Часть 41 (1/1)

– Что будешь делать? – спросил Мурата, когда экипаж соправителя и белоснежная лошадь Бильфельда скрылись из вида.– Ждать! – твердо ответил Юури.– Но кого? – Обоих, – вздохнул король. – Или хотя бы того, кто вернется, – грустно добавил он низким, чуть хрипловатым голосом мао.Раскосые обсидиановые очи прищурились, пытаясь разглядеть кого-то за горизонтом. Древний монстр изнывал от гнева и боли. Они оба его покинули – возлюбленный муж и чужой любовник – два самых дорогих ему существа. Кто знает, захотят ли они вернуться? Он мог бы удержать их, стоило щелкнуть пальцами и спустить водяных драконов. Но мао не хотел использовать силу, он хотел чтобы выбор того, кто останется рядом, был добровольным.– Ах, Шин-О, – печально прошептал Великий мудрец. – Снова твоим любим детям предстоят испытания. Помоги им вынести этот путь.***Дни потянулись за днями. Прошли недели, месяцы, годы... Вольфрам честно исполнял добровольно взятые на себя обязательства перед бывшим врагом. Он старался подражать Бериасу, хранить спокойствие и невозмутимость в любой, самой абсурдной ситуации, и все же терпение огненного мадзоку было на исходе. То, что творил человеческий король, вернувшись домой, противоречило не только здравому смыслу, но и любым представлениям о чести и чувстве собственного достоинства. Даже побитые жизнью парни Адальберта не захотели бы пасть так низко. Сара топил свою боль в вине и борделях. Вольфрам понял бы, если бы король искал утешения в объятиях какой-нибудь доброй и честной женщины, но лицемерные, нагловатые, сомнительного вида девицы, заполонившие королевскую спальню, вызывали у него тошноту. И дело было вовсе не в бесстыдных полуголых телах (по сравнению с их нарядами откровенные платья Шери казались скромным одеянием жриц, посвятивших себя служению Истинному). Ни одна из них не была бескорыстной. Они хотели не только денег и роскоши, каждая из девиц стремилась к власти, и ни одну из них не волновало, почему страдает король. Первое время они пытались перетянуть хорошенького мадзоку на свою сторону, но осознав, бессмысленность своих стараний, возненавидели иностранца.– Ты недоволен, что король не уделяет тебе внимания, хочешь сам оказаться на нашем месте, – шипели они.Вольфрам игнорировал ехидные замечания. Ни одна из девиц не задерживалась надолго, как не задерживались кувшины вина, изрядно поглощаемые правителем Малого Шимарона. Королевские министры радостно потирали руки: пока король пьянствовал, они могли делать, что заблагорассудится. Сарареги намеренно не замечал ни ехидных улыбок, ни довольных и алчных мин. Министры обнаглели настолько, что задумали развести своего правителя с королем демонов и женить его на какой-то человеческой принцессе, которая могла бы запросто крутить королем, как им вздумается. Их целью была война – лучший способ нажиться, изобретенный древним недругом человека. Они даже не пытались скрываться, самонадеянно веря в успех. Случайно подслушав их планы, Вольфрам не выдержал. Он направился прямиком в королевскую спальню.– Король занят, – заявил ему юноша по имени Фердинанд, исполнявший при дворе Сарареги роль дворецкого, его самого вполне устраивало поведение короля.– Попробуй меня останови, – грозно заявил Бильфельд.– Как знаешь, – хмыкнул в ответ дворецкий, зная, что ничего хорошего для мадзоку не выйдет, если он потревожит короля, предававшегося любовным утехам.– Какого дьявола тебе нужно?! – изумленно спросил Сарареги, когда внезапное появление Вольфрама прервало его занятия.Обескураженные девицы недовольно поднялись с ложа, даже не попытавшись прикрыть обнаженные, наполненные негой тела. – Пошли вон! – рявкнул на них мадзоку.– Поднимешь меч на женщину? – спросила одна из них.– Нет, но я в состоянии вынести вас отсюда, если вы не уйдете сами.– Хочешь занять наше место? – съехидничала вторая.Вольфрам пропустил колкость мимо ушей. – Вы же слышали, что вам сказано, пошли отсюда, – вмешался Сара, пристально глядя в глаза фон Бильфельда. Обиженные барышни, нехотя, удалились. – Ты за это ответишь, – прошипели они, грациозно проплывая мимо телохранителя.– Ну и что это было? – спросил король, когда его гостьи скрылись в дверях.– Ты совсем потерял разум. Ты стал посмешищем, твои собственные слуги тебя не уважают. – Какое тебе до этого дело? – Бериасу не понравилось бы, что его племянник превратился в пьяницу и развратника, – Вольфрам не хотел этого говорить, но, кажется, это был последний аргумент, который мог бы убедить Сарареги.В фиалковых глазах загорелся гнев.– Еще раз посмеешь комментировать мое поведение, прикажу своим людям выпороть тебя на заднем дворе.Вольфрам фыркнул.– Им придется хорошо постараться, если ты хочешь добиться от меня чего-то подобными методами.– Замолчи! – приказал король.– И не подумаю! Кто-то должен привести тебя в чувство. Ты позоришь своего мужа и дядю. Такое поведение недостойно правителя.– Вот значит как, – Сара очень нехорошо улыбнулся. – Фердинард, – позвал он слугу, – отведи его к Эдварду, скажи, что я велел проучить.– Как прикажете, Ваше величество! – ехидно отозвался дворецкий. Изумрудный взгляд обжег полубога презрением. – Мне не нужно сопровождение. Сам дойду, – гордо сказал мадзоку.Слуги Сарареги недолюбливали своего короля, но излишне прямолинейного телохранителя они ненавидели еще больше, поэтому королевский приказ был выполнен с огромной охотой. Даже привыкший к насилию Вольфрам с трудом вынес избыточную человеческую жестокость. Как бы ни злился на него Адальберт, Гранцу хватило совести ни разу не взяться за кнут, в противном случае Бильфельд вряд ли дожил бы до этого дня. Несколько раз взбешенный несгибаемым упрямством мужа Адальберт выдрал его металлической частью ремня, но убивать парня, в отличие от мстительных слуг человеческого короля, все же не собирался. Главный палач Малого Шимарона – дай ему волю – с огромным удовольствием избавил бы свой народ от необходимости жить с чудовищем. Наслушавшиеся сплетен, доходивших из Великого Шимарона, подданные короля Сарареги боялись мадзоку, и даже 17 лет благоденствия под покровительством мао Юури не могли этого исправить. На счастье Вольфрама, сил у королевского палача, несмотря на многолетний опыт, было не в пример меньше, чем у его покойного мужа. Бильфельд не проронил ни звука, выбесив Эдварда, считавшего себя профессионалом, и когда палач, наконец, сдался, хрипло дыша от предпринятых им усилий, и отпустил веревки, которыми был привязан мадзоку, тот презрительно хмыкнул, с равнодушным видом надел рубашку и вышел вон. Он сам добрался до своей комнаты и, не раздеваясь, упал на кровать, мгновенно провалившись в печальный красивый сон, в котором золотой дракон пел ему свою грустную песню.