light!9. (1/1)
with mewith youin war for the love of you- Ты как? - Уже лучше, спасибо.- А если серьезно?- А если серьезно, то покойники на том свете удивляются, почему я все еще не с ними.Марко раздраженно фыркает на мрачную шутку, закрывает дверь комнаты и садится на кровать рядом с девушкой. Кайя почти не реагирует на его движения, только сильно затягивается и, запрокинув голову, выпускает в потолок сизый дым. То, что она почти голая сидит и курит перед одним из представителей своего начальства, ее совершенно не волнует.?В конце концов,? - проносится у нее в голове отрешенная мысль, - ?кто из них и в каком только состоянии меня еще не видел за семь с лишним лет?.Но взгляд Марко, скользящий по ее обнаженным плечам с едва затянувшимися царапинами, заставляет накинуть на эти самые плечи хотя бы одеяло. Кайя снова затягивается, докуривая сигарету и, чуть потянувшись, растирает ее о дно пепельницы, стоящей на тумбочке. От резкого движения начинает кружиться голова, девушку ведет в сторону. Кое-как справившись, она принимает изначальное положение и переводит взгляд на басиста.- Откуда у меня царапины?- Ты пыталась отправиться вплавь на ту сторону озера.- Это я вроде бы даже помню. А царапины?- Камни были сильно против твоего заплыва.- Здорово. А с руками что?- Я тоже был не особо за. - Вообще отлично. Сильно я тебя?- Не меня. Стену.- О.В наступившей неожиданной тишине слышно, как на первом этаже перебирает клавиши Туомас. Где-то в глубине дома шуршит пульт звукорежиссера – значит, кто-то уже успел вернуться. Кайя невольно вспоминает рыжеволосую Сату, которая повсюду таскает за собой солнечный свет и ясное небо. Образ тут же меркнет под напором собственной темноты. - Послушай, Кайя…- Извиняться не буду. Вот честное слово.- Кайя…- Спасибо, конечно, но зря ты меня вытащил. Смысла во всем этом я не особо вижу. Рано или поздно оно возьмет надо мной верх.- Кайя...!- Моя шизофрения сильнее меня.- Да черт тебя дери, Кайя!Девушка дергается от хорошо поставленного голоса басиста и смотрит на него прямым взглядом. - Нет у тебя никакой шизофрении.- Ну да, действительно.- Послушай меня. Твоя болезнь – это психосоматика. Самовнушение. Запущенная его форма, вот и все.- Ага, конечно. И качающиеся в разные стороны полукруглые железки с заостренным краем – это тоже самовнушение. - Кайя…- И то, что из чертовой бездны чертового озера ко мне приплывают сирены, почти как у Холопайнена в песнях, это тоже самовнушение.- Кайя, послушай.- И вообще, все это я придумала, скорее всего. Нет ни меня, ни тебя, ни Холопайнена с его музыкой. Есть одно больше ничего, а сейчас я закрою глаза, втащу себе как следует, чтобы искры из глаз посыпались, и очнусь в доме своей шизанутой мамаши, которая в очередном приступе ненависти замахивается на меня топором или чем-нибудь, что заточено поострее и режет хорошо! Кайя действительно закрывает глаза и заносит руку, чтобы ударить себя по щеке. Но вместо этого чувствует, как запястье сильно сжимают длинные пальцы, шеи касается ласковая рука, а на губах ощущается горячее дыхание. Девушка мгновенно распахивает глаза и васильковый взгляд встречается с ярко-голубым. - Все – реальность. И мы – тоже.Рука с запястья пропадает, касается щеки, проводит по напряженной шее, по острым ключицам, по оцарапанным плечам. Кайя завороженно следит за движением длинных пальцев, которые стягивают с плеч белую ткань одеяла, откидывая ее за ненадобностью. В голове всплывают события трехлетней давности, такие же движения, но более настойчивые, более неосознанные и, главное – предназначавшиеся совсем не для нее.- Слышишь меня?Девушка поднимает взгляд и зачарованно смотрит на басиста. Тогда Марко решается и, осторожно положив ладонь на пульсирующую шею Кайи, притягивает ее ближе, ласково касается теплыми губами щеки, уголка рта, и, наконец подрагивающих от напряжения губ. Финка вздрагивает, но не отстраняется. Басист чувствует, как ее руки отчаянно вцепляются в ткань кофты на его спине, и прижимает к себе сильнее, мысленно проклиная всю эту жизнь, чертовы заточенные железки, а еще – Холопайнена. Так, за компанию. Воздуха отчаянно не хватает и, нервно вдохнув, Кайя затуманено смотрит на музыканта. Марко улыбается и проводит рукой по ее щеке, заправляет за ухо темную вьющуюся прядь.- Теперь – веришь? - Теперь – верю. Волной сносит остатки разумных мыслей, которые вопят Кайе, что надо бы остановиться, одуматься и послать его отсюда нахрен. А еще лучше – послать нахрен Холопайнена, дирекцию и остальных менеджеров, уволиться к чертям, пойти мыть полы в каком-нибудь вшивом кафетерии, где платят так, что с трудом будет хватать хотя бы на кусок хлеба и бутылку воды в неделю. ?Хорошо бы,? - думает Кайя, нервно сглатывая и невольно проводя рукой по своим разодранным плечам, - ?да только пусть оно все вообще к чертям катится. Будь, что будет?. ?Я устала,? - думает Кайя, глядя в глаза басиста, - ?я всю жизнь бегаю от самой себя. Будь, что будет?. Дальше финка оказывается не в состоянии думать, а Марко даже не пытается отстраняться. Музыкант стягивает с девушки майку, проводит пальцами по белой коже на плечах, осторожно касается царапин, поддевает черную бретельку пальцем и медленно тянет вниз. Кайя следит за его движениями завороженным взглядом, чувствуя, как в груди вихрем взмывает опаляющее пламя, в котором сгорает все ее безумие, все хаотично-разрозненные образы и мысли, со скрипом летят с полок души книги с пометной ?прошлое?. Руки неожиданно перестают трястись, движения становятся увереннее и будто бы осознаннее. Девушка заводит руки за спину и расстегивает замок бюстгальтера, откидывая его в сторону. Марко склоняется к белой шее, целует, кусает, оттягивает и отпускает кожу, до пурпурных синяков в будущем. Что там будет в будущем – Кайя, конечно, плевала, как и плевала на то, что уже второй музыкант из этой группы успешно укладывает ее в постель. В общем-то, финка с тем же самым успехом отмечает, что оба раза она не особо возражала. И, когда Марко действительно уложил ее на лопатки, нависая сверху и щекоча длинными волосами грудь, Кайя неожиданно остановила его, упершись руками в плечи.- Это тебя Холопайнен надоумил? - С чего ты взяла?- Из всех здесь присутствующих он единственный, кто знает нас обоих, как облупленных.Марко сбивчиво выдыхает. Кайя знает, что пламя, в котором сгорает сейчас она сама, горит и у него в груди. - Давай…про Холопайнена…потом…пожалуйста…Девушка поднимает руку, заправляет пшеничную прядь за ухо, виновато кусает его за губу. Марко перехватывает это движение, пламенно целует губы, подбородок, шею, острые ключицы, снова оттягивает и отпускает кожу, спускается к груди. Где-то на периферии сознания вертится мысль о том, что Кайя младше лет на двадцать точно, если не на больше, но басист упорно выгоняет эту мысль подальше. Пламя, яростным вихрем вырывающееся из самых недр души, опаляет все органы чувств разом. У Кайи в голове полыхает настоящий пожар. С каждым резким движением, от которого из горла вырывается хриплый стон, с каждым поцелуем и ласковым касанием, с каждой минутой этого огненного безумия Кайя все больше и больше чувствует себя живой. Отголоском в голове проносится недавний кошмар, образ матери со сверкающим маятником в руках – и тут же сгорает в яростном огне. На стыке между фантазией и реальностью Кайе кажется, что она слышит свист рассекаемого воздуха и скрежет болтов. Почему-то, девушка даже не пугается. Почему-то, хочется показать этой железке средний палец и злорадно посмеяться. С губ снова срывается громкий стон – плевали они оба, услышат их сейчас кто-нибудь или нет. В огненном экстазе Кайя почти что слышит, как трещит деревянная опора, охваченная огнем. Задыхаясь от страсти и любви, девушка закрывает глаза и слышит, как жалобно скулит охваченное пламенем узорчатое лезвие. Позже, когда пламя почти угасло, оставив после себя дотлевающие угольки, Кайя с довольным стоном потягивается и укладывается на широкую грудь басиста. Марко обнимает ее одной рукой за талию, запускает вторую в длинные каштановые пряди, гладит по голове. - Ты как? - Живая. Почувствовала, что по-настоящему живая.- И как оно – быть по-настоящему живой?Девушка приподнимается на локтях, подтягивается и ласково целует теплые губы.- По-настоящему прекрасно.