26. Обретение. (1/1)

Наутро Чонгук проснулся с больной головой и таким опустошением, будто кто-то вытянул из него все моральные силы. Остальные мемберы собирались на шоу, слоняясь по дому, а он лежал на кровати с открытыми глазами (опухшими от вчерашних слёз, судя по жалобным взглядам периодически заходящего в комнату Чимина) и смотрел в потолок, не соображая, что делать дальше. Вместо планов на будущее в голове парня беспорядочно мелькали кадры воспоминаний: выступления, разъезды, записи, репетиции, маленькая комнатка с неудобной кроватью, участники группы – круглосуточно рядом, стафф – периодически рядом, общение с родителями по фэйс-тайм раз в неделю, снова выступления, снова разъезды, приятная усталость рабочих будней, любовь фанатов, награды, слава, надежды, стремления… И полный крах всего после пробуждения в темном сыром подвале… Чонгука передёрнуло, когда из темноты памяти вдруг возникла рука с тонким металлическим прутом, со свистом и обжигающей болью врезающимся в кожу на шее и руках парня. ?За что?..? - в очередной раз мысленно спросил он своего мучителя (точнее, мучительницу), но снова не дождался ответа. Зубы сами собой стиснулись, чтобы удержать связки от крика, ведь ?если хоть звук издашь своим мерзким ртом, убью тебя сразу, заморыш?, но шаркающие шаги чуть в стороне от кровати вернули Чонгука в реальность, и он выдохнул напряжение, прикрыв глаза, чтобы спрятать выступившие слезы.- Гукки, совсем плохо, да? – сочувствующий голос Чимина спасительно отогнал плохие воспоминания. Пухлая маленькая ладонь опустилась на лоб младшего, проверяя температуру. – Хочешь, останься дома сегодня. Чонгук помотал головой.- Я один с ума сойду, - прошептал он, стараясь не повышать громкость, чтобы не являть миру скрипучий звук нынешнего голоса, слышать который было слишком больно.Ладонь с его лба бережно переместилась на волосы.- Посидишь в гримёрке, пока мы выступаем? Или с нами за сцену пройдёшь? – Чимин спрашивал ненастойчиво, спокойно, почти безэмоционально.- Не знаю, - отозвался Чонгук, открывая глаза и снова устремляя опустошённый взгляд в потолок. – Мне всё равно. Главное, чтобы не одному.- Я обещаю, - прошептал старший, пока его ладонь успокаивающе поглаживала Чонгука по голове, и это отвлекало от дурных снов-воспоминаний действеннее любых эмоций. – Мы тебя не бросим. Я буду рядом. Я помогу тебе во всём.***Чимин выполнил обещание. Он даже сумел поднять Чонгука с кровати, заставил принять душ и переодеться – нет, не силой, без нажима, просто подавал нужные вещи и похлопывал Чонгука по спине, когда тот замирал в прострации от давления груза обретённой памяти. Потом младший был усажен за стол на кухне, а перед носом у него появилась тарелка с кукурузными хлопьями, залитыми молоком. - Я туда яблочко порезал, Гукки. Поешь, - мягко предложил Джин, садясь напротив.- Сейчас он поест, спасибо, хён, - закивал Чимин, зачерпывая ложкой хлопья и поднося их ко рту младшего.- Я же не ребёнок, - устало прошептал Чонгук, отнимая ложку, но через пару секунд застыл, невидяще глядя на неё, и молоко из-за крена полилось обратно в тарелку. Чимин осторожно забрал прибор и опять зачерпнул хлопья, стараясь не смотреть в глаза младшему. В них словно застыла концентрированная боль и безвольное ожидание чего-то плохого. Сердце Чимина сжималось при виде отсутствующего взгляда донсэна, но он твёрдо решил не позволять себе сдаваться и погрязать в пучине отчаяния вместе с Чонгуком. ?Если я не справлюсь, - думал старший, - он снова оттолкнёт меня, как тогда, перед фансайном. Дурацкая чонгукова гордость…? Чимин вздохнул и снова протянул младшему ложку с хлопьями.- Гукки, поешь, тебе понадобятся силы… - старший хён жалостливо разглядывал Чонгука.- Не нужны они мне, - лицо того вдруг скривилось в подступающих слезах, а губы задрожали. Джин тут же подскочил, дотянувшись до салфеток и протягивая одну плачущему. А Чимин отодвинул тарелку и молча обнял Чонгука за плечи. В этот момент на кухню вошёл Юнги и замер, глядя на сидящих. Несколько секунд подумал и шагнул ближе.- Чонгукки, я знаю, что тебе сейчас хреново, - сразу без вступлений произнёс он, подсаживаясь за стол с торца. – И знаю, что просто так эта дрянь от тебя не отступит, что бы я сейчас не говорил. Но, блин. Нельзя так, понимаешь? Не поддавайся! Они не победили тебя! Ты жив, и ты с нами! И теперь они должны проиграть, слышишь? Те, кто похитил тебя, должны быть наказаны!Чонгук поднял взгляд с блестящими на ресницах каплями.- Я не знаю, что делать, хён, - сказал он хрипло, вытирая мокрую дорожку на щеке. – Я боюсь их. Я будто снова там, в подвале! Мне придётся жить на глазах у всех, пугаясь каждой тени?- Ты нам доверяешь, Гукки? - тихо спросил Юнги, наклоняясь к нему и кладя руку на его плечо. Чонгук помедлил, глядя в глаза хёна, потом кивнул и схватился холодными пальцами за предплечье Чимина, всё ещё обнимающего его.- Если доверяешь, то не взваливай на себя решение всех проблем. У тебя есть старшие братья, которые за тебя глотки порвут. Не нужно изолироваться от нас. Не нужно жалеть наши нервы. Не нужно уходить в себя и молчать, как этого хотели бы те, кто причинил тебе вред. Не вздумай сдаваться. Помни, что ты не один. Потому что ты – наш донсэн, и мы тебя любим. Ни фига ты от нас не отвяжешься, Гукки.И после этих слов внезапно заплакал не выдержавший нервного напряжения Чимин – слезы как-то сами покатились из его глаз, отзываясь в груди болью сопереживания и ответственности за младшего, не выдуманной, не мнимой, на словах, а вполне реальной. Почему-то лишь в этот момент Чимин почувствовал, как статус Чонгука в его сознании явственно меняется с ?макнэ группы, донсэн, друг, тот, о ком хочется заботиться? на ?мой настоящий младший брат, за которого я отдам жизнь?. А Чонгук будто прочитал мысли старшего и вдруг ответно обнял его, утыкаясь носом и мокрой щекой в плечо.- Не плачь, Чимини-хён, - прошептал он. – Только не плачь из-за меня…- Кто сказал, что я из-за тебя, идиот? – Чимин крепче прижал к себе младшего. – Я просто жалею Джин-хёна, потому что ты не ешь приготовленный им завтрак. И впервые с момента обретения памяти Чонгук, отстранившись, ответил с пусть кривой и немного усталой, но улыбкой:- Да съем я эти ваши хлопья... И Чимин, шмыгнув носом, сквозь слёзы улыбнулся в ответ, опять обнимая брата.Жизнь, несомненно, налаживалась.