1 часть (1/1)

Я просыпаюсь в привычной тишине пустого дома. Первые лучи солнца пробиваются сквозь тусклое от вековой сажи окно и наполняют комнату холодным светом. Новый день вступает в свои права. День Жатвы.Папы все еще нет. Он работает в шахте, и его смена закончится еще нескоро. Я встаю со своей кровати и иду на нашу кухоньку, чтобы приготовить для него что-нибудь съестное. В закромах нахожу вчерашнюю рыбную похлебку и ломоть черного засушенного хлеба. Негусто. Снова смотрю в закопченное окно – день только разгорается, если я буду действовать быстро, то сумею обзавестись провизией до обхода. Я натягиваю штаны, старую папину футболку, ботинки с начисто сбитыми носами и охотничью куртку. С привычного места забираю свою парусиновую сумку, проверяю ее содержимое: несколько тканевых мешков, пару склянок с настойкой и мой самодельный нож – кажется, все на месте. Сунув найденный засушенный кусок хлеба в карман, выхожу из дома на запыленные улочки Шлака. Перебежками добираюсь до Луговины, заброшенного пустыря на самой окраине Дистрикта-12. Не то чтобы я боялась, что меня кто-нибудь заметит, но осторожность никогда не повредит. Улов на Луговине как всегда скудный: одуванчики и осот. И от того, и от другого пользы, на самом деле, немного, но из одуванчиков хотя бы можно сделать отвар для однорукой Риппер, которую мучают желудочные боли. Я достаю нож и срезаю несколько стебельков. Чтобы найти более ценные лекарственные растения, нужно податься в лес. Собирательство за пределами дистрикта занятие опасное. Мало того, что это противозаконно, так еще и лес вовсю кишит дикими, бешеными животными, ядовитыми змеями. Но запасы сами себя не пополнят, поэтому я нахожу лаз под высоким сетчатым забором, что окружает Дистрикт-12, и отправляюсь на поиски. Ухожу недалеко, предел – небольшое озеро, скрытое в густых зарослях. Продвигаться дальше в неизвестность лесной чащи, вооружившись одним лишь ножом, дело гиблое, и я уже рискую. Располагаюсь у озера, крошу хлеб и бросаю в воду, чтобы прикормить рыбу. Если переживу Жатву, то завтра будет день рыбалки. Берег озера богат на полезные растения. Болотная незабудка, осок, мята, волжанка, зюзник, сабельник – я собираю все, что могло бы пригодиться. Когда с травами покончено, ухожу чуть западнее, к малиннику. Несколько часов работы, и моя сумка полна природными яствами. Пора возвращаться. Разница между спокойствием леса и суетливостью дистрикта ошеломляющая. Сегодня особенно. Помимо шахтеров, стремящихся со смены на смену, на улицах уже полно миротворцев и даже капитолийских репортеров, будь они неладны. С тех пор как Дистрикт-12 обзавелся своей победительницей этих проныр здесь пруд пруди, всё пытаются выведать про нее какую-то горячую новость или сплетню. Сцилла. Имя девушки приходит на ум неожиданным наваждением, отзываясь во мне, как и любая другая мысль о ней, злостью и горечью. Я пытаюсь избавиться от этих чувств, зарыть их в самые дальние и потаённые уголки своей души. ?Сцилла Рамсхорн больше не твоя забота, – говорю себе в тысячный раз. – Соберись, у тебя все еще есть дела?.Сначала иду на черный рынок – Котел – и приобретаю у однорукой Риппер несколько бутылей самогона в залог.– Твое лекарство от желудка будет готово к концу недели, – обещаю я. Мы с Риппер давно работаем в тандеме. Я лечу ее желудок, она снабжает меня дезинфицирующими средствами. Сделка века.После Котла иду к дому нашего мэра, Петры Беллвезер, чтобы продать собранную малину, которую она так любит. Дверь открывает ее дочь – Эбигейл. Высокая и статная, она уже облачилась в нарядное платье, готовая к празднику. – Коллар, – приветствует она меня холодно и осматривает с ног до головы. – Беллвезер, – отвечаю я также прохладно, протягивая кулёк с ягодами. Мы учимся с Эбигейл в одном классе и, по правде говоря, друг друга недолюбливаем. Взаимно. Она меня за своенравность, я ее – за напыщенность и надменность. Единственное, что нас связывает, вынуждая взаимодействовать чаще, наша общая подруга Талли. – Здоровское платье, – замечаю я, пока Эбигейл отсчитывает нужную сумму за ягоды. – Спасибо, – протягивает она, неуверенная, говорю ли я это искренне или просто подшучиваю над ней. Но в кои-то веки в моих словах нет и толики насмешки. Платье действительно классное. Эбигейл сует мне деньги, и я уже готова убраться с порога мэра восвояси, как вдруг девушка произносит:– Удачи тебе, Раэлль.Я удивленно поднимаю брови. Ничего себе! Эбигейл Беллвезер желает мне удачи, совершенно серьезно и, кажется, от всей души. – И тебе удачи.Перед могучим Капитолием и ужасом Жатвы мы все равны. Какими бы ни были наши отношения, участи трибута для нее я не желала. Дверь наконец закрывается, и я продолжаю свой путь. На часть вырученных денег покупаю буханку свежего хлеба и горсть печенья в пекарне, часть прячу во внутренний карман куртки: завтра схожу к мяснику за куриными потрохами, чтобы сделать суп, который па так любит. Разобравшись с провизией и разжившись деньгами, я приступаю к своему главному и основному делу – обходу пациентов. Мои больные, в основном, люди из Шлака, бедняки, которые не могут позволить себе услуги врача или аптекаря. Некоторые просят меня помочь, потому что когда-то их лечила моя мама. Настоящая целительница, она обладала талантом и мастерством лекаря и порой даже проводила операции. Я со своими настойками, припарками и травами выгляжу на ее фоне как блеклая тень. Но я и не стремлюсь ее превзойти. Я просто делаю, что могу. Снова и снова. Изо дня в день. Помогаю людям, как помогала она. Иногда мне кажется, что искусство врачевания – это единственная ниточка, соединяющая меня с ней, единственное, что еще заставляет меня подниматься по утрам. Вот я осматриваю рану очередного бедолаги-шахтера, пытаюсь остановить кровотечение и как будто наяву слышу поучительный, но ласковый тон ее голоса: ?Раэлль, артерию нужно сдавливать в другом месте, разве ты не видишь??Моя первая подопечная несколько не вписывается в контингент моих привычных пациентов. Мэй Крейвен, мама Талли, не была беднячкой, не жила в Шлаке и уж точно не работала в шахтах. Но по какой-то неведомой причине эта женщина на дух не переносила врачей из аптекарского района. – Эти докторишки, – как-то сказала она пренебрежительно, – жуткие гордецы. Толком ничего не умеют, а нос задирают. Да еще и просят непомерно! Видимо, я под категорию ?горделивых докторишек? не подходила. – Рэй! – радостно здоровается Талли, когда я захожу к ним домой. – Привет, Тал, – отвечаю я устало. – Как миссис Крейвен? Лучше? – Вроде того. Под утро наконец смогла заснуть.– О, так она спит? Талли энергично кивает.– Что ж, – я достаю последнюю склянку с настойкой из своей сумки и отдаю ее девушке. – Боярышник. Пусть пьет за полчаса до еды три раза в день. Если и это не поможет, то, боюсь, я больше не смогу ничего сделать. – Уверена, что это поможет. Спасибо!– Ей нужно хорошее медикаментозное лечение, а не успокоительное, – говорю я, и мой голос звучит несколько резко.Мэй страдает неврозом, но упорно этого не признает.На секунду вечно радостное лицо Талли мрачнеет.– Это поможет, – повторяет она. – Спасибо. – Хорошо, – произношу я со вздохом, не продолжая бесполезный спор. – Как… там? – меняет тему для разговора Талли и показывает в окно на улицу. ?Жутко и страшно?, – хочу ответить я. – Как обычно. Из шокирующих новостей только то, что Эбигейл сегодня была ко мне доброжелательна. Талли снова широко улыбается. – Я всегда говорила, что вы можете поладить. Но вы обе слишком упрямы, чтобы это признать. – Может быть.– Если честно, я думаю, что она немного ревнует тебя к Адилю. Это предположение звучит для меня настолько абсурдно, что я не сдерживаюсь и ухмыляюсь. – К Адилю? Вот еще! – Ты бегаешь к нему домой чуть ли не каждый день!– Талли, конечно, я бегаю к нему домой… Потому что лечу его сестру. Сам Адиль меня не интересует, можешь быть в этом уверена на сто процентов. – Вообще-вообще? Даже не капелюшечку? – Вообще-вообще. Даже на полкапелюшечки. Мы еще немного болтаем о всякой всячине, обо всем, кроме Жатвы и Игр. В любой другой день такие пустые разговоры вызвали бы у меня, в лучшем случае, скуку и раздражение, но сегодня это позволяет отвлечься от гнетущего чувства страха и отчаяния. Забыть, что скоро площадь у Дома Правосудия превратится для кого-то в эшафот. Я покидаю Крейвенов и возвращаюсь в Шлак, обхожу знакомых и соседей, нуждающихся в помощи, и наконец останавливаюсь перед своим последним пунктом назначения – небольшим покосившимся домиком рядом с Луговиной. Здесь живет моя последняя пациентка. Кхалиду, сестру Адиля, лечила еще моя мама. Ну, как лечила… Скорее, просто наблюдала за ее состоянием. Несчастный случай полтора года назад приковал девочку к инвалидному креслу. Вопреки всеобщему мнению о безысходности состояния Кхалиды, мама всегда была довольно оптимистична в своих прогнозах на ее счет: ?Когда-нибудь она снова начнет ходить. У этой малышки столько силы воли, что с лихвой хватит на нас всех?. Несмотря на то, что снаружи дом выглядит неказисто и бедно, внутри всегда царит порядок и уют. Это все заслуга Адиля. Спуску не дает ни себе, ни сестре. Он уже несколько лет глава семьи, и дела у них идут, если не хорошо, то весьма сносно. Учитывая положение Кхалиды. Я захожу в крохотную комнатку, которая служит хозяевам и спальней, и гостиной, и кухней. Адиль стоит над дымящейся кастрюлей и, судя по запаху, готовит бобы. Кхалида сидит в другом углу и что-то сосредоточенно пишет на оборванном клочке бумаги.– Привет-привет, – подаю голос, чтобы брат с сестрой заметили мое присутствие. Кхалида поднимает голову, и ее глаза расширяются от радости. – Раэлль! – кричит она громко и пытается отодвинуться на своей коляске от старого комодика, что служит ей письменным столом. – Ты пришла!Вдруг небольшое помещение наполняется неприятным скрипом. – Я же говорил тебе: не нужно отталкиваться так резко, – с укором произносит Адиль. – Я еще не поменял подшипники. Коляска у Кхалиды старая, казённая, Адилю то и дело приходится ее чинить. – Прости, – извиняется девочка, теперь пытаясь отъехать от комодика аккуратнее. – Гимнастику уже сделали? – интересуюсь я. – Конечно, – бодро отвечает Кхалида и демонстративно сгибает руки в локтях. – Отлично, тогда держи свой подарок, – говорю я и достаю печенье, которое купила в пекарне. Кхалида улыбается, принимая гостинец. – У меня тоже есть для тебя подарок! – оповещает Кхалида и быстро смотрит на Адиля. – Можно я покажу? Адиль кивает.– Что за подарок? – спрашиваю я, подозрительно переводя взгляд с брата на сестру. Кхалида откидывает плед, которым укрыты ее ноги, и стягивает с себя правый носок. – Смотри.Я смотрю на ногу. Несколько долгих секунд ничего не происходит. Мгновение, и я вижу еле-заметное шевеление большого пальца. Кхалида шевелит большим пальцем. – Боже мой, – шепчу я, громко выпуская воздух. – Ты шевелишь пальцем!– Круто, да? – произносит Кхалида самодовольно и счастливо. – Ты говорила мне чаще упражняться, и я начала заниматься по вечерам. Долгое время вообще не получалось. А потом бац! И он шевельнулся. Меня переполняет какая-то сильная эмоция, граничащая с эйфорией, чистая радость. Неожиданно для самой себя я наклоняюсь и крепко сжимаю маленькую Кхалиду в объятьях. – Это замечательно, – сиплю я. – Прекрасный подарок. Ты просто молодчина.Я помогаю Кхалиде надеть носок обратно. – Как вы вообще? – тихо спрашиваю у Адиля, пока Кхалида пытается развязать мешочек с печеньем. Адиль неопределенно пожимает плечами. – Терпимо, – выдает он вполголоса. – Почти всю ночь не спали. Кхалиде снились кошмары. Я киваю. Это объяснимо. Совсем недавно Кхалиде исполнилось двенадцать. Сегодня ее первая Жатва. И моя последняя. Эта мысль приходит с облегчением и виной. – Все будет хорошо, – говорю я и сама себе не верю. Потому что пока дети убивают друг друга на потеху капитолийцев, пока бедняки загибаются и умирают от голода на улицах дистрикта, пока в воздухе витает страх и смерть, ничего не может быть ?хорошо?. Когда же все это изменится? Обычно мы с Кхалидой еще занимаемся, но сегодня Адиль дома, поэтому я ограничиваюсь рутинным осмотром и ухожу. Переступая порог своего дома, сразу замечаю у входа папины рабочие ботинки, покрытые толстым слоем угольной грязи. Сам папа сидит за столом и ест похлебку. – Как смена? – спрашиваю я и протягиваю ему свежую буханку. – Как всегда, Рэй, как всегда, – отвечает он просто и грустно улыбается. – Удачное утро?– Вполне. Вытаскиваю из сумки мешочки с травами. Нужно все отсортировать. Что-то пойдет на сушку, что-то – сразу на лекарства и настойки, что-то даже можно будет продать в аптеку.Па неодобрительно качает головой. – Не нужно было ходить в лес сегодня. Ведь все-таки Жатва…– Жатва и Жатва, – говорю я с бравадой, чтобы его успокоить. – Как по мне, самый подходящий день, потому что все миротворцы заняты. Он молчит, и мы сидим какое-то время в тишине. Переваливает за полдень. Нужно собираться. Ополаскиваюсь холодной водой, растянутую футболку меняю на парадную блузу, а растрёпанные волосы заплетаю в косички. Па чистит свои ботинки, надевает вместо рабочей робы чистую рубашку. Готовые мы отправляемся на главную площадь Дистрикта-12. На площади так много народа, что яблоку негде упасть. Мы с папой записываемся у чиновника, что пересчитывает население дистрикта и участников Жатвы, и расстаемся: я иду к своим сверстникам – потенциальным трибутам, он – к окутанным безнадегой и страхом родителям. Напоследок па ободряюще сжимает мою руку.В толпе двенадцатилетних глазами нахожу Кхалиду. Высокую фигуру Адиля также видно, он стоит с родственниками всех детей по периметру. Талли и Эбигейл уже в группе старших ребят рядом со мной. Я специально рассматриваю свое окружение, выхватываю взглядом все, кроме временной сцены перед Домом правосудия. Потому что прекрасно знаю, кого там увижу. В конце концов, это праздник и в ее честь. Сцилла Рамсхорн. Победительница 73-х Голодных игр. ?Голубоглазая Сирена Капитолия?, – как ее прозвал Цезарь Фликерман.?Девушка, что смогла принести Дистрикту-12 долгожданную победу?.С трудом поднимаю голову и все-таки смотрю на сцену. Конечно, она там. Сидит вместе с мэром Беллвезер и приехавшей из Капитолия сопроводительницей Эффи Бряк. У меня спирает дыхание. Теперь, когда мой взор устремлен прямо на нее, я не могу заставить себя отвернуться. Она не слишком изменилась с нашей последней встречи. Те же темные волосы, те же пронзительные голубые глаза, та же кривая ухмылка. И то же выражение лица. Как будто ее ничего не заботит. Она даже не смотрит на людей перед ней. Как будто они ее не интересуют. Так и есть. Мы для нее пустое место. Наверное, ждет не дождется, чтобы поскорее оставить Дистрикт-12 и отправиться в свой замечательный Капитолий. До боли прикусываю щеку. ?Не думай о ней?, – вновь приказываю себе.Часы на ратуше пробивают два, а это значит, что церемония начинается. Мэр Беллвезер выходит к кафедре на середине сцены и начинает свою речь, проводя небольшой экскурс в историю Панема и создания Голодных игр. Напоминание всем нам о безысходности борьбы против Капитолия. Голос Петры Беллвезер уходит на второй план, потому что я не слушаю ни ее, ни саму себя и продолжаю смотреть на Сциллу. На секунду мне кажется, что она смотрит в ответ. И эта кривая ухмылка будто снова предназначена только для меня. Секунда. Всего лишь секунда. Не может быть. Конечно, мне просто показалось. Лицо Сциллы не выражает ничего, кроме высокомерной скуки. Мэр подводит вступительную часть Жатвы к завершению, представляя победителей Голодных игр прошлых лет. Имя Сциллы разносится над площадью и встречается аплодисментами. Она встает со стула и салютует толпе. Урывает свой кусочек славы.Наконец Петра передает слово неутомимой Эффи Бряк, и люди замолкают. Вот он момент. – Поздравляю с Голодными играми! – торжественно провозглашает Эффи. – И пусть удача всегда будет на вашей стороне!С традиционным ?Сначала дамы!? она двигается к стеклянному шару с именами девочек и девушек. Как и все вокруг меня, взываю ко всем высшим силам, к пресловутой удаче, в конце концов. ?Только не я. Только не я. Только не я, – пульсирует в голове. – Только не…?– Кхалида Тарим!Мое сердце пропускает удар. И все вокруг наполняется звенящей тишиной.Нет, нет, нет. Только не она. Не может быть!Почему это снова происходит? Когда-нибудь она снова начнет ходить. У этой малышки столько силы воли, что с лихвой хватит на нас всех.Боже мой. Ты шевелишь пальцем!Круто, да?Ты просто молодчина.Все будет хорошо.?Остановите! – кричу я и одновременно не издаю ни звука. – Остановите это безумие! Разве вы не видите, что она даже не может себя защитить!??Я жду, что кто-то представительный и важный сейчас скажет: ?Эта девочка не может ходить. Боюсь, что нужно проводить пережеребьевку?.Но, конечно, никто ничего не говорит. Все молчат. И я молчу. Почему я молчу? Тишину на площади разрывает скрип. Скрип коляски Кхалиды. Этот ужасный, резкий, отвратительный скрип. Он-то и вырывает меня из молчаливого оцепенения. – Стойте! Есть доброволец! – кричу я и сама не узнаю свой голос. – Я хочу участвовать в Играх.Мои слова повисают в воздухе. Взгляды всего Дистрикта-12, всего Панема устремлены на меня.И только один из них прожигает мое существо насквозь.Кажется, голубоглазая Сирена Капитолия наконец-то обратила на меня свое внимание.