Глава первая. Утерянный покой. (1/1)

Холодный ветер пронизывает до костей. Сильные ветряные потоки заставляли оконные рамы раздвигаться и иногда биться о стену; то, насколько был силен сквозняк, можно было понять по сильному свистящему шуму, проходящему по порогу закрытой двери комнаты. Снег шел хлопьями, застилая каждый миллиметр улицы; на подоконнике, что находился в небольшой девичьей спальне, скопился небольшой сугроб. Где-то снег падал даже на пол, быстро растаивая и оставляя после себя мокрые лужи, вода которых быстро впитывалась в темный пушистый ковер.Погода сегодня была очень холодной, даже для зимы. Не помню, когда в последний раз было такое, по крайней мере при мне.Я сидела на полу, пустым взглядом смотря в распахнутое окно, обращая внимание на ночное небо, на то, как ветер поднимает шторы, и на еще более усиленный снегопад. Иногда вздрагиваю от того, насколько больно отдает холодом в ногах и руках, или когда слышен шум врезающейся створки окна о стену. Я бы могла в любой момент закрыть окно и через несколько минут оказаться в физическом тепле, но не хочу.Сегодня мне настолько морально холодно, как никогда. И именно сегодня мой семнадцатый день рождения. Новость, верно, хорошая. Но все перекрывало одно событие, из-за которого, честно, мне хотелось исчезнуть.В ночь на четвертое февраля мне позвонили. Изначально я не обратила внимания на звонок телефона и отключила звук, продолжая спать и даже не посмотрев, кто же захотел со мной поболтать в четыре часа. И через несколько секунд звонок повторился из-за чего уже начала раздражаться, негромко выругавшись на входящий от мамы. Я помню, что как только взяла смартфон в руки, то звонок прекратился; помню, как нервно поправляла растрепанные после сна светлые волосы и нервно закусывала губу, резко подрываясь с кровати и перезванивая матери. Помню, что первую минуту нашего разговора она ничего не могла ответить, пытаясь подавить всхлипы. И, честно, эта минута для меня была вечностью, потому что было интересно, что же могло произойти, из-за чего такая сильная женщина, как моя мама, могла расплакаться до потери дара речи; но было ровно так же и страшно, потому что явно ее слезы были от не от какой либо радости.Я просила несколько раз маму успокоиться, хотя сама уже наворачивала круги по комнате, потому что не понимала куда себя деть; одной рукой держала телефон около уха, другой уже во всю царапала локоть когтями. Она пыталась выдавить из себя слова, но говорила лишь ?он...? и снова всхлипывала. Когда же я поняла, что ничего не смогу добиться словами, то собралась будить бабушку, чтобы она хоть что-то сделала - подбирать слова в критических ситуациях она умела. И вот, я уже открыла дверь, намереваясь выйти в коридор, как мама наконец сказала одну фразу, которая вмиг смогла разрушить меня.?Папа умер?.Далее я уже ничего не могла разобрать, потому что в голове будто бы действительно начала пульсировать сама мысль о том, что самого, черт подери, дорогого человека больше нет в моей жизни, что его более не будет рядом, что не смогу поговорить с ним и услышать от него слово ?дочь?.Я не плакала тогда, не сказала ни слова на все, что говорила мама после той роковой фразы. Можно сказать, что я поступила сугубо эгоистично, скинув звонок. Опустив руки вдоль тела вместе с телефоном в ладони, я залезла на кровать, села на ней, обняв согнутые ноги, и облокотилась на холодную стенку. Сперва мне казалось, что все это бред или даже розыгрыш, потому что мозг отказывался принимать происходящее. Я помню, как зарывалась пальцами в волосы, нервно посмеивалась и говорила тихое: ?это все неправда, это ведь сон какой-то, верно??. Но разодранный ногтями локоть болел, а я продолжала отчетливо слышать входящие звонки от мамы. И все это говорило о том, что я сейчас пребываю в реальности наедине с такой ломающей меня морально мыслью. С тех четырех часов ночи я не спала. Хотелось, правда, но не могла, потому что металась в сомнениях. Не могла принять смерть отца.После я слышала, как в доме бабушка разговаривает с мамой; слышала, что она плачет на первом этаже, а я не поддержала, потому что ее отчаяние являлось еще одним подтверждением того, что это не какая-то шутка. А еще я не люблю плакать при других людях, и если бы увидела слезы бабушки, то разревелась бы тоже. От потока слез меня спасали лишь очень быстрые вдохи, накинутое на меня с головой одеяло и холод, ради которого я и открыла окно.Ближе к десяти утра я с больной головой и полным отказом осознавать реальность слезла с кровати, глянув на календарь, висящий на входной двери комнаты. Тогда-то я и сложила пазлы в своей голове. В мой семнадцатый день рождения, в самый морозный день в этом году, погиб мой самый родной человек. ***Мне не было больно, мне не было тоскливо. Я не испытывала каких-то резко отрицательных эмоций, потому что даже когда домой вернулась заплаканная мама, кидаясь в объятия бабушки, я пришла к абсурдной мысли, будто папа просто где-то задерживается и через несколько минут зайдет следом за матерью.Я считала себя сильным человеком, способный принять и осознать многое, строя в своей жизни какой-то другой путь, по которому могла бы идти с болью, но все же идти. Но сейчас я сама есть слабость. В моем понимании сильный - умеющий мириться с какой-то мелкой бытовой проблемой или даже утратой близкого, и я всегда презирала тех, кто свою боль пытается откинуть на второй план, живя уже по сути в своей голове. В итоге я стала тем, кого всегда ненавидела. Я бы даже посмеялась, но в такой ситуации это было явно самым странным действием, которое могла бы совершить.Из окна нашей гостиной была видна полицейская машина. Это навело на мысль о том, что я даже не знаю, что конкретно случилось. Сегодня ночью родители должны были ехать по ночной дороге от тети Клэр - сестры отца. Дорога была долгая, темная, опаснее зимой, особенно в такую метель. Автомобильная авария?- Неправда. - Тихо говорю я, когда мама, сидя на кухне с бабушкой, после нескольких минут разговора вновь заплакала. Мне хотелось подойти и обнять ее, сказать, что все будет хорошо, но поверит ли она моим словам, если не верю в них сама я?Вместо того, чтобы хоть что-то предпринять, я сидела на диване в теплых пижамных штанах и большой отцовской футболке. Ноги подогнуты, руки обнимают подушку, а голова запрокинута на спинку дивана. Довольно долго я так сидела, смотря и потолок и метаясь в сомнениях.Наверное, все-таки меня ждет неутешительное предположение: я не смогу осознать смерть отца, пока не увижу его. Хотя я даже не знаю, хватит ли у меня смелости. И смешно, и грустно.За размышлениями я не заметила даже, что начала засыпать. Скорее всего, это стресс дал о себе знать. Я была и не против, потому как именно сон сейчас являлся единственным спасением. Но этого не случилось: мама, вышедшая с кухни в гостиную, посмотрела на меня красными глазами, которые после часа беспрерывного плача уже ничего не выражали. Более чем уверена, что сейчас мы уставились друг на друга с абсолютно одинаковыми выражениями лиц. Ничего не чувствуем, просто пустота. Не хочется ни думать, ни говорить; на слезы у нее нет сил, а я просто не могу выдавить их из себя. Мама опустила голову, несильно тряхнула ею, из-за чего локоны ее светлых волос выпали из пучка на лицо; тонкими пальцами она надавила на висок, развернувшись к лестнице. Во тьме коридора второго этажа она пропала. И не знаю, отправилась она в комнату или в ванну.- Ей нужен отдых. - Бабушка встала на пороге кухни, оглядываясь на второй этаж. Взгляд ее выражал сожаление, но не боль. Мне очень жаль, что я не унаследовала ее энергию и моральные силы. - Всем нужен отдых, Кирс. Ты не исключение. - Она присела рядом со мной и положила свою теплую руку на мою холодную ладонь, сжав её.- Нет, я в норме, наверное. - Взгляд метнулся на лицо бабушки, а затем я снова посмотрела на белый потолок, сильнее сжимая бледными пальцами подушку. Не хотелось сейчас копаться в себе и выяснять что-либо.- Или ты просто не даешь волю эмоциям?- Всю жизнь, сколько себя помню, была прямолинейна в плане эмоций. И вот резко, впервые в жизни решила спрятаться? Не глупо ли звучит? - устало усмехнувшись, повернула голову в сторону бабушки, все также лежа на спинке дивана. Оставь меня в покое, пожалуйста. Я никогда не умела переносить горе в чьей-то компании. Мне всегда было легче одной. А теперь, когда ко мне пристают с расспросами, хочется лишь наорать на человека, что сейчас меня беспокоит. И поэтому, главное - не сорваться на бабушку.- Я с тобой больше времени провела, чем твоя мать, и отлично знаю, что вот такая твоя улыбка ничего хорошего не предвещает.- Может быть, но меня не нужно как-то утешать. - С толикой раздражения в голосе я скинула ее руку с себя и вскочила с дивана, откинув подушку на другой конец дивана.Второй этаж нашего дома был, на удивление, тихим. Я ожидала хотя бы всхлипов от мамы или крика бабушки о том, что мы не договорили. Но была абсолютная тишина и стоял холод, которые наоборот меня успокаивали. Мне не нужен был посторонний шум, чтобы якобы перебивать мысли; не нужно было человеческое тепло. Всегда одна справлялась, сейчас сделаю то же самое. Плевать. ***Сутки прошли практически незаметно. Все те часы, когда творилась суматоха за пределами моей комнаты, я сидела на кровати. Ничего не хотелось делать, я пыталась чем-то себя занять, начиная от чтения книг и заканчивая мобильными играми, которые никогда не были мне интересны. Малейшая попытка сосредоточиться на каком-то деле заканчивалась провалом. За дверью постоянно слышала разговоры как мамы с бабушкой, так и посторонних людей. Слушала, как бабушка приносила мне под дверь еду и просила выйти хотя бы на пару минут и то, как она обсуждает с людьми по телефону похороны отца; как плачет мама в соседней комнате. Покой же моего пространства нарушал только телефон, на который, казалось бы, беспрерывно звонит подруга, коя явно хотела узнать, почему же я не прихожу в колледж уже вторые сутки без каких-либо объяснений.Моя комната была для меня сейчас убежищем, как будто защитным куполом, под которым я скрываюсь от реальности. В ее пределах нет проблем, нет осознания, нет горькой правды. Буквально каждый угол спальни напоминал об отце, гибель которого до сих пор не укладывалась в голове. Шкаф, полный старой его одежды; печатная машинка, которую он подарил мне на рождество; гитара, привезенная им от брата; фотоаппарат, о котором они с мамой расспрашивали чуть ли не весь месяц, чтобы сделать сюрприз за хорошую учебу; неоновые ленты по всему периметру комнаты, подключать которые я ему помогала. И еще множество мелких вещей, которые формировали из себя одну мысль ?он жив сейчас, он не мог умереть, не может все так оборваться?.Отец был тем человеком, от которого я переняла все хобби и вкусовщину; вся моя личность, по сути, сделана им. И сейчас, когда впервые осталась без папы, я не знаю, что делать. Когда в жизни, казалось бы, все шло под откос, я советовалась с отцом; когда случалось что-то, что вызывало слезы радости, я делилась с ним; мелкие бытовые детали тоже обсуждались конкретно с папой. А теперь не знаю, к кому идти. Даже сейчас, чувствуя, как вот эта пустота изнутри меня пожирает, без контроля возникает мысль: ?надо ему рассказать?. Наверное, глупо рассказывать человеку о его смерти, хах. Как это ужасно.Пятого февраля, ближе к вечеру, ко мне в комнату зашла мама. Стоит ли объяснять, что видеть ее такой... сдавшейся тяжело. И этот ее вид возвращал меня в реальность, заставляя дрожать всем телом и впивать ногти в кожу локтей.?Он живет в наших сердцах?. - Довольно типичная фраза в таких ситуациях. И она дико меня бесит. Мне не нужна память об отце, мне нужен он сам. И никакие утешения меня не переубедят.- Я не поеду на похороны. - сказала я вслед выходящей из комнаты матери, даже не переводя на нее взгляд. Женщина ничего не ответила, лишь замерла на пороге на несколько секунд и покинула комнату, тихо закрыв дверь. Тяжело выдохнув, я мысленно поблагодари ее за то, что не стала меня заставлять поменять свое решение. Чего-чего, а похорон и вида мертвого отца я все-таки не выдержу. К черту, просто не могу, потому что, верно, я очень слаба. И даже если ранее я обещала себе увидеть его тело, чтобы принять действительность, то сейчас я отказываюсь. Вкупе с этой слабостью присутствует и непонимание себя. - Просто дыши. ***Шестое февраля. День, когда хоронят папу.Я все так же проводила время в своей комнате, выйдя наружу лишь тогда, когда дом опустел, потому как все уехали на похороны. Прошло пару дней, и чем дольше я оставалась без отца, тем сильнее в голове пульсировала мысль о том, что все это ни капли не сон, и что папы больше действительно нет. И Боже мой, никак не могла предположить, насколько больно будет даже типично краем глаза смотреть на развешанные семейные фотографии на стене второго этажа. Каждый такой взгляд и воспоминание вызывали в теле ощущение сдавленности, нехватки дыхания. Порой чувствовала, будто еще немного и я поддамся эмоциям, и осев на пол, начну лить слезы; но прерывать все это удавалось глубокими вдохами, которые я делала несмотря на ощущение удушья.Все вещи отца привезли из морга еще вчера вечером, но я так и не решилась на них посмотреть. Хотелось все время зайти в контакты и позвонить ему, но затем я резко осознавала, что входящий на его телефон я услышу из родительской комнаты. И никто не ответит.Восемь часов вечера, и единственной моей компанией был компьютер и чашка кофе; в наушниках играла на полную музыка, телефон давно валялся на кровати отключенным, а родной зимний холод обволакивал все тело. Я надеялась на то, что хотя бы сейчас, создав вокруг себя любимую обстановку, я смогу отвлечься и погрузиться в игры. Но даже в настоящий момент, внимательно осматривая рабочий стол я натыкаюсь на все то, во что любил играть мой отец.Откидываюсь на спинку кресла, устало прикрывая глаза и откладывая наушники в сторону; сложенные в замок напряженные руки покоились на ногах, вытянутых вперед на перекладину деревянного стола; новая волна болезненных воспоминаний заставила меня несильно крутиться на игровом стуле.- Черт. - Не глядя на поверхность стола, ударила по нему со всей силы, пропустив через руку укол боли и задевая при этом чашку с кофе. Все содержимое стакана мигом оказалось на всей клавиатуре. Выругавшись, рваным движением стащила со спинки кресла свое домашнее полотенце, и стала вытирать. Только вот было уже поздно: весь кофе уже давно залился внутрь клавиатуры. С дерьмовым осознанием того, насколько велика все таки моя удача, откидываю полотенце в стену рядом с кроватью. - Теперь разбирай и просушивай все. Что ни день, то кошмар какой-то. - Подавив очередной приступ желания во что-нибудь врезать, я встала с кресла и направилась в ванну на втором этаже.Щелчок. Такой, когда открывают входную дверь в наш дом. Стоя между ванной комнатой и лестницей вниз, что была прямо напротив входа в дом, я наблюдала, как заходят уставшая бабушка и следом за ней мать, лицо которой ничего ровным счетом не выражает. Было сразу ясно - она выплакалась за эти два дня и теперь внутри нее образовалась такая же пустота, которую хранила у себя в душе и я. Ловлю на себе взгляд бабушки, коя всего через секунду вздохнула, закинув шарф на вешалку, и направилась на кухню.Мы с матерью остались наедине. Каждый ее шаг, каждая преодоленная ступенька вызывала в ней отклик сильной усталости - это было видно по ее медленным движениям и чуть опущенной голове. С того момента, как семья оказалась в доме, я не двинулась в места, все также смотря на присутствующих с сожалением. И вот, мама наконец ровняется со мной, и, честно, я ожидала от нее слов ?все будет хорошо? или вопроса не в тему о том, ела ли я сегодня. В общем-то я надеялась услышать ее голос, но она тихо, еле переступая ногами, прошла мимо и исчезла за дверью своей темной комнаты. Оказывается, мое моральное состояние еще держится на адекватной планке.- Она очень хочет с тобой поговорить, поверь. - Бабушка встала на нижней части лестницы с кружкой чая в руках. - Дай ей время. Рано или поздно вечером она придет. ***За окном уже стояла снежная, холодная и вместе с тем прекрасная ночь; снегопад вновь начался уже с новой силой. За окном почти ничего не было видно из-за того - насколько плотно выпадал снег, даже свет уличных фонарей был еле заметен. В моей же комнате все еще стоял холод даже несмотря на то, что окно я закрыла давно.Несколько часов после краткого разговора с бабушкой я сидела на кровати, читая книгу. Сосредоточиться не выходило, поэтому страницы приходилось перечитывать несколько раз, сопровождая это все обреченными вздохами и потиранием уставших глаз. После пары дней ужасного стресса дико хотелось спать, но я помнила слова бабушки о разговоре с матерью, поэтому терпеливо ждала того момента, когда она зайдет ко мне в комнату и скажет хоть что-то.С каждой минутой сонливость усиливалась, и вот, когда я уже почти клевала носом книгу, послышался тихий стук в дверь комнаты - вялость моментально испарилась и я подорвалась с кровати, открывая дверь, благо, маме, которую я ждала так долго и мучительно. Я почти что издала облегченный вздох, когда увидела, что лицо ее уже не было настолько вымученным, а глаза вновь засияли, хоть и слабо, но это лучше, чем не видеть в них ни капли эмоций.- Пропустишь? - голоса матери почти не было слышно даже в полной тишине дома. После своих слов она чуть приподняла обернутую коробку. Обернутую точно, как подарок. Перевожу на нее удивленный взгляд, отходя чуть вбок, пропуская женщину в спальню.Мама села на коврик, опустив коробку себе на колени, а затем, заметив, как я все еще мнусь около двери, хлопнула на место рядом с ней. Я послушно и молчаливо выполнила ее просьбу и села напротив женщины.- Прости меня, со всеми этими ужасными событиями я напрочь забыла о твоем дне рождения. - Каждое ее слово и взгляд, обращенный на меня, были пропитано сожалением, а пальцы рук сжимали коробку все сильнее. Она борется с тем, чтобы не заплакать прямо сейчас.Ко мне редко когда являлось желание кого-то утешить или же обнять, но сейчас, смотря на свою мать, мне хочется это сделать. И я, наверное, действительно заключила бы ее в объятия в попытках ослабить моральную боль, но мама несколько недолгих секунд старалась глубоко дышать, чтобы успокоиться самостоятельно, и это у нее получилось.- Мы с твоим отцом всегда знали, что тебе нравились вещи прямиком из нашей молодости, поэтому на твое семнадцатилетие твой папа решил подарить тебе это.При упоминании отца с губ матери я почувствовала, что больше не могу. Принимая коробку из ее рук, я ощущала, как по щекам градом катятся теплые слезы. Не решалась открывать подарок, лишь нагнулась над ним, опустив голову и вытирая лицо в тщетных попытках успокоиться. Тело била мелкая дрожь, плечи изредка сильно вздрагивали из-за всхлипов. Все эти два дня, что я держалась, переживания и эмоции копились, и сейчас, черт, меня прорвало, как плотину. Все те моменты, когда я старалась оторваться от реальности, резко вдарили мне в голову и теперь я четко осознала, что папы больше нет, и что я не смогу более бегать по своим мыслям и воспоминаниям с желанием восполнить его потерю в настоящем. Боже, мне так больно.- Мне жаль, черт, мне так жаль. Я не знаю, что делать и что сказать. Мне так плохо. - Я никак не могла остановить слезы, пришлось полностью накрыть лицо руками. Лбом я уткнулась в подарок, обернутый в зеленую бумагу с фиолетовой лентой в виде бантика; вся его поверхность уже была мокрая от моих слез.- Кирс, пожалуйста, посмотри на меня. - Рука матери легла на подрагивающее плечо, другой же она погладила меня по голове. А я не могла смотреть на нее, потому что понимала, что в ее глазах увижу еще большее сожаление, и тогда меня накроет истерика. Я просто не выдержу. - Твой папа не хотел, чтобы ты так страдала. - Она аккуратно подсела ко мне чуть ближе и заключила в теплые, на самом деле такие нужные сейчас, объятия; носом я уткнулась ей в плечо, все еще вздрагивая всем телом. - Пусть этот подарок будет еще одним хорошим воспоминанием об отце. И ради него же самого мы будем сильными, и мы будем жить дальше - он бы этого хотел. - Мама продолжала меня обнимать, шепча на ухо и гладя по спине.Любой человек знает, что мертвым уже плевать, что с ними будет и что будет происходить с теми, кто любил умерших, но сейчас мне хотелось верить в то, что где-то отец все-таки счастлив и пребывает в полном покое. И мне хотелось двигаться вперед ради него. Но сейчас, только в этот момент, я желаю выплакаться и получить утешение и заботу от семьи.Но я обещаю и себе, и отцу, и матери с бабушкой, что справлюсь и все будет хорошо.