ГЛАВА 20, В КОТОРОЙ ИЗ ИСКРЫ РАЗГОРАЕТСЯ ПЛАМЯ (1/1)

Любой большой город, а в нашем случае?— Париж, похож на артиллерийское орудие: когда оно заряжено, достаточно искры, чтобы последовал залп. В июне 1832 года такой искрой оказалась смерть генерала Ламарка.Четвёртого июня, в день по-особенному жаркий и солнечный, народ окончательно пробудился от долгой дрёмы. Теперь на улицах почти в открытую говорили о мятеже?— искра, как ей и было положено, разожгла настоящий пожар. В задней комнате кафе ?Мюзен? в этот час тоже было неспокойно: волнение, которое испытывал народ, не могло не отразиться на тех, кто считал своей главной целью его освобождение.На собрании ?Друзей Азбуки? в этот день присутствовали все.—?Генерал Ламарк мёртв! —?воскликнул Гаврош, войдя в комнату одним из последних. —?А ещё я слышал, как народ на улице болтает про мятеж, представляете? Говорят, мол, пора уже, вот так-то!С этими словами он выдохнул, стянул с растрёпанной головы старую фуражку и шумно опустился на стул. Эпонина поглядела на него с насмешливой гордостью, а Анжольрас уверенно кивнул.—?Спасибо, Гаврош,?— сдержанно произнёс он. —?Я уже прочёл об этом во ?Французском вестнике?, но теперь окончательно убеждён, что нам пора действовать.Одиннадцать пар глаз взирали на Анжольраса в этот миг. Каждый член ?друзей Азбуки?, за исключением Грантера, преобразился: из обыкновенных студентов, рабочих и бездельников они превратились в ярых и искренних борцов за свободу. Кружок, созданный ради того, чтобы поднять страну с колен, вспомнил своё истинное предназначение.—?Уже завтра случится то, к чему мы готовились и чего ожидали,?— начал Анжольрас, становясь в центре комнаты. —?Нам предстоит сразиться за Республику, за новый мир и светлое будущее, которого достоин каждый честный человек. Жизнь, какой мы её знаем, перестанет существовать в тот момент, когда нам придётся взять в руки оружие. Но свобода, истинная свобода?— это то, за что не жаль пролить кровь или отдать жизнь. Сейчас, перед тем, как сделать решающий шаг, мы должны понять, кто мы есть на самом деле: истинные борцы, готовые на любые жертвы, или всего лишь группа мальчишек, возомнивших себя революционерами.Анжольрас замолк. Яркий солнечный свет, падающий из единственного в комнате замутнённого окна, словно художник, очерчивал его резкий благородный профиль. Анжольрас был строг, словно солдат, но звонок, как подобает ораторам или певцам. Его суровый взгляд смотрел прямо, и не было для этого человека ничего важнее Республики. Он жил свободой и не признавал иных идеалов.—?Я пойду с тобой,?— вдруг послышался уверенный голос. —?Свобода заслуживает того, чтобы за неё бороться.То был Курфейрак. Он, как всегда, был одет в старую шляпу и кафтан цвета горчицы, но его взгляд переменился: теперь Антуан глядел не насмешливо, но серьёзно и сосредоточенно.За ним последовали другие голоса.—?И я! —?взревел Баорель. —?Гвардейцам давно пора устроить хорошую взбучку!—?Мы должны освободить страну, а затем?— весь мир,?— произнёс Фейи. —?Я с Вами.—?Я тоже пойду! —?воскликнул Гаврош, забравшись на стул. —?Пусть я и мал, но точно буду вам полезен!—?Бедя тоже возьбите, и де сбодрите, что больдой,?— прогнусавил Жоли. —?Барригады вылечад.—?На меня вы тоже можете рассчитывать,?— добавил Жеан Прувер, и его нежное лицо вдруг стало гораздо серьёзнее. —?Мне не хочется запомниться народу всего лишь поэтом.—?А меня всё равно запомнят, как самого невезучего,?— с усмешкой пробормотал Боссюэ. —?Но я готов помочь вам в нашем общем деле, друзья.На несколько мгновений в ?Мюзене? повисла тишина. Анжольрас был почти доволен. Вскоре слово взял Комбефер, ранее хранивший молчание.—?Нет сомнений в том, что вы можете рассчитывать и на моё участие тоже,?— начал он. —?Однако, вы не сможете не согласиться с тем, что это не просто опасно, но опасно смертельно: любой из нас может погибнуть, а смерть, насколько известно науке, необратима. И потому мне хотелось напомнить вам, друзья мои, одну вещь: идти на баррикады или нет?— это ваш выбор. Ваши жизни, как и любые человеческие жизни, имеют ценность, не сравнимую ни с одной идеей.Когда Комбефер закончил свою речь, Анжольрас взглянул на него серьёзно и хмуро.—?Комбефер прав,?— нехотя сказал он. —?То, что мы планируем?— это выбор, но от решения каждого из вас так или иначе зависит результат. Тысяча человек?— хорошо, сотня?— не так плохо, но десять уже не будут иметь никакого смысла.Комната наполнилась задумчивыми взглядами. Один из них, самый юный и нежный, принадлежал Азельме. Она так и не выразила своего мнения по поводу баррикад, но теперь, после речи Комбефера, решилась подать голос.—?Раз вы говорите, что революция?— это выбор, то я вольна сделать свой,?— осторожно начала она. —?Вы все?— замечательные ребята, и мне хочется верить в то, что вас ждёт победа. Но я не могу быть с вами. Я не так много всего умею, и не такая смелая, и не смогу драться, и крови боюсь, и… Простите.Никто не ответил, но ни один не взглянул на Азельму с осуждением. Чуть позже Комбефер шепнул ей что-то на ухо и успокаивающе сжал ладонь, а остальные и вовсе позабыли о её словах.—?А что твоя сестрица? —?поинтересовался Грантер, насмешливо взглянув на Азельму.—?Думаю, что вы знаете,?— ответила она и улыбнулась тёплой дружеской улыбкой.Эпонина, сидящая не так далеко от сестры, услышала этот разговор. Сегодня она была чуть более молчалива, чем обычно, но всё ещё не пренебрегала возможностью вступить в какой-нибудь спор.—?Я думаю, что смогу как-нибудь помочь,?— сказала Эпонина. —?Мне не хочется тратить всю жизнь на бесполезные мелочи, а то, за что все здесь борются… Думаю, это и правда важно. В общем-то, я могу драться, могу держать оружие и стрелять, и раненым тоже помочь могу. Думаю, что не стану там лишней.Грантер вздохнул и сделал очередной глоток вина из полупустой бутылки. Он выглядел разочарованным.—?Будет печально потерять такого друга,?— пробормотал он. —?Сегодня ты болтаешь со мной о всякой чепухе, а завтра тебя начинят пулями, как индейку специями.Эпонина невесело усмехнулась, но не ответила. Она вдруг представила, как погибает на баррикадах. Вокруг вьётся удушливый серый дым, пахнет порохом и кровью, а площадь залита пламенем. Никого из родных или друзей нет рядом, а из её груди алой нитью тянется струйка крови. Вдохнуть становится всё труднее, и всё отчётливее?— безысходность.Когда мрачное видение рассеялось, Эпонина вздохнула с облегчением. Она несколько раз быстро моргнула, помотала головой и выпила стакан воды. Казалось, друзья успели позабыть о её словах, и потому она принялась беззастенчиво разглядывать каждого из них. Эпонина размышляла о том, что произойдёт, если кто-нибудь из них погибнет, но всё же надеялась на то, что смерть обойдёт её друзей стороной. Больше всего она переживала за Гавроша: гибель младшего брата казалась Эпонине одним из худших ночных кошмаров, и она никогда не простила бы себя, если бы допустила это.Пытаясь отвлечься от мрачных мыслей, Эпонина взглянула на Анжольраса. Сосредоточенный и задумчивый, он беседовал с Фейи и Прувером об оружии, то и дело вставляя какие-то важные комментарии. Лицо Анжольраса было непроницаемо, а взгляд казался таким же, как в самую первую встречу с Эпониной?— суровым, задумчивым и лишённым эмоций. Тогда он едва не выставил её за дверь, подумала девушка, а теперь…—?Вы уверены, что хотите присоединиться к нам?Знакомый звонкий голос застал Эпонину врасплох. Анжольрас теперь глядел прямо на неё?— вероятно, ему довелось заметить, как она прежде не отрывала от него взгляда.—?Почему Вы спрашиваете? —?поинтересовалась Эпонина с лёгкой улыбкой, но продолжила, предположив, что не получит ответа на свой вопрос. —?Так или иначе, я правда хочу пойти с Вами. Я уже сказала, почему, но могу повторить, если Вы не слушали.Анжольрас не ответил. Он коротко мотнул головой и вернулся к Фейи. Говорить о патронах ему проще, чем о человеческих чувствах, подумала Эпонина. Она вновь уселась на стул, качнула ногой и улыбнулась своей маленькой шутке: ?с вами? и ?с Вами? означало не совсем одно и то же.Тем временем собрание ?друзей Азбуки?, последнее из всех, продолжалось. Никто из молодых людей не растерял той суровости, которая посетила эти юные лица ещё в утренний час. Анжольрас, Курфейрак, Комбефер и Прувер спорили о том, где будет лучше сооружить баррикаду. Первый настаивал на площади Сен-Мишель, второй?— на одной из улочек неподалёку от площади Бастилии, третий предлагал действовать по ситуации, а четвёртый рассматривал вариант и вовсе отказаться от строительства баррикад. Эпонина, отвлечённая от своих мыслей громкими разговорами, предложила улицу Шанврери.—?Там не так много места, но улицу легко забаррикадировать,?— сказала она, обращаясь ко всем четверым сразу. —?Неподалёку куча всякого мусора, а мои соседи добры, отзывчивы и недовольны правительством, поэтому нам будет, из чего строить. И будет, что поесть, потому что совсем рядом ?Коринф?.Молодые люди задумались. Комбефер издал звук, смутно напоминающий ?м-м? и поправил очки, а после кивнул.—?Я бывал там. Хорошее место.Курфейрак немного покрутил в руках свою шляпу.—?Только дочь трактирщика могла предложить построить баррикаду возле кабака,?— пошутил он. —?Но это и правда хорошая мысль. Я давно хотел побывать в вашем хвалёном ?Коринфе?.Прувер не ответил. Он всё ещё не терял надежды на более мирный исход, и потому молчал.Анжольрас обдумывал предложение дольше всех. Все качества, заложенные в его душе, становились вдвое сильнее, когда дело касалось борьбы за свободу. То же произошло и с ответственностью: Анжольрас не мог позволить себе неверного решения.—?Если я правильно помню,?— наконец сказал он,?— то улица Шанврери пересекает улицу Мондетур, и на этом перекрёстке достаточно много места. Одной баррикадой мы перекроем сразу две улицы. Кроме того, у нас будет провизия, потому что неподалёку останется трактир.Эпонина улыбнулась.—?Это значит ?да??Анжольрас кивнул.Ещё одна проблема оставалась нерешённой.—?Мы должны беречь ?Коринф?,?— уверенно сказала Эпонина, надеясь, что друзья всё ещё слышат её. —?Там будет моя сестра.Комбефер оживился. Его задумчивый прежде взгляд сделался теперь обеспокоенным.—?Мы не сделаем ничего, что могло бы направить туда гвардейцев,?— пообещал он. —?С Вашей сестрой всё будет хорошо.Собрание, начатое под знаком последнего рубежа, подходило к концу. Анжольрас, всё такой же резкий и вдохновлённый, как в самом начале, не терял своего пыла: он раздавал последние распоряжения, анализировал ошибки тридцатого года и размышлял о том, как изменится страна, если их чаяния не потерпят крах. Анжольрас был своего рода идеалистом.—?Мы спорили, мы ссорились, мы смеялись,?— произнёс Курфейрак, когда собрание уже закончилось. —?Мы пили, мы веселились, мы дружили, мы танцевали на балах, мы влюблялись и, в конце концов, жили. А теперь идём драться.