Глава 14. (1/1)

Квинс, август 2008К концу лета у Грегори возобновились астматически приступы, а у него под рукой даже не было ингалятора. Он грешил на сезонную аллергию и плесень в чулане, служившим ему жильём, но на самом деле подоплёка была психологической. Присутствие Синти душило его, так же как и его новая роль опекуна. Три месяца назад он увлёкся балериной, которой светил Джульярд, а теперь ему приходилось иметь дело с неуклюжим, бестолковым ребёнком, несущим всякую чушь и нуждающимся в постоянном надзоре.То физическое бремя, которое он ощутил в первый раз, вытащив Синти из гамака, не шло ни в какое сравнение с моральным. Первое время ему даже нравилось заботиться о ней. В этот период он открыл для себя новую гамму эмоций. За всю свою жизнь он даже собаку не выгулял. А тут вдруг у него не руках оказался целый человек, полностью зависящий от него. У Синти был нарушен глотательный рефлекс, и Грегори приходилось разрывать сандвичи с куриной грудкой на маленькие кусочки, кормить её из рук и поить через соломинку, чтобы она не подавилась. Её опасно было оставлять в душе, потому что она могла поскользнуться на кусочке мыла. Приходилось купать её в ванне, и следить чтобы она не ускользнула под воду и не утонула. После ванны он расчёсывал её длинные посеченные волосы, ждал пока они высохнут – фен ей был противопоказан, так как от шума и тепла у неё тут же начинала болеть голова – и завязывал их в узел, чтобы не лезли в глаза. Пока он возился со шпильками, она слегка покачивалась и пела что-то под нос. Это было чертовски мило и трогательно первую неделю, но в конце концов ему эти процедуры надоели. Он ловил себя на том, что скучал по своей прежней жизни, особенно по своим пацанам, по прокуренному подвалу Кайла МакМахона. У него руки чесались позвонить бывшему другу. Однако, совесть не позволяла ему бросить Синти. Ведь частично по его вине она превратилась в овощ. Теперь ему этот овощ было суждено поливать. Он старался не терять надежду, что когда-нибудь эта нелепая фигня закончится, и их сексуальная жизнь возобновиться. Хотя его турецкая кровь бушевала, ему трудно было вообразить себе интим с девушкой, которая грызла ногти, гнусаво мычала и хихикала без причины, будто чей-то голос нашёптывал ей на ухо грязные анекдоты. Каждый день он молился Аллаху об исцелении Синтии.В конце концов, Аллах смиловался. Bопреки злопыхательству Касси, Синти встала на ноги и даже начала ковылять худо-бедно. Её речь стала более связанной, хотя мелкая моторика хромала. Официантка тут же всучила ей в руки швабру и отправила её на кухню. Каждые пять минут она заглядывала и проверяла, исполняет ли новая подчинённая указания. Однажды Синти ненароком опрокинула ведёрко с хлоркой, за что ей здорово влетело. Равнодушно выслушав выговор, она опять взялась за швабру и принялась рисовать круги на полу. Напевая мелодию Сен-Санса, она начала вспоминать балетные па. Таким образом швабра превратилась в инструмент физиотерапии.Однажды вечером, когда Синти разгружала посудомоечную машину, Грегори пришёл на кухню.– У меня кое-какие новости, – сказал он. – Я уезжаю на пару месяцев.Синти не обернулась, но её руки, покрасневшие от пара, застыли.– Куда?– Туда, сюда ... В Бостон, в Филадельфию, в Балтимор. По всему северо-востоку, короче. Тут один чувак меня пригласил на гастроли. Ему гитарист нужен. Мы как-то разговорились после концерта. Он попросил меня сыграть, ну я и сыграл. Ему понравилось. Вот он и позвал меня. Обещал заплатить. Пойми, я не мог отказаться. Такой шанс не каждый день выпадает. – А я?– Ты останешься здесь. У этого чувака нет места для тебя в микроавтобусе. Да и рано тебе в такую даль таскаться. Но ты не волнуйся. Я буду звонить. Я говорил со стариком Вудли. Он сказал, что отпустит меня на до праздников, никаких проблем. А подсветкой и микрофонами будешь заниматься ты. Это совсем не трудно. Я тебе все кнопки покажу. – Ну хорошо. Раз ты так решил.Синти вытерла руки о передник и вновь принялась сортировать дымящиеся тарелки. Грегори был приятно удивлён относительно спокойным объяснением и благодарен ей за то, что она не закатила сцену.Через полчаса он уехал с новым товарищем. Синти провела остаток вечера на кухне. Несколько раз к ней наведывалась Касси с инспекцией и очередным выговором. Джей, наблюдавший за этой экзекуцией, в конце концов не выдержал и оттащил Касси в сторону.– Слушай, ну хватит уже. Tы прям надзирательница концлагеря. Тебе бы, подруга, гестаповскую форму и кожаные сапоги. Довольно гонять девчонку. Ей сейчас не очень полезно хлоркой дышать.– Чего ты так трясёшься над ней?– Я не до такой степени озверел, чтобы мне были чужды элементарные понятия гуманности. Например, я не могу молчать, когда при мне пинают больное животное.– Где она больная? В каких местах? Её давно уже не трясёт. Она полностью поправилась. Eё взбитые мозги давно встали на место, хоть она и притворяется дурой.Джей безнадёжно покачал головой.– Невероятно. Hеужели ты слепая? А то ты не видишь? Она же беременна.***Без Грегори и его гитары чулан стал намного просторнее. Синти сразу почувствовала разницу. Замызганный матрас был полностью в её распоряжении. Теперь она могла распластаться на животе морской звездой. Ей предстояло провести первую ночь одной. Интересно, чем занимался Грегори в данную минуту. Успел ли он поужинать? Как выглядел его ночлег? Была ли у него горячая вода на новом месте? Водились ли клопы у него в матрасе? Когда он собирался ей позвонить? Однако, эти вопросы не слишком будоражили её сознание. Дешёвая синтетическая пижама, купленная накануне в ?Гудвилле?, оказалась такой приятной на ощупь.Посреди ночи она услышала сквозь сон, как скрипнула дверная ручка. Первым делом ей пришло в голову, что один из перепивших клиентов заблудился в поисках унитаза.– Туалет налево, – пробормотала она, тыкая пальцем наобум. – В конце коридора. Только там лампочка не работает. Бумажные рулоны в ящике под раковиной, если что.– Все клиенты разошлись, – последовал ответ. – Это всего лишь я. Не бойся, я не надолго.Где-то над головой у неё щёлкнул ручной фонарик. Синти протёрла глаза и увидела перед собой Джея Вудли.– Ты на Грегa не сердись, – сказал он, присаживаясь на матрас. – Он делает это тебе во благо. – Я не сержусь. Разве я выгляжу сердитой?– Ну и правильно. – Джей похлопал её по коленке. – Лично я Грегoм восхищаюсь, хоть он и наврал про свой возраст. Для восемнадцати лет он вполне зрелый. Он решил взяться за ум и заработать денег для своей семьи. Синти продолжала тереть глаза. Светло-голубой луч фонаря в темноте отзывался болью в висках.– Не понимаю, о чём ты. Нет у нас никакой семьи. Мы не разговариваем со своими родственниками. Они толком не знают где мы.– Ты знаешь, как это случилось? Ты таблетку забыла? – Какую таблетку? Для головы, что ли? Только аспирин. Все таблетки, которые прописал невролог, остались в доме моего дяди.– Я про другую таблетку, противозачаточную.– Мне нельзя. От них поправляются. Для фигуры не полезно. – Глупая! – усмехнулся Джей. Его ухмылка исчезла, как только он положил ей руку на живот. Синти слегка напряглась, но не отпрянула. – А ходить беременной, думаешь, полезно для фигуры?– Зачем ты это говоришь? Я не беременна.– Я давно за тобой слежу. Тебя постоянно мутит.– Это всё от головы. Там сейчас перестройка идёт. Меня с самого начала тошнило. Пока вестибулярный аппарат не восстановится ... Врач сказал, что это ещё будет долго тянуться.– Это не всё. – Джей потянулся рукой к воротнику её пижамы и ловко расстегнул верхнюю пуговицу. – Посмотри в зеркало.– Что ты делаешь?– Посмотри на свою грудь. Она за последний месяц на два размера выросла. И соски торчат как боеголовки. Грег таких вещей не замечает, а я замечаю.Скрестив руки на груди, Синти мотнула головой.– Это тебя Касси науськала. Это она послала тебя, чтобы потрепать мне нервы. Ты нарочно говоришь мне гадости. Я не верю, что беременна. Это невозможно.– Я знал девчонку, которая тоже не верила до последнего, пока у неё не отошли воды. Всё думала, рассосётся. На таком сроке оно просто так само не рассасывается. Если ты надумаешь этот процесс остановить, не каждый врач возьмётся. Хотя, есть одна врачиха, которая не побоится. Только дальше тянуть уже некуда. Поверь мне, я тебе зла aбсолютно не желаю.Синти уже подняла руку, чтобы указать ему пальцем на дверь, но вспомнила, что Джей находился на своей территории, и мог её в любую минуты выставить.– Мне нужно выспаться, – сказала она наконец. – Мне Касси задала задание организовать ящики на кухне. Там банки с просроченным соусом. Неудобно будет, если посетители отравятся.На следующий день Джей сообщил Синти, что ей больше не придётся драить кухню, и отвёл её в застеклённую будку над сценой.– Вот твоё новое рабочее место. С тех пор как твой кавалер заделался странствующим музыкантом, я вновь остался без технаря. Улыбнись же! Это повышение.И Синти улыбнулась, склонившись над распределительным щитом, покрытым рычагами и кнопками. Ей казалось, будто она попала в кабинку космического корабля. Джей стоял у неё за спиной. Синти чувствовала на затылке его дыхание. Сквозь стекло они видели, как Касси кружилась вокруг пустого бара, распихивая табуретки.Вдруг Синти напряглась и щёлкнула пальцами.– Тебе что-нибудь нужно? – спросил Джей.– Пакетик целлофановый ... Меня сейчас вырвет. Не хочу испортить тебе аппаратуру..Джей помял ей спину.– По крайней мере ты уже не отрицаешь своё положение. Если я правильно понял, ты не собираешься ничего по этому поводу делать? Решила оставить всё как есть?Обхватив её за плечи, он вытащил её из будки на улицу. Запах осеннего Квинса только усилил тошноту. К счастью, под боком оказался мусорный бак. Несколько минут она стояла над ним, сложив руки на животе и позабыв о стыде.– Знаешь, мой первый парень, который уже не мой, всегда брал это бремя на себя, – сказала она, когда волна тошноты наконец отступила. Вид у неё был смиренный, пусть не совсем довольный. – Надо отдать ему должное. Он мужественно терпел резинки. А с Грегом мы это дело как-то не успели обсудить. Всё быстро закрутилось.– Будешь ему говорить?– Скажу. Чего таить? Если позвонит, конечно. У него старый мобильник сдох, а на новый он не раскошелился. Сказал, что будет звонить с дороги прямо в клуб.– И он тебе уже звонил?– Пока нет. Наверно, он очень занят.– Да, скорее всего. Ты лучше его знаешь.Синти пожала плечами и потянулась в карман за жвачкой.– В том-то и дело, что не знаю.Джей решил, что это был не самый подходящий момент озвучить свои мысли. Его бы очень удивило, если бы Грегори вернулся. Обычно с гастролей не возвращаются. Став однажды странствующим музыкантом, парень, как правило, уходил в чёрную дыру, и возвращается только если у его подруги большие деньги и своя квартира.– Когда Грег вернётся, – сказал Джей, – он обнаружит, что ты украла его работу. Тогда мы его отправим на кухню разгружать посудомойку. Как тебе такой план? А если серьёзно, ты не позволяй Касси собой помыкать. Слышишь? Она тебе не начальница, хоть и работает у нас полтора года. – Вы с ней дружны, – отметила Синти.– А что с этого? Мы вообще-то со многими дружны. Но даже в таком душевном коллективчике как у нас нужно помнить, кто главный. Иногда Касси забывает своё место. Водится за ней такой грешок. Но ничего, я ей напомню, если что.***ТарритаунПосле фиаско с выпускным вечером, Натали посвятила всё лето ликвидации последствий. Она так и не простила брату за то, что тот выложил её фотографию в окровавленном выпускном платье на всеобщее обозрение. Несколько раз Кит пытался завести диалог о примирении и размягчить её сердце самыми замысловатыми иллюстрациями для газеты, но Натали оставалась неприклонна. Кит уже давным давно удалил дурацкую фотографию со всех страниц, и жители Тарритауна уже успели забыть проиcшествие, но Натали держалась зубами за старую обиду. – Ну хватит уже злиться на брата, – упрекнула её мать однажды. – Нет у меня брата.– Нельзя так. Кит уже сто раз извинился. Ты же знаешь, он любит дурачиться.– На этот раз он перешёл все границы. Мне надоело быть предметом его идиотских шуток.Когда погода менялась, тонкий розовый шрам на её запястьe чесался, напоминая ей о её позоре. Как она могла начать студенческую жизнь в Колумбийском колледже с таким багажом? Первым делом нужно было устранить бывшую себя. Нужно было убить ту дуру в шёлковом платье с высокой причёской. Преследуя цель изобрести себя заново, Натали обрезала свои роскошные пшеничные волосы и выкрасила их в оранжевый цвет.Вторым шагом было лишение девственности. Кит был в одном прав. С этими викторианскими пережитками нужно было покончить как можно скорее. Для этой цели она выбрала Мартина Зелинского из Белых Равнин, игравшего на электронном пианино. После распада безымянной группы, которая так и не дождалась контракта от продюсеров, у него появилось много свободного времени. Нелюдимый, склонный к депрессии Мартин был идеальным товарищем для сексуальных экспериментов. Он жил достаточно далеко, всё правильно понимал, лишнего не спрашивал и ни на что не претендовал. B отличие от своих сверстников, которые обычно обитали в родительских подвалах, Мартин занимал каморку на чердаке, ближе к звёздам. Он считал себя язычником и поклонялся древнеславянских богам. Стены его конуры украшали изображения Перуна, Велеса, Сварога, Леля. Мартин подробно рассказал биографию каждого из богов Натали. Его маленький переносной холодильник был забит чешским пивом. С тех пор как Натали повадилась к нему ходить, он держал игристое итальянское винцо. Старая кровать, на которой корчились в экстазе столько девчонок, былa до такой степени разбитa, что даже не скрипелa.Казалось, Мартину было наплевать на достижения Натали и её родословную. Глядя на неё, он не видел дочь Рона Хокинса или будущую телеведущую с пятого канала. Для него она была очередной любопытной, доступной девчонкой, у которой не было особых планов на лето. Раздевая её, Мартин позёвывал. Он знал, что ничего сверхестественного его не ждало под её отутюженной блузкой. Их близость не была для него открытием, скорее приятной рутиной. Это в какой-то мере освобождало и расслабляло Натали.– Что у нас сегодня на повестке? – спрашивал он.– Не знаю. Удиви меня. Пусть это будет сюрприз.– Как скажешь. В его репертуаре хватало сюрпризов. Некоторые из них были приятные, а некоторые не очень. Поначалу она стеснялась жаловаться вслух, и давала ему знать о своём недовольстве гримасами, которые Мартин принципиально не замечал, пока она не выкрикивала ?Прекрати!? И он тут же прекращал. Его самоконтроль, отточенный за годы подобных экспериментов, был достоин восхищения.– Скажи мне по совести, – допытывалась Натали. – Можно меня выпускать в белый свет? Я уже готова?– А я почём знаю? Я к белому свету имею очень косвенное отношение.– В смысле, как тебе я? Ну, по сравнению с другими девчонками, которые у тебя были. На шкале от одного до десяти.Ёрзая на постели, Натали наткнулась на суровый славянский взгляд.– Ты неправильный вопрос задаёшь. Какая тебе разница от чего другие тёлки кайфуют? Ты сюда пришла, чтобы узнать своё тело. Так? – Вроде да.– Ну вот. При чём здесь другие? Не надо затягивать посторoнних людей на мою бедную кровать. Онa и так на ладан дышит. Хотя, смотри, если тебе наедине со мной скучно, я могу пригласить ещё одну тёлку. Но в таком случае придётся перебраться на пол. На кровати мы втроём точно не поместимся.Натали мотнула головой. Её руки были прикованы к спинке кровати наручниками и начали затекать.– Не надо больше тёлок.– Как скажешь. Такого рода забавы очень распространены в институтских общагах. Но тебе не обязательно принимать в них участие. Но один раз надо попробовать.В промежутки между заходами он наигрывал на электронном пианино минорные мелодии, высосанные из его дремучей, загадочной восточно-европейской души. – Это старинная казачья песня, которую я оформил в роковом ключе, – бубнил Мартин, перебирая клавиши. – У меня прадед служил в царской армии. А может прапрадед. Не знаю точно. Эта мелодия передавалась из поколения в поколение. Чистый тестостерон. Современным слушателям не по зубам. Они привыкли к голубой попсе. Нынче во всём унисекс, даже в музыке. Мужское, женское, всё смешалось в кучу. Вот, блядь, куда мир катится?– Так ты консерватор? – удивилась Натали.– А толку? Наш парень всё равно не победит. Вот увидишь. Будем сидеть под демократом четыре года, если не все восемь. Скоро все в один туалет ходить будут, мужики и бабы. Помяни моё слово. Не будь Натали так рьяно настроена против всего мужского пола, она бы вполне смогла увлечься им.– Скажи мне, ты любил кого-нибудь? – спросила она его однажды.Мартин в это время стоял на коленях перед холодильником, распаковывая контейнер с пивом и передвигая бутылки на полке, точно шахматные фигурки по доске. Он глянул через плечо на первокурсницу, стоявшую перед ним на цыпочках, сцепив пальцы под грудью и закусив губу.– Естественнo, – ответил он, не мигая. – Я всех своих подружек в какой-то мере люблю.– Даже меня?– А за что тебя не любить? Чем ты хуже других? – И правда ... Чем я хуже других? – пробормотала Натали, опустив глаза. – Звучит утешающе. Мартин поднялся с колен и пяткой захлопнул дверцу холодильника.– А ты думала, что ты особенная? – спросил он, протянув ей открытую бутылку пива. Когда Натали отказалась, он пожал плечами и сам приложился. – Хорошо, будь особенной, если тебе от этого радостнее. Твоя беда в том, что ты сама себя ненавидишь. Ты во власти вестчестерского невроза. Это плохо поддаётся лечению. С этим надо как-то жить. Я могу научить тебя только механике – со всей любовью.Натала слушала его, наблюдая как капля пены скользит по бутылке. Ноздри её подрагивали. Вдруг, не говоря ни слова, она выхватила у него из рук бутылку и отхлебнула. Вкус показался ей премерзким, но она понимала, что должна была к нему привыкнуть. Дешёвое пиво являлось универсальным дипломатическим языком в общагах. Она должна была научиться глотать эту гадость, не кривясь при этом.– Ну вот, я тебя размял перед колледжем, – сказал Мартин, когда она встала с его дивана в последний раз. – Видишь, не такое уж тоскливое лето получилось. Смотри, если будут какие вопросы, звони. Не стесняйся.За лето она превратилась из опозоренной выпускницы в искушённую и подкованную женщину, частично реабилитировавшуюся.Узнав, что брату пришлось покинуть страну, она не скрывала злорадства. Перед тем как шофёр отвёз Кита в аэропорт, она заговорила с ним, впервые за два месяца.– Рано или поздно ты опять проштрафишься. – Слова её прозвучали как пророчества ведьмы. – Какая-нибудь европейская девчонка на тебя нажалуется. Интересно, куда тебя потом отец спрячет?