No one seems me but the violet moon (1/1)

Хэ-хэээй~! Привет! Вот и прошёл ещё один год...)На этот раз, к сожалению, я не смогла выложить новую часть этой истории в 19:55, но я прекрасно помню, Сухарик. Помню всё. И всё ещё по-прежнему люблю мою сеструню, даже если не так часто общаемся. Ты один из самых важных для меня людей, поэтому я постаралась хотя бы так тебя порадовать.) *в письме, что придёт, будет мноооого, МНОГО подробностей всего и вся хд* Мне частенько тебя не хватает, но ныть нехорошо.)Сегодня твой день рождения и я от всего сердца поздравляю тебя, моя дорогая! :3Пожалуйста, меньше калечь себя :D Ну правда, хватит.)Хорошо закончи учёбу~ Радуйся каждому дню и не болей, пожалуйста!ттС Днём Рождения~! Ты знаешь, эта история полностью для тебя.) Надеюсь, продолжение понравится ^^ *я скоро напишу ещё....возможно...:D*Глава не бечена.)- Сегодня закат особенно прекрасен! - тёмный силуэт, стоящий у крохотного окна, салютирует сигарой уходящему дню. Затем неприятно морщит лицо от последних лучей солнца и отступает от окна, спешит вернуться в темноту помещения.В полумраке небольшой, душной комнаты пахнет терпким запахом дорогих импортных сигар. Делая более глубокий вдох, можно уловить лёгкий запах опиума, от которого сразу хочется медленно прикрыть глаза, упасть на мягкий кожаный диван, стоящий напротив ничем неприметной двери, закинуть ноги на подлокотник и просто видеть невероятной красоты картинки. Однако в реальности дым в этом крохотном помещении раздражает глаза, заставляя их слезиться. Чтобы видеть на расстоянии вытянутой руки приходится щурить глаза. Но даже это не помогает мэру обойти гостевое кресло, которое он задевает своим больным коленом, при этом роняя сигару, и кричит так, словно через его сустав насквозь прошли несколько самых крупных игл портного. После крика в поисках кислорода мэр делает глубокий вдох, от которого лишь начинает кашлять как один из больных нищих на главном тракте. Этот звук похож на предсмертный хрип, поэтому уже через минуту за дверью слышен топот, по меньшей мере, 3-х человек в тяжёлых сапогах и обмундировании. Они беспорядочно бегают по кабинету мэра, не сразу догадываясь, где он находится. Наконец, когда офицеры понимают, откуда доносился звук, они не колеблясь выламывают потайную дверь. Дверь сначала противно трещит, после чего с грохотом отлетает прямо на тот кожаный диван, о котором так мечтал одурманенный опиумом, мозг мэра.Проходя внутрь скрытого помещения, офицеры наблюдают жалкую картину: лёжа на ковре в приступе кашля, достопочтенный мэр обнимает сигару, не докурив которую, упал из-за вновь проснувшейся боли в колене.- Идиоты недорезанные!...- задыхаясь от кашля почти после каждого слова, хрипит мэр. - Остолопы неотёсанные! - Офицеры застывают на месте, не смея подойти к разъярённому господину ближе. За время своей службы они успели выучить, лучше не раздражать мэра почём зря, в случае, если не имеешь видов на виселицу. И в данный момент, решают они, безопаснее будет с достоинством выслушать всю брань в свой адрес. - Я говорю это вам, сучьи отроки, что не смогли пробиться в высший офицерский состав! - достопочтенный мэр зло смеётся, харкая слюной на дорогой ковёр, подаренный ему одним из многих купцов в качестве взятки. Власть портит всех людей, без исключений. Городской люд уже давно шепчется о том, что особняк мэра представляет собой выставку различных предметов искусства и просто дорогих заморских вещей. Ни для кого в городе не секрет то, как именно он их получает, но никто не решается возражать: одних устраивает сложившаяся система, другие давным-давно запуганны, третьим всё равно - они здесь проездом или на сезон урожая и добычи рыбы, а остальные разве имеют право хотя бы подойти к господину мэру ближе, чем на на пять метров? Отчаявшись несколько лет назад, народ перестал искать истины даже в своих собственных жизнях. Безразличие к чужим бедам и беспокойство лишь о своей шкуре больше не позволяют людям раздумывать о понятии добра и зла. О расследовании серии недавних убийств не стоит и упоминать. - Чего ради я вас взял в свою личную охрану?! Кучка некрещёных отродий! - продолжает хрипеть мэр, вымещая свою злобу на стоящих перед ним офицеров. - Опуститесь на колени перед господином! - кричит он, когда внушительное пузо не даёт ему нормально подняться с ковра. - На колени!!Офицеры послушно опускаются на колени напротив достопочтенного мэра, опуская свои головы вниз. Вряд ли они догадываются о том, чем обернётся их безмолвие, покорность и притворная слепота при виде горожан.- А теперь, недомерки, помогли подняться мне! - пузо всё ещё настойчиво тянет его вниз, от чего ключ на шее волочится по ковру, как никчёмная безделушка, купленная на базаре за жалкие гроши.Офицеры мгновенно реагируют, подхватывая беспомощного мэра. Он давно перестал кашлять, благодаря выбитой двери, однако успел устать от, казалось бы, бесконечного приступа кашля.- Мне срочно нужно на воздух! - размахивая своими толстыми руками, мэр отпихивает одного из офицеров, что вёл его под руку.- Вам категорически запрещено покидать особняк после заката, Ода-сама, - в дверном проёме неожиданно показывается высокий мужчина на вид лет 40-ка в форме старшего офицера. Из-за своего роста ему приходится немного наклонять голову вперёд, чтобы не задеть ею проём. - Вы прекрасно осведомлены об этом, господин мэр, - услужливо кланяется старший офицер, пытаясь унять недовольство Ода-сана.- Меня не волнуют правила, которые установило ваше начальство, - брезгливо плюёт в мундир мэр. Ода-сан делает это намеренно, зная о старой выправке стоящего перед ним офицера. - Я задохнулся бы раньше, чем ваши черти оказались здесь. Офицер отходит на полшага назад, достаёт платок из внутреннего кармана мундира и спокойно вытирает плевок достопочтенного мэра. Вышестоящее начальство крайне убедительно просило продержаться до полнолуния, после чего обещало заменить его. Стоит ли верить подобного рода обещаниям, офицер не знал наверняка. - Я отдышусь на заднем дворе и вернусь, - не оборачиваясь, кидает оставшимся стоять офицерам Ода-сан. Высокий офицер еле слышно выдыхает. В этом прогнившем городке давно исчез порядок.*** Наступившие сумерки окрасили лес тёмными оттенками зелёного, заставив присматриваться к малейшим деталям под ногами, за каждым деревом, под каждым кустом. Прислушиваться к любому шороху. Внюхиваться в запах крови, который приносит с собой ветер со стороны волчьего логова: делиться добычей здесь не привыкли даже животные.Дневное зверьё уже попряталось, лишь едва уловив холод приближающегося тумана, в то время как ночные обитатели леса только начинают просыпаться, чуя своё время. В каждой спрятанной норе или пещере постепенно появляются пара жёлтых глаз, что способны разглядеть добычу в любой темноте.Оками всегда отмечал то, как сильно меняется лес в разное время суток. Днём он открыт для любого, кто способен почувствовать природу и счастье, ночью же лес словно закрывается для посторонних глаз, укрывая темнотой и неизвестностью всё то, что происходило, происходит и только произойдёт. Оками идёт, не останавливаясь, не отвлекаясь на шорохи, что создают лесные жители позади него. Он заметил ещё 78 шагов назад мягкую поступь одной смелой лисы, что старается крайне тихо следовать за волком, еле слышное уханье сов где-то над головой и карканье воронов, буквально кричащих о грядущем. За ним стоит весь лес, укрываемый густым, как молоко, туманом. Таким же прохладным, как и родниковая вода. Ветки деревьев изредка больно цепляют копну снежно белых волос Оками, на что он не обращает внимания, перестав чувствовать примитивную боль человеческого тела. Пройдёт ещё несколько часов и он снова, в тысячный раз, в своём тёмном, холодном уголке пещеры будет изнемогать от желания вернуть волчью форму. Отплёвываясь от крови, срывая кожу на руках, куда попала кровь ещё одного грешника из его списка. Вера волка не может пересилить его вину. "Человеческое тело так слабо", - на ходу разминает шею Оками, затем аккуратно поддевает ледяными пальцами край капюшона, избавляя себя от бесконечных веток. Волку не нравятся столь длинные волосы: они мешают в бою. Однако та вера, что ещё теплится где-то в глубине его сердца, из раза в раз убеждает Оками оставить их. Когда-то они не мешали ему. Когда-то был тот, кто любил эту копну. С клочьями травы. После дождя, измазанную в соке лесных ягод... "Кто-то, кто был в сотни раз чище этих мразей", - глаза Оками резко вспыхивают насыщенно-фиолетовым цветом. Он хмыкает про себя, слыша неподалёку томное мурлыканье Бакэ. Она тоже чувствует. Она старается терпеливо ждать, но изнывает от желания вкусить крови. Она предвкушает. Убийство всегда было для неё игрой, красочным представлением, которое можно устроить, обнажив клыки.- Карасу немного припозднится, - зевает Бакэ-тян, специально выставляя напоказ ряд острых зубов. Она ещё издали учуяла лисицу, что кралась следом за Оками почти от самой горы. Демонстрация своих близких отношений с волком доставляет ей неимоверное удовольствие. Она довольно ухмыляется, глядя в темноту за спиной Оками. - Я знаю, о чём ты думаешь, Бакэ. - ледяным взглядом усмиряет рысь Оками. - Прекрати.- Здесь... - Бакэ-тян встаёт со своего места и медленно обходит волка вокруг, незатейливо задевая его своим коротким хвостом. - ...пока нет Карасу мы могли бы поразвлечься вдвоём.- Я сказал тебе прекратить, - не удостаивая рысь взглядом, отвечает Оками. - Ты не тронешь ни одной лисы в этом лесу. - Бакэ разочарованно фыркает, снова уходя на то место, где сидела до этого. Такого холодного тона от волка рысь давно не слышала.- Ты просто помешан на той лисице, верно? Оками, очнись, после стольких лет ты всё ещё на что-то надеешься? Это действительно смешно, - смех застревает в горле рыси, как только она смотрит в темноту капюшона Оками.- Полагаю, на сегодня ты достаточно меня раззадорила.- Извини, Оками... - впервые за многое время Бакэ опускает голову к земле, прижимая уши. Волк не реагирует на извинение рыси: пора заняться делом, Карасу достиг их места встречи.- Почему так тихо? - ухает филин. - О! - он моментально подлетает к склонившей голову рыси. - Ты снова разозлила нашего Оками, да, Бакэ-тян? Да?! - рысь слишком хорошо знает, насколько сейчас радуется Карасу, поэтому игнорирует его вопрос. - Оками, - филин очень хочет надуть свой клюв, но, к сожалению, это невозможно. - Ты же накажешь её? Накажешь? - возбуждённо размахивает крыльями Карасу.- Забудем об этом, Карасу. Пора приступать к делу. Нас больше не могут ждать, ты же чувствуешь, Бакэ? - смотря в тёмное небо, говорит волк.- Верно, - поднимает голову Баке, потягиваясь и довольно щурясь. - Он настолько нетерпелив, что вышел сам.