4 глава. (2/2)

- А зачем? – удивился я, останавливаясь и поворачиваясь к нему.- Просто так, - улыбнулся он.

- Ладно, - пожал я плечами, незаметно шмыгая носом. – Я вас в комнате отдыха подожду.

Я сел перед камином в удобное кресло и скинул балетки, блаженно щурясь и шевеля затёкшими пальцами. Мои постоянно опухшие щиколотки заставляли адски ныть ноги. Я закрыл глаза и постарался думать о приятных вещах, отстранившись от житейских проблем. Я думал только о малыше, о счастье, о своей сестрёнке, которая сейчас слишком далеко от меня. Я медленно открыл глаза и взял из чернильницы на книжном столике перо, подтянул поближе к себе чистый лист бумаги из небольшой стопки, и начла писать, старательно выводя иероглифы. Давно же я на родном языке не думал.- И что ты пишешь? – тихо спросил Тикки, стараясь не напугать меня, и встал за спинкой кресла, скрещивая на ней руки.- Я пишу письмо, - улыбнулся я. – На родину. Я хочу увидеть свою сестру. Надеюсь, она получит моё послание, - я отложил перо и обернулся к маркизу. – А что вас сюда привело?- Разговор. Намекнул Аллену, что не стоит столько бедокурить, - улыбнулся он, присаживаясь на подлокотник. – Он взял вредную привычку нарушать общественные правила и порядки.- Да я тоже не узнаю его, - с горечью произнёс я. – Он словно чужой, он совершенно не замечает меня, хотя я ношу под сердцем его ребёнка…- Он просто боится, - улыбнулся маркиз. – Он же сам как ребёнок, что ты от него хочешь? Не наигрался пока ещё.- Да, возможно, - кивнул я. – Но это слишком жестокие игры. Я не понимаю, что ему мешает принять меня и ребёнка? Ведь всё так хорошо было до этого.

- Не паникуй раньше времени. Все мужчины боятся такой ответственности, - хмыкнул Тикки.- А ты боишься? – спросил я с хитрым прищуром.- Нет. Я жил в довольно большой семье, так что детьми меня не напугаешь. Моей младшей сестрёнке всего пятнадцать, но она мне как дочь.- А у Аллен есть чему у тебя поучиться, может, он такой потому, что у него братьев или сестёр нет? - усмехнулся я.- Не знаю, но злиться по таким пустякам тебе не стоит, вредно для малыша.

- Я знаю, - кивнул я, поглаживая живот. – Но это очень тяжело сделать.Ребёнок чувствовал моё волнение, и начал остервенело пинаться. Я тихо зашептал, уговаривая его успокоиться. Малыш некоторое время побуянил и угомонился, отчего я спокойно вздохнул.- Что я буду делать, если Аллен меня бросит? – едва слышно спросил я. – Я же не смогу…- Не думай об этом. Может, он изменит своё решение, когда увидит ребёнка. Если он даст малышу свою фамилию, то ты имеешь полное право требовать ухода за тобой, так как ты опекун его ребёнка.Или… Вариантов, по идее, много.

- А если не даст? – как-то обречённо произнёс я.

- А ты не думай о плохом, - улыбнулся маркиз. - Представь, что у него просто депрессия.- Но у него же появился любовник! – возмутился я.- Относись к этому проще. Любовники у многих есть. Ты можешь накостылять ему позже, после родов, - предложил Тикки.- Даниэлю в таком случае хана, - сморщился я. - Пусть только попробует меня отсюда выжить!

- Ты только не убивай его, - хохотнул Микк.- Ладно, - тут же согласился я. – Но покалечить я его просто обязан!- Ты кровожадный, - Тикки поднялся с подлокотника. – К сожалению, у меня ещё осталась пара не законченных дел, мне надо спешить, - он поцеловал мою руку и улыбнулся. – Не паникуй, всё наладится, - напоследок сказал он.Я прощально улыбнулся и проводил маркиза. Вернувшись к себе в комнату, я заперся в ванной и скинул простенькое свободное льняное платье, оставшись в неглиже, распустил волосы из тугого пучка и стал пристально рассматривать себя. Мне почему-то казалось, что Аллен разлюбил меня именно из-за внешних изменений. Ну да, грудь значительно увеличилась в размерах, как и живот. Мне приходилось прогибаться назад в пояснице, подпирая её рукой – у меня сместился центр тяжести. Довольно неудобно так ходить, я слишком сильно косолапил и быстро уставал. Кожа стала шершавой и волосы потихоньку лезть начали, ногти ломались, сказывалась нехватка кальция. Но эти внешние изменения значили, что малыш тянул из меня все соки и должен быть здоровым, по крайней мере, я так считал.

Я ещё некоторое время повертелся перед зеркалом, оценивая себя, а после вновь натянул на себя платье, накинул шаль и вспомнил, что забыл в комнате отдыха письмо. Спустившись вниз, я забрал со столика послание, аккуратно его свернул и сунул в небольшую сумку, захваченную с собой.- Ты уже собираешь свои вещички? – хихикнули за моей спиной.Я резко обернулся назад и злобно сощурился. За мной стоял Даниэль и, скрестив руки, смотрел на меня с лёгкой ухмылкой на губах.- А ты меня не гони, - оскалился я. – Мы ещё посмотрим, кто останется рядом с Алленом. Тебе ведь только деньги от него нужны, - бросил я пренебрежительно.- А ты? Ты же сама нахлебница, - фыркнул он.

- Ничего подобного! Ты ничего не знаешь, чтобы так категорично заявлять мне подобное.- Как и ты ничего не знаешь обо мне.- А я и не хочу знать. Ты для меня чужак! – я откинул назад плавным жестом прядь волос и гордо удалился.Мне определённо стоило побыть наедине с собой и малышом, а не выслушивать неприкрытое хамство, да и атмосфера в «Джокере» всегда была тяжёлой и явно неподходящей. Ребёнок не должен слушать брань. Я отнёс письмо на почту и пошёл к морю. Я снял успевшие разноситься туфли и ступил босыми ногами на тёплый песок пустынного пляжа. Северные моря были холодными и как-то не располагали к купанию, их стальные воды завораживали своей степенностью и старостью. Я глубоко вдохнул солоноватый, влажный воздух и раскинул руки, позволяя игривому ветру трепать мои распущенные волосы и шаль, накинутую на плечи. Я успокаивался медленно, но верно. Сев на разложенный платок, чтобы ничего не застудить себе, я около полутора часа смотрел на седые волны, наползающие на песчаную косу, и гладил живот, тихо разговаривая с ребёнком о всякой чепухе. После длительного любования морем, я поднялся и медленно пошёл по аллее, улыбаясь всем и самому себе. Меня приободрили слова Тикки. Я тешил себя надеждой, что после родов Аллен станет добрее и отзывчивее по отношению к нам.Агнесса, когда я был на седьмом месяце, познакомила меня с повитухой, сухонькой старушкой с потрескавшимися губами, маленьким носиком и приятной улыбкой. Агни назвала её Катариной. Старушка много мне рассказывала о том, как стоит готовиться к родам и я внимал каждому её слову. Я не хотел случайной смерти крохи.Роды были запланированы на сентябрь, но схватки начались уже в последних числах августа. Для меня это было внезапно. Вспомнив слова Катарины, я постоянно ходил с распущенными волосами, развязал все бантики, снял браслет и носил простое ситцевое платье. Я уже морально был готов ко всему, ну, я так наивно полагал, что готов. На деле всё оказалось не так.Я стоял возле окна в комнате отдыха и поливал цветы, когда меня скрутило и отошли воды. Я был очень удивлён и ошарашен, шла середина восьмого месяца. Я не удержался от громкого вскрика. В комнату заглянула любопытная Эмма. Увидев мою перепуганную мордаху, она сразу всё поняла и метнулась за врачом и Катариной. Видимо, она перехватила по дороге Лави, так как та вбежала ко мне и тут же отбуксировала мою тушку к дивану, помогая сесть.- Ты, это, терпи, - посоветовала она. – Носом вдыхай, а ртом выдыхай.Я закивал, смотря на неё безумными глазами, и выполнял все требования, мёртвой хваткой вцепившись в её руку.

- Вы чего орёте? – буркнул Аллен, входя в комнату.После он замер, осознавая всю картину происходящего, матюгнулся и выскочил из комнаты. Как потом мне сообщили, он разогнал всех из зала и закрыл бордель, чтобы никто не мешал родам. А дальше начались ад и суматоха. Я только помню отдельные голоса, шорохи и чёткие указания. Я в это время постоянно шёпотом уговаривал малыша не буянить, изредка меня так скручивало, что я начинал орать, смягчая тем самым боль. Я мучился несколько часов, прежде чем в комнате раздались первые крики ребёнка. Я уже был в состоянии полузабытья, когда мне показали маленький кричащий свёрток и сказали, что это девочка. Я взял кроху на руки и слабо улыбнулся. Девочка заливисто кричала и смотрела на меня серо-голубыми раскосыми глазками. Мне дали её покормить и оставили отдыхать. Роды сильно вымотали меня, отчего я с трудом мог дышать.