Глава 1 (1/1)

- Боюсь, мы не можем поступить иначе. Все сроки уже вышли, вы и так слишком долго были одна. Через три дня за вами приедут. Утром, в девять часов. Соберите минимум вещей и будьте готовы, — с жалостью сказал мне сотрудник отдела опеки и попечительства города Риги.- Мне ведь всего лишь год до совершеннолетия, — тихо ответила я. Как же он не поймет? Я не могу всё бросить. Я не могу уйти. Это же так… отвратительно. Это будет предательством.- Я понимаю, но это необходимо. Вы не можете проживать одна, без надзора.- Я не глупая. Мне не нужна нянька. Я всё умею, я самодостаточна, — с мольбой прошептала я, заглядывая ему в глаза. Я надеялась увидеть там понимание, сочувствие моему горю, доказательство того, что он не просто чиновник, а ещё и Человек. А нашла только унизительную жалость, как к бездомному котёнку. Этот человек ничего не мог сделать для меня. Поняв это, я мгновенно прекратила попытки препирательств и оборвала саму себя, — То есть, вы, конечно, правы. Я пойду, начну складываться.Чиновник встал из-за стола и помог мне надеть жакетик. На его лице читалось смущение и недоумение. Он явно не ожидал, что я сдамся так легко. Особенно после того, как на протяжении четырех месяцев я беспрестанно твердила о том, что мои родители живы.- Ну-у-у, тогда всё решено? – неуверенно промямлил он, топчась у порога. Он явно был рад избавиться от меня, и в то же время ему было совестно прощаться со мной так быстро.- Конечно, я всё сделаю и буду готова, а если что-то изменится, то я обязательно дам вам знать. У меня есть ваш телефон, – с вежливой улыбкой ответила я, неловко переминаясь с ноги на ногу. Мне страстно хотелось вырваться из этой маленькой каморки, насквозь провонявшей затхлостью, на свежий воздух, к солнцу. Солнце прояснит мне голову, думать станет легче.Но чиновник не собирался прощаться со мной так просто:- Вы не подумайте, что я делаю этого, не принимая в расчет ваши интересы. Для меня и государства вы и ваша жизнь – первая забота, — монотонно втолковывал он, буравя меня взглядом. А я стояла с приклеенной на губах улыбкой и кивала головой, как китайский болванчик. Живот уже сводило от нетерпения.- Я знаю, господин Калниньш, — поспешила я подвести черту, когда он остановился, — И нисколько в этом не сомневаюсь. Именно поэтому сейчас еду домой. Дел предстоит много. Я ещё хочу попрощаться с друзьями.- Да вы словно на фронт собираетесь,— попытался пошутить чиновник, открывая мне дверь. Ноги сами уже несли меня за порог, пренебрегая правилами приличия.- Нет, — покачала я головой, — всего лишь в детский дом.***Итак, это свершилось. Теперь можно было перестать обманывать себя и прятаться за красивыми иллюзиями. Факт свершился, и теперь уже ничто в целом мире не могло изменить его. Я, Ария Лиепа, отправляюсь в детский дом.Впервые я с ужасающей ясностью поняла, как это ужасно – когда ты один в целом мире. У меня не было близких родственников. Родители были единственными детьми в своих семьях, а мои бабушки и дедушки уже давно не принадлежали этому миру. Я не знала, что такое братья или сёстры. Я была ОДНА. И никто из всех этих красивых и успешных людей, идущих мне навстречу, не мог помочь мне в моем горе. Я испытала страшную зависть, когда мимо меня прошла маленькая девочка в розовом, вцепившаяся в руку своей матери.А у меня матери не было. Суд постановил, что она пропала без вести. Как и отец, впрочем. Они приняли решение, не выслушав толком ни меня, ни своё сердце, которое (я уверена) смогло бы подсказать им правильное решение. Невидимая железная рука закона легла на мою жизнь и раздавила всё, к чему я привыкла. Весь мой быт, все те любимые мелочи, составлявшие мою жизнь, были уничтожены.Проскочив в закрывающиеся двери автобуса, мне пришло в голову, что больше уже не будет ни семейных концертов и прогулок, ни поездок за город, ни совместных просмотров фильмов по вечерам. Как странно! Я всегда думала, что живу обособленно ото всех, а оказалось, что по-настоящему живу только когда вокруг меня есть те, кого любить. Что теперь будет? Неужели меня ДЕЙСТВИТЕЛЬНО заберут из моего милого дома? Неужели взамен мне дадут маленькую комнату с казенной мебелью, которую мне придется делить с ещё одной девочкой? Неужели придется вставать по графику, есть безвкусную еду, жить на ограниченной территории? Неужели мне придется провести так ЦЕЛЫЙ ГОД?!Чем ближе я подъезжала к своему дому, тем страшнее мне становилось. Я не хотела его видеть. Он символизировал мою прежнюю жизнь, а она кончилась. К чему растравлять душу? Однако в назначенное время автобус затормозил у моей остановки, и мне пришлось сойти. Подойдя к калитке, я остановилась и огляделась. Наши соседи, Эдгар Фрейманис и его жена Марга укладывали вещи в и без того переполненный багажник машины. Наверное, собирались на пикник. Их маленькие дети, Каспар и Санита, визжа и хохоча, носились по участку с лейками в руках. От этой картины у меня сжалось сердце.- Привет, Ария! – крикнула мне Марга по-латышски. Её муж отвлекся от машины и тоже взглянул на меня, — Ну, как дела?- Нормально, — соврала я, улыбаясь. К чему портить им выходные?- Что сказали органы опеки? – продолжала женщина, вертя в руках кулёк.- Что мне придется уйти в детдом, — ответила я, по-прежнему улыбаясь. Какой же жалкой я казалась этой благополучной и счастливой семье! Я видела это в том, как вытянулось лицо Марги, и как её муж хрустнул пальцами и чуть приоткрыл рот, словно намереваясь что-то сказать. Даже Каспар и Санита прекратили игру и замерли, внимательно глядя на меня. Я ощутила себя изувеченной уродкой, которой ни в коем случае нельзя появляться на людях, чтобы не пугать их.- Ох, Ария, — потянула Марга жалостливо.- Всё в порядке, этого и следовало ожидать, — удалось выговорить мне. К горлу подкатил комок и теперь готовился вырваться через рыдания. Но нужно было крепиться и не дать им подумать, будто мне плохо.- Мы бы так хотели помочь, — начала Марга, оглядываясь на Эдгара в поисках поддержки. Однако он мрачно буравил землю взглядом и шевелил голыми пальцами ног, не желая вмешиваться.Ну, так помогите, едва не вырвалось у меня. Вместо того, чтобы стоять и выдавливать из себя ненужную мне жалость, помогите мне! Зачем все эти слова, что они мне? Утешение? Облегчение?- Не нужно, что вы! – вслух сказала я, — Вы и так слишком добры. Я пойду в дом, до свиданья.Она кивнула и помахала мне рукой:- Если что – звони! – напоследок не удержалась она.- Обязательно, — крикнула я и захлопнула за собой дверь.

Всё. Я дома. Только это совсем не приносит радости.На часах было уже шесть вечера. Спать ложиться рано, особенно если за окном солнце (май, как-никак), а как-либо развлекать себя у меня желания не было. Подумав и прислушавшись к своим ощущениям, я поняла, что голодна. В холодильнике было пусто. Можно было пойти в соседний магазин, но снова встречаться с Фрейманисами… Меня передёрнуло при этой мысли. Достав яйца недельной давности, я разбила их на сковородку и кинула туда же пару ломтиков старой грудинки. Прислушиваясь к шипению и фырканью сковороды, я по привычке погрузилась в воспоминания.Мои родители пропали 15 февраля в Берлине. Оба были талантливыми музыкантами, а папа ещё и знаменитым. Так уж вышло, что их концерты совпали, и мне пришлось жить одной около месяца, ожидая окончания гастролей. В Берлине у них была плановая пересадка, а затем они летели прямиком домой. Однако в Рижском аэропорту они не сошли. Я позвонила на мобильные телефоны, но трубку никто не брал. Я решила, что они пересели на другой рейс, и прождала их четыре часа. Бесполезно. Никого. Тогда я уехала домой, оставив служащим аэропорта свой номер телефона, чтобы они связались со мной в случае, если получат какие-либо новости. Ничего. Звонки в американский отель, организаторам концерта и маминым коллегам оказались бесполезными. Никто ничего не знал.Через два дня я заявила в полицию. Следствию удалось установить, что в Берлине они были. Их видели в аэропорту, а затем, по всей видимости, они отправились на короткую прогулку по городу. После этого все следы исчезали. Анна и Андрис Лиепа были объявлены в розыск и в Германии и в Латвии, однако тщетно. Словно в воду канули.Ну а потом… потом всё завертелось, закружилось, я беспрестанно бегала по судам, допросам, следствиям, различным инстанциям, однако в глубине души знала – не поможет. Для всех этих чиновников это была рутина, быт. Ненавистная работа. Им не было дела до меня, и никто не хотел услышать мой голос.А мне было, что сказать.Я твердо знала, что они живы. Это не была робкая надежда, или фанатичная вера. Это была стопроцентная уверенность, и если бы кто-нибудь потрудился заглянуть мне в душу, то уверился бы в этом точно так же, как и я. Я чувствовала всем сердцем, что мы ещё увидимся, всем своим сердцем я ощущала их присутствие в этом мире.Но у меня не было фактов, которые эти чиновники так взлелеяли. Не было никаких доказательств.Когда мои бабушка и дедушка разбились на машине, мне было девять лет. Я хорошо помню, что в тот день я сидела в саду и играла с новой куклой. Внезапно у меня в глазах потемнело и стало трудно дышать. Я ощутила какой-то жуткий, неправильный холод. Мороз пробежался по всей моей коже, а дыхание заледенело в груди. Испуганная моим видом, мама бросилась приводить меня в чувство. Очень скоро ей это удалось, и я с трудом объяснила, что со мной происходило. А через час папе позвонили из полиции и сообщили о том, что его родители погибли в ужасной автоаварии на Юрмальском шоссе. Они возвращались с моря.Через пять лет умерла мамина мать. Её нашли мертвой в постели. За два часа до этого я вновь испытала леденящий кровь холод. Больше я не думала, что это была случайность. И в тот и в прошлый раз я почувствовала смерть.Но когда исчезли мои родители, этого не было! Всё было совершенно спокойно. Обыкновенный февральский день. О, если бы была хоть самая малая возможность заставить всех этих чиновников поверить мне! Что бы я только не отдала взамен на неё! Всё, всё отдала бы, только не посылайте меня в детдом, не рушьте мне жизнь!Свой скромный ужин я не стала перекладывать в тарелку и поела так, с горячей сковородки. Не было никого, кто мог бы меня проконтролировать.Вымыв посуду, я задумалась. Ну не может так быть, что бы я была одна в целом свете. Обязательно кто-нибудь найдется. Пусть хоть седьмая вода на киселе, лишь бы горел желанием взять надо мной опекунство (что тоже маловероятно). Я вспомнила, что года полтора назад папа зажегся идеей сделать наше фамильное древо. К тому же это было относительно несложно, учитывая, сколько родственников мы имеем. Найти это дерево тоже оказалось плёвым делом. Оно пылилось за книжным шкафом в кабинете. Разложив его на полу, я начала внимательно изучать хитросплетения родовых связей. Оказалось, что из живущих ныне родственников, подойти мне могут только троюродная тетка Алиса Молокоедова, проживающая в Якутске, а так же пятиюродный дядя Феликс Иаков из Канзаса.Бесполезно. У меня даже их телефонных номеров нет. А даже если бы и были, то как бы мне они помогли? Они, скорее всего, обо мне и не слышали.Это отняло у меня последние силы. Чувствуя себя совершенно разбитой, я спустилась на первый этаж, в свою комнату. Пройдясь по мягкому серому ковру, я села на кровать и начала бесцельно водить пальцами по черному покрывалу. Я всегда любила черный цвет, а теперь он так хорошо подходил к моему состоянию…Минут через пять до меня дошло, зачем я сюда пришла. Поистине, недоедание и горе плохо влияют на мои умственные способности. Слава Богу, что это не выпускной класс. Иначе… я боюсь подумать, что бы тогда было.Раздевшись, я тяжело рухнула на кровать и, кажется, мгновенно заснула.***А проснувшись, я поняла, что всё не так уж и плохо. Я не испробовала ещё одно средство! Странно, как я могла об этом забыть? Это же то, что нужно было сделать в первую очередь!Я собиралась идти в церковь. Сегодня суббота, и если ничего не изменилось, то крестивший меня батюшка как раз работает. Он обязательно поможет, даст совет, и возможно укажет способ убедить чиновников в том, что мои родители живы.По дому я летала словно на крыльях, и даже то, что на завтрак есть было нечего, кроме чая, не смогло испортить мне настроение. Осушив кружку едва ли не в один глоток, я надела длинное платье, положила в сумку синий платок и умчалась на автобусную остановку.День был великолепным. Солнце уже вовсю светило, а тёплый ветерок приятно обдувал кожу. Повсюду витали ароматы дивных весенних запахов. Перед тем, как сесть на второй автобус, я сорвала веточку сирени и приколола её к платью. Теперь, куда бы я ни шла, всюду ощущался сладкий запах.У церкви я притормозила, осматриваясь. Она ни капли не изменилась. У входа таким же ровным рядком стояли бабушки, просившие милостыню. Так же крестились, шепча про себя слова молитвы, верующие, перед тем как войти в храм. Сделав тоже самое и повязав на голову платок, я переступила порог. Золотые купола, печальные иконы, горящие свечи – всё это возродило в моей душе целый рой воспоминаний. Ах, если бы можно было вернуть то время, когда я была здесь не одна!- Ария? – раздался за моей спиной густой бас, — Ария, ты ли это?О, батюшку искать не придётся!- Здравствуйте, отец Алексий, — вежливо поздоровалась я, оборачиваясь, — Я пришла к вам.- Очень приятно, — ласково улыбнулся высокий мужчина с курчавой каштановой бородой, — У меня есть свободная минута. Пройдем.Он поманил меня за собой в маленькую комнатку под лестницей. Из мебели там был только простой стол со стулом, да икона, изображающая Христа и 12 апостолов.- Давно я не видел тебя здесь. Что помешало тебе прийти к нам? – спросил он, мягко улыбаясь.И я всё ему рассказала. Ничего не скрывая, ни от чего не отказываясь. Рассказала все свои ощущения, мысли, страхи и надежды. Я излила ему всё то, что копилось во мне эти три месяца. Без прикрас, выставлявших меня в выгодном свете. Последние мои слова потонули в рыданиях, которые я так и не сумела сдержать.- Ну-ну, — сочувственно проговорил отец Алексий, легонько касаясь моего плеча, — Я понимаю тебя и сострадаю тебе в твоем горе. Потерять родителей и знать, что возможно их больше не увидишь… Это испытание, данное тебе свыше.- Я знаю, – всхлипнула я, пряча лицо в ладонях, — Но что мне делать? Чего от меня хотят?- Бог испытывает тебя и твою веру.- Он может об этом не волноваться, моя вера только укрепилась.- Мне приятно слышать это. Твои слова греют мою душу, — очень ласково пробасил отец Алексий.- Но я всё равно не понимаю! Как же мне жить дальше? – в отчаянии воскликнула я, — У меня больше нет семьи!- Ария, подумай: множество детей пережило подобную трагедию. Сколько детей сейчас проживает в детских домах! Сколько младенцев бесчестные матери бросают на произвол судьбы, не заботясь об их дальнейшей жизни! Сколько ещё будет таких детей! Поверь мне, я действительно понимаю твоё отчаяние. Но в прошлом у тебя была семья. Ты была счастливым ребёнком. А сколько детей было лишено этого с самого своего рождения!- Верно, — тихо согласилась я, вытирая слезы.- Тебе предстоит прожить в детдоме один лишь год, после чего ты снова вернешься к своей привычной жизни. Может быть, этот год дан тебе как наказание за прошлые проступки. Или проступки твоих предков… Прими его со смирением, как и положено верующему человеку. Помни: ?Блаженны кроткие, ибо они унаследуют землю?.- Хорошо, — согласилась я, уже вполне успокоившись, — Может быть, так оно и есть, и вы сто раз правы в своих суждениях. Просто мне всё равно больно. В моём доме я хотя бы могу… вспоминать их.Батюшка кивнул:- Слабы люди. Молись, и тебе станет легче.Я прерывисто вздохнула, а затем задала самый главный свой вопрос. Ответ батюшки или дал бы мне новую надежду, или уничтожил бы то, что от неё осталось:- Как мне объяснить следствию, суду и органам опеки, что мои родители живы? Ведь я в этом уверена, и вы тоже меня понимаете.Отец Алексий отодвинулся от меня и замолчал на пару мгновений. Когда он заговорил, голос его был печален и важен:- Ария, — начал он, глядя мне прямо в глаза, — Порой в мире происходят ужасные события. Людей грабят, убивают, совершают с ними и другие, ещё более ужасные вещи. И страдают при этом не только сами жертвы, но и близкие им. Такие, как ты.К чему это он, подумала я, ощущая как внутри живота что-то скручивается в тугой комок.- Главное в такой момент – найти в себе силы признать, что прошедшего не изменить. Это ты понимаешь?- Конечно, — шепнула я.Батюшка удовлетворенно кивнул и продолжил:- Ты так сильно любила свою семью, что не можешь смириться с потерей. Это неправильно. Отпусти их от себя. Пусть они уйдут, пусть обретут вечное счастье и блаженство в Райском саду (куда они попадут, ибо я знаю их много лет).Я замерла, словно громом пораженная. Как? И он?! И этот человек, на которого я возложила всю мою надежду?! И он считает, что мои родители мертвы?!- Но их могли похитить, украсть, продать в рабство! – вскричала я, судорожно ломая руки, — Всё, что угодно, могло произойти!- Ария, милая, успокойся! Горе затуманивает твой чистый разум. Я вовсе не хочу уверить тебя в том, что они погибли. Но нужно повиноваться Божьей воле. Следствие ничего не нашло. Не могли же они сквозь землю провалиться.- Может и могли, — грубо сказала я. И тут же осеклась, поняв всю глупость своего положения. Он же пытается мне помочь. Возможно, будь я не на своем месте и наблюдай за всей ситуацией со стороны, я посчитала его слова правильными и единственными разумными в такой ситуации. А что, если они и в самом деле…Нет! Я знаю правду. И пусть я одна против целого мира, сознание того, что я права, поможет мне перетерпеть это горе. Только почему мне стало ещё хуже?- Простите, отец Алексий. Ваши слова правдивы и верны, а я… просто тешу себя выдумками. Действительно, повиноваться Божьей воле, — сказала я, рассматривая цветы на своем платье.Надежды нет.- Молись, Ария, и сердцу станет легче, — ласково ответил батюшка, вставая со стула и увлекая меня за собой. Как лунатик, я последовала за ним. Окружающая картинка смазывалась и вертелась перед глазами, словно попала в калейдоскоп.Надежды нет.- Вот, — сказал он, что-то вкладывая мне в холодную руку, — Поставь свечку за них.- За упокой души? – промямлила я, покачиваясь.- Да, — ответил он.Надежды нет.Я на автомате двинулась сквозь людскую толпу, пробиваясь к иконе. Раньше мы с мамой каждый месяц приходили сюда, чтобы вспомнить наших погибших родственников. Неужели сейчас мне придется зажигать свечку уже для них, для моих родителей?Нет, мелькнуло у меня в голове. Пусть надежды на то, что я буду жить обыкновенной жизнью больше нет, я всё же не буду мириться с их мнимой смертью.- Господи! – громко воззвала я, прикладывая фитилек к огоньку почти погасшего огарка, — Я знаю, ты слышишь меня. Помоги моим родителям, где бы они ни были. Не бросай их. Поддержи их в трудную минуту и дай мне смелости, чтобы жить самой.Накапав воска в углубление, я закрепила свечку и отошла на два шага, рассматривая её.- Умница, — ласково сказал отец Алексий, подходя ко мне, — Помнишь? Бог гордым противится, а смиренным даёт благодать.- Конечно, – кивнула я, — Спасибо вам за совет. Я обязательно приду ещё.Выйдя из церкви, я почувствовала, как камень, тяжким грузом лежавший у меня на душе, становится ещё тяжелее. Лучше было мне не приходить. Никто не верил мне. Все, словно сговорившись, подталкивали меня в ненавистный детдом и лишали надежды на то, что я увижу маму и папу.Я сняла веточку сирени с платья и выкинула её под колеса проезжавшего мимо автомобиля. Это было похоже на то, что произошло со мной сегодня. Меня тоже раздавили, только морально.И… ещё неизвестно, что было хуже.