Нерешённые вопросы (1/2)

После откровенного разговора с Глорией, общаться с ней стало намного легче. Пит узнавал все больше и больше про своего агента — оказалось в детстве, она тяжело болела, перенесла несколько операций.

— Возможно поэтому я такая заноза, — усмехаясь, говорила она. — Понимаешь, если всё время думать о том что ты можешь не выжить, что у тебя нет нормальной жизни, что ты отличаешься от других, можно так и провести всю жизнь с самоощущением калеки. Поэтому я увлекалась, всем чем могла, от всей души, лишь бы погрузиться в занятия с головой и не думать. Потом повезло, нашла свое, настоящее. Только теперь я ношу это «свое» с собой везде, и в дом, и на работу.

Пит уверял, что она найдет того, кто примет и её, и так же полюбит всё это «с собой»

С «женихом» Глории Питу тоже пришлось познакомиться. Он появился после выставки, демонстративно обнимая какую-то девицу, и намекал Глории, что она так и останется одна, если не пересмотрит свои приоритеты. Сам не отдавая себе отчёта в том, какие последствия будут у того, что он делает, Пит взял Глорию за руку и отвёл в студию, на глазах у всех. Хотя интервью предполагалось индивидуальным.

— Ты понимаешь, что ты сейчас делаешь почти то же, что и с Китнисс? — спросила Глория, когда они выходили из студии в жаркий августовский вечер.

— Я просто взял тебя за руку. Я конечно понимаю, что для слухов и этого достаточно. Но мы же всё-таки свободные люди, и изображать любовь, а тем-более жениться нам не обязательно.

— Ладно. Спасибо. — Глория поёжилась, несмотря на аномальную для августа жару, и ушла в себя, будто что-то вспоминая. — Надеюсь, ты это сделал не для того, чтобы заставить Китнисс ревновать. Я, в отличие от новой девушки Юлия, не люблю, когда меня используют.

— Китнисс не будет ревновать.

— Но ты не знаешь! Откуда такая уверенность, что она к тебе вообще ничего не чувствует?

Глория в последнее время стала часто выводить Пита на разговоры о Китнисс. Говорить с ней было легче, чем с посетителями кофейни, даже легче, чем с Аврелием — она внимательно слушала, не вываливала на него свои представления об их отношениях, не цеплялась за свою версию произошедших событий, и не пыталась выявить эмоциональное состояние Пита. Просто слушала и отвлечённо анализировала ситуацию. Ее взгляд на публичную сторону их истории был далёк от романтичного:

— Я думала вы просто влюбились, из-за того что выживали вместе, это сближает. Вам могло казаться, что вы безумно влюблены, но потом бы это прошло. Так что, я ждала, что вы расстанетесь после первых Игр. Была озадачена, когда объявили свадьбу, но, когда ты сказал про ребенка, все стало ясно. Но вот на вторых Играх… я поверила, что это любовь. И думала, что вы расстались временно — вам нужно, чтобы горечь улеглась, чтобы вы были готовы начать всё заново. Я и сейчас так думаю. — добавила она, помолчав.

Пит рассказывал, заодно вспоминая. Глория дополняла его рассказ взглядом со стороны.

Как это ни странно, Глория была уверена в чувствах Китнисс. Допускала, что та сама в них запуталась, но была уверена в том, что они были.

Вот и сейчас, после случившегося на интервью, она первая подумала о том, что Китнисс может ревновать.

Пит вздохнул. На самом деле, он не подумал о последствиях своего желания поддержать Глорию, показав тому идиоту, что у нее есть друзья и жизнь не сошлась на нем клином. Сейчас он их уже неплохо представлял. К слухам он был готов, а вот Китнисс… Что она может подумать о нём? Посчитает ли Китнисс, что осталась совсем одна, или просто порадуется за него и за себя, решив, что Пит нашел ей замену и она избавилась, наконец-то, от бремени его любви, обязывающей её к чему-то? Пита снова кольнуло беспокойство — Китнисс, действительно, была совсем одна…

На звонки она не отвечала — была то в лесу, то гуляла по дистрикту, и о её душевном и физическом здоровье он узнавал от Хеймитча. Тот ворчал и явно был недоволен тем, что Пит остаётся в Капитолии. Но Пит не мог сказать ему ничего определённого.

Он очень надеялся на письма, хотя Глория, по понятным причинам, считала что объясняться письмами — это малодушие, и, так же как и Хеймитч, убеждала его, что все может решиться только при личной встрече.

Пит был с ней согласен, но решил подождать до первого ответа. А, если ответа не будет… тогда решать и решаться. Тем более, что появились и другие проблемы, которые следовало решить, прежде чем ехать в Двенадцатый — хождение во сне повторилось ещё несколько раз. Он шёл за призраком Китнисс, каждый раз просыпаясь в самых неожиданных местах.

Пришлось снова лечь в больницу. Режим был щадящим — он даже продолжал работать в «Лакомом кусочке», писать картины для следующей выставки, участвовать в телепередачах. Главное, нужно было оставаться в больнице вечером и ночью, чтобы врачи наблюдали за его сном, подбирая нужную терапию.

Правда, из кофейни ему вскоре пришлось уйти — туда пришли журналисты. Это было хорошо для мистера Барда — «Лакомый кусочек» стал ещё популярнее. Пит украсил вывеску своими картинами, и акция по благоустройству городских улиц и парков, о которой так мечтала Глория, началась. Все это было хорошо, вот только Пит больше не мог работать — журналисты следили за каждым его шагом. И не могли не обратить внимание на фигуристых дочек мистера Барда. Люси и Мисси вели себя скромнее, да и большую часть дня проводили в школе, но полностью изменить привычное поведение не могли. Поэтому нечего было удивляться, что вскоре по Капитолию поползли слухи — Пит Мелларк имеет успех у девушек.

И, как опасался Пит, не только по Капитолию.

Стало неудивительно, что писем от Китнисс не было все три месяца, что Пит провел в больнице — ведь писал он одно, а по телевизору показывали совсем другое. Китнисс, которую он знал, вряд ли бы стала разбираться. Письма с вопросами, требования объясниться, звонки — это всё не её. Китнисс сама сделает выводы и будет с ними жить. Одна. Никогда не обращаясь за помощью, как бы в ней ни нуждалась. Она исключала других из своей жизни и только иногда позволяла им приближаться, а, если они уходили, не просила их вернуться и не вдавалась в причины, просто замыкаясь в себе.

Пит неоднократно пытался звонить Китнисс, но выяснил от Хеймитча только то, что она устроилась на работу в пекарню. Это его и удивило, и успокоило — она не замкнулась в своем горе и пытается жить. Правда, судя по постоянным длинным гудкам в её телефоне, живёт она, в основном, в пекарне и в лесу. Правда он тоже редко бывал в своей квартире. Возможно, она и звонила ему, и, так же как он, слушала гудки, гадая, что с ним. Они просто не могли совпасть. Вот такая ирония судьбы.

Пит так же продолжал писать письма — просто так, потому что уже не мог иначе. Даже если Китнисс их и не читала, они уже были нужны ему самому, так же как беседы с Глорией, чтобы окончательно решиться. Так прошли сентябрь и октябрь. В середине ноября его должны были выписать, и, сразу после этого, он решил ехать в Двенадцатый.

***</p>

За это время Пит всё больше восхищался Глорией. В ней не было огня и порывистости Китнисс, наоборот, он поражался её спокойствию и рассудительности. И все же, так же как и его бывшая «невеста», Глория не позволяла себе просить помощи у близких, оставаясь изолированной от окружающих.

Она тяжело переживала разрыв с женихом, но, если не считать того первого вечера после его письма, ни разу не позволила себе раскиснуть. Только по случайно вырывающимся горьким замечаниям, или по несвоевременной мимолётной задумчивости, можно было заметить, что ей все ещё больно.

Пит поддерживал ее как только мог, но, никто и ничто не могло оживить Глорию так, как работа. Теперь, увидев закулисную часть организации мероприятий Пит понимал, насколько это тяжело, сколько нервов и бессонных ночей стоит за тем, что кажется лёгким и идеальным. Он видел, как Глорию хвалили за замечательную организацию тогда, когда он точно знал, что раза четыре всё висело на волоске, разрешившись в последний момент, а с чем-то приходилось импровизировать. Глория валилась с ног от всего этого но, наверное, умерла бы от тоски, если бы у неё это отняли.

Пит пытался помочь, на сколько это было возможно, чтобы Глория хотя бы немного могла отдохнуть. Отчасти он понимал её бывшего жениха — девушка жила в сумасшедшем ритме, выдержать который мог далеко не каждый. Конечно и Пит был увлечён и занят, но его любимое дело не требовало столько энергии.

Как-то Глория обмолвилась, что ещё до революции мечтала посетить все дистрикты, чтобы найти талантливых детей — она чуяла фальшь в устраиваемых Капитолием конкурсах. Но ее остановило случившееся со знакомыми журналистами. Так как репортажи о 13-м проводились на искусственном фоне, Фрэнк и Молли решили туда съездить, сняв авторский репортаж. Их поймали на полпути и, ходили слухи, что сделали безгласыми. Во всяком случае, на телевидении их больше не видели. Глория пыталась добиться официального разрешения на организацию конкурсов, но никто ей его, разумеется, не выдал.