9. Сила (canon era, ночь перед баррикадой) Грантер/Анжольрас (1/1)

Анжольрас отлично знает, что слова имеют власть. Вовремя сказанные или сказанные неверно, они влияют на то, как реагируют окружающие, на то, что происходит вокруг, малое и большое. Анжольрасу известно, что слова могут повести людей на смерть, а могут?— способствовать добру. Анжольрасу не нужно проверять это дважды, чтобы быть уверенным?— слова имеют силу, словами можно миловать и убивать, словами можно сделать человека счастливым, а можно?— раздавить, как букашку каблуком ботинка.Анжольрас знает, что слова Грантера всегда бьют его наотмашь. Слова Грантера, как будто бы постоянно забывая, что они?— слова, а не камни, бросаются в него, стреляют в Анжольраса, стреляют в него на убой?— и Анжольрас не знает, чем заслужил такую милость, такую огромную череду таких злых и отчаянных слов, и почему они все?— ровнехонько Анжольрасу по росту, бьют промеж глаз, не зная пощады. Еще немного, и Анжольрас начнет бояться каждого момента, когда Грантер открывает рот, но глаза Анжольраса жадно смотрят в его глаза?— поэтому он как обычно пропускает момент, в который Грантер снова выплевывает злые, раздраженные слова на Анжольраса.—?Если бы у тебя был план, Аполло, это дело можно было бы счесть удачным, но пока его нет…За что мне это, как-то безнадежно и влюбленно думает Анжольрас. Он давно уже понял, что влюбился, но Грантер как неприступная крепость, не подпускает его к себе, пользуясь словами, чтобы покрепче притянуть к себе Анжольраса и тут же его отпустить?— а то и оттолкнуть. Анжольрас забывает все, что хотел ответить ему, мгновенно, как только Грантеру приходит в голову снова положить нежные пальцы на край его рукава и заговорить с ним ласково:—?Слушай, Аполло, это ведь совсем никуда не годится…Анжольрас и сам это знает. В отличие от других, он в курсе, что он сам ни на что не годен, поэтому сгореть в пламени революции?— это лучшее, что он смог придумать для себя, идеальный способ, чтобы покончить с такой жалкой жизнью с пользой для человечества. Только Анжольрас не хочет, чтобы Грантер шел за ним, боится, что Грантер захочет и перед смертью ткнуть его носом в свою правоту и погибнет за дело, которое сам считал бессмысленным и бесполезным.Поэтому Анжольрасу нужно его отпустить. Поэтому Анжольрас так боится его отпускать: наверное, рядом с Грантером он просто ощущает себя гораздо менее бесполезным, чем прежде. Иногда даже значимым. Весомым. Или просто кому-то нужным. Ведь нужно же Грантеру в кого-то швырять свои злые слова? Анжольрас не против побыть их мишенью. По крайней мере, каждый раз, когда они ударяют его прямо в сердце, Анжольрас вспоминает, что оно у него есть. Чувствует, как оно возмущенно бьется в груди, талдыча?— ответь ему, почему ты молчишь, ответь! Но Анжольрас не отвечает. Анжольрас боится, что молчание Грантер принимает за холодность, и так оно и есть?— но на самом деле Анжольрас молчит, потому что боится, что может не успеть перехватить свои собственные, тяжеловесные, злые бессмысленные слова и вывалит их прямо на голову Грантеру. На эту кудрявую, буйную голову, которая так любит жизнь, что готова бесконечно и самыми разнообразными методами убеждать Анжольраса, что и его собственная стоит, чтобы прожить ее мирно, а не рухнуть упавшей звездой, не остаться лежать в объятиях красного знамени не как труп даже?— а как символ какой-то победы, которая наступит много после, во время которой, наверное, никто даже не вспомнит уже Анжольраса?— хотя на деле именно он будет первым, кто сделал шаг по направлению к ней.Анжольрас не хочет. Он боится?— боится не успеть, боится передумать, боится показаться трусом самим себе. Но слова Грантера, оборванные и злые, прямо как он сам, горячие, пахнущие вином и виски, отчаянные, отверженные, как и сам Анжольрас, продолжают биться в оковы его одинокого сердца, пытаясь отыскать себе путь внутрь или выпустить его наружу?— Анжольрас не уверен, что кажется ему страшнее: рассказать Грантеру о чувствах или впустить в сердце его собственные, наверняка хмельные, соленые, прямо как море в Марселе, из которого Грантер когда-то давно в Париж и приехал. На вопрос Анжольраса, зачем он покинул родные стены, Грантер только проворчал недовольно что-то про климат, но Анжольрасу почудилось, что истинную причину, он, как и обычно, оставил при себе?— в каком-то тайном месте, в которое Анжольрасу уже так давно хочется попасть, пробраться за умелую оборону и сделать так, чтобы Грантеру больше и впредь не доставало орудий, чтобы с таким неистовством бомбить несчастное, спрятанное глубоко в гордой груди сердце Анжольраса.Но Анжольрасу и в голову не приходит, что у Грантера нет больше никаких сил на умелую оборону. Все что есть у Грантера?— это его слова, и их сила медленно иссякает, пока они бьются, как потерянные птицы, о броню на груди Анжольраса. Грантеру холодно на нее смотреть, Грантеру больно видеть, как мучается, не находя пространства для бурного потока, вся живая страсть Анжольраса, вся его власть над умами и мыслями, вся его красота?— она будто бы остается запертой, и повсюду, куда он ни приходил бы за Анжольрасом, его преследует призрак этой нереализованной красоты, робкая надежда, что в следующий раз, когда они окажутся здесь снова, все будет иначе. Что Анжольрас отпустит себя, и, наконец, реальность, которую тщетно сотрясают грантеровы бессмысленные слова, оживет снова?— как оживает в его снах, полных печали, как оживала в моменты, когда Грантер видел, что Анжольрасу больше не страшно, что он перестает бояться?— других, самого себя, революции, которой он так верно служит не то из слепого обожания, не то в надежде, что однажды она полюбит его самого, и Анжольрас, став богом, вознесется на небо, где будет править всеми этими смешными, странными, пугливыми людьми, которые считают, что перемены?— это дар божий, но их следует неистово избегать.Для Грантера Анжольрас уже является богом. Он?— божество полета, божество мысли, божество удачи?— такое количество непередаваемого счастья приносит ему Анжольрас одним своим появлением, что Грантер считает себя преданнее собаки: собака рада, только если видит хозяина, а Грантеру достаточно подумать об Анжольрасе или просто произнести его имя, чтобы ощутить себя совершенно счастливым. Наверняка Анжольрасу и невдомек, что он для Грантера значит, но Грантеру это только на руку?— раз Анжольрас не подозревает ничего подобного, его сердце будет в безопасности так долго, как он сможет заставить себя не шевелиться и просто смотреть, ничего не делать, молча сидеть и бояться спугнуть эту призрачную, совершенную красоту, в которую Анжольрас закутан, как в саван.Грантер не имеет никаких сомнений, что он однажды воскреснет. Грантер об одном только просит: пойти вместе с ним, пойти вместе, и бог, в которого он не верит, какой-то другой, гораздо более милосердный бог, который не является Анжольрасом, уже все устроил.Грантер стряхивает крошки с красного знамени, забытого на столе, и укрывает им плечи задремавшего Анжольраса. Цвет ткани в полумраке ?Мюзена? алый, кроваво-алый?— как и вино в его бокале, последнее вино, которое на этом свете разделит с ним Анжольрас.