Брат (ч.1) (1/1)

А ночь все тянулась и, кажется, не собиралась кончаться – я потерял счет времени, третий раз провалившись в сон, и третий раз разлепив глаза во все прежней предутренней тьме. Было вот уже пять часов утра, а я сидел на кровати, тупо втыкая куда-то в сторону стены, и перебирал в голове все нецензурные слова, на которые хватало памяти. Виски сводило так, будто в них забивали гвозди, мозги, кажется, варились в собственном соку, и я все не мог понять, от чего: от так некстати объявившейся бессонницы или от безуспешных попыток осмыслить абсолютно бессмысленное поведение моего тупого братца? - Спасибо, блядь, за то, что умеешь свалиться на башку… Да, Марко в этом по-настоящему талантлив. Зачуханные бары, мотели с сомнительной репутацией, приемные скорой помощи, отделения копов – сомневаюсь, что в Финляндии есть хоть одна дыра, в которую мой брат бы не залез по самое горло, и я до последнего уверен был в том, что хер он чем после всего пережитого меня удивит, так нет. У него получилось. И я даже не знаю, что в этой ситуации озадачивало меня сильнее: присутствие Тарьи, которая нарисовалась из ниоткуда спустя уйму лет и мило держала за руки моего нажравшегося братца, или то, какими щенячьими глазами он таращился на нее. Мне чертовски не хотелось задумываться о том, что вся эта белиберда могла бы значить, но ситуация явно выходила за рамки нормального. И я, хоть ведь обещал себе не лезть больше в вечные проблемы Марко, в который раз оказывался в самом их эпицентре, и просто ненавидел его за тупость, и одновременно с этим - переживал. Брат бы в это никогда не поверил, как не воспринял бы то, что я вскакивал среди ночи вот уже пятидесятый раз из-за того, что понять не мог, что с ним творится и как далеко он мог уже зайти в просаживании печени и поразительно неубиваемой любви к самоуничижению. Я все продумывал варианты и, как вчера, видел пятнадцатилетнего Марко - он был точь-в-точь как сейчас, и в нем не изменилось ровным счётом ничего, как будто бы он решил навсегда зависнуть в пубертатном возрасте и так и остаться зашуганным пацаном, на которого плюнули родители и добавил по башке старший брат-тиран. Со временем разве что научился скрывать это все за эпатажем и клоунадой. Да...Понятия не имею, в какой момент и за какие заслуги я стал для него врагом народа. Марко обычно молчал и отбрыкивался, но я прямо насквозь видел все его претензии: никогда не жалел и плевать хотел на его беспрестанные депрессии, всегда был недоволен и требовал стать кем-то другим - как будто его эта сентиментальность была в порядке вещей, а мое желание вырастить не размазанную соплю, а нормального мужика - нет! Знаешь, братишка, ты сколько угодно можешь на меня обижаться, но вспомнил бы ты, кто вместо детства нянчился с тобой, когда наш горе-папаша ушел в запой, а мама - в полную апатию. Как, скажи мне на милость, я мог идеально тебя воспитать? Да мне самому было едва тринадцать! Из-за этого ли ты до сих пор на меня дулся и виртуозно увиливал от разговора, когда я пытался спросить, в чем дело? Я понятия не имею, Марко, и, честно говоря, мне уже надоело наблюдать за тем, как ты пускаешь по собственной же расхлябанности всю жизнь под откос, а потом находишься где-нибудь в жопе мира и бултыхаешься там, не в состоянии даже самостоятельно выбраться. Размазней ты вырос, не хотел слушать меня - и, знаю, до самой пенсии теперь будешь повсюду таскать за собой обиду. Но я ведь знаю, к кому опять ты прибежишь, случись что - и я, как идиот, тебя всегда вытащу, потому что хоть я и не горжусь тобой, но остаюсь старшим братом, которому не похер.На часах все так же был шестой час, с тех пор как я спросонья посмотрел на часы, время не сильно-то и продвинулось. Пытаться уснуть ещё раз было бессмысленно, и я пошел ставить кофе и искать, есть ли в холодильнике что-то съестное. Кофе оставалось ещё достаточно и я забурил здоровую турку на плиту, а в холодильнике точно мышь повесилась: остатки помидоров, пара яиц, огрызок колбасы и несколько ломтей хлеба, но это было все же что-то. Из этого можно было пожарить сэндвичи. Да, пожалуй этим и стоило заняться сейчас, тем более, что готовка всегда помогала отвлечься от всякой херни. Пару минут я прислушивался к тому, как масло шкворчит на сковороде, смотрел, как схватывается яичный белок, и честно пытался уговорить себя, что это все - очень интересно и занимательно, но без толку. Сегодняшняя ночь так и стояла перед глазами. Тарья, выглядящая одновременно в чем-то виноватой и раздражённой, Пекку, волочащий совершенно обмякшего и притихшего Марко под плечо, и посреди этого театра абсурда - я, Закари Хиетала, которого как будто выпнули на сцену и сказали действовать, но не потрудились что-либо объяснить. Я бы спросил Марко, но он спал и был явно не в кондиции для допроса, а даже был бы он выспавшийся и трезвый, скорее послал бы нахуй, чем захотел что-то рассказать.- И как, скажи, пожалуйста, я должен тебе помочь, если ты не хочешь даже попробовать поговорить? - спросил я столешницу, мысленно отмечая, что общение с мебелью - первый признак наступающей шизы.Надо было бы сходить проверить, не помер ли мой братец там в гостиной ещё. Неплохо было бы посмотреть, спит он ещё или нет, и если нет, то и ему завтрак предложить, но я понимал, что стоит зайти - и придется начинать неприятный разговор. Ну, когда-то, так или иначе, все равно придется - и я снял турку с огня и направился в сторону гостиной.