Глава 5. Потерянные в чувствах. (1/1)
Принято считать, что любовь окрыляет, что она позволяет взлететь до небес и коснуться рукой звезд, почувствовать их сказочное сияние, едва заметно покалывающим ощущением на подушечках пальцев. Говорят, что любовь дарит упоительное счастье, когда она взаимна, и разрушает изнутри, когда не можешь услышать утвердительный ответ на признание в своих чувствах. Но бывает и так, что стереотипы рушатся, даже не оставляя за собой крупицу надежды. Однажды под тусклым светом луны в бокале крепкого вина рождается неправильная любовь. И тогда, в тот самый миг, она покрывает сердца двух молодых людей свинцом, лишая их спокойной жизни одним легким, почти невесомым поцелуем. Говорят, такая любовь губительна. Говорят, мучениям нет конца. Говорят, она умирает быстро, даже не успев наполнить чужие сердца едва заметным трепетным теплом.
Чжиен закусывает нижнюю губу и резко отдергивает руку от ручки двери, напротив которой он уже стоит, наверное, полчаса. Он застрял здесь, лишенный покоя и сна, полный решимости и сомнения одновременно. Гордость не позволяет ему сделать шаг вперед и открыть злосчастную дверь, отделяющую его от своей горькой, опьяняющей любви. Сердце, покрытое свинцом, почти перестало биться, давя на грудную клетку, желая снова оказаться в чужих, таких нежных, пусть и неуклюжих, руках. Чжиен слышит лишь тихое ?тук-тук?, отдающееся в висках, которое словно призывает к действиям, гипнотизируя тихим шепотом безрассудного желания: ?войди?. Квон еще с минуту колеблется, вспоминая вчерашнее обещание самому себе: ?больше не прощу?. Он касается пальцами деревянной поверхности двери, покрытой старой, уже потрескавшейся белой краской. Чжиен знает, что гостиничный номер не пустует, ему лишь страшно, что Сынри там не один. Длинные, ухоженные пальцы, никогда не знавшие тяжелой работы, выводят на поверхности двери невидимые замысловатые узоры, отвлекая разум от воспоминаний. Больно. Чжиену всегда больно с Ли: и не важно рядом он или на расстоянии. Иногда Квону кажется, что легче было бы удавиться, чем всю жизнь провести в воспоминаниях о прошлом. Наверное, вчера он бы убил себя, если бы так сильно не боялся боли. Когда умирают, говорят, очень больно, какую бы смерть ты не выбрал. Чжиен боится тех пяти минут, что живет мозг, когда сердце уже не бьется, боится, что лежать бездыханным на холодном полу больнее, чем пережить расставание.Пальцы неуверенно сжимаются в кулак под истошный крик самолюбия и два раза тихо стучат, тревожа сон хозяина номера.Парню в последнюю секунду хочется сбежать, притвориться, что его на самом деле и не было здесь, что он не такой слабый, что он не зависит ни от кого. Но дверь отворяется с тихим скрипом старых петель до того, как он, развернувшись, смог уйти.- Чжиен? – раздается за спиной голос Сынри, и Квон медленно разворачивается к нему лицом, - Что-то случилось? Почему ты не спишь? – Ли трет ладонью лицо, пытаясь прогнать сонливость, а ночной гость застывает на месте, не в силах придумать себе оправдание.- Я просто хотел узнать как ты.Банально и глупо спрашивать о самочувствии в четыре часа утра, подняв с постели спящего человека. Сынри всегда отличался сообразительностью, он словно чувствует то, что пытается утаить старший, всякий раз счастливо и уж слишком открыто улыбаясь, наверное, поэтому он просто отступает в сторону, молча приглашая ночного гостя пройти в его номер. Чжиен теряется и просто не знает, что было бы правильно сделать в этой ситуации: уйти или остаться.- Знаешь, я лучше… - Квон предпринимает последнюю попытку сохранить свое достоинство, но его перебивают.- Ну же, проходи. Ты же хочешь этого, - и снова младший прав, а старший снова поддается соблазну и слишком уж простому факту – ему это нужно, он этого хочет.В номере темно и душно, а в воздухе витает терпкий и горьковатый аромат духов, совершенно незнакомый Квону. Парень недовольно морщит нос, но все же послушно проходит дальше, взглядом скользя по небольшой комнате, словно пытаясь уловить признаки чьего-то недавнего присутствия. Свет, пробивающийся через полузадернутые шторы, узкой полоской освещает разгром постельного белья на двуспальной кровати, в которой, к счастью и облегчению Чжиена, не было никого.
Сынри уходит в ванную, чтобы умыться и привести себя в порядок, а Квон все же включает свет. Из приоткрытой двери раздается шум воды и голос Ли, который говорит о планах на будущее и о том, что после того, как они подпишут контракт, он больше никогда не будет жить в этих дешевых мотелях. Чжиен улыбается уголками губ, ведь на мгновение кажется, что вчерашнего скандала и вовсе не было, что между ними ничего не изменилось. Взгляд не вовремя вылавливает из всего того бардака, что царит в номере, два пустых стакана, а на краю одного из них след от губной помады. Все-таки его опасения оправдались. Все-таки Сынри ни капли не изменился. На душе становится противно и тоскливо, как во время осеннего дождливого вечера. Ему, кому Ли клялся в вечной любви, нашли замену на следующий же вечер расставания. Отвратительно. Мерзко.
Квон подушечкой указательного пальца скользит по столешнице от края по направлению к пузатым стеклянным стаканам. Сынри, сколько его знает Чжиен, всегда был таким: ветреным, беззаботным, безответственным. Его нельзя удержать, нельзя заставить делать что-либо. Джи вздыхает, вспоминая моменты, когда сердце разрывалось от очередных признаний младшего об изменах, о том, что тот собирается уйти. Сынри - не птица в руках, а зыбкий песок: теплый, золотой, приятный, но совершенно неосязаемый. Как бы Квон не пытался удержать его, Ли всегда ускользает, исчезает, оставляет его одного разбитого, удрученного.
Пальцы обхватывают стекло, а ночной гость горько усмехается, осознавая, что не может дать этой неизвестной шлюхе номер, ведь давно уже сбился со счета. Сколько раз он прощал его? Сколько раз бросал и возвращался? Казалось, что это чья-то дурацкая игра, а не его жизнь, ведь Чжиен - гордец, который бы никому не позволил вытирать об себя ноги. Никому, пока не появился Сынри. За что он его любит, Джи тоже не знает. Просто неконтролируемая страсть? Нет, это что-то большее, что-то слишком интимное и болезненное, чувства, которым еще не придумали название.
Между ними царит не гармония и не нежность, скорее это хаос из эмоций и чувств, буря, которой нет конца и нет начала. Никому не понять этого, кроме них самих. Никто не знает того, как упоительно и сладостно бывает, когда задыхаешься от любви, боли и бессилия.
- Не отдам, - шепчет в никуда Чжиен, слабо толкая стакан на самый край стола и наблюдая за тем, как он разбивается, падаяна пол. Отчего-то на мгновение становится легче. Почему-то неосознанно и лишь на секунду парень желает того, чтобы также, как стекло, разбились и воспоминания младшего о незнакомке, которая была сегодня у него ночью.- Что такое? - выбежал на шум Сынри, спотыкаясь о лежащий на полу ботинок. - Ты не поранился?Чжиен как-то потерянно глядит на своего бывшего, не совсем понимая зачем он только что сделал эту маленькую глупость. Наверное, он злится, но снова не находит в себе силы для того, чтобы излить эту злобу на объект своей любви. Чжиен никогда не мог поднять руку на Сынри, лишь игриво или лишь для того, чтобы напугать, но именно сейчас, видя в глазах Ли искреннее беспокойство и заботу, хочет врезать так, чтобы было больно им обоим, чтобы они наконец пришли в себя и прекратили раз и навсегда мучить друг друга.- Я случайно, - врет парень, отходя в сторону и отворачиваясь от хозяина номера.Чжиен подходит к окну и раздвигает шторы так, чтобы видеть город, погруженный во тьму ночи и спасающий себя светом многочисленных разноцветных огней, сияющих с рекламных вывесок или фонарей, стоящих у дорог.
- Красивый город, не то что наш, правда?- Ты о городе пришел поговорить? - спрашивает Сынри, а в голосе его звучит явно усмешка.- Почти, - не оборачиваясь, отвечает старший, прикасаясь ладонями к холодному стеклу. Хрупкое. Стекло такое же хрупкое, как и их с Ли отношения, кажется, что еще немного и они потеряют друг друга навсегда. Хотя, наверное, от их любви уже давно остались лишь осколки, которые эти два дурака все еще собираются собрать и соединить их во что-то целостное и прочное. Глупо. Глупо начинать все сначала, но ведь так хочется вернуть все, что между ними было до этих отвратительных измен и скандалов, ругани и криков.- Ты ведь хочешь вернуться? - шепчет хозяин номера, подходя ближе и опуская свою ладонь рядом с рукой Чжиена.- Я и не уходил. Это ты меня бросил. Снова, - непривычно спокойный голос режет слух, но Квон больше не в состоянии выяснять отношения на повышенных тонах, быть может, причина была в глубокой ночи или в пугающей тишине вокруг.- Хорошо, ты хочешь, чтобы я вернулся? - повторяет свой вопрос младший, касаясь горячим дыханием кожи на шее бывшего парня. - Ты ведь хочешь? Скажи это. Почему ты все время молчишь о том, чего так желаешь?- Может потому что мне нравится слышать это от тебя? Может мне нравится думать, что и ты этого хочешь?Лицо Чжиена в отражении кажется очень уставшим, а еще постаревшим, словно все эти чувства и переживания пожирали его изнутри и старили его в глазах самого себя.- Прости меня. Вернись. Ты ведь знаешь, что я люблю только тебя, - продолжает нашептывать парень, теперь уже покрывая шею Чжиена нежными, почти невесомыми поцелуями. - Давай начнем все сначала? С чистого листа, понимаешь? Только ты и я.Квон прикусывает свою нижнюю губу, едва сдерживая слезы, понимая, что снова попался в ловушку, хотя жертвой нельзя назвать того, кто сам с охотой бросается в сети. Они все начнут сначала, снова забудут о случившемся и даже о том, что этих "чистых листов" у них уже давно не осталось.
Квон понимает, что это ничем хорошим для них не кончится, но все же коротко кивает в ответ, давая свое согласие, желая лишь одного - снова назвать Сынри своим.