ГЛАВА 8. НЕЛЕГКО БЫТЬ ШЕСТНАДЦАТИЛЕТНИМ (1/1)

***– ИЗВЕРГ! – СКАЗАЛА Я В СЕРДЦАХ, внимательно разглядывая живописные риски, украшавшие эту достойную задницу, когда пыталась привести ее в более менее надлежащий вид. – Что я опять сделал не так, Саксоночка? – сонно пробурчал Джейми. Бедолага покорно лежал на животе, упершись лбом в сложенные предплечья, и потихоньку кряхтел, пока я осторожно промокала воспаленные ранки влажной тканью.– Да это я о Колуме! Никогда не пойму этой вашей справедливости, которая позволяет так унижать и калечить человека.– Что ж... унижение... это ведь часть наказания... Оу! Разве нет? – Ты хочешь, чтобы Я тебе об этом сказала? Прости, но специалист по наказаниям у нас – ты.Джейми глянул на меня через плечо полным укоризны взглядом, явно не оценив по достоинству мой сарказм.– А я скажу тебе, Саксоночка, что это так и есть, – он благоразумно не стал развивать скользкую тему. – А насчет калечить... Ай! Это всего лишь несколько царапин. Чего такого особенного? – с этими словами Джейми слегка увернулся от моего навязчивого прикосновения и невнятно пробурчал, втиснув лицо в подушку: – Не помню, чтобы я когда-нибудь придавал этому значение.Я ласково усмехнулась на его горделивую браваду. Вообще-то эти ?несколько царапин? довольно основательно подпортили кожу, а в рассечениях кое-где даже проступила потемневшая плоть, которая, правда, почти уже прекратила кровоточить. Выглядело, конечно, довольно ужасно, если смотреть на картину в целом. Но детали, особенно после того, как я над ними поработала, давали надежду, что через пару-тройку дней все будет вполне себе сносно. Энгус явно сдерживал руку.В кувшине для умывания возле окна вода стала почти ледяной, и я, обильно смочив тряпицу, осторожно покрыла ею пламенеющую часть тела. – ОООХ! – это был чистый выдох удовольствия. – Иисус! Как же хорошо! Мой муж ощутимо расслабился и затих, распластавшись щекой по подушке. Глаза его закрылись. Потом он вдруг тихо фыркнул, дрогнув рыжими ресницами:– Истинное блаженство это когда после крепкой порки добрые руки жены водружают что-нибудь холодное на твою горящую задницу. Кто бы там что ни говорил по этому поводу.Я засмеялась и, примостившись рядом с ним на кровати, ласково растерла его задеревеневшую спину и плечи.– А так? Разве не лучше?– О, да! Придется взять свои слова обратно. Так неизмеримо лучше.Моя ладонь перешла на его голову, мягко массируя затылок, шею, уши. На лице Джейми застыла благостная улыбка.– Может, все же просвятишь меня, Джейми? – Что ты имеешь ввиду, Саксоночка?– Ну... все вы шотландцы твердите о какой-то там справедливости. Как по мне, тут никакой справедливостью и не пахнет. – Да с чего ты взяла?– Как же с чего?! – буркнула в запале я, когда его настороженный глаз, уставился на меня из глубин подушки. – Что справедливого в том, что ты лежишь сейчас с ободранной задницей, которую, в данный момент – не спорь! – ты совершенно не заслужил? Это по-твоему справедливо?– Ну... про данный конкретный момент, как ты понимаешь, утверждать не буду, хотя как на это посмотреть, опять же. Ведь это я не справился со своей долей ответственности, – он сокрушенно вздохнул.– Ой, Джейми, но ты ведь не можешь отвечать за других людей, в частности за то, что внезапно придет в их бестолковые головы, – что ж, довольно самокритично получилось, не спорю.– Почему же? Я должен, – Джейми положил подбородок на руки и уставился на дубовые панели кровати перед собой. – Положение обязывает. Чем оно выше, тем больше ответственности вообще-то. Разве это не понятно? – Ну почему, в целом понятно. И необходимо. Когда это в армии, – я вспомнила свои военные годы и строжайшую армейскую дисциплину на ТОЙ войне. – Но когда так поступают в семье... Мне такое дико, честное слово. – В семье это особенно важно, Саксоночка. Если ты хочешь, чтобы твои близкие были живы-здоровы. А дети и жены не позорили бы своих отцов и мужей, а вместе с ними весь славный род. Вот, например, мой отец не всегда был ласков со мной, но обычно он был справедлив. И я всегда буду ему благодарен за это. Не помню, чтобы меня хоть раз выпороли не за дело.?– Хммм... Ну тут я тоже не берусь спорить. Представляю, каким же сокровищем ты был в детстве... Таких чертовых упрямцев, вероятно, надо еще поискать. Джейми ностальгически хмыкнул.– Я был маленьким дьяволенком, надо признать.Я наклонилась и тихонько поцеловала его в висок.– Видимо, мне надо себя поздравить – все это бесценное добро досталось мне.– Со всеми потрохами, Саксоночка, – Джейми весьма демонически ухмыльнулся. – Впрочем сейчас я, кажется, на другой стороне баррикады, – он скосил на меня насмешливый взгляд.– А в детстве ты сильно переживал из-за этого? – осторожно меняя ему компресс, спросила я, чтобы тоже на всякий случай свернуть с опасной темы. – Я имею в виду, когда тебя пороли? Или относился к наказанию легко? Он, закинув руку за спину, прижал ладонь к полотенцу, чтобы холод посильнее проник в его плоть, и удовлетворенно выдохнул. – Ну... я не сказал бы, что так уж легко. Но доставалось мне часто, поэтому как-то привычно было что ли. И отец не слишком уж сильно меня и лупасил. Никогда больше, чем я того заслужил. Сейчас мне кажется, что я забывал сразу же после того, как задница переставала гореть, – Джейми помолчал, глубокомысленно разглядывая узорчатую ткань балдахина. – Так бывало в большинстве случаев, да. За исключением последнего чертового раза, когда я обитал уже в замке Леох, жил здесь под присмотром Колума и Дугала. Это произошло как раз на таком же Собрании, Саксоночка... И тогда мне понадобилось время, чтобы хоть как-то стереть все это из памяти. Джейми пытался говорить ровным голосом, но короткий смешок, спазмом перехвативший горло, выдал не позабытую до конца горечь.– Почему? Что произошло? – судя по тому, как это все случилось нынешним вечером, история явно была не из веселых.– Да как тебе сказать? С одной стороны, ничего такого особенного. Я остался жив и вполне себе здоров. Даже ни одной ранки на теле. Но с другой... мне было шестнадцать, и я считал себя взрослым. Поэтому наказание оказалось для меня слишком суровым. Именно из-за... унижения. Это было так же как сегодня – перед всеми членами клана. И, скажу я тебе, сверкать голой задницей посреди зубоскалящей толпы, – он болезненно сморщился, – это совсем не то, на что идешь с удовольствием. Хоть и стараешься гордо не опускать голову. Да уж... Особенно, когда тебе шестнадцать. – Если тебе не хочется, можешь не рассказывать, Джейми, – прошептала я, заметив как значительно подугасло его и без того нерадостное настроение, хотя он изо всех сил хорохорился. – Тяжело вспоминать? – Вспоминать совсем не так тяжело, как в этом участвовать... – засмеялся он невесело и вздохнул. – Но я не прочь рассказать, если честно. Тем более, раз начал. Просто история довольно длинная. – Ну пока твоя подружка по несчастью прохлаждается, – я положила руку на его филейную часть, проверяя температуру ткани, – у нас есть время...Он усмехнулся и прижался лбом к моему колену, а я положила руку на его спину, тихонько поглаживая между лопаток.– Ну да... Верно. Время есть. Тогда ладно... Я уже тебе рассказывал, что провел в замке Леох целый год, когда мне было шестнадцать. Такая была договоренность между Колумом и моим отцом – чтобы я получше познакомился с кланом моей матери. В то время я был весьма рослый для своего возраста, уже тогда хорошо владел мечом, да и с лошадьми управлялся лучше многих. Джейми говорил не слишком внятно, явно расслабившись после целого дня великого раздрая.– К тому же, отличался невероятной скромностью не иначе, – не удержалась я от ехидного замечания, слегка дернув его за ухо, потом провела рукой по волосам. Джейми хмыкнул.– Да не сказать, чтобы слишком. Был самоуверен до чертиков, это да. И куда более скорый на язык, чем сейчас. Он сокрушенно поджал губы, состроив покаянную физиономию.– Я тогда заметил, что некоторые мои замечания смешат людей, и я стал делать их как можно чаще, не слишком заботясь о том, что и кому я говорю. Иной раз я бывал жесток, особенно со своими ровесниками, и не считал нужным сдерживаться, когда в голову приходило что-нибудь остроумное, как я считал. Джейми чуть отполз в сторону и потянул меня к себе, приглашая улечься рядом. Потом, приподнявшись на локте, подпер щеку кулаком. Другая его рука задумчиво поглаживала мое плечо под тонкой рубашкой.– Кажется, сейчас мне невероятно стыдно за некоторые вещи, которые я сделал тогда. И мне ужасно жаль, что меня, этакого балбеса, не остановили сразу. Может быть, мне бы не было так позорно все это вспоминать, – его близкие глаза поблескивали во мраке, а губы рассеяно кривились. – И вот некоторое время я так изголялся над людьми, Саксоночка. А однажды и вовсе потерял берега. Я представила Джейми подростком и невольно расплавилась от этой мысли. Какой он тогда был? Нахальный, стеснительно-грубоватый, ершистый, трогательный в своем горделивом желании выглядеть по-взрослому. И от этого конечно перегибал все палки. Как и все мальчишки в этом возрасте.– Чему ты улыбаешься, моя Саксоночка? – он осторожно провел пальцем по моим губам, которые и вправду невольно улыбались, оказывается...– Просто... как-то не задумывалась, что когда-то ты тоже был маленьким, Джейми. – И что в этом смешного? – он озадаченно изогнул бровь.– Это не смешно, пожалуй... Просто непривычно представлять, глядючи на такого бугая. И довольно мило. Не обижайся. Конечно, ты всегда был взрослым. Ты говорил, я помню.Глаза Джейми сверкнули озорными огоньками.– Да уж, но скорее... я был великовозрастным обормотом в то время, полагаю.– Маленький вредненький дьяволенок превратился в большо-о-ого злобного обормота, – я ласково провела по его щеке.Джейми посмотрел на меня с сомнением.– Ты имеешь в виду, что я обормот до сих пор?– Ну что ты, нет конечно, – заявила я со всей невозмутимостью, на которую только была способна. – Сейчас ты очень респектабельный, ответственный, взрослый мужчина.Джейми некоторое время с подозрением изучал мое серьезное лицо.– Язва, – коротко ответствовал он в результате.Я рассмеялась.– Прости, – я сморщила нос и приняла сосредоточенный вид. – Больше не буду, обещаю. Так что же случилось с тобой в итоге? Из-за чего ты попал под раздачу? – Под раздачу? Хех... Это так называется? Что ж... это довольно точное определение всей этой передряги, Саксоночка, – Джейми почесал переносицу. – Ну так вот... С двумя другими пареньками я как-то шел по коридору и на другом его конце увидел мистрисс Фицгиббонс. Она несла большую корзину, размером чуть ли не с нее самое, и забавно переваливалась на ходу. Ты же знаешь, как она выглядит теперь, а тогда она была ненамного меньше. Тут Джейми заметно покраснел и опустил глаза. – Черт, каким же бестолковым я был, даже не вериться теперь. Что б ты там не думала про меня, Саксоночка, но сейчас я бы сам себе отрезал язык за такие слова. Что ж, в общем.... я сделал несколько замечаний по поводу ее внешности, не слишком-то любезных, хоть и смешных. Во всяком случае, моих приятелей они развеселили. Я не сообразил, что их могла отлично услышать и мистрисс Фиц. – Ой-ей-ей, да... – я вспомнила нашу хлопотливую домоправительницу замка Леох. Мне доводилось видеть ее только в добром настроении, однако, она была не похожа на человека, который позволит себя задевать безнаказанно. – И что же ты такого сказанул? Мне стало весьма любопытно, за что же в Леохе справедливо получают по заднице.– Ой... ну... Мне бы не хотелось такое повторять, Саксоночка. Это было... – он сморщился, – ужасно глупо. Мне, правда, так совестно до сих пор...Джейми умоляюще посмотрел в мою сторону. Но я молчала, не стремясь ему помочь. Что ж, рассказывать, так рассказывать, дорогой. Он прерывисто выдохнул.– Ну... я сказал... что она... кажется, я назвал ее... толстозадой уткой.– Господи, Джейми... – Я подняла брови и посмотрела на него с величайшей укоризной. – Неужели ты мог сказать такое про мистрисс Фиц? Тогда ты и вправду был исключительным бармалеем.– Это так, Саксоночка... – голос его совсем стих от расстройства. – И еще я передразнил, как она переваливается на ходу... Наверное, было похоже. Потому что Гектор и Том, эти два моих дружка-лоботряса, так и покатились со смеху. – Представляю, как противно смеются убогие шестнадцатилетние балбесы. Бр-р-р... – я передернула плечами и вынесла свой вердикт. – Что ж, тогда я могу понять Колума... Видимо, наказание и правда было заслуженным.Джейми жалобно посмотрел на меня и снова зарылся лицом в подушку.– Не могу сказать, что это не так, Саксоночка, – донесся из ее недр еле слышный ответ.– И что же она сделала, мистрисс Фиц? – Тогда ничего. Я и не знал, что она услышала мою болтовню, пока на следующий день во время Собрания в зале она не рассказала об этом Колуму. – О Боже! Я, конечно, понимала, что Джейми получил по-заслугам, но это не мешало мне посочувствовать, ведь было понятно, что сейчас он как раз-таки раскаивался. И еще я понимала, какая незавидная ситуация сложилась для моего бедового парня. Колум высоко ценит свою домоправительницу, и не думала, что кому бы то ни было он мог спустить непочтительность по отношению к ней. Наказание действительно должно было быть жестоким.– Так что же произошло дальше? – Да, то же самое, что с Лири, если помнишь? Или почти то же самое, – Джейми хмыкнул задумчиво. – Я был ужасно какой смелый, встал и заявил, что выбираю наказание кулаками. Я старался держаться спокойно и по-взрослому, но сердце у меня колотилось, словно кузнечный молот. Когда я взглянул на ручищи Энгуса, то ноги мои подогнулись от противной слабости. Кулаки у него точно каменные и огромные. Ну, ты видела... В зале даже рассмеялись. Я ведь был тогда не такой высокий, и весил вдвое меньше, – он с сомнением покачал головой, – Энгус мог бы мне голову снести одним ударом. Как бы то ни было, Колум и Дугал оба нахмурились, но мне показалось, им на самом деле приятно, что я так смело выступил со своей просьбой, дуралей... Сейчас-то я думаю, что тогда дядюшка просто решил сжалиться надо мной, потому что был риск, что Энгус может основательно покалечить или даже пришибить меня одним ударом. А от ремня еще никто не умирал, пусть даже самого сурового. Это я теперь понимаю, Саксоночка, а тогда был просто в шоке, когда Колум сказал, что раз я вел себя как мальчишка, меня и наказать надо соответственно. ?И он готов побиться об заклад, – Колум говорил это, буравя меня гневным взглядом, – что кто-то сейчас будет самым толстозадым из всех присутствующих?, – Джейми криво усмехнулся и поджал губы. – Он кивнул Энгусу, и, прежде чем я смог рыпнуться, тот уложил меня себе поперек колена, задрал килт и... гхмм... как следует отходил ремнем при всем честном народе. – Ох, Джейми! Боже!.. – я почувствовала серьезный укол жалости, когда представила всю ситуацию вживую: беспомощность, стыд и ужас шестнадцатилетнего мальчишки, крайне самолюбивого к тому же.– Да уж! И как ты понимаешь, это не слишком приятное воспоминание. Ты, наверное, заметила, что Энгус здорово знает свое дело? Он вписал мне пятнадцать таких горячих, что мою задницу будто окунули в кипящее масло, – при этом воспоминании, он поежился, передернув плечами. – Кровавые синяки я носил потом целую неделю. Но боль, конечно, была не самой основной частью наказания...Он привстал на локтях и посмотрел на меня пытливо, будто прикидывая, можно ли мне рассказывать дальше, потом все же приподнял свои густые рыжие брови и продолжил:– К сожалению, Сассенах, после этого мне не дали уйти спокойно зализывать свои раны, в том числе и душевные. Когда Энгус кончил порку, Дугал взял меня за шиворот и оттащил в дальний конец зала. Оттуда я должен был проползти обратно на коленях по каменному полу. Стоя на коленях возле кресла Колума, попросить прощения у мистрисс Фиц, у Колума, извиниться перед всеми собравшимися и, наконец, поблагодарить Энгуса за порку.Джейми жалобно взглянул на меня, потом стиснул ладонью лицо и, кряхтя, немного потер его.– Дьявол. Я чуть не разревелся, признаю, пока проделал все это, но Энгус, надо отдать ему справедливость, отнесся ко мне благородно: подошел и помог встать на ноги. После этого мне приказали сесть на стул возле Колума и сидеть так, пока не кончится собрание. Он грустно хмыкнул. – Скажу тебе честно, девочка, это был худший час в моей жизни. Лицо у меня горело, и задница тоже, коленки все ободраны, и я мог смотреть только себе на ноги, но хуже всего было то, что мне ужасно хотелось писать. Да уж... Я чуть не умер тогда. Но я бы скорее лопнул, чем обмочился на глазах у всех, хотя, если честно, был совсем близок к тому. Прямо глаза на лоб... Я ласково притянула его голову к своей груди.– Разве ты не мог сказать Колуму, что с тобой? – Думаю, он отлично знал, что происходит, – Джейми тихонько вздохнул, уютно устроившись щекой на моем плече, – да и все в зале заметили, как я вертелся на стуле ужом. Люди даже заключали пари, выдержу я или нет. Колум отпустил бы меня, если бы я попросил, но на меня нашло упрямство, – я почувствовала его влажное горячее дыхание на своей коже, когда он улыбнулся, – я решил про себя, что, черт возьми, лучше умру, чем попрошу. Когда Колум сказал, что я могу идти, я проделал это не в самом холле, но сразу, как только из него вышел. Пристроился за какой-то дверью и пустил струю, думал, она никогда не кончится.Я немного похихикала, рассеяно перебирая волосы на его затылке.– Чего ты заливаешься, Саксоночка? – спросил он, кажется, слегка обиженно. – Это было вовсе не смешно. Но взглянув на меня, сам не удержался от улыбки. Я покачала головой. – Ну да, не смешно, милый. История и вправду ужасная. Просто... я представила: сидишь такой нахохленный, зубы стиснуты, из ушей пар. Бедолага...– Не слишком-то легко быть шестнадцатилетним, верно? – Хоть ты и хорохоришься, мой милый, но почему-то не думаю, что сейчас тебе было легче перенести все это, – я мягко прикоснулась губами к его лбу. – Пожалуй, так, – сказал он, поразмыслив. – Хотя, в двадцать три вытерпеть публичную порку немного полегче, чем когда тебе шестнадцать. Наверное, шкура сейчас стала толще, что ли... Хотя раненая гордость, – он мотнул головой, – все равно причиняет бóльшие муки, чем боль телесная. А в том возрасте это было особенно заметно. Да. Тогда это была просто катастрофа.– Полагаю, ты прав. Ну, а мистрисс Фиц? – я заглянула ему в лицо. – Она простила тебя, похоже? Сейчас она относится к тебе вполне ласково.– Да... И тогда она была добра ко мне... на самом деле, – Джейми смущенно улыбнулся. – Часа два в своей комнате я рыдал в подушку, как одержимый. Даже не услышал, что кто-то вошел, только почувствовал, как меня тихо гладят по голове, по плечам. Выпростал лицо и, когда увидел ее, дернул плечом в ярости, чтобы она убиралась. Я был очень зол на нее, на Колума, на Дугала, на весь свет и... очень хотел домой. Все мое мужское достоинство было разрушено, растоптано, унижено. (Я мстительно хмыкнула.) Тогда, ослепленный обидой, болью и позором я не хотел понимать, что сам во всем виноват.Но она принесла мне молоко с печеньем, мистрисс Фицгиббонс, и сказала, что очень сожалеет. Она не думала, что Колум будет так жесток со мной. Она надеялась лишь, что он сделает мне публичное внушение и отправит в качестве наказания помогать ей на кухне. – Хм-м... звучит логично.– Да. Она выглядела очень расстроенной на самом деле, и я поверил ей. Просто она не знала, что это была уже не первая жалоба на мои выкрутасы, и дядюшкина чаша терпения переполнилась... вот так внезапно и несчастливо для меня. Он решил проучить меня раз и навсегда.– Ну и как? Помогло?– А ты как думаешь, Саксоночка? – он фыркнул. – Я после такого вообще боялся лишний раз рот открыть. Как ножом отрезало.– Ух ты!.. – я злобственно сощурилась, – Оказывается ремень, довольно-таки, действенный метод. Наверное, возьму свои слова назад. – А еще мистрисс Фиц... она сказала мне тогда, похлопывая меня по плечу, что мне не стоит никого винить, а нужно просто подумать, что иной раз, обижая людей, я могу принести им столько же боли и страдания, сколько испытываю сейчас. Так что все справедливо, и Бог, быть может, уберегает меня от каких-нибудь более серьезных проступков. Потому что она знала одного парня, который повесился от того, что его дразнили такие же головотяпы, как я. Тут я вообще затих и извинился перед ней, что был таким тупоголовым ослом. Как ни странно, Сассенах, раскаяние у меня наступило не сразу после порки, а после ее такого доброго разговора.– Вот видишь! Иногда слова что-нибудь да значат, – я победно приподняла бровь. – Особенно добрые!– Да, вижу, вижу. Но пересмотреть свои взгляды меня заставила все-таки порка и тот ужас от унижения, который я пережил. Вряд ли я внял бы простым увещеваниям тогда.– Ну и что же ты пересмотрел, Джейми? – Я понял тогда, Саксоночка, что, во-первых, другие люди тоже чувствуют, как и я, и им может быть также больно, а во-вторых, те, кого я обижаю, могут быть очень хорошими людьми. В общем, мне тогда стало стыдно еще и за это. В целом, я готов был провалиться сквозь землю после всего. На следующее утро лежал пару часов, не шевелясь, как бревно, переосмысливая все разом. Даже решил больше никогда не выходить из своей комнаты.Я недоверчиво хмыкнула.– И надолго же тебя хватило? Наверняка голод заставил скоро выползти из своего убежища.– Ну да... вообще-то я не выдержал и до обеда. Правда перед этим, вечером, когда я выпил молока с печеньем, я почувствовал себя несколько лучше. Мистрисс Фиц принесла мне успокоительный отвар и добавила в него капельку виски. Потом посидела со мной, напевая что-то тихое, похлопывала меня по спине, пока я не заснул. После смерти мамы со мной так никто не поступал. Да, наверное, если бы не мои изрядно потрепанные чувства, я бы тогда в этом и не нуждался. Но она поступила со мной благородно. И это стало мне еще одним уроком. – И каким же?– Что иногда можно отвечать добром на зло, которое тебе причинили... потому что вдруг этот человек содеял гадость по собственной глупости, а не со зла...Так что к обеду, Саксоночка, я был готов выползти из своей берлоги, хотя я изо всех сил старался делать вид, что ничего особенного не произошло. Все немного похохмили, ну... почти как с тобой, прошлись насчет моих чресл, которым не дает покою моя дурная голова, и отстали от меня, хвала Иисусу. Наверное, все-таки сжалились над остатками моей несчастной гордости.Но, в итоге, все вышло не так уж и плохо, потому что мы с мистрисс Фиц подружились, как видишь. Мое разгильдяйство, наконец-то, утихомирилось. Я стал тише воды, ниже травы, помогал хозяйке по кухне, носил воду, рубил дрова, даже иногда чистил котлы и мыл полы. А у нее был всегда припасен самый лучший кусок для меня или, на худой конец, что-нибудь вкусное. В шестнадцать лет, когда постоянно ходишь голодным, это что-нибудь да значит. Наверное, она все-таки чувствовала себя виноватой из-за того, что случилось. Как и я, впрочем...А через три дня Дугал взял меня на охоту, где я сам убил кабана. Почти голыми руками. Вернее, одним дирком. А что поделать, пришлось лезть на рожон. Так что позор мой был вскоре забыт. Всеми... Только не мной.Я еще мно-о-ого дней посматривал на людей исподтишка, мне все время казалось, что они смотрят в мою сторону как-то слишком... ехидно. Хотя, может, так оно и было. Не знаю. Я не мог быть тогда непредвзятым. Джейми еле уловимо скривился, пошевелившись. – Вот так, Саксоночка. Теперь я рассказал тебе о самой позорной странице в моей жизни. Хотя... – он буркнул, будто про себя, – может быть сегодня я бы уже пересмотрел приоритеты.– Конечно, я могла бы поспорить насчет пользы такой вот справедливости, – изрекла я глубокомысленно, – но, сдается мне, ты прав – в этом что-то есть.Вот все-таки не могу до конца простить этому аспиду, как он жестоко со мной поступил после форта Вильям. Хотя... конечно, я была виновата, что тут говорить.– Справедливость она одна, девочка, о чем тут спорить? Я пожала плечами и хмыкнула. Из вредности.– А потом... через три года, – вдруг продолжил Джейми, и взгляд его помрачнел, – после той жестокой порки Рендолла, когда с меня слой за слоем сняли три шкуры и привезли в замок Леох еле живого, мистрисс Фиц и... еще одна добрая женщина... какая-то очень искусная знахарка, выхаживали меня своими припарками и отварами, пока я, наконец, не смог подняться. Смылся во Францию, подальше от англичан и от кровавого капитана, и нанялся там в солдаты. Вместе с моим другом Иеном... Так что мы сейчас очень дружим с мистрисс Фиц, как ты справедливо заметила. Я ей за многое благодарен и за ее материнскую заботу обо мне, в том числе. Я вздохнула и погладила его по руке. – Как ты себя чувствуешь, Джейми?– Да все замечательно, Саксоночка. Лучше не бывает.– А если без этой твоей бравады?Джейми укоризненно на меня глянул и закряхтел, пытаясь улечься поудобнее.– Да все хорошо. Правда. Гореть перестало, теперь... немного ноет.– Сейчас. Давай, я посмотрю...Я аккуратно подняла горячую влажную ткань и удовлетворенно хмыкнула. Когда кровь смылась, краснота чуть спала, все выглядело гораздо лучше. Сейчас бы хорошо обработать антисептиком, чтобы раны не воспалились, и завтра будет вполне себе отлично. Ну... насколько это возможно при данных обстоятельствах.Настроение мое ощутимо улучшилось, я нагнулась и поцеловала несчастного страдальца в крестец, потом чуть пониже... Джейми закусил губу, и дрожь побежала по его мышцам.– Продолжай... Саксоночка... – прошептал он, чуть изогнувшись, – ООО!.. Иисус!.. Если так, мне становится гора-аздо лучше.– Вообще-то, – через некоторое время буркнул он, явно плавясь от моих ласк. – Вы мне должны... тридцать... нет, пожалуй что... шестьдесят поцелуев, красотка... По два за каждый чертов удар, который впечатали в мой зад... по вашей милости. Да, по вашей, даже не спорьте, мэм!.. И, сдается мне, цена не будет слишком высока!Я рассмеялась.– Должна? Я вам? Хм... Вот это новость. Что ж, вы всегда были очень практичным, сударь. Никогда не упустите своей выгоды. Ага?Джейми тоже хохотнул довольно. – Компенсация. Кажется, так это называется, мистрисс. Для моего, соглашусь, несколько предвзятого мнения, это выглядит в достаточной мере справедливым.– Ах, вот какова ваша справедливость, милорд! Вы предлагаете теперь нацеловывать вашу задницу во искупление? – я немного сильнее надавила тряпицей, стирая кое-где не до конца смытую кровь так, что он дернулся и охнул... но все равно продолжал трястись от смеха.– Нет, миледи, вы можете выбирать на свое усмотрение любые части моего тела. Тут не буду ставить для вас никаких ограничений.Он немного поерзал от этой мысли. Я поцеловала его в расцарапанную между лопаток спину.– Ладно. Принимаю ваши условия, сэр. Как только закончу с вашим потрепанным седалищем. Не могли бы вы чего-нибудь сейчас закусить своими зубами, милорд, чтобы я имела возможность сделать вам отличный лечебный компресс. Правда, он вас наверняка взбодрит. Но придется потерпеть.Я густо смочила тряпицу оставшимся в кувшинчике виски и факирским движением покрыла ею пострадавшую часть тела.Джейми мой фокус явно не понравился. Когда он смог, наконец, сказать что-то внятное, то пробурчал, отпыхиваясь:– Знаете... миледи... пожалуй... я продешевил. Надо было просить по три поцелуя. – Ладно уж, мой храбрый воин... – я стерла тканью пот с его лба и, ласково поцеловав в висок, погладила напряженные плечи. – Чего не сделаешь ради исцеления страждущего тела.Джейми с тихим стоном уткнулся мне в колени.– Боже, печет, как в аду!.. – позволил себе пожаловаться он.Я погладила его по голове. – Потерпи немного, дорогой. Сейчас намажем тебя мазью как следует, и все будет отлично. У меня была прекрасная самодельная мазь в медицинском сундучке, который я всегда держала при себе, на случай, если что-нибудь случиться. Сейчас как раз был такой случай. Я наложила толстый слой снадобья, и Джейми постепенно расслабился, по-прежнему в качестве подспорья обнимая мои колени.– Ну как? – Как ты и обещала, моя ведьмочка, все отлично. – Это был сарказм?– Нет, правда. Клянусь, – Джейми полежал немного, приходя в себя, потом развернулся на бок и очень серьезно на меня посмотрел. – Знаешь, Клэр, мне кажется, я готов... вытерпеть любую боль и даже унижение сколько угодно раз, лишь бы ты... осталась со мной. Правда. Поверь мне, цена не так уж высока.Сердце мое сжалось, я опустила голову.– Дело в том... что за этой дверью, – он кивнул на закрытую дверь нашей комнаты, – может случится многое и... не всегда оно бывает приятно. Но если после всего этого есть возможность преклонить голову на твои колени, Саксоночка... По сравнению с этим уже ничего не имеет значения... Ничего. Я почувствовала, как глаза мои потихоньку заволокло туманом.– Раньше я думал, что мой дом в Лаллиброхе... – Джейми замолчал: взгляд его тихонько плавил меня, прожигая. – Думаю, я ошибся. Мой дом – это ты. Ты и есть мое прибежище, девочка.– Опять останутся шрамы... – покачала я головой, скрывая растерянность. Он усмехнулся:– И что, ты разлюбишь меня из-за этого, м? – его щека вновь расплющилась о мои колени, и поэтому слова выходили изо рта довольно невнятно. – И вообще, где... обещанная награда несчастному израненному рыцарю от его прекрасной дамы?Я рассмеялась сквозь набежавшие слезы и склонилась над его пострадавшими местами, которые требовали моего повышенного внимания.– Возможно... и разлюблю... тебя... когда-нибудь... хитрый... ты жук... – я делала перерыв между словами на осторожные поцелуи, которыми тщательно обрабатывала каждую ранку. – Но точно не теперь...Потом я напоследок поцеловала его в горячее ухо.– Теперь мой израненный рыцарь, надеюсь, доволен? Джейми облегченно выдохнул и, приподняв голову, устроился поудобнее. – Ну... в некоторой степени, можно сказать, что и так, Саксоночка. А теперь, пожалуйста, еще... пятьдесят два.Мы прервались на двадцать шестом поцелуе. На время...