Глава 2. Друг. (1/1)

В течение последующей недели леди Этель вела себя как только что прозревший котенок: оправившись от пережитого шока, она тыкалась своим любопытным носом во все части корабля. На носу она познакомилась с боцманом Меттьюзом, и он, сначала недоверчиво, а потом всё более увлеченно рассказывал ей всё, что знал о морских узлах и даже пытался научить её простейшим. У грот-мачты барышня однажды столкнулась с матросом Стайлзом, и тот уже через несколько часов после неожиданного знакомства пообещал научить леди курить табак. А на корме леди Этель узнала у мичмана Буллока, что паруса?— самая важная часть фрегата, и что подробнее о них написано в справочнике по мореходству.—?Может быть, вам лучше взять энциклопедию морского дна? В ней весьма интересные гравюры… —?попытался было возразить капитан, когда леди Этель пришла к нему одним субботним утром выпрашивать вышеуказанный справочник, но аргументов у него не хватило, и с той минуты каждый, кто проходил мимо канатных мотков после трех склянок, мог видеть молодую леди с книгой в руках на ее излюбленном месте?— возле правого борта у лестницы на шканцы.Каждый из членов команды мог составить обширный список того, чему он научил леди Этель Эдрингтон всего лишь за неделю плавания, и каждый, думая об этом списке, хитро прищуривался, вспомнив, как смущалась леди каждого своего вопроса и как сыпала за них извинениями. Эта милая, несуразная девушка была по уши влюблена в море и в ее сынов, и команда отвечала ей взаимностью.Капитану Пеллью льстило, что леди Этель считала его человеком исключительного ума. Он никогда не отличался талантом к развлечению юных девиц, но, чтобы развлечь конкретно эту милую девушку, казалось, было достаточно рассказать пару морских легенд и объяснить ей принцип крепления такелажа. Разумеется, капитан находил подобные интересы странными для молодой графини, но они были схожи с его, и разговоры, начинавшиеся с искусственных слов о погоде, часто превращались в интересные полу-уроки, полу-дискуссии. Часто в них включался и лейтенант Буш?— его отчего-то забавляла сама мысль о том, что существо женского пола способно интересоваться морским делом. Он видел в леди Этель какую-то диковинку, и порой капитану даже приходилось одергивать Буша, когда тот, увлекшись, скатывался в беседе с девушкой в приторно-ласковый тон. Впрочем, матросы тоже иногда грешили им, но необразованной команде всё можно было простить?— леди, просящая показать, как танцевать хорнпайп, действительно была экзотическим зверем в привычным всем саду.Лейтенант Хорнблауэр, наверное, был единственным, кто не разделял всеобщего умиления. Леди Этель казалась ему странной: он повидал на своём веку многих благородных дам, некоторые из них умело таковыми притворялись (воспоминания о мнимой герцогине Уорфидельской были еще слишком свежи в его памяти), но ни одна из них не была так потеряна и так не уверена в себе, как его новая знакомая. Леди Этель была похожа на русалку, которой приделали ноги без ее согласия и увезли свататься к принцу. Он больше не сомневался в правдивости ее рассказа о себе (после череды логических рассуждений Хорнблауэр понял, что вранье в ее случае было просто бессмысленно), но леди Этель была похожа на кого угодно, но не на даму из высшего света. И, что было забавнее всего, на это не было видимых причин: леди обладала изящной внешностью (когда платье, в котором ее вытащили из воды, высохло, леди Этель появлялась только в нем, тщательно умытая и с на удивление ровной прической), приятными манерами, изысканной речью и произношением самых знатных домов Лондона, но, стоило ей почувствовать, что никто не следил за ней, она грустно щурила свои оленьи глаза (почти близнецы глаз его, Хорнблауэра) и пристально всматривалась в воду за бортом?— так, будто хотела в нее вернуться. А стоило кому-то отвлечь леди от этого созерцания, и она, вновь источая миллион извинений, очаровательно улыбалась и сама начинала легкий, ни к чему не обязывающий разговор.Леди Этель беспокоила Горацио Хорнблауэра. Он чувствовал, что во время своих молчаливых часов та думала о том, чтобы вернуться в море.?Неустанный? проходил нейтральные воды. Испанцев не стоило ожидать еще как минимум день или два, и капитан Пеллью, приказав команде открыть лишний бочонок рома, разрешил той развлекаться всю ночь. К полуночи ему самому осточертело одиночество (лейтенанты, отужинав с ним, вернулись на свои посты), и капитан, сделав последний глоток вина, покинул каюту.Палуба под его ногами гудела и переливалась смутным рыжим сиянием, проходящим сквозь доски?— там, внизу, веселились и танцевали матросы. Сам капитан танцы не любил, а духота подпалубных помещений вызывала в нем и вовсе легкое недомогание, но вечер был таким тихим и спокойным, а меланхолия, его старая подруга, подобралась так близко, что сэр Эдвард махнул рукой на свою брезгливость и осторожно спустился в трюм. Он не хотел, чтобы матросы видели его?— это нарушило бы всё веселье?— поэтому остановился у самой лестницы. Оттуда его бы не заметили, а самому капитану обзор открывался хороший.В тот момент, когда сэр Эдвард спустился, Олдройд как раз взял аккорды новой песни?— очевидно, любимой ?Бонни?.В трюме клубами витал дым от дешевого табака, мешавшийся с запахом пота, гнилых водорослей, крыс и разлитого рома. И каково же было удивление капитана, когда в этом облаке смрада, густого из-за тусклого света рыжих фонарей, он увидел подол знакомого лилово-розового платья.Леди Этель, казалось, не смущалась ничему увиденному. Она с абсолютно восторженной улыбкой восседала на столе и аплодировала в такт незамысловатой мелодии. Какой-то матрос поднес ей кружку, и леди, даже не задумываясь о том, чтобы побрезговать, пригубила из нее?— очевидно, ром. Щеки ее были красными, смех?— журчащим. Когда заиграли ?Пьяного матроса?, леди Этель на удивление легко поддалась на уговоры команды и пустилась в пляс в обнимку с кем-то из мичманов. Очевидно, офицеры тоже решили, что веселый вечер будет им на пользу. Через пару куплетов барышня уже начала уверенно подпевать, а капитан, решив, что хватит с него увиденного, медленно поднялся на палубу, вдыхая наконец полной грудью?— духота трюма все-таки сказывалась на нём не лучшим образом.С час он просидел на бортике, вслушиваясь в то, как доносившееся снизу буйное веселье мешается с мерным шелестом волн. Их черные гребни обнимали ?Неустанный?, укачивая его, осторожно направляя в воды других стран, чтобы те, в свою очередь, передали его следующим морям и океанам. Это всё составляло какой-то нерушимый круг жизни, в который сэр Эдвард Пеллью прочно вплел линию своей судьбы.Вдруг что-то изменилось: к дуэту людей и океана добавился третий звук. Осторожные, но быстрые шаги, заставляя скрипеть палубные доски, выскочили из трюма и уверенно направились к основанию кливера. Капитан последовал за ними. Почему-то он догадывался, кому они могли принадлежать.Леди Этель, не зная, что за ней наблюдают, тяжело навалилась на борт. От веселья, что капитан видел в трюме, не осталось и следа. Движения девушки были резкими, дерганными, словно у раненого зверя. Волосы растрепались, и теперь, в свете луны, леди Этель напоминала испуганный призрак. Посмотрев на свои крепко сжатые на деревянной панели ладони, девушка улыбнулась чему-то, устремила взгляд к небу, а затем легко, будто вспорхнув, встала на борт, схватившись за канаты кливера. ?Бог ты мой, да она в одних чулочках!??— пронеслось в голове капитана. Стараясь не шуметь, он подошел ближе, все еще не до конца понимая, что леди Этель собиралась сделать. Та, в свою очередь, очевидно, знала это слишком хорошо, и единственное, что удерживало ее, было лишь секундное колебание. Когда девушка занесла одну ногу над темной бездной океана, капитан понял, что медлить нельзя. В одну секунду подлетев к кливеру, сэр Эдвард с силой схватил женское запястье, прижав его к канату?— даже если бы леди начала падать, он таким образом смог бы ее удержать.—?Что вы делаете? —?спросил он бесцветным тоном. Леди Этель молчала.—?Вам не кажется, что немного невежливым было бы бросаться в море на глазах человека, который вас из него спас?Капитан приложил все усилия, чтобы его голос звучал непринужденно, почти весело. Но как только леди Этель повернулась к нему, всякая радость покинула сердце сэра Эдварда. На него будто смотрел столетний старик в теле ребенка. Заплаканные глаза леди, подернутые пеленой рома, уставились, казалось, в самую его душу. В них смешалось всё: и мольба о помощи, и бесконечная ненависть из-за неудавшегося дела.—?Почему вы не оставили меня в море тогда? —?тихо спросила она, и голос ее звучал почти потусторонне,?— зачем вы заставляете меня снова вернуться туда, где мне нет места?—?Ну, знаете ли,?— снова попытался улыбнуться капитан,?— вы тогда не дали мне конкретных указаний.Леди Этель не оценила шутки: отвернувшись, она уставилась в манящую ее черноту. Единственным, что мог делать капитан, чтобы не спугнуть девушку, было осторожно поглаживать ее прижатую к канату руку.—?Поговорите со мной,?— мягко попросил он,?— вы казались такой веселой там, внизу. Что произошло?—?А я вообще веселая,?— горько и пьяно усмехнулась леди Этель,?— всегда веселая...—?Вы пьяны,?— вздохнул капитан. Он совершенно не умел успокаивать девушек.—?Я хотела напиться. Пьяной не так страшно прыгать в море.—?Но почему вы так хотите свести счеты с жизнью, леди Этель?Она вновь посмотрела на него. В глазах ее плескалась горечь.—?Какая вам разница, капитан Пеллью?—?Во-первых, я за вас отвечаю, вы все-таки на моем корабле,?— сэр Эдвард прикрыл глаза,?— а во-вторых… —?тут нервы старого капитана не выдержали,?— черт возьми, леди Этель, вы стоите босая и пьяная ночью на скользком бортике и пытаетесь броситься в море. Вам кажется, что у меня нет повода искать причину?!—?Моя мать никогда не искала причину ни в одном из моих действий,?— вдруг очень четко сказала леди Этель, и капитан наконец-то стал узнавать ее голос,?— я сомневаюсь, что она вообще помнит, как меня зовут. Когда я спрашивала у няни, почему мама не хочет видеть меня, она постоянно твердила, что я была миленькой до двух лет, а потом стала не интересной. Недостаточно ?сладенькой?. Вы хотели знать, почему я езжу к бабушке на край света? Да потому что бабушка?— единственный человек в этом мире, которому не всё равно, жива я или нет, счастлива я или меня что-то тревожит. Но в этот раз я приехала в Кингстон и очень отчетливо поняла, что у бабушки есть своя жизнь, и она тоже с трудом понимает меня теперь. Она тоже видит перед собой не меня, а мою тень, ребенка, с которым было весело и интересно возиться пять, а то и десять лет назад. Я для всех всегда была и остаюсь игрушкой! Уродливой игрушкой, которая выросла и с которой стало неинтересно играть! Мать говорит, что я недостаточно красивая, отец говорит, что я недостаточно веселая, бабушка говорит, что недостаточно умная?— конечно, я не умею щелкать арифметические задачки, как она… Я хочу на самом деле стать игрушкой, сэр Эдвард, хочу, чтобы меня наконец выбросили и перестали издеваться! А если они не могут на это решиться, то я сделаю это сама!Леди Этель расплакалась так горько, что сэру Эдварду на миг показалось, что в ней и правда разбился вдребезги какой-то сложный игрушечный механизм. Колени ее подкосились, и девушка, вероятно, улетела бы в такую вожделенную ею океанскую гладь, если бы сэр Эдвард не успел вовремя подхватить ее.Она билась в его руках, как пойманная в сети рыба, и как рыба же судорожно глотала воздух.—?Послушайте меня, Этель,?— медленно проговорил капитан, забыв добавить даже ?леди? к обращению,?— вы очень устали, вы очень многое пережили в последние дни. Я вижу теперь, почему вас тяготит возвращение домой, но скажите: будет ли оно хоть немного более сносным, если я скажу, что теперь у вас будет друг? Настоящий друг, который переживает за вас, к которому вы всегда сможете прийти с любыми переживаниями?Этель подняла на него красные от новых рыданий глаза.—?Не утешайте меня, сэр Эдвард,?— проговорила она дрожащим, охрипшим голосом,?— вы говорите всё это только чтобы утешить меня. А когда мы прибудем с Саутгемптон, вы забудете даже, как меня зовут. Я всего лишь маленькая девочка на вашем огромном жизненном пути, и не пытайтесь оправдаться.Капитан не сдержал усмешки.—?Вы полагаете, после того, что вы устроили здесь, вас легко будет забыть?Поддавшись минутному порыву, сэр Эдвард осторожно, как тогда, спасая девушку из моря, откинул с ее щеки непослушную прядь волос. Он боялся, что леди превратно истолкует это движение, но она, то ли ведомая ромом, то ли пережитой истерикой, потянулась за рукой капитана, как котёнок тянется к гладящей его руке. В ту секунду сэр Эдвард вдруг понял, что все его слова не имели для леди Этель никакого значения до самого этого прикосновения?— оно говорило ей обо всём. ?Бедная девочка??— ужаснулся капитан,?— ?что сделали с ее жизнью, если такую нехитрую ласку она воспринимает как высший жест доверия??.Капитан понял, что всё еще удерживает леди в крепких объятиях, когда на его смятую под сюртуком рубашку легли две ледяные ладони.—?Сэр Эдвард,?— начала девушка, почему-то пряча взгляд,?— вы второй раз спасаете меня от смерти в море. Я знаю, что должна как-то отблагодарить вас, но, простите, мое сознание не может объять всю величину моей обязанности вам.Улыбнувшись, сэр Эдвард осторожно поднес женскую ладошку к своим губам.—?Мне достаточно будет знать, что вы больше не попытаетесь совершить с собой ничего ужасного. А сегодняшний инцидент останется между нами. Согласны?На лице леди Этель впервые за вечер отразилась живая, нежная улыбка.Проводив спасённую до ее каюты, капитан на секунду задержал холодную ладонь в своей руке.—?Я говорил правду.—?О чем?—?О том, что вы обрели друга, леди Этель. И не сомневайтесь в этом.И Сэр Эдвард готов был поклясться на Библии, что ни в чем еще он не был так уверен, как в этом обещании.