычеркнуть парня из жизни, из сердца и даже из памяти. Сделает вид, что их ничего не связывает, и не подойдёт к американцу ни на шаг. Может, попросить сценаристов удалить совместные сцены с Быковым и Филом? Да, так он и поступит.?Ну, и кого ты пытаешься обмануть???Ты ведь не хотел уезжать.??Черт возьми, да ты бы все на свете отдал, лишь бы остаться там, с Одином, в постели, согретой теплом его тела!??Ты чуть было не передумал, когда увидел, как он смотрит на тебя из окна…??Как ты можешь говорить, что ничего не было?! Ты ведь даже раскаяния не испытываешь, настолько тебе понравилось!??— Вот потому и не испытываю?— не в чем раскаиваться! —?вслух огрызнулся Охлобыстин, вызвав недоуменный взгляд стюардессы и рассерженный?— проснувшегося от его громкого голоса соседа,К тому моменту, когда самолёт приземлился в Москве, мужчина почти убедил себя в том, что ему просто приснился дурной сон. С ним ведь такое иногда бывало, особенно в моменты сильного переутомления. Давно пора в отпуск. Этим он и займётся, когда приедет домой и разберётся с делами?— отправит детей к теще и полетит вдвоём с женой в солнечную Испанию. Мужчина посоветовал внутреннему голосу заткнуться и с головой окунулся в прежнюю жизнь.Ему хватило нескольких дней, чтобы понять: что-то не так. Он пришёл в церковь на воскресную службу, вдохнул запах ладана, уловил шёпот чужих молитв, однако не ощутил привычного спокойствия, которое окутывало его душу, стоило лишь спрятаться за ставшими почти родными за время службы стенами. Напротив, преследующая его в последнее время тревога только усилилась. Лики святых смотрели на бывшего священника строго, с осуждением. Он взял в руки чётки, опустился на колени, сложил ладони в молитвенном жесте и прикрыл глаза…?Отче наш, иже еси…?Обычно умиротворяющая атмосфера вместо надежды вселяла страх. Казалось, взгляды всех присутствующих устремлены на него. Он запинался, сбивался, останавливался, начинал сначала, путался, забывая слова… Руки мелко дрожали. Четки бились друг о друга с оглушительным звоном, отдававшимся громким эхом где-то наверху, в высоких сводах башен. Лицо заливала краска, а в груди пылало пламя. Слепые глаза распятого на кресте Иисуса обожгли его ненавистью. Охлобыстин вскочил на ноги, оборвав молитву на середине, и вышел вон из церкви прямо посреди службы. Одно неосторожное движение пальцами, и тонкая нить, соединяющая чётки, порвалась. Черные бусины покатились по земле, весело подпрыгивая.Что с ним творится??— Пап, что случилось?Анфиса. Она ни о чем не догадывается. Она ведь имела в виду совсем не… Это.?— Я… Мне стало нехорошо. Возвращайся к остальным, а я приду через минуту.?— Может, я лучше останусь с тобой??— Не нужно, дочь. Мне уже лучше, правда.Мужчина сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, пытаясь утихомирить бешеный стук сердца, после чего развернулся и на негнущихся ногах побрел обратно к церкви. Взялся за ручку двери, с некоторым усилием потянул тяжёлую дубовую створку на себя, остановился, подумал и…закрыл её с той же?— обратной?— стороны. Дело было совсем не в оказанном ему прохладном приеме?— Иван точно знал, что иконы неживые, они не способны видеть и испытывать чувства. Причина заключалась совсем в другом: он сам больше не хотел там находиться.С того дня у Охлобыстина все валилось из рук. Он не смотрел в глаза жене, избегал любых разговоров со старшей дочерью, перестал молиться и почти не появлялся дома, уйдя в себя и в работу. Его постоянно мучили головные боли, от которых не спасало ни одно из известных ему болеутоляющих. Мужчина закрывался в ванной, вставал под холодный душ и сжимал голову руками. Оксана беспокоилась, но не решалась отвлекать мужа расспросами. Иван часто замыкался в себе в особо сложные периоды, но рано или поздно прерывал молчание и делился с женой навалившимися проблемами. ?В горе и в радости, в болезни и в здравии?,?— каждый раз мысленно повторяла женщина.Охлобыстин старался вести себя, как обычно: подвозить детей в школу, готовить с ними уроки, расспрашивать, как дела, но понимал, что делает это машинально, по привычке, не испытывая прежних чувств. Просто потому, что должен. Физически он был с семьей, но мыслями?— где-то очень далеко, на другом конце света. Сильнее этого мужчину пугали овладевшие им равнодушие и апатия, а ещё?— горький привкус безысходности, который он ощущал, когда целовал Оксану. Мужчина не ходил в церковь, бросил писать и едва сдерживался, чтобы в постели не назвать жену в другим именем на ту же букву. Ему казалось, что ещё немного, и он потеряет рассудок.Это практически случилось, когда он получил сообщение от Байрона. Два слова словно вернули его в ту ночь и заставили наконец взглянуть правде в глаза. Он летал в Америку, чтобы уговорить Одина вернуться, потому что не может без него. Та необъяснимая связь между ними, что возникла ещё в России, во время совместной работы, оказалась слишком сильной и важной, чтобы вот разорвать её так же просто, как те старые чётки. Сильнее их самих. Нет, это невозможно. Смотреть в глаза родным ему не давало ощущение вины. Мужчина чувствовал себя виноватым за то, что действительно не раскаивается в содеянном. За то, что ему понравилось. За то, что он хочет ещё. Ему потребовалось немало времени, чтобы признать это. Очень трудно, когда привычный тебе мир вдруг предстаёт в совершенно другом свете, а ты сам чувствуешь себя вывернутым наизнанку.Иван сидел в кафе вдвоем с Демчогом и честно пытался вникнуть в рассказ друга о новом фильме, когда лежащий на столе телефон внезапно ожил.?— Слушаю… Дин? Что? Я не… Да. Да. Да, хорошо. Пока.Он закончил разговор за несколько секунд, отнял телефон от уха, положил обратно на столик и замер с отсутствующим видом. Встревоженный столь необычной реакцией Вадим протянул руку и звонко щелкнул пальцами перед его лицом.?— Ау, Вань, все в порядке??— Конечно,?— машинально кивнул тот. —?Байрон звонил.?— Ну, это я услышал. Что он сказал??— Чтобы я собрал вещи и мчался в аэропорт.?— Ты серьёзно?Актёр поднял на друга обезумевший взгляд. Он сам так поступил с парнем однажды и только теперь понял, чем было вызвано то внезапное и невероятно сильное желание срочно увидеть Байрона.?— Вадим, ты сможешь прикрыть меня на две недели?Демчога было сложно удивить, но Ивану всегда удавалось сделать это в два счета.?— Охлобыстин, что между вами двумя происходит??— Лучше не спрашивай. Так ты сможешь??— Как будто у меня есть выбор…?— Есть, поверь мне. ?Похоже, выбор есть у всех, кроме меня и Одина.?Американец позвонил, чтобы сообщить, что снял домик на берегу Женевского озера. Что уже забронировал билеты и что Иван должен придумать убедительную отговорку для семьи и друзей, взять вещи на две недели, бросить все дела, срочно делать визу и ехать в Шереметьево.Он ждал его неделю спустя в аэропорту Женева-Куантран, волнуясь сильнее, чем когда-либо в жизни. Вся эта идея была тем самым безрассудством и, как казалось американцу, почти не имела шансов на успех. Охлобыстин не послал его куда подальше сразу, по телефону, но вполне мог это сделать мысленно, обдумав все то, что сказал ему Один.Рейс из Москвы совершил посадку. Иван вошел в зал прилёта одним из первых, сделал два шага в сторону встречающих и остановился, оглядываясь по сторонам. На его лице было написано ещё большее волнение, чем испытывал Байрон. Американцу вдруг стало очень легко. Он с уверенным видом подошёл к мужчине, взял за руку и поцеловал. Опешивший актер едва не отшатнулся, но, стоило ему ощутить мягкие губы Байрона на своих, и он забыл обо всем, вновь поддавшись уже знакомому и такому приятному ощущению верности происходящего.?— Так почему Женева??— Очень красивый город, почему нет??— Про твою болезненную привязанность к озёрам я помню. Спрошу иначе?— почему Швейцария??— Здесь нас никто не узнает.?— Здесь нас никто не осудит, хотел сказать ты.?— Ну, и это тоже,?— нехотя признал Один.?— Нас бы и в Штатах не осудили, если уж на то пошло.?— Ты же ненавидишь Америку!?— А ты очень глупый, мальчишка,?— усмехнулся Охлобыстин, потрепав американца по волосам.?— Закончим на этом перечислять очевидные факты и строить логические цепочки??— Да, пожалуй.?Америку-то я ненавижу,?— вздохнул про себя мужчина,?— а тебя люблю. Ну, и где тут логика, Дин??Они ехали в такси, с любопытством разглядывая узкие улочки и невысокие здания. Автомобиль остановился у небольшого двухэтажного дома, старые кирпичные стены и крыша которого были увиты плющом. Слева, через дорогу, доносились плеск воды и крики парящих над озером чаек.А дальше…было счастье. Тихое и очень-очень робкое, словно мужчины не верили, что оно?— настоящее, выстраданное и заслуженное. Мира не стало?— остались лишь эти двое и то странное, необъяснимое и почти невозможное, что было между ними. Безумие, одним словом.Они часами гуляли по Старому Городу*, наслаждаясь хорошей погодой и возможностью слиться с толпой и остаться неузнанными. Один ни на минуту не выпускал ладонь старшего друга из своей руки и порой так смотрел на него, словно все ещё не верил своим глазам.?— Почему ты не спишь??— Я боюсь проснуться и узнать, что ты ушёл.?— Этого не будет.?— Обещаешь??— Ещё заставь на Библии поклясться! Никуда я не уйду, Дин.?Я умею извлекать урок из прошлых ошибок.?Довольно корявого французского Одина хватало, чтобы вызвать такси и сходить в магазин, и этого было вполне достаточно. Все равно больше им никто не был нужен. Не сейчас. Байрон отключил телефон в зале прилета, когда увидел Охлобыстина, а тот?— ещё в Москве, перед посадкой в самолет. Иногда по вечерам из динамиков его ноутбука доносились требовательные звонки. Мужчина сбрасывал их и набирал в ответ короткие сообщения.?— Что ты сказал родным??— Я отправил детей в лагерь, а Оксану с её родителями?— на море, в Испанию. Объяснил, что днём у меня много работы, а по вечерам я буду помогать в церкви. Сейчас Великий Пост?— время покаяния в грехах и укрощения духа и тела.?— Ты больше не молишься.?Я больше не верю.??— Когда ты рядом, я забываю все молитвы.?— Все правильно, я же дьявол, забыл??— Нет, янки. Дьявол?— он здесь, внутри. Я каждое утро заглядываю ему в глаза, когда смотрю в зеркало. А ты… Ты?— ангел.?— Ангел-хранитель? Я не против, лишь бы твой,?— уже вслух повторил американец, впервые не боясь возможных последствий своих слов.Они арендовали мотоцикл и каждую ночь ездили по набережной, наблюдая, как строгий серый город преображается, мерцая, сверкая и переливаясь миллионами разноцветных огней. Иван разгонялся до ста восьмидесяти. Сидящий сзади Байрон сжимал его так сильно, что было трудно дышать. Тишину разрезало довольное урчание мотора, стук шлема о шлем и пронзительный свист ветра в ушах. Мужчины встречали рассвет на высоком холме, откуда открывался захватывающий вид на другой берег и уютно расположившийся на нем Новый Город*, а после возвращались к себе, прерывая молчание дома скрипом кровати, хрустом выгибающихся навстречу друг другу тел и стонами, от которых срывались голоса и дребезжали тонкие стекла в окнах. Мужчина вжимал американца в матрас и нависал сверху, впиваясь пальцами в его предплечья и зарываясь лицом в тёмные волосы.?— Нет. Я хочу видеть твоё лицо.Один обнимал его за шею и обвивал ногами пояс в сумасшедшем и непреодолимом желании прижаться ещё, ещё, ещё теснее. Иван все чаще замечал, что чувствует себя спокойно, только когда парень рядом, на расстоянии вытянутой руки. Словно есть они двое и весь остальной мир. Словно мир против них или они против этого мира. Когда они вместе, Охлобыстину ничего не страшно. Все будет хорошо, они справятся, что бы ни случилось. Но порознь он до смерти боится… За Байрона. Мужчина неслышно подходил к готовящему завтрак парню со спины, брал за руку, переплетая их пальцы, разворачивал к себе и крепко обнимал, будто уже тогда пытался защитить от надвигающейся опасности.?— У тебя ведь кто-то был до меня? Поэтому ты знал, что нужно делать?Некоторые разговоры гораздо проще вести в темноте, когда не видишь лица собеседника.?— Один раз. Мне только исполнилось двадцать и я был сильно пьян. Не то чтобы мне настолько хотелось, что было все равно, с кем. Алкоголь отключил тормоза, и…?— Не надо. Не продолжай. Не будем об этом.Они почти не разговаривали: слишком много неудобных тем и острых углов. Они были рядом, и этого хватало. Мужчина курил на балконе, провожая взглядом падающие звезды и каждый раз загадывая одно и то же желание. Парень молча стоял рядом, опустив голову ему на плечо и закрыв глаза. Охлобыстин сидел в кресле, держа на коленях ноутбук, и быстро печатал. Байрон, будто его личная Муза, примостился на подлокотнике и тихо наигрывал на скрипке несложную мелодию.?— Если бы тебе нужно было выбрать одну профессию, на чем бы ты остановился??— Сложный вопрос. Наверное, сценарист.?— Тебе это нравится больше, чем служить в церкви??— Церковь стала сознательным выбором, а писательство было, скорее, необходимостью. Мне надо писать. Просто писать, и чтобы получалось.?Это и правда очень страшно, Дин,?— когда в голове нет ни одной мысли, а руки безвольно зависают над клавиатурой. Ты словно стоишь на распутье, но ни одного пути не видишь. Для меня такие моменты почти равны смерти.??— А сейчас получается??— Да. Впервые за долгое время… Погода портилась, хмурое свинцовое небо все чаще разражалось ледяными слезами. Их личная оттепель подходила к концу. В один из последних дней они нашли на своём пороге крошечного котёнка. Несчастное создание съёжилось у двери, пытаясь спрятаться от промозглого ветра и вездесущего дождя. С чёрной шерстки ручьём стекала грязная вода, худое тельце тряслось от холода. Котёнок из последних сил залез под навес, закрыл глаза и приготовился умирать.?— Ну, и что мы с ним будем делать??— Оставим у себя, конечно!?— Допустим, а что потом?Неловкая пауза. Они не говорили о дне, когда все закончится.?— Ты вернёшься в Россию??— Так ты только поэтому согласился приехать сюда??— Дин!?— Что? Вернусь. Не знаю, надолго ли. Но контракт на участие последнем сезоне я уже подписал.?— И когда ты собирался мне об этом сказать??— А стоило?Смущенное молчание. Они не говорили о том, что будет дальше.Потрескиванием огня в камине было негромким, но по-домашнему уютным. На журнальном столике дымились две чашки с горячим чаем, о котором явно забыли. Вымытый и накормленный котенок развалился в кресле и лениво умывался. Его тихое мурчание навевало сон. Ковер был мягким и пушистым. Обнаженные тела переплелись так сильно, что казались единым целым.?— Прости.Так много хочется сказать и так жаль тратить время на потерявшие всякий смысл разговоры.?— Прощаю. И спасибо за то, что привёз шарф. Мне было очень холодно...без него.Самолёт зашёл на посадку. Стоя в очереди к выходу, Один достал из кармана рюкзака телефон.Абонент: ?Дьявол?Сообщение: ?Я тебя люблю.?Ответ пришёл незамедлительно. ?И я тебя.?Битва окончена. У разума закончились доводы, и он пристыженно молчал. Дьявол внутри?— тот самый противный голос, что всегда говорит правду,?— мурлыкал даже громче, чем сидящий в сумке котенок.