1 часть (1/1)

// их встречи проходили в прошлых жизнях под шёпот духов древних лет (лет пыльных шедевров человеческой души и её же зверств) и нестройную капель зарождающихся чувств, что звучит по нарастающей. поцелуи аполонна остаются на губах обоих и луна рассыпается в серебряную пыль; синхронные вздохи и редкие улыбки повисают в холодном воздухе заднего двора – нестерпимо тихо и запредельно близко; звезды с издевкой подглядывают за ними из своей небесной колыбели. // вся жизнь дехаана – сплошной промозглый октябрьский вечер, целующий его в распахнутое сердце холодным ветром и благословляющий колкой моросью. стальные глаза и отсутствие в них запала - ну же, парень, живи! - прославляют поколение золотой молодежи, уже уставшей от дурного потока паточных жизней.дэйн [имя – кленовый сироп] – будущий астрофизик и собиратель галактик. у него в голове сплошные звёзды, туманности и нераскрытые тайны вселенной вперемешку с расписанием ушедших поездов и афишей запылённого кинотеатра; клише ‘безнадежный романтик’ и усталый взгляд, в котором плещутся темнота последних рядов, осколки млечного пути и приливные волны ночных океанов. у него неясный план – воспарить икаром в небеса, поближе к лунному королевству; но не упасть на штыки, сгорев в сладкой агонии солнца, а стать вольным дитём позабытой богини мудрости. ему хочется наблюдать за падающими звёздами и тягучими декадами приземлённой жизни других – у него же она будет течь золотым песком сквозь пальцы, оставляя за собой сладкие воспоминания и лунную пыль. у него есть четкий концепт – существование падшего ангела и мерцание звёзд на радужке. а эль [имя – жженый сахар] – в этот план не входит, она лишь временная помеха, он в этом уверен. ведь она эфирно-неопределённая, ускользающая и эфемерная; утренняя звезда на небосводе темных светил, дым в потолок и симфония разбитых сердец вперемешку с затяжной мелодией скрипки и проклятий/признаний в любви. в классе греческого дэйн чувствует тяжесть несказанных слов и её цветочные духи; ему ни к черту греческий, астрофизика и влюбленность в эфемерных девчонок; нужен повод птицей в небеса и камнем в апогей людской жизни. а она мелькает под веками перламутровым светом лунной дорожки, тянет гласные в его фамилии и является чертовым недоразумением в его концепте; неверным элементом в шатком и порочном бытии дехаана. но все его планы - включая план не влюбляться в эль - рушатся, когда все созвездия и квантовая чепуха смешиваются в его голове и отходят на второй план, уступая место сладкому дурману; когда его сердце начинает ухать вниз подстреленной сойкой при виде старинного духа из крови и плоти, рыдая набожным убийцей.она смеётся ему серебряным смехом - ему это противно; они бросают друг на друга взгляды вскользь – ему от этого невыносимо жутко; она заставляет его сердце пропускать удары и вызывает под рёбрами что-то подозрительно приятное и непривычное – ему это осточертело. – tu credis in caritate? - усталый взгляд преподавателя скользит по ученикам – пятерке возлюбленных солнца, вслед которым в коридорах следует ’damn greeks’ и равнодушно-пытливые шепотки. сегодня день латыни и растаявших звёзд на ресницах; сегодня обнажатся сердца и чертова правда.вопрос риторический, потому что никто из них не верит / они верят в другое; в изгнанных божеств и культ поклонения солнцу, в кровь салемских ведьм в каждом из них и возможность воспарить туда, к светилам и измотанным ангелам. нет, чертовы греки не верят в любовь – у них нет веры, только чувства.чертовым грекам не нужны слова, нужны лишь пристальные взгляды обожания с примесью животного ужаса; будущим астрофизикам не нужно и это. поэтому дэйн неосознанно легко, будто он делал это тысячу раз в прошлых жизнях, терпит разгорающийся внутри огонь, разрушающий все устои и морали, терпит наступающий хаос и апокалипсис, звучащий тремя буквами-льдинками. он не знал её имени раньше - теперь же он выискивает его во взглядах незнакомцев и случайных прикосновениях; в призрачных очертаниях в углу зеркала и меж строк пыльных фолиантов. ему чуждо было раньше это страшное чувство, бьющее по ребрам раненой птицей - теперь же ему нестрашно сгореть дотла. как оказывается, ей тоже.в тот же день эль первая целует его туманным вечером в библиотеке, под сводами тысяч слов о любви и её проявлениях; призраки колледжа стыдливо закрывают глаза бесплотными ладонями и шепчут напутствия (или проклятья?) шорохом страниц. дэйн боязно дотрагивается до её лица и, убедившись в реальности человека напротив, шепчет заветные слова, осевшие на языке еще после вопроса их учителя:-quia non credunt in caritate, sed te amo.и они бросаются чертовыми камикадзе в адское пламя чувств; воспаряют в небеса детьми афродиты и – нет, не сгорают до обугленных надежд и лоскутов – начинают верить в любовь.чертовы греки верят в любовь, ведь этому их научил сам эрос;