# Luna Halo - On Your Side' Lee Suhyun (2/2)

И Сынхуна даже почти не волнует, что Джину улыбается кому-то еще, потому что, стоит машине отъехать, Джину видит Сынхуна и – о боги, это действительно улыбка ангела – он улыбается еще шире.

— Привет, — Джину оказывается рядом быстрее, чем Сынхун может весь беспорядок в своей голове обработать, поэтому у него получается лишь улыбнуться в ответ. — Не ожидал тебя увидеть в такое время.

Сынхун задается вопросом, который вообще сейчас час. Ведь действительно: с того момента, как они с Мино сорвались к Тэхену, он ни разу не посмотрел на часы.

— Половина двенадцатого, — хен проверят время в телефоне. И улыбается. Так чертовски очаровательно. Сынхуну кажется, что он сходит с ума.Неужели тэхеновские болячки заразны? Иначе Сынхун не может объяснить то, что происходит с ним в этот момент. Все еще не покидает ощущение нереальности происходящего.Ощущение нереальности Ким Джину.

В чувство, однако, приводит горячая ладонь на лбу. Сынхун поднимает глаза и видит красный рукав, видит обеспокоенный взгляд Джину.

— Ты в порядке? — спрашивает он. — Тебе плохо?

— Нет, мне очень даже хорошо, — брякает Сынхун и поджимает губы, мысленно пробивая себе лоб, когда понимает, что он только что сказал.Джину, похоже, не знает, как реагировать – смеяться или беспокоиться еще сильнее, поэтому Сынхун ободряюще ему улыбается и бросает взгляд на телефон в его руке с все еще непогасшим дисплеем.

— Ты никогда не меняешь обои? — спрашивает он. У хена на заставке стандартная картинка, и Сынхун понимает, что замечает это не в первый раз. Джину из тех людей, которым все равно, что стоит на заставке?

— О, это... — Джину коротко смеется. — Редко. Когда вижу стандартные обои, мне всегда кажется, что телефон совсем новый.

— О, — понимающе гудит Сынхун. — В этом есть смысл.

— Я люблю новые вещи, — Джину щурится и поднимает руку. Он чуть задирает рукав своей чертовой красной куртки. Сынхун не знает, любит он ее или ненавидит. Но определенно он к ней не безразличен, нет. Только не тогда, когда Джину выглядит в ней... вот так. Слишком даже для того, чтобы описать это словами. Особенно когда он показывает свой браслет. — Такие, как эти.

Сынхун пытается не обращать внимание на свое бешено бьющееся сердце.— То есть он перестанет тебе нравиться, как только он потеряет свою новизну? — Сынхун позволяет себе поймать хена за руку. Сделать вид, что он просто рассматривает браслет.

Джину качает головой, отворачивая глаза. Смотрит куда-то вдаль, и Сынхун повторяет за ним, пытаясь разглядеть то, что могло заинтересовать Джину.

— Для меня он всегда будет чем-то... новым, — тихо отвечает он. Сынхуну приходится напрячь слух, чтобы расслышать. — Как напоминание.— О чем? — спрашивает Сынхун, и его тон заставляет Джину посмотреть ему прямо в глаза.Джину молчит, и Сынхун, все еще не отпуская его руки, говорит:— Хорошо.

Говорит:

— Хорошо... В таком случае, если он для тебя устареет, я просто куплю новый, верно?

Джину смеется, стоит совсем рядом, так что Сынхун может чувствовать его тепло. Но еще теплее становится, когда Отто пробегает рядом так быстро, что почти сбивает Джину с ног, и Сынхун тянет его за руку, чтобы поймать.

Он прижимает Джину к себе – без особой необходимости, но непохоже, чтобы Джину возражал.

— У тебя не собака, а танк, — почему-то шепчет Джину. Без капли смеха в голосе, в выражении лица.Сынхун сглатывает.

— Да уж, столько силы в таком маленьком создании, — он смотрит прямо на Джину в его руках. Сердце в груди пропускает пару ударов и норовит остановиться совсем. — Прямо как ты.

— Ты напрашиваешься, Ли Сынхун, — говорит Джину. Сынхун не очень понимает, о чем он говорит, и, вообще-то – не понимает уже ничего. В такой близости от хена он боится даже дышать, не то, что думать.

Это нормально для них – прикасаться друг к другу, быть рядом друг с другом. Но почему-то именно сейчас, под открытым небом, на котором не видно звезд, во внезапной тишине шумного города, чувствовать тепло Джину так близко кажется чем-то поистине волшебным.

— На что? — он все же спрашивает.

Но Джину снова молчит. Смотрит долго, внимательно. Как будто не обдумывает, а ждет. Как будто хочет проверить. Как будто его взгляд – вопрос; в нём читается: ?Кто первый?? Кто первый сделает шаг в эту пропасть между ними или шаг назад, который увеличит расстояние еще больше?

Сынхун не может поверить в это. Если это не игра его воображения, если Джину действительно смотрит на него именно так... Он кажется уверенным. Увереннее самого Сынхуна, и, похоже, именно его неуверенность не позволяет Джину шагнуть первым.

— Все это время... — неверяще шепчет Сынхун. — Все это время ты... — он сглатывает, не в силах продолжить.

Джину в ответ смотрит молча и терпеливо, словно все это время он просто ждал.Ли Сынхун – дурак. Тупица, чертов ублюдок и, к тому же, тормоз. Полный придурок. Джину терпел его... как долго? Сынхун боится даже подумать. И не хочет, потому что его мысли сосредотачиваются на расстоянии между ними, которое хочется сократить.

Он потом подумает, правильно ли это. Если он должен пожалеть об этом, то сделает это позже. А сейчас... Сейчас только...

Телефон.Джину вздрагивает, волшебство момента улетучивается. Классика. Иначе и быть не могло. Возможно, это просто предостережение от Вселенной, но в этот самый момент Сынхун сильно ненавидит ее и того, кто звонит. Кто бы это ни был.

— Сон Мино, — грубо говорит он, поднося телефон к уху.

— Ты там пропал? — Мино говорит тихо. — У тебя все хорошо? Твой пацан уснул.

— О... — Сынхун вздыхает. — Да, отлично. Я скоро буду.

— Ну ладно, — Мино шмыгает носом и отключается.

Сынхуну хочется разбить телефон о землю, но просто убирает его в карман. И боязно поднимает взгляд на Джину.

Его глаза такие большие и красивые, искрятся в желтом свете. Но в них уже нет того тепла и чуда, что плескались там всего минуту назад.И Сынхун уже даже не уверен, к лучшему ли это или к худшему.

Но одно он знает точно: только что у него был шанс. Который он упустил, но он был.

— Так я... — говорит Джину, хмурясь, — что?

Сынхун сглатывает. Прокашливается. Смотрит куда-то вдаль, только не Джину в глаза.

— Хочешь зайти ко мне?

— О... — тянет Джину. — Конечно.

— Джину-хен? — Мино вскакивает со стула.

— Вау, — Джину самодовольно усмехается, — твой друг помнит, как меня зовут?

— Просто ты незабываем, — Сынхун произносит ровным тоном и подходит к плите. — Кто-нибудь хочет чай? Я не предлагаю кофе, но если кто-то хочет... — он оборачивается и раскидывает руки в стороны.

— Я бы выпил чай, — Мино, сидя за кухонным столом, подпирает лицо кулаком. Он уже переоделся – в одну из любимых футболок Сынхуна и его клетчатые пижамные штаны.

— Ах ты ж, — Сынхун совсем не ленится подойти к Мино и влепить ему подзатыльник.

— За что, хен?! — Мино смотрит на него как преданный хозяином щенок. Сынхуну его даже почти жаль.

— Я говорил тебе не брать эти штаны, — он цокает языком, качая головой.

Мино возмущенно закатывает глаза:— Может, мне их снять?

Мино порывается встать, чтобы развязать шнуровку, но Сынхун лепит ему еще один подзатыльник, и Мино усаживается на место, жалобно глядя на Джину.— Ты видел это, нет, ну видел?! — он взмахивает рукой. — Это насилие! Это насилие в чистом виде, хен! И ему жалко какие-то штаны для своего лучшего друга!

— Прости, — Джину старательно сдерживает смех, — я ничем не могу тебе здесь помочь.

— Я чувствую себя в каком-то логове предателей, — Мино возносит очи к потолку и корчит гримасу.Несмотря на то, что они стараются вести себя довольно тихо, Сынхун продолжает беспокоиться о Тэхене. Сейчас он, вероятнее всего, крепко спит – после своих таблеток и прописанного ему снотворного, но Сынхун все равно плотно закрывает кухонную дверь.

— Мино, ты ж королева драмы, — Сынхун усмехается и включает чайник. — Тебе нужно было в театральный, а не художественный поступать.

— Мино, ты рисуешь? — не дожидаясь продолжения этой шутливой перепалки, спрашивает Джину. Он подходит к Сынхуну, когда он достает заварку, и забирает ее прямо у него из рук. — Брысь отсюда, я все сделаю.

Сынхун послушно отдает банку с чайными листьями Джину и примирительно вскидывает руки.

— Как скажешь, хен, как скажешь, — Сынхун садится рядом с Мино.

— Я художник, — Мино цепляет пальцами пакетик со снеками и запускает в рот два хрустящих шарика. — Блин, вкусно.

— Ешь, — Сынхун треплет его по волосам и поворачивается к Джину. — Он у нас и швец, и жнец, и на дуде игрец, причем в прямом смысле.

— То есть? — Джину разворачивается к ним всем корпусом и удивленно хлопает ресницами.

— Я умею шить, — Мино закидывает еще один шарик себе в рот и принимается загибать пальцы, — рисовать, лепить из глины, сочинять стихи, писать песни. Хотел научиться играть на скрипке, но Сынхун-хен сказал, что у Паганини скрипка была чуть побольше, — усмехается.

— Вау... — завороженно выдает Джину, но тут же хмурится: — В смысле – побольше?

Сынхун машет рукой:

— Его наебали и продали детскую скрипку вместо обычной.

— А вернуть и забрать деньги?

— Я заказывал с рук, — Мино глупо улыбается. — С продавцом теперь не связаться.

— Вау... — снова выдыхает Джину, словно что-то обдумывает. — Ты классный.

— Он просто выделывается, — Сынхун закатывает глаза. — Но да, он классный. Кстати, хен, — он наблюдает за Джину, когда он заливает заварку в стеклянном чайнике. Не отрываясь от своего занятия, он вопросительно хмыкает. — У меня к тебе просьба. Не присмотришь за Отто на выходных? Я собираюсь съездить домой.

— Черт, — Джину ставит электрический чайник на место и оборачивается, глядя на Сынхуна растерянно.

— В чем дело? Ты не можешь?

Джину отрицательно машет головой.

— Не в этом дело... То есть, да. Я сам уезжаю на этих выходных, так что хотел попросить тебя присмотреть за Рэем и Бэем...

Сынхун понимающе гудит, Джину закусывает губу и задумчиво смотрит в стену. А потом, словно по команде, оба перемещают свои взгляды на Мино.

— Э-э... Кто такие Рэй и Бэй?

— Мои коты, — Джину растягивает губы.

Мино перемещает свой взгляд с одного хена на другого и, наконец, театрально вздыхает:— Так и быть, хены, так и быть. Я присмотрю за вашими животными. Если, конечно, Джину-хен оставит мне ключи.

— Как думаешь, — Джину чуть наклоняет голову вбок и хитро щурится, глядя на Сынхуна, — ему можно доверять?

— Кому? Минхо? — Сынхун скептически заламывает бровь и фыркает. — Да ни за что на свете.

— Вот так ты со своими друзьями, да? — Мино обиженно складывает руки на груди. — Я сейчас же позвоню Юну и скажу ему, чтобы не пускал тебя на порог. Потому что ты последний засранец и предатель, Юн заслуживает большего! Как и я, конечно, но мне из твоего логова уже никуда не деться, — он горестно вздыхает.

— Да ты офигел, — со смешком отвечает Сынхун и легко ударяет Мино в грудь.

Мино обращается к Джину:

— Хун всегда любил нашего Юни больше, чем меня.Сынхун смеется, согласно кивая. Он прожевывает хрустящий шарик, который находит очень вкусным, и тянется за другим.

— Видишь? — возмущенно восклицает Мино. — Он даже не отрицает!

— Потому что это правда, — равнодушно отвечает Сынхун. По крайней мере, старается. Потому что дразнить Мино – это весело. Всегда было весело. — Сынюни – мой любимый ребенок. А ты вообще кто такой, иди отсюда, — он пытается спихнуть возмущенного Мино со стула.

Джину, глядя на них, смеется. Но потом веселье в его взгляде сменяется непониманием:

— Подожди, — говорит, — так ты Мино или Минхо?

— Минхо, — отвечает он. — Но это долгая история.

— Надеюсь, ты мне ее расскажешь, — Джину усмехается и отворачивается в поисках чашек. Если Мино и удивлен тем, как по-хозяйски Джину чувствует себя не на своей кухне, то не показывает этого.

— Конечно. Когда Хуни не будет рядом, — Мино бросается в Сынхуна пристальным взглядом и почти ловит еще один подзатыльник. — Ай! Уйди. Демон! — уворачивается от еще одного удара.— Ты можешь заходить ко мне в любое время, — тянет Джину, разливая чай. Он поворачивается с милой невинной улыбкой на губах, но на Сынхуна она успокаивающе не действует совершенно.

— Я не понял, — он хмурится. — Это что за флирт пошел и при живом мне? Совсем страх потеряли?

Джину молча ставит чашки на стол, не переставая улыбаться; Мино притягивает Сынхуна к себе, похлопывая по плечу.

— Не переживай, хен. Тебя мне не переплюнуть.

Внезапно Джину замирает.

— Что это было?

— Что?

— Какой-то звон, будто что-то упало.

— Джину-хен, ты же не веришь в приведения?

— Да нет же, — Джину отмахивается и смотрит на дверь, сощурившись. — Вы не слышали?

— Я проверю, — Мино, сидя ближе всех к двери, поднимается и отправляется исследовать квартиру.

Сынхун наблюдает, как включается в коридоре свет. Слышит, как открывается одна из дверей в комнаты. Потом свет выключается, и Мино возвращается.

— Твой ребенок, похоже, любит во сне раскидываться своими конечностями, — он ставит на стол пустую чашку и садится на место. — Он смахнул ее с тумбочки, хорошо, что она была пустая и не разбилась.— Он все еще спит?

—Ага, как убитый.— Какой ребенок? – вклинивается в разговор Джину.Сынхун пытается заставить шестеренки в своей голове работать. Он все еще помнит, какое впечатление оставила о себе их первая и последняя встреча. Помнит взгляд Джину. Как он отреагирует, если узнает? Сынхун не хочет чувствовать снова то, что почувствовал тогда.

Но Мино, словно оценив ситуацию, берет все на себя.

— Он называет его ребенком, но это уже довольно взрослый парень. Результат того, что Сынхун когда-то решил поиграть в благотворительность. Но, вообще-то, это просто исчадие Ада.

— Не говори о нем так, — Сынхун крепко сжимает пальцы на поставленной перед ним чашке. Он не хочет этого слышать. Ни от Мино, ни от кого-либо. Он не может позволить людям так о Тэхене отзываться. Не в его присутствии, по крайней мере. — Перестань о нем так говорить. Он неплохой человек.

— Но и не хороший, да? — Мино резко меняется в лице и усмехается краем губ. — Ты знаешь мое к нему отношение и почему оно такое. Он и сам заговорил об этом.— Это не повод, Мино, — он смотрит другу в глаза, но думает, что в его собственных кипит ярость.

— Да чего вы... — Джину кладет руки поверх их ладоней. — Мальчики, вы чего?

— Я все еще считаю, что... — говорит Мино и резко осекается. Он сжимает руку в кулак – Сынхун замечает это. Мино отводит взгляд.

— Джину-хен знает, — Сынхун устало вздыхает и отворачивается от Мино, прислоняется к стене затылком и закрывает глаза. Что ж, можно раскрыть все карты – перед людьми, которые ему так дороги. От которых уже просто нечего скрывать. — Он все знает. И Тэхена он тоже знает.

— Что значит ?все??

— Он спалил меня как-то, — Сынхун пожимает плечами и открывает глаза. Его взгляд вдруг падает на новое кольцо Джину, и Сынхун не может перестать на него смотреть. — И часто... выручал меня с тех пор. Я перед ним в большом долгу. А Тэхена ты видел, хен, не очень давно, — он смотрит Джину в глаза. — Вы столкнулись в подъезде, когда он возвращался с Отто с прогулки.

— О... — в глазах Джину мелькает понимание, но Сынхун ловит и легкий оттенок неприязни. — В женской одежде?

— Что? Еще и женская одежда?

— Пожалуйста, перестаньте, — Сынхун вскипает и неосознанно повышает голос. — Вы можете относиться к нему, как хотите, вы можете не любить его и даже презирать. Но пожалуйста, пожалуйста... Он очень дорог мне, и если вы не можете проявить уважение к нему, то проявите хотя бы ко мне. Мне совсем не хочется слышать, как вы о нем говорите, совершенно его не зная. Да и ты, — он смотрит на Мино и хмурит брови, — сам видел, что с ним. И вполне сносно пообщался с ним.

— Ему было плохо, — хмыкает Мино и почему-то отводит глаза, — но это не оправдание всему остальному. Он не нравится мне не из-за того, что у него проблемы, а из-за того, что у тебя проблемы.

Но прежде, чем Сынхун может ответить ему, взгляд Джину смягчается. Он берет ладонь Сынхуна в свою и сжимает, поглаживая пальцами другой руки.

— Прости, — говорит он ласковым шепотом; Сынхун старается на него не смотреть. — Прости. Мы просто... Ты прав, мы просто не знаем его. Но если ты о нем так заботишься, значит, в нем действительно есть что-то, чем он заслужил это. Мы все совершаем ошибки, и никто другой не в ответе за наши собственные. Если мы оступаемся, делаем неверный шаг, то делаем это по собственной воле, а не по чьей-либо.

Сынхун чувствует, как внутри него что-то обрывается. Все воспоминания, переживания, связанные с Тэхеном, вдруг накладываются на то, что происходит в их жизнях сейчас. Джину прав - это был их выбор. Все, что Сынхун сейчас имеет - это его выбор. Он мог взять Тэхена за протянутую руку и вытащить его. Но вместо этого он позволил Тэхену утащить себя.

Сынхун чувствует, что он не выдерживает.

Пелена слез застилает ему глаза, и он опускает голову, стискивает зубы. Джину порывается что-то сказать, но Мино не позволяет ему:

— Очень вкусный чай, Джину-хен, — Сынхун не видит, но уверен, что во взгляде друга читается немая просьба не трогать. Сынхун благодарен ему, потому что за столько лет Мино действительно научился понимать, когда Сынхуна лучше оставить в покое. — Самый лучший, — говорит он.Сынхун слышит, как вздыхает Джину, и чувствует, что хватка на его пальцах становится сильнее.

Сынхун знает, что Тэхен лежит в соседней комнате и спит, но все равно пытается прислушаться к звукам. Беспокойство не отпустило его до сих пор. В лучшем случае завтра Тэхену станет лучше, в худшем – это состояние продлится у него около недели, и в этом случае Сынхун ни за что не выпустит его из своей квартиры и будет держать под своим наблюдением. Но даже если его отпустит...

Почему бы не взять Тэхена с собой в Пусан?

Сынхуну эта идея не кажется такой уж плохой.

Он рассказывал Тэхену о Сынюне, он рассказывал Сынюну о Тэхене (не все, конечно, и в общих чертах, но все же), и почему-то Сынхуну кажется, что они найдут общий язык. По большей части потому, что Сынюн такой человек – его невозможно не полюбить, и сам он относится к людям без предвзятостей и с исключительной доброжелательностью. Вообще-то, думает Сынхун, таких, как Сынюн, больше нет. И знакомство с ним может действительно хорошо повлиять на Тэхена.

Особенно в совокупности с морем и вдали от всех их ненормальных тусовок.

Тихий голос Мино прерывает поток его мыслей:

— Хен?

— М? — в тон ему отзывается Сынхун.

— Ты спишь?

— Твое сопение рядом с моим ухом не дает мне уснуть.Сынхун слышит, как смеется Мино – почти неслышно, вообще-то, – и чувствует, как прогибается матрац под его весом, когда он немного отодвигается.

Сынхун говорит ему:— Вообще-то я пошутил, — и ухмыляется.

Мино цокает языком, кряхтит; в следующую секунду Сынхун чувствует, как Мино закидывает на него свою руку.

И, чтоб его, ногу.

— Мино, блядь, — Сынхун пытается вытащить из-под руки Мино свою руку, — мы действительно не могли обойтись без этого?— Ты только что сказал, что тебе это не мешает.

— Я сказал про твое сопение, идиот, — Сынхун вздыхает, но больше ничего не говорит. Он чувствует тепло, но Мино своими движениями наполовину скинул с них одеяло, поэтому жарко быть не должно. Он собирается провалиться в сон, но голос совсем рядом с ухом снова выбивает его из своих мыслей.

— Почему ты с ним так возишься? — спрашивает.

Сынхун сразу понимает, что речь о Тэхене.

— Потому что мы похожи, — Сынхун машинально пытается пожать плечами, но из-за Мино это оказывается затруднительно. Он тихо вздыхает.

— Вы совсем непохожи.— Мы похожи, — с нажимом повторяет Сынхун. — Просто у меня мозгов побольше и тормоза исправны.Мино тихо хмыкает. Молчит какое-то время, но все же выдает:

— Прости.

— За что? — Сынхун поворачивает голову в его сторону; в лунном свете ему удается разглядеть чужой силуэт.

— За то, что я сказал. Я думаю, что реально перегнул палку. Я понимаю, что вижу только верхушку айсберга и почти ничего о нем не знаю, но это не мешает мне беситься из-за него. Мне не нравится то, что я вижу.

Сынхун вздыхает. Раздумывает, стоит ли говорить Мино, и все же решает, что стоит.

— Я никогда не рассказывал тебе этого. Не говорил, как мы познакомились, ты не знаешь его истории. Но я могу рассказать тебе, если ты хочешь.

— Хочу, — без раздумий отвечает Мино. — Я думаю, что ты давно должен был рассказать мне.

Сынхун в ответ только усмехается.

Тэхен ничего не рассказывал о своем настоящем отце кроме того, что из-за него они оказались за чертой бедности. Жили в не самых лучших условиях, пока его мать не встретила своего нынешнего мужа. Все банально: она видела в нем хорошего и надежного человека, которым он пытался казаться, и позволила ему войти в их семью.

— Тэхен говорил, что он действительно ее любит, — тихо говорит Сынхун. — Но любить женщину – не значит любить ее детей.

Поначалу это были удары ремнем или пощечины за проступки, но со временем синяки стали появляться по всему телу Тэхена. Донхен был еще маленьким и тихим, поэтому его отчим не трогал, но Тэхен никогда не был тем, кто станет кого-то слушаться только из-за страха получить удар. Или несколько ударов. Особенно когда отчим понял: Тэхен не расскажет своей матери. Она бы поверила Тэхену, она бы обязательно заступилась за него. Но в таком случае они бы снова потеряли все, что обрели.В конце концов, Тэхен терпел. У него были друзья, и он проводил с ними все больше времени. Это было время, когда Тэхен впервые влюбился; когда он понял, что ему нравятся мальчики, и ему повезло, что его первая любовь оказалась взаимной.По крайней мере, он так думал. Но понял, что он ошибался, когда вся школа узнала об этом. Когда над ним издевались, били, выбрасывали его вещи из окон и иногда – в мусорный бак недалеко от школы.

— Это был первый раз, когда я встретил его, — говорит Сынхун.

Мино же не говорит ни слова.Его ?первая любовь? объявил, что ему просто стало жалко Тэхена. Что между ними ничего не было. Что на самом деле Тэхен просто заставил его. Миллион версий, после которых он был одним из тех, кто оставлял на коже Тэхена синяки от ударов ногами.

А потом об этом узнал его отчим, и синяков на теле стало еще больше.

— Я видел их, Мино, — Сынхун жмурится, как будто видит их перед глазами прямо сейчас; как будто каждая из этих отметин испещряет его тело до сих пор.

Сынхун знает, что несмотря на то, что ни один из тех ударов не оставил шрамов на теле Тэхена, его сердце и душа до сих пор в сплошных синяках.

— Когда? — осторожно спрашивает Мино.

— Это была наша вторая встреча.

***Уже поздний вечер, и Сынхун может думать только о том, что дома его ждет его малышка Ихи. В одной руке у него пакет с собачьим кормом и кое-чем для себя, другой он придерживает палочку от мороженого, которое сводит зубы своим холодом – но, в конце концов, люди всегда были в некоторой степени мазохистами.

До дома остается совсем немного, но Сынхун слышит буквально в паре метров от себя какую-то возню.

Внутренний голос не сомневается, что к нему это никакого отношения не имеет. Что нужно просто пройти мимо и не обращать внимания. Но так уж вышло, что ему пришлось срезать между домами.

Так уж вышло, что он заметил тех двоих.

Они Сынхуна не видят. Сынхун же видит широкую спину какого-то парня. Но этот парень не двигается, и Сынхуну удается заметить, что он прижимает кого-то к стене. Это насилие? Или ребятки просто развлекаются? Сынхун невольно разворачивается к ним полностью и ловит себя на том, что вглядывается в темноту, чтобы разглядеть хоть что-то.

— Хватит трепаться, — доносится до его слуха мужской голос. — Просто приступай к делу.

Следом короткий смешок разрезает ночную тишину.— Какой нетерпеливый, а?

О, ясно. Все-таки развлекаются.

...В подворотне, напоминает себе Сынхун. Но – все верно, это не его дело. Он должен просто развернуться и уйти, пока его не заметили. Просто должен...

Не смотреть на них. Потому что когда парень с широкой спиной наклоняет свою голову и прячет лицо в изгибе чужой шеи, Сынхун видит лицо другого. И он готов поклясться, что пусть на долю секунды, но их взгляды встретились.Подросток...

...который узнал Сынхуна точно так же, как Сынхун узнал его. Он готов в этом поклясться.

Сынхун видел его однажды. Помогал искать ему выброшенные в мусорный бак школьные принадлежности. Выброшенные его же одноклассниками.

Воспоминания о той встрече заставляют его сердце сжаться и не позволяют просто уйти и оставить их, когда парень с широкой спиной проводит вдоль тела подростка и сжимает его промежность.Господи, как же Сынхун это ненавидит...

Этого мистера Широкая Спина Сынхуну приходится оттаскивать от ребенка за шкирку. Ну, может, ребенок – это слишком, но именно таким Сынхун видит его. Подросток, ладно. Взъерошенные волосы, кончики которых почти касаются подбородка. И взгляд, в котором читается жажда убийства.

В котором Сынхун обязательно будет жертвой.

Этот подросток, вообще-то, мог бы смотреть и более доброжелательно. Хотя бы потому, что ради него Сынхуну пришлось пожертвовать почти целым мороженым, а теперь оно валяется где-то на дне мусорного бака.

Но в этот самый момент Сынхуну плевать настолько, что он, не раздумывая, придает парню с широкой спиной ускорение пинком ноги.

— Какого черта, ты... — он разворачивается, глядя на Сынхуна со злобой во взгляде. Свет фонаря придает ему угрожающий блеск. — Ты его знаешь? — обращается к подростку.

— Нет.

— Да, — отвечает Сынхун почти одновременно с ним, посылая этому ребенку уничтожающий взгляд. Не надеясь, правда, что это подействует, но внезапно тот резко захлопывает рот и отводит взгляд.

— Что тебе нужно?— Проваливай, — Сынхун пожимает плечами.

— Что?

— Проваливай отсюда! Почему я должен это повторять? Ты знаешь, что он несовершеннолетний? — он указывает на притихшего подростка пальцем. — А это статья. Если ты сейчас же не уйдешь, я вызову полицию.

— Сумасшедший какой-то, — парень сплевывает на землю и разворачивается, чтобы как можно скорее покинуть это место. — Сумасшедшие оба! — кричит он, убегая.

Сынхун присаживается на корточки и глубоко вздыхает. Зачем он это сделал – черт его знает. Может быть, просто не смог бы смотреть себе в глаза, если бы оставил все как есть. Как будто был уверен в том, что этот ребенок не должен этого делать.

Не должен здесь находиться.

Он должен быть дома, но Сынхун вспоминает, что дома у него больше нет.— Какого... — Сынхун чувствует чужие руки на своих плечах. Ласковое, нежное прикосновение – в противовес взгляду, которым этот парень только что смотрел на него.Сынхун поворачивает голову, глядя на подростка ошалело, и, черт подери, ему обязательно так выглядеть? Голова наклонена на бок, легкая улыбка играет на губах, и эти руки, ласкающие плечи Сынхуна.

— Какого черта? — Сынхун рывком поднимается на ноги, оставляя пакет на земле, и хватает парня за ворот футболки, торчащей из-под его черного пиджака.

Форменного, блядь, пиджака ученика старшей школы.

— Хочешь занять его место? — его, кажется, абсолютно не волнуют ни слова Сынхуна, ни пальцы, сжимающие ткань его одежды. Даже взгляд, в котором явно читается намерение прибить прямо на месте, его не волнует.

Он поднимает руку, сжимая указательным и средним пальцами квадратик фольги. Глаза Сынхуна расширяются, кровь приливает к лицу – и вовсе не от смущения.

Сынхун действует скорее инстинктивно –ударяет по щеке с размаху. В состоянии полнейшего шока подросток прижимает руку к щеке, отшатываясь, и Сынхун понимает, что только что сделал.Имел ли он право? Нет.Жалеет ли он? Нет.

Потому что Сынхун уже знает, что собирается сделать.Сынхун напоминает себе, что он сумасшедший. Идиот. Внутренний голос пытается вразумить его.

Но Сынхун поднимает с земли пакет с собачьим кормом и кое-чем для себя и смотрит на парня без тени сомнения.

— Пошли.— Что?

Он все еще ошарашен, все еще прижимает ладонь к щеке. Похоже, удивлен настолько, что даже не может ничего ответить.

(Когда они виделись в первый раз, он послал Сынхуна раз десять)

— За мной иди, — Сынхун делает несколько шагов в сторону своего дома и оглядывается на подростка, не сдвинувшегося с места, через плечо.

— Куда?

— Просто. Иди. За мной.

— Я никуда не пойду с тобой. Что ты собираешься со мной делать?

— Послушай, — Сынхун разворачивается к нему всем телом, устало вздыхая. Злости в нем как и не было – по крайней мере, не к этому парню. Взгляд его смягчается – Сынхун так думает, потому что он тоже выглядит более расслабленным. — Послушай. Я устал, и у меня совершенно нет желания проводить свое время, которого и так мало, в этом месте. Либо ты идешь со мной – а ты идешь со мной, – либо счастливо оставаться, я ухожу.

— Ненормальный, — фыркает он и, подхватив свою школьную сумку, все же идет следом.

— Только напомни мне, как тебя зовут.

Второй раз Сынхун чувствует прилив злости, когда они сидят на кухне. Этот подросток – Тэхен – выглядит так, как будто ему вообще плевать. На то, где он находится, на то, что с ним будет. Будто ему плевать на самого себя.

Сынхун чувствует прилив злости, когда Тэхен говорит:

— Что ты собираешься со мной делать?— Что?— Ты привел меня сюда, потому что боялся отморозить в подворотне свои яйца?

— Что ты мелешь?

Он усмехается. Сынхуну очень хочется ударить его снова.

— Разве ты не собираешься трахнуть меня?

Сынхун не знает, что сказать на это. Злость овладевает им настолько, что он теряет способность мыслить. Причем он даже не уверен, на кого именно злится– просто прилив ярости и... безысходности. Жалости. Этот парень действительно...— Ты действительно думал, что я хочу заняться с тобой сексом?

— А разве нет?— Нет! — Выпаливает Сынхун. — Ты нормальный вообще или нет? Все мозги проебал в своих подворотнях, что ли?!— Не понимаю, почему ты так реагируешь, — он совершенно безразлично пожимает плечами. — Думаешь, мне не встречались такие?

— Блядь... — Сынхун садится на стул и закрывает лицо руками. Он вздыхает и смотрит на Тэхена сквозь растопыренные пальцы. — Блядь. Пожалуйста, замолчи. Я не для этого привел тебя.

— А для чего тогда?

— На улице мороз, — Сынхун пытается совладать с собой. Он принимается объяснять на пальцах – в буквальном смысле. — А тебе, если ты, конечно, не обманул меня в прошлый раз, некуда идти.

— Серьезно? — его брови ползут вверх. — Где подвох?

— Представь себе, в мире все еще остались неравнодушные люди. Пошли. И не волнуйся: подростки, а тем более мальчики, меня не привлекают, так что твоя задница в безопасности.

Впервые за вечер Сынхун видит на этом лице намек на улыбку, которую Тэхен прячет в кулаке.

Как мило, Сынхун усмехается про себя. Похоже, он может разрушить эту крепость.

Он дает Тэхену свои футболку и пижамные штаны и оставляет его в соседней комнате. Хочет занести ему пару полотенец и, не раздумывая, открывает дверь.Тэхен стоит спиной – по пояс обнаженный, и полотенца выпадают у Сынхуна из рук.

— Что это? — он вздыхает.

Тэхен вздрагивает.

Красный, фиолетовый, светло-желтый. Тэхен поворачивается, и Сынхун может увидеть еще больше цветных пятен на фоне бледной кожи и худощавого тела, от которых мороз пробегает по позвоночнику. Он в ужасе сглатывает.— О, это? — Тэхен ухмыляется, и эта ухмылка не доходит до его ледяных глаз. — Это моя жизнь. Хочешь, я расскажу тебе, какими люди могут быть жестокими?

Сынхун чувствует, что теряет способность говорить.

— За что? — шепчет он.

— За то, что я не такой, — губы Тэхена начинают дрожать. Он прикусывает их. — За то, что мне понравился парень. И кстати, — он приспускает штаны, являя огромный свежий синяк на правом бедре, — это его рук... точнее, ног дело.

Этой ночью Сынхун не спит. Этой ночью он слушает приглушенные всхлипы за стеной, борясь со своими собственными слезами.***Сынхун открывает глаза. Не из-за будильника – сейчас ночь, наверное, середина ночи, потому что комната все еще окутана темнотой. И... о, он чувствует тяжесть на своем теле.

— Мино?.. — бормочет он, пытаясь привыкнуть к темноте и слабо понимая, что происходит.

Сынхун понимает, что это не Мино. Понимает, что Мино вообще здесь нет. Но зато есть мягкие прикосновения к его животу, груди; вес с его бедерсмещается, и он слышит слабый вздох возле самого уха. Сынхун закрывает глаза, сосредотачиваясь на ощущениях. Это довольно приятно. Чужие пальцы скользят вдоль шеи, подбородка, касаются его губ. Сынхун чувствует солоноватый привкус.

Он слышит мягкий шепот:

— Хен...

И резко распахивает глаза.

Он подскакивает, с удивительной легкостью поднимая вместе с собой еще одного человека. Даже в темноте Сынхун может увидеть его обнаженное тело.

Сынхун говорит слишком громко для ночной тишины:— Тэхен?