Глава 4 (1/1)

— Двигайтесь. Не сидите на одном месте. Не будете замечать, как кончается еда и вода — а они кончаются быстрее, чем кажется, — предупреждал спокойным наставительным тоном Виктор, поглядывая на Марка и Джексона, шумно застегивающих парки с еще свежими и громкими молниями. — Встретимся у вертолета.— А когда? — спросил Ван, натягивая на себя шапку с объемными меховыми ушами и завязывая ее под подбородком. Закончив с этим, он сунул в руку Виктора ключи и остановил на нем свой взгляд, чувствуя нарастающее напряжение от первого предстоящего путешествия по Великому Медведю.— Вы просто идёте до фермы, а потом к вертолету, я буду уже там.Джексон кивнул. Тянуть больше некуда — полностью одетые, начертив точный маршрут на карте и получив все указания и предостережения, они стояли перед входной дверью. Изо рта шел пар: к утру камин потух, и дом начинал постепенно остывать; Виктор сказал, что уйдет из Милтона в этот же день, только в другую сторону, поэтому он больше не нуждался в отапливаемом помещении.Ван оглядел прощальным взглядом зал с темным камином, чувствуя, что они покидают их последний оплот спокойствия и надежности на всем этом острове; чувствуя, что дальше абсолютная неизвестность, что они даже действительно не знают, как именно им пройти до этой треклятой фермы, потому что они никогда прежде не пользовались картами на местности, и все эти нарисованные холмики и деревья ничего ему не говорили. Он просто не представлял, как между собой могут соотноситься эти фигурки и настоящие деревья, скрипящие так громко, что их треск был слышен им из-за двери. — Идите. Солнце высоко — температура как раз для прогулки. Теплее времени за день вы точно не найдете, так что поспешите, пока оно не кончилось.Виктор протиснулся между ними, отворил дверь и вышел на крыльцо, открывая вид на снег, поднимающийся с земли и тонким колючим полотном летящий по воздуху прямо перпендикулярно им. Идти вперед, подумал Джексон, это означало, по крайней мере, то, что ветер не будет дуть прямо в лицо; он должен бы обрадоваться, но этой новости было недостаточно, чтобы перебороть то обреченное смирение, в которое он невольно погружался всё утро, и сейчас от одного вида этой заснеженной улицы он крепко сжал зубы; притупленный, упрямый взгляд устремился в невидимую точку посреди этого сочно-белого, сверкающего дневным солнцем пространства. Джексон вздрогнул, когда теплая, только что вынутая из варежки ладонь Марка заползла внутрь его собственной и пальчиками ухватилась за мышцу под большим пальцем; отвечая, он погладил подушечками ее тыльную сторону и напоследок чуть сжал, давая понять, что нужно торопиться. Тот юрко вытащил руку; несколько по-озорному блеснув глазами, он натянул варежку и вышел вслед за Виктором, оставляя Джексона в понуром удивлении: что вообще может беспокоить Марка, если прямо сейчас он чувствует себя так легко? Ответ нашелся чрезвычайно быстро, он давно его знал: Джексон.Все предыдущее утро Виктор осыпал их инструкциями: за завтраком он рассказывал, как разводить костер и определять приближение метели; после этого он увел Вана на улицу и проверил, насколько тот меток, научил стрелять из самодельного лука, чтобы тот умел охотиться, когда и если у них успеют закончиться патроны для ружья, которые на острове было неоткуда взять; за обедом, прямо перед выходом, Виктор объяснил им, как получать питьевую воду, как готовить мясо животных, какие растения и грибы можно найти на Медведе и для чего каждое из них годится. Он выложил им весь свой опыт многолетнего кочевания, борьбы и сосуществования с почти не тронутой человеком природой, напоследок пообещав доставить к их вертолету некоторый запас пропитания, которого им должно хватить на примерно половину недели.Марк и Джексон слушали его, но всякий раз в их голове образовывалась такая странная глухота, словно говорят вовсе не им, а если и им, то во сне. Посреди объяснения Ван вдруг вступал в состояние отсутствия и отрешенности, голос звучал прямо у него под ухом, но не касался его, а имел четко очерченную воздушную траекторию, уводящую куда-то за затылок; в такие моменты на него вдруг находило судорожное волнение, сковывающее ему плечи и спину, и он замечал, как часто и мелко начинает дышать. Это ощущение бессловесно молило и робко возмущалось, неужели нет простого решения этой проблемы, неужели им действительно нужно это слушать и запоминать. Хотелось казаться, будто бы всё на самом деле очень просто — нужно лишь найти упущенную деталь, которая могла бы разрешить всё и сразу. Но ее не было. — По пути от фермы к вертолету будет замерзшая речка. Не подскользнитесь на льду, — продолжал, стоя на крыльце, Виктор, и в ответ на эту реплику сердце Джексон гулко ухнуло. — Топор за фермой, на стеллаже для дров. В доме мог быть точильный камень, я не помню, поищите. Он открыт.— Все ясно, — ответил Марк, потягиваясь и опускаясь к ногам, чтобы размять спину, в очередной раз ловя на себе удивленный и одновременно угрюмый взгляд Джексона. Туан ничего не мог поделать и чувствовал себя вполне хорошо: интуитивно ему казалось, что это просто его необходимая роль в данной ситуации — улыбаться и поддерживать Вана, на коего, он осознавал, уже легла большая ответственность, и пока что эти радость и веселость давались ему без приложения усилий. Попрощавшись с Виктором, они двинулись вперед — по той самой заснеженной дороге, которая пересекала центральную; и если недалеко от дома снежный слой был не такой высокий и доходил им всего лишь по лодыжки, то по мере продвижения дорога попросту начала терять свои очертания и превратилась в один огромный сугроб, поднимающийся им до колена. Освоившись, Тилля преодолевала их в считанные секунды, и вскоре ускакала далеко вперед, словно это ей ничего не стоило. Чего не сказать про Марка и Джексона:— Мне кажется, если весь остров такой, мы будем двигаться со скоростью километра в день, Марк, — пыхтел Ван, утирая пот со своих горячих раскрасневшихся висков. — Когда мы доберемся до Зоны? За год? Судя по всему, нам надо пройти порядка десятка таких Милтонов. Боже, это только его маленькая часть, — продолжал он, с трудом вынимая из снега ногу с окаменевшими от холода, сырости и напряжения икрами.— Я устал, — в ответ капризно заявил Марк и, решив не делать более ни единого шага, повалился назад: не слишком далеко и очень мягко, вполне приятно, подумал он. Щеки горели. Он повернулся одной из них вбок и коснулся снега, чувствуя игольчато-острое, но приятное и освежающее облегчение.Джексон уставился на него в деланом, безгранично влюбленном возмущении, и Марк, почувствовав его взгляд, довольно заулыбался. Ему хотелось смеяться. В своей радости и озорстве нарочито направленный во внешнее, на любование, он, чертыхаясь, повернулся на живот и в полный рост распластался на снегу, стараясь упереться локтями, поднять грудь, но те глубоко провалились в сугроб — развеселенный этим Туан захохотал и, напоказ балуясь, раздул снежинки перед носом. Не в силах вымолвить и слова, Ван наблюдал за ним. В голове вместо мыслей взрывались фейерверки. Он не был способен постичь, как Марк может чувствовать себя так в этой ситуации; глядел и не мог, не мог, не мог, совершенно и совершенно не мог. Ужасаясь, с замирающим дыханием, он склонился над Туаном и за плечо повернул его улыбающееся во все зубы лицо к небу.— Марк Туан, — выдавил он, падая возле него на колени и склоняясь, желая упереть ладони рядом с ним и терпя в этом непрекращаемое фиаско Великого Медведя — они провалились. Нависнув, таким образом, совсем близко, он пораженно обводил взглядом его смеющееся лицо с ярко-красными, буквально малиновыми щеками. — Марк Брайан Туан, ты хотя бы представляешь, какое ты чудо?В ответ ему раздался громкий, звучный смех. Все более потрясенный, не зная, куда дальше можно потрясаться, Джексон во все глаза смотрел на него; медленно помотав головой в изумлении, не в силах добавить и слова, он перестал пытаться опереться на руки и упал щекой Туану на грудь — на ледяную, грубую парку, под которой, он знал, невероятно жарко — его тоненький, такой телесный, такой нежный Марк, и от предощущения этого Джексон ощутил горячую, болезненную необходимость оказаться в Ванкувере, дома, где рука — всегда рука, а не дутый валик — рукав парки. Дыхание постепенно восстанавливалось, и Марк под ним успокоился; Джексон чувствовал, как тот мерно поглаживает его по плечу и руке, окоченевшей от пребывания в снегу. О, эта ужасная парка… как совершенно иначе бы сейчас ощущалась настоящая ладонь Марка! Как совершенно иначе он сам бы ощущал свое плечо. Как все было бы совершенно иначе.Он поднялся с усилием и сел на колени, согнув их. Еще лежащий, Марк медленно раскрыл глаза и опустил на Джексона мягкий, блестящий особым спокойствием и блаженством взгляд; Вану показалось, что все время, пока они так лежали, тот мечтал о чем-то далеком и теплом, потому что сейчас выглядел неземным — словно он вдруг спустился к нему с иной планеты.В этом зачарованном молчании Джексон раскрыл карту; потусторонняя нежность в глазах Марка все еще держала его в замешательстве, которое он пока не мог разрешить ни угрюмостью, ни вдохновленностью.— Мы, если я верно понимаю все эти значки, сейчас здесь, — он ткнул громоздкой, нерасторопной варежкой в карту, но Марк остался лежать на месте, не сводя с него все того же особенного взгляда. — Ты опять пялишься, — криво улыбнулся Джексон, и воспоминание об их вертолете и первых, спокойных днях путешествия отдалось в нем одновременно болью и теплотой.Туан ничего не ответил и не отвел глаз. Он чувствовал себя свободнее и прекраснее, чем когда-либо, лежа в этом ледяном сугробе, доставлявшем ему сейчас ровно столько дискомфорта, сколько бы ему доставила и солнечная лужайка за поместьем Джексона, где они просиживали под елями дни, прячась от родителей. Собственное дыхание и тело казались ему такими бесплотными, словно они могли в каждую секунду полностью испариться.Этот блестящий потусторонний взгляд навсегда запомнился Джексону. Он вглядывался в него и не понимал, какие мысли, какие чувства могли создать его здесь, по эту сторону. Это чистая высота. Муза. Марк просто неземной. Он не мог не быть таковым.***Путь до фермы они преодолели за час. Погода еще не ухудшилась, чуть перевалило за полдень, и на ослепительно-голубом и свежем небе висело бледное, негреющее солнце. Идти стало значительно легче еще на середине пути, когда, минув этот сугроб, который зачем-то притворялся дорогой, они оказались на мостике и впервые ступили на действительно твердую поверхность: берцы звучно стукнули по ней, а икры сильнее заболели и вдруг стали невесомыми. От облегчения Джексон блаженно улыбнулся и чуть было не повалился вниз — раскинуть руки и подставить замерзшее, горячее лицо под солнце.— О Марк, ты когда-нибудь был так счастлив наступить на деревяшку? — почти пропел он и легонько пнул носком берц по мосту. В икре сладостно заныло, по ней пробежалась объемная вибрация. — Мои ноги никогда не испытывали подобной благодати, ей-богу.Он поморщился, склоняясь и разминая их пальцами, и даже сквозь плотные штаны он ощутил, как чувствительно и болезненно они откликаются на каждое прикосновение.— Только ноги, Джекс? — хохотнул Туан; он упал на мост и с наслаждением протянул измученные конечности перед собой, сразу принимаясь их растирать. — Мне кажется, я сам одна сплошная больная нога. Сколько мы идем? Часа два?— Минут сорок, — хмыкнул в ответ Джексон и опустился рядом, осторожно укладывая подле себя ружье. — А ферма, между прочим, вон там. Не так уж и долго, — он указал пальцем и продолжил нарочито инфантильным и пренебрежительным тоном: — Единственная проблема в том, что как минимум до вертолета нам идти вчетверо дольше. А так вообще-то, проблем у нас нет, все прекрасно. И до Зоны мы дойдем — в два счета. Просто не стоит внимания. Вообще не представляю, как о таких глупостях можно говорить. Ну и страху напустил эт…— Ащщ, Джексон, — прошипел Марк, стукая его в плечо, и Ван под собственный хохот повалился боком на мост.Повернувшись на спину, он, как хотел с самого начала, раскинул руки и обратил взгляд в небо, на котором прямо над ним стоял огромный блестящий шар и слепил его; заморгав, Ван попытался так отгородиться ресницами, чтобы ему все же не нужно было закрывать глаза, но ничего не получилось. Недовольно пыхтя, он уселся. Улыбка все не сходила с лица.Вдали он заметил приближающуюся Тиллю — та радостно бежала им навстречу, и даже отсюда было видно, как высунулся ее длинный, плоский язык и с какой егозистостью она виляла хвостом.— Вот и детка. Тилля! — крикнул он ей. С энтузиазмом ощутимо прибавив темпу, она бежала, припадая к снегу и вытягиваясь в своем без того длинном теле; издалека она выглядела худым, оголодавшим и необычайно большим волком, но как только подбежала — раскрылась ее истинная сущность: радостно и высоко подав голос, она упала перед Марком на спину и, вереща, принялась тереться ею о твердое, шершавое дерево. — Волкодавы подоспели, — сыронизировал Туан, почесывая ее по раскрасневшемуся от бега животу.Тилля в ответ скулила и мурзилась, и это ее непрекращаемое верещание звучало восторженным монологом, словно она делилась с ними ликованием от этой прогулки среди огромных, труднопролезаемых сугробов.Отдохнув таким образом несколько минут, они вновь поднялись и двинулись к ферме, которую уже можно было различить в отдалении. Они хотели забрать там топор, котелок для воды, высушенные шкурки кроликов для Виктора, а также все то, что они там найдут и сочтут для себя полезным. Такого оказалось немного, поэтому, обогревшись у сымпровизированного, небрежно сделанного костра, они быстро выдвинулись в путь до вертолета, проходящий преимущественно по замерзшей речке.Передвигаться по ней оказалось почти столь же просто, сколь и идти по асфальту, поэтому оставшаяся дорога прошла в отдыхе. Расслабленные, согретые, когда их тело более ничем не занято, они обратились к видам Великого Медведя и шли, обсуждая между собой, как было бы прекрасно здесь жить, если бы это было действительно возможно. Они мечтали, что здесь их бы никто не трогал, и никто не осуждал, они бы ни от кого не зависели и не были бы избалованы — не нуждались бы во многом. Эта простая уединенная жизнь представлялась для них идеалом.— Как иронично он сбылся, — с хитрой улыбкой заметил Марк.Щеки колол мороз, но ветер утих — сказочная погода, особенно, когда к ней привыкнуть. Ван поигрывал ружьем: перевешивал его с плеча на плечо и перекидывал в руках, пока Марк с подозрением на него косился и ворчал, что это совершенно не игрушка. Джексон смеялся в ответ.Тилля все время забегала дальше них и изредка возвращалась, принималась нетерпеливо наворачивать вокруг них круги и лаять, будто бы торопя; и когда они наконец, поднявшись на холм по берегу реки, увидели вертолет на удивление близко, она уже лежала около него, вытянув передние лапы; чуть в отдалении от нее, избегая подходить чрезмерно, стоял Виктор.— Быстро вы! — крикнул им он, подходя ближе и помогая выбраться на дорогу; его щеки алые от мороза. — Успешно? Все нашли?— Да, как вы сказали, — ответил Марк, останавливаясь и вдыхая полную грудь холодного воздуха, вдруг действительно ощущая, что и этот нетрудный путь по реке неизбежно отнимал его силы.— В доме ничего полезного не было, — продолжил вслед за ним Джексон, не сбавляя шага на пути к вертолету и перевешивая ружье на другое плечо. Он оправил шапку, сползающую с его вспотевших волос, дошел до дверцы и, ухватившись за ручку, обернулся и прикрикнул: — Пора вылетать, наверное. Нужно будет нарубить дров, пока силы есть. Там ведь холодно, ну, в этом доме?— Кто ж его топил? — парировал Виктор, и Марк рассмеялся его остроумной реплике.— Резонно.Джексон слабо и устало улыбнулся; напрягаясь, едва находя силы в дрожащих мышцах ног, оттолкнулся от земли и залез в кабину вертолета. В ней он, расслабляя стягивающую горло парку, упал на пилотское сиденье и вытянул ноги, насколько позволяло рулевое управление. Он настолько устал и был рад присесть где угодно, что мог бы сейчас назвать этот вертолет милым домом.Новая угрюмость и вымотанность, появившиеся в Джексоне при встрече с Виктором и вертолетом, не ускользнули от Марка, и тот с грустной улыбкой смотрел на него, предощущая очередную необходимость восстанавливать равновесие; предощущая, что теперь так будет постоянно.— Ну, идите, — вдруг ворвался в мысли Туана Виктор и чуть подтолкнул его плечо. — Джексон прав. Пора торопиться. Даже если сейчас кажется, что метели не предвидится, я говорил, она может разбушеваться в считанные минуты.Все еще погруженный в мысли о Джексоне, Марк обернулся на Виктора и словно во сне растянул губы в улыбке; то ли от чувства признательности, то ли из-за Вана она вышла полной теплоты и нежной благодарности. Он собрался сказать Виктору спасибо, но даже прежде, чем Марк успел открыть рот, тот стремительно махнул рукой и замотал головой.— Но… — начал Туан.— Бросьте. Мне в радость.— Но правда…Издав звук, являвший собой нечто среднее и переходящее между ?и?, ?е? и ?э?, он только усиленнее затряс головой, ни в коем случае не желать слушать никакой благодарности. Джексон, молча, краем глаза наблюдая эту сцену со стороны, уловил момент и крикнул сквозь открытую дверцу вертолета:— Спасибо вам!— Тьфу ты, — Виктор деланно сплюнул и смущенно засмеялся. — Всё, хватит с вас, идите.Шустро поклонившись, Туан с озорной улыбкой на лице позвал Тиллю и побежал навстречу Джексону, разметая под ногами рыхлый и пушистый снег. Собака уже давно в нетерпении виляла хвостом, и, заметив особое движение со стороны Марка, она поднялась на лапы.— Глядишь, и свидимся еще, — вдруг тише добавил Виктор, опуская взгляд на снег.Туан остановился и обернулся сначала на Виктора, а потом в непонимании на Джексона. Тот, устало развалившись на пилотском сидении вертолета, хрустел пальцами. Опущенный на них взгляд поднялся и встретился с Марком — в них был такой же легкий испуг перед озвученным возможным будущим. Ван помолчал, будто бы глубоко задумавшись. Последнее, чего он хотел бы, это еще раз увидеться с ним.— Идем, Марк-и, — тихо позвал он и, медленно выпрямившись в спине, завел вертолет. — Нам пора.